Установив для племянников временные рамки сроком в одну неделю, Дженази оставил их с «дикими», и покинул Судзо. Это решение далось ему нелегко, но он знал, что так будет правильно. Пусть они сами решат проблему Крэйна Столсанга, их сил вполне хватит для этого. Правда, он подумал о том, что не мешало бы все же нанести ему краткий визит, чтобы объяснить правила игры, но в конце концов решил, что племянники могут об этом узнать, и тогда никакого урока не получится. Хотя Дженази на самом деле вообще не особо верил в то, что Крэйн будет сопротивляться детям Ришари. А даже если и будет — его не поддержат собственные же подчиненные. Они взбунтуются и сами выдадут своего предводителя.
Да, так все и будет. Он был абсолютно уверен в этом, ступая по залитым южным солнцем улицам Эрты. Дженази хотел попасть сюда с тех пор, как понял, что сто двадцать пять лет назад был в этом городе одновременно с Нолой. Это был ее родной город. Небольшой тогда, небольшой и сейчас, расположившийся в центре республики Круу, между Калашасом и руинами Аб-Шалу. Географическое сердце Судо.
889 год был насыщен событиями. Тогда он почти все время проводил здесь, на континенте, лишь ненадолго возвращаясь на Железный Архипелаг, к Винсенте. Армии Чинкуэдо завершили разгром сил, контролируемых Небесными Городами, и Гвардия установила полный контроль над Югом. После этого он смог выследить и убить Валериана Лэйт. И потерял свою приемную дочь.
889 год был последним годом, когда его еще можно было назвать Гвардейцем Хаоса.
Эрта не сильно изменилась с тех времен. Даже несмотря на то, что была почти полностью разрушена во время войны: ее восстановили, сохранив уютную архитектуру прежних лет. Типичный городок для этих мест: белые стены, плоские крыши, арочные дверные и оконные проемы. Довольно широкие улицы — чтобы не мешать ветру гонять нагретый солнцем воздух. И полное отсутствие мостовых, даже на главной улице, из-за чего Эрта был довольно пыльным местом. Просто удивительно, что за сто лет эту проблему так и не решили.
На Дженази обратили внимание, едва только он показался на здешних улицах. Он не собирался отводить от себя любопытные взгляды — может быть, его кто-то узнает. Могут ли здесь быть агенты Стаи? Они помогут его поискам.
Бесцельные блуждания по городским улицам привели его к памятнику Чинкуэдо. Он осмотрелся по сторонам — и понял, что оказался на центральной городской площади. Всмотрелся в лицо изваяния. Что же, отдаленное сходство есть, хотя лицо Освободителя можно было высечь в камне с большей тщательностью. Дженази не хотел бы, чтобы памятник ему был создан с такой же провинциальной небрежностью.
Внезапно он услышал краем уха перешептывания, которые явно касались его, и чьи-то пытливые взгляды. Осмотрелся — и нашел взглядом двух мальчишек, достаточно далеко от себя, которые не сводили с него глаз и возбужденно обсуждали его внешность.
— Я тебе говорю, это он! — яростно доказывал тот, что повыше, тому, что пониже.
— Нет не он! — возражал тот, что пониже.
— Он! У него волосы белые и глаза фиолетовые! Совсем как в байках Диего!
— Да не он это! Ему тогда уже лет двести, люди столько не живут!
— Диего же живет…
— С Диего песок сыплется, и он нас со своими правнуками путает.
Мальчишки внезапно заметили, что на них смотрят, и испуганно смолкли.
Дженази жестом приказал им подойти. И когда они робко приблизились, продолжал грозно смотреть на них, пока тот, что пониже, не спросил, отчаянно запинаясь и указывая рукой на север:
— А это ваша статуя во-он там стоит?
— Статуя? — переспросил Дженази, глядя в указанном направлении и не найдя ничего, кроме стен зданий.
— Да, она за домами. Мы сейчас покажем, — ответил мальчишка повыше, схватил его за рукав и потянул за собой.
