Битва, в которой вам доведется участвовать спустя сорок восемь часов, станет крупнейшим танковым сражением в истории человечества. И те из вас, кому будет суждено участвовать в ней и выжить, будут потом вспоминать о ней как о главном событии во всей своей жизни.
Когда над горизонтом показался оранжевый солнечный диск, русский генерал-лейтенант поднес к глазам бинокль и принялся внимательно рассматривать передовую линию немцев.
Он увидел сломанные ящики от боеприпасов, брошенные канистры из-под бензина, ржавые мотки колючей проволоки, подбитые русские и немецкие танки, которые уже поблескивали в лучах восходящего солнца. За ними располагались немецкие склады и их «тигры» и «пантеры», укутанные в брезент. Вдруг ему показалось, что с немецкой стороны стали доноситься какие-то слабые звуки — что-то вроде позвякивания металла и человеческих шагов. Приглядевшись, военный убедился, что слух не подвел его: вокруг немецких танков засуетились техники и члены их экипажей, готовя машины к предстоящему бою.
— Фрицы, я смотрю, поднимаются рано, — процедил он, обращаясь к своему собеседнику — командующему Пятой танковой армией генерал-лейтенанту Ротмистрову.
— Немцы—это великий народ, товарищ Хрущев, — ответил Ротмистров, считавшийся одним из наиболее выдающихся военачальников-танкистов Красной армии. — Они умеют работать — и воевать тоже.
— Верно. И товарищ Ленин тоже считал их великим народом. В течение многих лет он верил, что именно немцы положат начало мировой пролетарской революции. Но в этом он ошибся, не так ли? — Хрущев улыбнулся, обнажив свои желтоватые зубы. Однако, несмотря на улыбку, в его глазах не было никакой теплоты. Он ткнул себя пальцем в грудь:
— Тем не менее я убежден, что не ошибусь, если скажу вам, товарищ Ротмистров, что сегодня в этой степи под Курском мы, русские, победим фрицев. И нанесем им такое поражение, от которого они уже никогда не оправятся. — Он сделал паузу. — Сегодня, товарищ Ротмистров, мы фактически выиграем войну!
Накануне, по окончании инструктажа в штабе «Вотана», гауптштурмфюрер Шварц спросил:
— Ротмистров — это еврейская фамилия?
— Не имею ни малейшего представления, мой дорогой Шварц, — сухо ответил ему Стервятник. — И, если честно, то мне решительно наплевать, кто его родители. Хотя бы даже его мать была проституткой с Реепербана, а папаша — евреем из Львова. Все, что представляет интерес для меня — и что должно представлять интерес также и для вас — это то, что этот человек является исключительно высококвалифицированным командующим танковыми соединениями. Тем самым, который доставил всем нам очень много неприятных минут под Сталинградом и который завтра поведет в бой против нас полторы тысячи танков.
Последняя фраза Стервятника заставила собравшихся в штабе офицеров невольно вздрогнуть. Заметивший их реакцию, Гейер холодно рассмеялся:
— Я так и думал, что эта новость действительно поразит вас, господа, особенно если учесть, что командующий нашей танковой группировкой генерал-оберст Герман Гот сумел собрать под свои знамена всего лишь полтысячи танков и самоходных артиллерийских установок. Таким образом, русские будут иметь над нами почти двукратное превосходство.
— Но мы же — СС! — горячо воскликнул Шварц.
Несколько мгновений Стервятник молчал. Затем он почесал кончик своего огромного носа и процедил:
— Да, мой дорогой Шварц, мы, как вы совершенно верно заметили, СС. Будем надеяться, что русские понимают это так же хорошо, как и мы сами.
Но сейчас, когда сотни немецких танков один за другими выкатывались на стартовые позиции, когда воздух был наполнен грохотом их двигателей, лязганьем металла и хриплыми криками команд, фон Доденбург уже не чувствовал страха перед сокрушающим превосходством русских. Им должна была противостоять не менее фантастическая по размерам мощь и сила немцев. Глядя на немецкую танковую армаду, штурмбаннфюрер ощутил, что ничто на свете не сможет остановить ее. Перед его глазами разворачивалась и готовилась к бою элита германских танковых войск. Это были лучшие машины, которые вели лучшие командиры и экипажи, бесконечно верившие в торжество национал-социалистических идей, являвшихся единственным спасением Европы от коммунистической заразы.
Командирский «тигр» Гейера встал в центре линии, образованной танками «Вотана». По сигналу Стервятника все боевые машины покатили вперед со скоростью 10 километров в час. Расстилавшаяся перед ними равнина оставалась удивительно тихой и пустой.
Фон Доденбург почувствовал, как находящийся рядом с ним Шульце напряженно вглядывается вперед, стараясь различить первую угрожающую вспышку выстрела из вражеского орудия. Но сам он старался сохранять предельное спокойствие и невозмутимость. Как еще можно было противостоять тому чудовищному напряжению, которое неуловимо охватывало их всех в эти страшные минуты перед решающей схваткой?
