— Значит, Дженази — твой дядя, — сказал Просперо, выслушав короткий рассказ Юрики. — А твою мать зовут Ришари… Синьор Дженази, вы случайно не можете рассказать, есть ли связь между вами, вашей сестрой и знаменитой актрисойс Судо, Джиной Саргас?
— Джина Саргас и есть Ришари, — ответил дядя Юрики. — Кино — ее страсть, но насколько я помню, она снялась лишь в паре фильмов, когда мы жили с ней на Железном архипелаге.
— Это очень странно, — пробормотал инспектор, — фильму, в котором я ее видел, больше пятидесяти лет.
— Вас это удивляет? — улыбнулся Дженази.
— В свете последних событий? Не особо. В конце-концов, какая разница, сколько лет женщине, если она смогла родить такое прелестное дитя?
Юрика фыркнула и отвернулась, словно говоря: «Твоя лесть совершенно не трогает меня, старик».
— Хотя не могу признать, что Юрика доставила массу хлопот мне и моим коллегам… Синьор Дженази, вы еще не знаете, чем занималась ваша племянница последние четыре года?
Юрике страшно захотелось уронить на голову Просперо что-нибудь тяжелое. Публичное разоблачение было совершенно не в ее интересах.
— Судя по тому, как вы спокойно говорите о ее прегрешениях, Просперо, ничего действительно достойного порицания в них нет. Боюсь предположить, что на фоне остальных членов семьи, включая меня, она попросту невинный ангелочек. Впрочем, я еще надеюсь на ее второго брата…
— Джин… брат убил ребят из-за меня, — вырвалось у девушки. Она до последнего боялась признаться в этом инспектору, и, наконец, решилась. Может быть теперь, когда он знает всю правду, отстанет уже от них?
Просперо покачал головой.
— Он поступил очень жестоко и непростительно, но твоей вины в этом нет, дитя. Я рад, что вы пролили свет на тайну этого страшного преступления, и теперь просто хочу узнать, можно ли его наказать?
Вопрос был обращен к Дженази, глаза которого тут же потемнели.
— Наказать? И какого рода наказание вы хотите для него предложить? Пожизненное заключение? Штраф? Исправительные работы? — дядя Юрики зло оскалился, пугающе и как-то по звериному.
Просперо отвел взгляд.
— Есть ли плата, равноценная, которую сможет уплатить один человек за убийство семи? Разумеется, нет. Все, что правосудие может сделать в таких случаях — лишить преступника возможности и дальше сеять смерть. Вы понимаете меня, синьор Дженази?
— Понимаю, — ответил тот. — Но я не стану вырывать клыки своему племяннику в надежде на его раскаяние. Человек должен сам осознать свое преступление, и самостоятельно выбрать себе меру наказания. Понимаете меня, синьор Просперо?
— Вы мечтатель, синьор Дженази. Преступник просто так не придет к мысли о покаянии. И уж тем более, к с самому покаянию. Я понимаю, что Джин Саргас — ваш племянник, и вам тяжело признать меру его преступления.
В воздухе повисла тяжелая, свинцовая пауза. Даже убаюкивающие звуки несущегося вперед поезда, мягко приглушенные превосходной звукоизоляцией корпуса, и голоса людей в соседних купе не могли разбавить, смягчить это молчание двух мужчин, избегавших смотреть друг другу в глаза.
Юрика испугалась. Испугалась того беспощадного зверя, лик которого на мгновенье проступил сквозь добродушную маску ее дяди. Испугалась, что Дженази не выдержит, убьет его прямо здесь. Она искренне ненавидела брата-убийцу, и потому прекрасно видела, что дядя не планирует для него каких-то особых жестоких наказаний — и уже тем более смерти. А значит, с инспектором у него так называемый конфликт интересов.
«Нет человека — нет проблемы». Пожалуйста, инспектор, не перешагните черту, после которой вы станете для него так называемой «проблемой,» — мысленно взмолилась девушка. Впрочем, инспектор еще не озвучил намерения лично взять на себя обязанность свершить правосудие. А вот Юрика хотела, очень хотела сейчас высказать дяде, что убийство есть убийство, особенно такое, но… Она все равно не могла не винить себя, и Джин был ее братом. И слова о необходимостии возмездия просто застревали в горле.
Просперо, похоже, тоже было не до героических изречений о необходимости торжества справедливости. Он молча встал со своего места, поклонился Дженази, кивнул Юрике и направился в свой вагон.
— Просперо, — окликнул его ее дядя, — теперь вы знаете, кто ваш убийца и почему он это сделал. Вы можете объявить его в розыск, а потом с почестями похоронить всех ваших коллег, которые столкнутся с моим племянником лицом к лицу. Сделайте выводы и сойдите на следующей станции. У вас больше нет причин ехать с нами дальше.
Просперо остановился и обернулся, сверкая своей самой широкой и искренней улыбкой.
— Ошибаетесь, синьор Дженази, — ответил он, — причина ехать с вами в Фламби у меня есть, и минимум одна: я в отпуске! А продолжать расследование преступления вашего племянника мне запретил один уважаемый синьор из «Молота». Теперь так называемый Джин Саргас — их головная боль. Со всей искренностью желаю им удачи.