Через пять минут Дженази привели на небольшую площадь в жилом квартале, в центре которой высилась небольшая статуя. Вокруг постамента были разбиты клумбы и установлены лавочки с навесами, защищающими от солнца. Одна была занята — на ней сидел одинокий старик. Древний, иссохшийся, небольшого роста, с темной кожей и густыми седыми волосами. Но осанка у него была вполне прямая, а из-под седых косматых бровей сверкали яркие синие глаза. Он поглаживал пышную короткую бороду и что-то бормотал под нос.
Дженази прислушался.
— Дрянная тушенка… Ячмень столетний… Гнилая капуста… И никто не сказал, что интендант проворовался… А как скажешь? Он бы ему сразу голову с плеч… Жалко… Накормили Полковника, как пса цепного, а он и глазом не моргнул… Мы едим — и он есть, а что тут такого? Стыд, стыдоба… Он нас всех спас, а мы его — гнилой капустой… Стыдоба…
На старике была древняя военная форма, полностью выцветшая. Лет сто тридцать назад она была темно-зеленого цвета, который теперь превратился в светло-серый. Ткань обветшала, тут и там были видны небольшие заплатки и швы. На погонах, тем не менее, отчетливо проступали красные и золотые полосы старшины, а на груди ярко сияли отполированные награды — три ордена и пять медалей. Золото и серебро. И ни одной нашивки по ранению.
Дженази обошел статую по кругу, изучая детали. Широкоплечий детина с квадратным лицом, в плаще, волосы на затылке стянуты в хвост. Левая рука сжимает прямые ножны меча с небольшой круглой гардой; правая поднята на уровень груди, ладонь раскрыта и явно направлена в сторону некоего противника, приказывая остановиться. Грубые черты лица выражают только непоколебимую уверенность и решительность, при виде тяжелой квадратной нижней челюсти сам по себе начинает ныть кулак — тело само заранее предупреждает, что с этим человеком шутки плохи.
Табличка с именем изображенного человека находилась за спиной старика, так что Дженази пока не мог прочесть имя. Но уже сильно сомневался, что кто-то соизволил увековечить в камне его скромную особу. Тем более, что портретное сходство банально отсутствовало. Он никогда не носил длинные волосы. Хотя…
Старик заметил его сразу, как только он подошел к статуе, но только сейчас внимательно всмотрелся в его лицо — и внезапно резко встал, щелкнув каблуками до блеска начищенных сапог и вытянувшись по струнке, приложив ладонь к козырьку своей древней солдатской фуражки.
— Здравия желаю, товарищ полковник! — произнес он четким громким голосом — и покачнулся, заваливаясь на бок. Дженази не дал ему упасть и аккуратно усадил обратно на лавочку, ощущая под пальцами только дряхлое высохшее тело. Судя по военной форме и наградам, старику было не меньше ста сорока лет, и время не пощадило его. Прожить так долго он смог благодаря тому, что его мистическая способность принадлежала к силовому типу — люди из этой категории жили в полтора-два раза дольше, даже если обладали незначительными запасами мистической энергии. При условии, что их способность была пробуждена, конечно.
— Вольно, старшина, — Дженази сел рядом с ним, и грозно нахмурившись, одним только взглядом отогнал глазеющих на них мальчишек.
Он вспоминал. Не так много людей в этом мире могли знать его как полковника Освободительной Армии Чинкуэдо. И еще меньше — дожить до этих дней. Внешность старика ни о чем ему не говорила, но стянутые в хвост волосы статуи напомнили об одном эпизоде времен войны за Судо. Это было в 879 году, под Такеной. Он уже забыл, какой именно батальон сдерживал мощнейшую контратаку лояльных Небесным Городам сил противника, но точно помнил, что прибыл тогда вовремя.
135 лет назад, предместья Такены, республика Круу.
Лоялисты прорывались. Больше трех часов продолжался артобстрел позиций 84-го полка Пятой Освободительной Армии Чинкуэдо, противник методично равнял с землей укрепления, уничтожал бронетехнику и артиллерийские и минометные расчеты. Основной огонь велся по окопам третьего батальона, и к концу артподготовки из пятисот человек уцелела едва ли четверть. Батальон оборонял пологий склон скалистого холма, поросшего колючим кустарником, и пока высота находилась под контролем сил Освобождения, правительственная армия республики Криа не могла войти в Такену. Особенности рельефа местности не позволяли лоялистам провести танковое наступление, и чтобы обеспечить пехоте успешный штурм, откомандированный Небесными Городами офицер приказал не жалеть снарядов.
