- Ну, хватит! Пойду взгляну, как там веселятся, и вернусь.
Гущин вошел в столовую - пусто. Грязные тарелки и рюмки на столе, горы
окурков, сдвинутые стулья - противный беспорядок покинутого людьми
праздника. В холодец вставлена крышка от папиросной коробки, на ней
написано: "Ушли к Кругловым. Догоняй".
Записка как записка, но почему-то Гущин изменился в лице и слишком
поспешно бросился к двери...
Спящий Гущин вздохнул, как застонал.
Возле него сразу оказалась Наташа
- Сергей Иваныч, вам нехорошо?
Гущин не ответил, он опять дышал ровно и спокойно.
К Наташе подсел поэт Гржибовский.
- Так он подцепил тебя на улице?
- Нет, это я его подцепила, - спокойно прозвучало в ответ.
- Вот не знал за тобой такой привычки!
- Я тоже не знала.
- И все-таки это свинство - так одеваться! - с бессильной злобой сказал поэт. - Сейчас не военный коммунизм.
- Странно, - сказала Наташа, - я даже не заметила, как он одет.
- Обычно ты замечаешь.
- Ну да, когда нечего больше замечать.
- Почему ты злишься? - горько спросил поэт.
- Я? Мне казалось, это ты злишься.
- Скажи, только правду. Чем мог тебе понравиться такой вот пыльный человек?
- Мне с ним надежно. Не знаю, как еще сказать. Я чувствую себя защищенной.
- А со мной беззащитной?
- Ну конечно, ты же боксер перворазрядник, можешь уложить любого, кто ко мне пристанет. Но я не о такой защищенности говорю.
- Может, он скрытый гений?
- Думаю, что он хороший специалист. Знает свое дело.
- И все?
- Это немало. Мы знакомы с тобой лет семь, а ты все тот же: начинающий поэт, актер-любитель и боксер-перворазрядник. Так начнись же как поэт, или стань профессиональным актером, или, на худой конец, - мастером спорта.
- Ты никогда не была жестокой, отчего вдруг?...
- Мне не приходилось никого защищать. А ты вынудил меня это делать.
Гущин вздохнул, открыл глаза и сразу зажмурился от
яркого света На лице его заблудилась растерянная
улыбка, словно он не мог взять в толк, где находится. И
тут он услышал Наташин голос
- Вы устали, Сергей Иваныч, давайте я подложу вам под голову подушку.
- Спасибо, - смутился Гущин. - Я не умею пить. Отвык.
- Никто не умеет. Хотя и привыкли. Пойдемте, Сергей Иваныч.
- Куда же? - огорчился художник. - Мы только разгулялись.
- Гуляйте на здоровье, а Сергей Иваныч устал! - решительно сказала Наташа
Художник сжал Гущина в объятиях, поцеловал и прошептал, скрипнув зубами:
- Будешь снова - в гостиницу не смей, прямо к нам! Наташку обидишь... - Он не договорил, но бешеная слеза, застлавшая синий взор, заменила слово "убью!"
Гущин растроганно жал ему руку.
- Возьми пирога и беляшей, - уговаривала Наташу Гелла.
- Тетя Наташа, не уходи! - орали мальчишки, цепляясь за ее юбку.
- Наташа, - сказал юный Беляков, - я, конечно, слабец, но, если нужно, только скажи - сдохну за тебя! - и это было вполне искренне.
Наконец они выбрались из гостеприимного дома.
- Мне на улицу Ракова, - сказала Наташа - Пойдемте пешком.