Дженази проводил инспектора взглядом, и когда дверь за его спиной захлопнулась, горьковздохнул.
— Уверен, что очень скоро он лишится своей головы. Любопытство и чувство справедливости выходят таким людям боком.
— Надеюсь, ты ошибаешься, дядя, — прошептала Юрика.
***
15:20, 18 июля 1014 года. Олимпия, Прима Регио, Федерация Вердиро.
Ранфарг Белгорро отодвинул в сторону многостраничный отчет, ознакомление с которым откладывал уже целую неделю, и прислушался к подозрительному шуму, источником которого была яростная перепалка его секретаря с неким весьма настойчивым посетителем. Кто-то решил попасть в его кабинет без предварительного согласования с Виолеттой, чего девушка потерпеть не могла. И она пойдет на крайние меры, если смельчак вовремя не отступит.
— Виолетта! — крикнул генеральный директор концерна «Гефест». — Пропусти его!
В конце-концов, это был отличный повод, чтобы отложить отчет в сторону еще на какое-то время.
Телефон, связанный на прямую с телефоном его секретаря, зазвонил тот час же.
— Кричать необязательно, — услышал он недовольный голос Виолетты.
— Действительно, необязательно. Кто там у тебя?
— Ганс Стрельников. Говорит, что дело очень срочное.
— Он что, не сказал тебе, что из «Молота»?
— Сказал, но это не значит, что можно вот так вот врываться и…
— Виолетта!
— Я же сказала, кричать не обязательно.
Белгорро прорычал в трубку что-то неразборчивое и швырнул телефонный аппарат в дверь.
— Ганс, зайди!
В кабинет, вжимая голову в плечи и боязно озираясь по сторонам, вошел невысокий молодой человек довольно щуплого телосложения. Он осторожно перешагнул через разбитый телефон и подошел к столу Белгорро, вытягиваясь по струнке и с трепетом взирая на сидящего в кресле великана с черной, словно обсидиан, кожей и длинными, ниже плеч, волнистыми волосами цвета раскаленного железа. Ранфарг был похож на демона, злого духа, вынырнувшего из земных глубин, или какого-нибудь другого сказочного персонажа, но точно не на человека. Впечатление усиливала багровая радужная оболочка глаз и воображаемый жар, который, казалось, ощущается всей кожей в его присутствии.
— Товарищ Ранфарг, у меня для вас срочное сообщение. В городе Ховине, република Эломас, был замечен объект, который вы обозначили как представляющий прямую угрозу существованию Федерации. Тот самый, который проходит под кодом «белый».
— Я уже и забыл, как заковыристо Дженази обозвал, — пробормотал Белгорро. — Что-то еще?
— Он купил билет в город Фламби, республика Талли. Будет там, — Стрельников бросил взгляд на наручные часы, — через два с половиной часа.
— Очень хорошо. Кто там у вас региональный координатор? Рыков? Пусть соберет группу и едет в Фламби. Задача — наблюдение. Выполняйте.
Ганс Стрельников отдал честь и пулей вылетел из кабинета.
Белгорро минут пять созерцал аккуратно закрытую агентом дверь, а потом снял трубку с одного из уцелевших телефонов и набрал какой-то номер. Ответили ему не сразу.
— Алло! Позовите Кенсэя к телефону.
— Извините? — раздался чей-то растерянный, заспанный голос. — Вы, наверное, номером ошиблись. Это школа боевых искусств мастера Акаямы Хоодо.
— Вот-вот, он-то мне и нужен. Позовите его немедленно!
— Он ушел домой полчаса назад.
— Ничего страшного. Когда увидите его снова, передайте, что звонил Белгорро. Пусть перезвонит, когда найдет время.
— Да, хорошо. Доброго вечера.
— Доброго, — Белгорро повесил трубку. — Виолетта!
В кабинет вошла высокая стройная девушка лет двадцати, с короткими светлыми волосами и голубыми глазами. Темно-серый деловой костюм самого строгого покроя сидел на ее безупречной фигуре идеально, но раздраженное выражение лица ее совершенно не красило.
— Подготовь мой личный автомобиль. Мне нужно кое-куда съездить на пару дней.
— Кое-куда? — девушка изогнула бровь. — На пару дней? Мистер Ранфарг, вы забываетесь.
— Прости? — опешил Белгорро.
— Вы уже проверили отчет, который я уже третий раз вытаскиваю из мусорной корзины? Не забыли про встречу, назначенную на завтра? Или подготовку к такому малозначительному событию, как столетний юбилей Федерации и Олимпии? Или упустили из виду тот малозначительный факт, что телефон, который вы так любезно разбили о дверь, я подарила вам на День Рождения?
— Что, правда? Но знаешь, он мне не нравился: трубка в ладони неудобно сидела. Так что отмени все мероприятия, запланированные на эту неделю, или проведи их без моего личного присутствия. Справишься?
— Для начала объясните, куда и зачем направляетесь, — Виолетта не собиралась отступать.
— На встречу со старым другом.
— У вас нет друзей, — без права на апелляцию заявила девушка.