Дженази прибыл в штаб полка полчаса назад, по убедительной просьбе Белгорро. Обычный человек, скорее всего, расценил бы ситуацию как понижение по службе: еще утром он был командующим Четвертой Армии, и вот уже вынужден командовать полком, представляясь офицерам в звании полковника и принимая на себя командование. Но Гвардейцу были безразличны ранги и звания, победа в войне стояла на первом месте. А если лоялисты смогут прорвать позиции 84-го полка, война затянется еще сильнее. Он должен сделать все для того, чтобы удержать эту высоту.
Командир полка и командиры батальонов были убиты еще на рассвете — штаб полка был уничтожен управляемой ракетой. Это была технология Небесных Городов, и тот, кому было поручено проследить за тем, чтобы лоялисты победили, грамотно распорядился этим совершенным оружием. Дженази только покачал головой, когда увидел на месте старого штаба дымящуюся воронку. Он был надежно защищен от залпов орудий самим рельефом местности, но управляемые гиперзвуковые ракеты способны обойти любое препятствие.
Новый штаб был организован под открытым небом, в тени скального уступа, выдержавшего десятки попаданий пушечных снарядов. Дженази внимательно всмотрелся в лицо каждого присутствующего — и увидел только мрачное отчаяние. Темнее прочих был взгляд нового командира третьего батальона, который еще утром был старшим лейтенантом, а теперь — самым старшим по званию во всем батальоне. Практически уничтоженном батальоне.
— Мы ожидаем начало наступления в районе ближайшего часа, — сообщил он, чертя в пыли приблизительный план местности — карты были уничтожены вместе с командирами. — Разведка доложила о готовности к штурму двух батальонов противника. Их направили сюда специально для захвата нашей высоты, они отлично вооружены и подготовлены. Среди рядового состава были замечены солдаты в необычной форме и с неопознанным оружием, по виду напоминающем винтовки. «Заоблачники», — комбат одними глазами указал вверх, в открытое небо, — и здесь помогают своим. И мы не знаем, есть ли у них еще ракеты. Основной удар будет направлен по позициям моего батальона, — он провел стрелочку от расположения лоялистов к своим укреплениям. — И мы не сможем его удержать. Большая часть минометов и пулеметов выведена из строя в результате обстрела, от укреплений остались только огрызки. Боевой дух личного состава не могу охарактеризовать ввиду его полного отсутствия. Мы прикрыты с флангов, и в тылу резервы есть, но когда у врага есть ракеты, от которых нельзя защититься, хочется только зарыться в землю поглубже, и не высовываться лишний раз.
— Я лично буду командовать обороной позиций третьего батальона, — сухо произнес Дженази, — а вам поручаю общую координацию полка. Когда атака противника будет отбита, вы должны будете организовать наступление и в кратчайшие сроки занять его позиции. Пятой армии отдан приказ о наступлении, и он должен быть выполнен.
— Это невозможно! — старший лейтенант побледнел еще сильнее. — У нас уже недостаточно сил для наступления! А если мы отобьем атаку, то нас все равно станет еще меньше. Позиции противника хорошо укреплены. Это самоубийство! Самоубийство уже просто удерживать эту позицию, а вы говорите, что нам предстоит еще и атака? С каких пор эта война превратилась в бойню до последнего человека?
— Третий батальон удержит позицию и пойдет в наступление, даже если я останусь последним офицером в полку, — Дженази посмотрел довольно молодому мужчине в глаза. И тот отступил перед его ледяной жестокостью, задрожал и опустил взгляд.
Передав лейтенанту — офицера звали Сальватор Кортес — полномочия замкомполка, Дженази направился на позиции третьего батальона в сопровождении его нового командира — худощавой брюнетки по имени Сола Бианка. Она была на пару сантиметров выше Дженази, а на ее левую руку была натянута кожаная перчатка, которая крепила к кисти деревянные протезы мизинца и безымянного пальца. По жестикуляции лейтенанта Гвардеец определил, что пальцев она лишилась относительно недавно, и все еще не смирилась с увечьем.
— Вы действительно готовы отправить на смерть весь мой батальон? — тихо, но отчетливо спросила она по пути к укреплениям.
Дженази остановился и внимательно посмотрел на женщину. Даже девушку: война заострила черты ее лица и углубила морщины, состарив едва ли не вдвое, но на самом деле она была немногим старше двадцати. На левой петлице защитного цвета не хватало тусклого бронзового квадратика, а на плотной ткани остался след чего-то острого — видимо, оторвало осколком. Дженази бесцеремонно взял девушку за подбородок и повернул ее голову так, чтобы лучше рассмотреть левую сторону лица. Свежая ссадина обнаружилась на шее под ухом.
— С таким везением вам ли бояться смерти? — усмехнулся Гвардеец, разжимая пальцы.
Сола обожгла его взглядом и потерла пальцами подбородок.
— Звание полковника не дает вам права распускать руки, — она покосилась на его петлицы с серебряными прямоугольниками, пришитые к вороту черного плаща.
Дженази молча зашагал дальше.
— Смерть не будет обходить меня вечно, — произнесла Сола мрачно, снова поравнявшись с ним. — Но вам, видимо, безразличны жизни простых солдат. Учитывая размер потерь, атака совершенно бессмысленна — мы все равно не сможем удержать позиции врага.
— Младший лейтенант Бианка, — холодно ответил Гвардеец, — оставьте вопросы стратегического планирования высшему командному составу. Вы должны понимать, что если обстоятельства вынуждают принести ради победы в жертву целый полк, то жертва должна быть принесена. Солдаты должны выполнять приказы, а не обсуждать их.
Ответ Солы он не услышал: голова дернулась от резкого и неожиданного удара, и следом же стала непривычно легкой и пустой. Дженази ощутил пустоту на месте затылка, а следом шея и спина под плащом стали мокрыми и липкими. Мысли остановились, исчезли, он потерял координацию в пространстве и контроль над собственным телом, а также понимание, кто он и где находится. Он не понял, сколько продлилось это состояние, и в себя он пришел уже стоя на коленях и закрывая лицо руками. И услышал стрельбу и крики впереди. На позициях третьего батальона.
Противник пошел в наступление.
Дженази провел ладонью по затылку и обнаружил неожиданно сильно отросшие волосы. Под ними была кровь и следы внутреннего содержимого его черепной коробки.
Осознание пришло через пару секунд: он стал жертвой снайпера. Он ведь как раз поднялся на гребень холма, и из-за Солы забыл о том, что следует проверить окружающее пространство на предмет наличия противника. Судя по тому, что его тело никак не отреагировало на угрозу, выстрел был произведен из рельсовой винтовки, разогнавшей пулю до космических скоростей. Если бы Дженази не был г'ата, то точно был бы убит, а так его лишь оглушило на какое-то время. За которое Сола Бианка оставила его и возглавила оборону третьего батальона.
Дженази посмотрел на запад — именно с той стороны прилетела пуля — и обнаружил, что единственным удобным укрытием для снайпера являлась небольшая роща на вершине холма в трех километрах от данного места. Он должен был находиться там, и Гвардеец мог бы найти его, но ему следовало помочь отбить наступление. А точнее — учитывая состояние полка — отбить его, и показать воинам Чинкуэдо, что их новый полковник — в первую очередь не командир, а их самое мощное и смертоносное оружие.
В процессе регенерации головы его короткие волосы отросли до самых плеч, и чтобы они не мешали, Дженази стянул их сзади в хвост и перевязал платком. И обнажив меч, ворвался в окопы, в которых остатки батальона отбивались от вражеской лавины из сотен солдат противника. Немногие из оставшихся пулеметов обороны молчали — вражеские снайперы убивали любого, кто пытался занять огневые точки. Среди треска выстрелов, грохота разорвавшихся гранат и криков боли и ярости Дженази различил характерный свист пуль, выпущенных их рельсовых винтовок — воины Небесных Городов и здесь помогали вести наступление, оставаясь за спинами простых смертных.