— Ты меня плохо знаешь. И не долго. Теперь их снова двое…
Ранфарг Белгорро вышел из-за стола и подошел к окну, которое занимало всю стену его кабинета. Из него открывался прекрасный вид на город, который Белгорро, по сути, построил собственными руками. И он улыбался.
***
17:50,18 июля 1014 года. Фламби, республика Талли, Федерация Вердиро.
— Это Фламби? — спросила Юрика у Дженази, когда лес за окном поезда закончился и ее глазам открылся замечательный вид на город, застеливший четыре холма россыпью одно-, двух- и трехэтажных зданий из желтого кирпича. Самой заметной постройкой здесь была ратуша, находившаяся почти в самом центре, ее часовая башня нависала над прочими постройками словно бдительный и неусыпный страж.
— Да. Красивый город, не находишь? И очень старый. Раббен говорил, что Фламби был основан еще до его рождения, — Дженази к концу пути был настроен на благодушный лад и склонен к беседе.
— И сколько же лет твоему Раббену? — недоверчиво спросила Юрика.
— Больше семи сотен. Я у него не уточнял.
Девушка еще раз проверила, не ослышалась ли, и задала еще один вопрос:
— А сколько тогда тебе лет?
— Я не знаю. Больше двухсот точно, — Дженази пожал плечами.
— Дядя, ты когда в вагон-ресторан ходил, ничего крепленого на грудь не принимал?
Дженази пропустил ехидный вопрос мимо ушей и погрузился в свои размышления. Или воспоминания — Юрике было все равно, что там творилось в его голове.
— Ну хорошо. А сколько тогда маме лет?
— Когда мы впервые встретились в 821 году, ей было восемнадцать.
Племянница Дженази поперхнулась, даром что бутылка с водой, стоявшая перед ней на столе, была плотно закрыта.
— 193 года назад?! А почему вы впервые встретились, когда ей стукнуло восемнадцать? — параллельно Юрика прибавила к озвученной цифре еще восемнадцать лет. Если верить словам дяди, ее мама видела, каким Вердиро был двести лет назад.
— Мы не росли вместе. И…
И больше Юрика не смогла вырвать из него ни слова.
***
18:05, 18 июля 1014 года. Фламби, республика Талли, Федерация Вердиро.
Поезд остановился у перрона вокзала, и его пассажиры смогли наконец покинуть свои вагоны. Была объявлена получасовая стоянка, но Дженази и Юрике данная информация была уже совершенно ни к чему: они направлялись в город. И покидая вокзал, девушка не переставала рассматривать собравшуюся у состава толпу — искала Просперо. Но его плотной фигуры в старом потертом плаще нигде видно не было.
«Может быть, он остался в поезде?» — подумала она с надеждой.
— Так мама в этом городе? — спросила Юрика у дяди. Она помнила его обещание, и когда он купил билеты в Фламби, ей не пришло в голову задавать подобные вопросы.
— Нет, Ришари сейчас очень далеко, по ту сторону океана. В Судо.
— Тогда что мы делаем здесь?
— Ищем твоего брата.
Юрика остановилась. Дженази не заметил, или сделал вид, что не заметил, пройдя вперед еще несколько шагов.
— Что не так? — обернулся он.
— Ничего. Просто это довольно странно — узнать, что один твой брат был рядом с тобой всю твою жизнь в то время, пока ты мечтала в приюте о семье. А второй живет в пяти часах пути от этого самого приюта, тоже не горя желанием дать о себе знать.
— Не переживай, мы все выясним. Как, почему, за что — и уладим наконец это недоразумение.
— Недоразумение? — вспылила Юрика. — Дядя, мне сейчас плевать на братьев там или сестер. Я хочу увидеть маму и папу, и…
— И что? — спросил Дженази, наблюдая, как у его племянницы от волнения и гнева перехватило дыхание. — Набросишься с кулаками и обвинениями? А может, расплачешься, жалуясь на свою судьбу? Так для этого и я сойду, стою вот прямо перед тобой.
— Ты… ты просто дядя, — ответила девушка, сдерживая рвущиеся наружу слезы. — Я просто хочу увидеть их. А потом уйду. Я ведь уже выросла… без них.
Дженази рассмеялся, подошел к Юрике и обнял ее за плечи.
— Глупая. Позволь мне тебе объяснить: я не надеюсь на то, что смогу воззвать к материнскому инстинкту Ришари. Просто мне есть о чем поговорить с ней, и такой же шанс я даю тебе. Будете вы с ней вместе или нет — мне все равно, ведь отныне ты будешь взрослеть уже под моим присмотром.
— Ты слишком много на себя берешь, — запротестовала девушка, пытаясь освободиться от объятий. — Я сама решаю, что мне делать дальше.
— И что же ты собираешься делать дальше? — Дженази отпустил племянницу, скрестил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз.
Юрика расправила образовавшиеся складки на одежде, бросила взгляд на любопытных прохожих, с интересом наблюдавших семейную сцену, и ответила:
— Увидеться с братом. Раз я уже здесь.
Потом, когда они зашагали дальше, она схватила Дженази за рукав плаща и тихо добавила:
— И с родителями.