Гвардеец определил все точки, из которых велся снайперский огонь, уже в тот момент, когда его меч рассек надвое первого солдата правительственной армии. Тот как раз намеревался вонзить штык в живот лежащего на земле бойца, лицо которого было покрыто густым слоем крови и коричневой пыли. Только синие глаза сверкали ярко-ярко — отчаянной решимостью и неприятием смерти.
Дженази позабыл о нем мгновение спустя, погружаясь в ярость и безумие кровавой бойни. Его сталь и сокрушительные порывы ветра очистили позиции третьего батальона, не встречая никакого сопротивления — он был везде и сразу на протяжении всего окопа, поражая человеческое воображение своей невероятной скоростью. Снайперы пытались остановить его, но их способностей не хватало, чтобы прицелиться в тень от ветра и молнии. И пока они занимались бесплодными попытками попасть в Дженази, боец третьего батальона добрался до последнего уцелевшего пулемета и открыл огонь по прерывистым шеренгам наступающих.
Далеко за спинами солдат противника в воздухе белой вспышкой ярко сверкнул болид — и Дженази лишь благодаря своему ускоренному в десятки раз восприятию смог сбить гиперзвуковую ракету врага небольшой молнией — в паре сотен метрах от окопа. Электростатический разряд вывел из строя систему наведения, и ракета ушла в сторону, врезавшись в землю. Взрыва не последовало.
А затем их всех накрыло ужасающим воем, который следовал за снарядом, многократно преодолевшем звуковой барьер. Солдаты инстинктивно прижались к земле, а Дженази на мгновение замер, справляясь со звуковой атакой на свой обострившийся слух. На голых рефлексах вверх взметнулась рука с мечом, рассекая крохотную пластиковую пулю, выпущенную в его голову, и обе ее половинки вырвали две пряди из его волос.
Он не мог оставить окоп для того, чтобы избавиться от снайперов. Точнее, мог, но тогда солдат третьего батальона задавят числом и перебьют всех до одного.
Дженази отыскал взглядом Солу Бианку. Девушка зажимала ладонью простреленное плечо и сорванным голосом отдавала команды не отступать и сражаться до конца. Она видела, что их новый полковник рядом, и ей некогда было думать, как он выжил после того, как ему снесло половину черепа.
А их новый полковник не хотел, чтобы его люди умирали.
Дженази глубоко втянул носом воздух. Слишком сухой. Так мало влаги в этом пустынном краю. Но он чувствовал ее своими ступнями — глубоко под землей. Два… Нет, даже три слоя грунтовых вод, один глубже другого. Целое озеро, отделенное от поверхности пластами камня и спрессованной глины. В окрестностях холма не было ни одного родника, и никто даже не пытался рыть колодец, чтобы добраться до драгоценных запасов воды. А Гвардеец ощущал подземные течения так же хорошо, как струи крови в собственных жилах — и мог управлять ими.
Сухая коричневая земля взорвалась под ногами наступающих солдат, убивая и калеча их десятками — ударной волной и каменными осколками. Повинуясь воле Дженази, вода пробила себе путь на поверхность, и мощь взрыва, с которым она вырвалась на свободу, могла сокрушить что-угодно. В одно мгновение между позицией третьего батальона и противником образовалась глубокое и широкое ущелье, заполненное бурлящей водой, камнями и изувеченными телами. Дженази не позволил вырвавшейся из-под земли лавине обрушиться на его людей, и вся сокрушительная мощь стихии ударила по наступающему врагу — уничтожая его полностью и без остатка. А когда волна докатилась до вражеских позиций, потеряв большую часть своей силы, он успокоил ее — и поднял в воздух густым непроглядным туманом, накрывшим все в радиусе многих сотен метров.
Противник был ослеплен, дезориентирован, деморализован — и Дженази мог отправиться к нему и резать, рубить, колоть, рвать и ломать, не оставляя никому даже шанса на отступление и спасение. И он едва не поддался этому порыву, едва не обезумел от крови и ужаса своих будущих жертв — и смог остановиться. Оглянулся по сторонам, всматриваясь в потрясенные лица солдат. Они все смотрели на него, как на волшебника, сказочного героя — даже бога. Только что он совершил чудо, пусть и чудо ужасающее. Он убил сотни — но спас их всех, потому что убитые сотни намеревались убить их всех. И Дженази не мог их сейчас оставить. Им нужно было помочь. Перевязать раны, поднять на ноги, успокоить, ободрить, воодушевить — и отправить вперед, туда, где им приказано быть любой ценой — даже ценой собственной жизни. Все, что он мог сделать для них сейчас — это остаться рядом. Подставить плечо и пройти вместе с ними этот короткий, но такой тяжелый отрезок пути.
Но врага, накрытого туманом, нельзя было отпускать. И Дженази собрал остатки своей ненависти и ярости, все еще тлеющие в глубине его души, и вложил их в мельчайшие капли влаги, из которых была соткана молочная завеса. И туман перестал быть просто туманом. Вода, пропитанная мистической энергией Гвардейца, начала притягивать к себе всю прочую воду, которая в этой сухой местности находилась в основном в телах солдат республиканской армии. И их кровь, и все жидкости их тел вытянуло наружу, сквозь поры кожи — и другие, более широкие отверстия. Чудовищная казнь свершилась за считанные секунды, и белоснежно-белый туман окрасился в розовый и алый.
Это был первый и последний раз, когда Дженази применил Кровавый Туман. Никто, кроме него, не понял, что на самом деле произошло с остатками батальонов врага, потому что туман осел и впитался в землю, а обезвоженные тела солдат обратились в прах вместе с одеждой, из которой тоже вытянуло всю воду и разрушило связи между волокнами ткани. Рассыпались даже деревянные приклады винтовок. Остались только камень и металл, но ни у кого не вызвали вопросов сотни разбросанных касок, металлические части оружия, ременные бляхи и тысячи медных пуговиц. А если кто и обратил внимание на рассыпанные повсюду человеческие зубы, то только пожал плечами.
Правда была слишком ужасной, чтобы ее можно было даже просто предположить. И никто не стал подозревать в своем спасителе — суровом, но справедливом полковнике Дженази — истинное чудовище.
***
— 879-ый, Такена, 84-ый полк, — произнес Дженази, мысленно отпустив события далекого прошлого и вернувшись в настоящее. Посмотрел на старика снова, заглянул в его ярко-синие глаза — и наконец узнал его.
— Диего, — это был тот самый солдат, которого он спас первым в том бою. За столько лет его взгляд нисколько не изменился, но Дженази было тяжело смотреть, как же сильно постарел тот жизнерадостный и бойкий паренек, который в тот день весь вечер крутился вокруг него, сетуя, что в полевая кухня не может выдать ничего лучше жидкой похлебки. — Диего Гарза. Поздравляю с присвоением звания старшины, бывший рядовой Диего Гарза, — он улыбнулся старому солдату, на глаза которого уже навернулись слезы.
— Спасибо, товарищ полковник… — дрожащим голосом ответил Диего. — До нашего батальона доходили вести, что вы стали генералом и вас назначили командующим Лверийским фронтом в 883-ем, и мы отправили в ваш штаб поздравительное письмо. Скажите, оно дошло до вас?
— Нет, — с грустью покачал Дженази головой. — Военную корреспонденцию часто перехватывали, так что в этом нет ничего удивительного.
— Жаль… — вздохнул Диего. — Капитан Бианка специально писала его левой рукой, чтобы показать вам, что потерянные пальцы больше не мешают ей на службе. Помните, как вы тогда сказали, что ей нужно как можно быстрее справиться с их отсутствием? С того дня она практиковалась левой рукой так упорно, что стала левшой, — старик усмехнулся.
— Вот как? — Дженази вспомнил, как весьма жестко указал девушке, что без пальцев ей в армии делать нечего, и ему стало неловко. Что же, действительно жаль, что до него не дошло то письмо. — А что… — вопрос о том, что с ней случилось потом, стал комом в горле. И он не смог с этим справиться.
— Капитана Бианку серьезно ранило за год конца войны, — Диего правильно понял, что именно он хочет спросить, — и ее комиссовали. Она умерла лет шестьдесят назад, уже совсем старой была. Я тогда думал, что переживу ее лет на двадцать — а оно вот как получилось. Мне иногда пишет ее пра-правнук. Поздравляет с днем рождения, с Днем Победы, с очередной годовщиной победы под Такеной… Раньше мне много кто из детей и внуков нашего батальона писал, а теперь я и их пережил. И мои дети от старости поумирали, и внуки. Двое правнуков еще живы, только одного уже старческое слабоумие совсем накрыло, не узнает меня. А прапраправнуки и дети их с внуками видят только и знают, что о здоровье моем справляются да ждут, когда я наконец коня двину.
Дженази представил, сколько сейчас в Эрте и окрестностях живет потомков Диего, и невольно улыбнулся.
— А что вы, товарищ полковник? Чем вы занимались после войны?
— Моя война никогда не закончится, Диего, — ответил Дженази со слегка поблекшей улыбкой, и поспешил сменить тему. — Страна заботится о тебе? Никто не забыл, что ты воевал за нее?
— Когда стукнуло сто, мне пенсию в два раза увеличили, — не без гордости ответил ветеран войны, отгремевшей сто двадцать пять лет назад.
Дженази с сомнением еще раз внимательно осмотрел его. Чистый, ухоженный, пахнет недорогим одеколоном, а ходит в старой полевой форме потому, что, скорее всего, просто отказывается надеть что-то другое. Что же, он не видит причин обвинять кого-то в том, что о ветеране позабыли. Более того, Диего, похоже, и сам прекрасно способен напомнить о себе.
— На нее и живу, еще и пра-четыре-раза-внукам помогаю, из тех, что поближе живут, — продолжил старик. — Пенсия большая, а мне немного надо. Мне как сто десять стукнуло, Джина Саргас — слышали об актрисе такой? — мне личную пенсию назначила, миллион в год, так я ее всю на наши школы, музеи и приюты распределил, им нужнее. Я так понял, родственница она ваша, только какой стороной, невдомек, — и Диего с вопросом в глаза посмотрел на него, дожидаясь, услышит объяснение, или нет.
Дженази обернулся, чтобы наконец рассмотреть, что написано на табличке. «Полковник Дженази Саргас» — и лаконичное описание его вклада в оборону Такены. А еще ниже была прикреплена табличка, на которой было написано, что статуя была перевезена из Такены в Эрту пять лет назад, по просьбе и на деньги семьи Гарза после того, как в самой Такене памятник было решено снести. Бывший Гвардеец решил, что непременно посетит неблагодарный городок, чтобы узнать, чем конкретно их там не устроила его персона.
— Джина Саргас? — Дженази задумался о причинах, по которым Ришари могла назначить Диего такую огромную ежегодную выплату.
— Да, она даже приезжала к нам в Эрту лично, расспрашивала о вас. И каждый год присылала мне поздравительные открытки и подарки, только в прошлом году на месяц запоздала. Видно, занята была сильно. Да и лет ей тоже уже должно быть немало. Давно ее не видно на экранах, ох и давно…
— Они у тебя? Ее открытки? — спросил Дженази с интересом.
— А как же, — степенно кивнул Диего. — Все сорок пять. Храню их и потомкам своим показываю вместе с ее фильмами. Такая знаменитая и занятая женщина, а о простом старике не забывает. Идемте ко мне домой, я вам их покажу.
Старик с завидной энергией вскочил со скамейки, и Дженази последовал его примеру. И вспомнил, зачем вообще прибыл в Эрту.
— Диего… Ты знаешь кого-нибудь из семьи Орчи? Я знал девушку по имени Нола Орчи, которая когда-то жила здесь. Еще во время войны.
— Нола? — удивился Гарза. — Как же мне ее не знать? Она моя племянница, дочь моей старшей сестры, Леоноры Гарза. Она вышла замуж за Лето Орчи, и у них родилась Нола. Только они после войны уехали и пропали втроем безвести. А что, вы знаете, что с ней случилось, с Нолой-то?
Дженази стиснул зубы. Он не ожидал… такого поворота судьбы.