Новый механик-водитель Хартманн вдруг сильно дал газу. Их «тигр» резко рванул вперед. Фон Доденбург едва не подпрыгнул на своем сиденье от неожиданности.
— Хартманн! — зло прокричал он в микрофон. Но затем решил отказаться от того, чтобы сделать ему замечание, и выключил микрофон. Наверное, новый механик-водитель решил просто прочистить сопла в двигателе или что-то в этом роде. Не стоило нападать на него за это. Фон Доденбург снова глянул на часы. Время ползло вперед с ужасающей медлительностью. Он в сотый раз облизал пересохшие губы. Но горизонт оставался все таким же чистым и безмятежным, как и прежде. Солнце светило прямо в глаза немцам, слепя их, и они не могли разглядеть, что происходило там, где сосредоточились русские. Впрочем, похоже, пока там все было тихо.
Неожиданно в неподвижном утреннем небе вспыхнула яркая серебристая звезда. Это взлетела в воздух сигнальная ракета. Рассыпая вокруг себя сотни маленьких искр, она повисела некоторое время в небе, а потом, тускнея на глазах, начала медленно опускаться. И вдруг до слуха фон Доденбурга донесся чудовищный треск. Казалось, кто-то разорван пополам гигантское полотно. Рядом с линией горизонта справа от себя он заметил сотни разом вспыхнувших злых красных огоньков.
— По нам бьют противотанковые пушки русских! — раздался по радио встревоженный голос Стервятника. — Немедленно открывайте по ним ответный…
Его заключительные слова потонули в безумном грохоте разрывов. Ехавший рядом с «тигром» фон Доденбурга танк Pz-IV неожиданно подпрыгнул, точно вставая на дыбы, и резко остановился. Везде с визгом носились снаряды. Воздух наполнился пороховой гарью, запахом горящего металла и человеческой плоти. Фон Доденбург зарычал в микрофон:
— Стрелок, развернуть башню вправо! Дистанция — 100 метров. Огонь по 57-миллиметровому противотанковому орудию русских!
Шульце торопливо развернул тяжелую башню «тигра» вправо и принялся почти нежно колдовать над подъемно-поворотными механизмами, наводя орудие на цель.
— Вижу цель, — выдохнул он.
— Огонь! — приказал фон Доденбург.
Шульце выстрелил. Фон Доденбург торопливо вставил в казенник новый снаряд и, посмотрев в обзорную трубу, простонал:
— Недолет, Шульце!
— Ах, черт!
— Учти его, Шульце! Давай наводи снова.
Шульце лихорадочно настроил прицельные механизмы и выстрелил. Весь «тигр» снова вздрогнул от катков до верхнего башенного люка. Фон Доденбург прижался глазницей к обзорной трубе. Все пространство перед ними застилал дым.
Когда он чуть-чуть рассеялся, Куно увидел, что там, где только что находилось 57-миллиметровое противотанковое орудие русских, теперь зияла дымящаяся воронка. А вокруг нее были раскиданы куски тел тех бойцов, которые за секунду до этого составляли расчет этого орудия.
— Мы уничтожили эту чертову пушку! — закричал фон Доденбург. — Мы сделали это!
— О Боже, господин офицер, вы только посмотрите, что тут творится! — врезался в его радостные крики встревоженный голос Хартманна. — На нас нацелились сразу три противотанковых пушки русских — в направлении на одиннадцать часов!
Одно из вражеских орудий выстрелило, и «тигр» командира третьей роты, однорукого Барша, оказался подбит. Но Шульце уже лихорадочно крутил рычаги управления пушкой. Грянул выстрел. Первое из противотанковых орудий русских, о которых предупреждал Хартманн, исчезло в ярко-алом пламени разрыва. Все, его можно больше не опасаться — оно было выведено из строя. Но два других, хорошо замаскированные в небольшой ложбине всего в трехстах метрах от них, тут же нацелились на «тигр» фон Доденбурга. Мгновение — и прямо над башней их танка просвистел снаряд. Затем — второй.
— Хартманн,—закричал фон Доденбург, — разверни танк так, чтобы мы встречали их снаряды лобовой броней!
— Слушаюсь, господин офицер! — мгновенно откликнулся бывший легионер.
Он дал полный газ, и «тигр» въехал прямо в облако белого дыма, который струился из подбитого танка Барша. Это облако несколько скрыло их от русских, загородив, точно защитным экраном. В тот миг, когда их «тигр», казалось, уже должен был врезаться прямо в корпус подбитого танка, Хартманн резко свернул вправо и, еще больше прибавив газу, выскочил из облака дыма. При этом он на миг подставил «тигр» боком к русским, но это длилось так недолго, что они не успели прицелиться. Уже в следующую секунду «тигр» въехал в небольшую ложбинку и замер там, повернувшись к русским противотанковым орудиям лобовой броней—так, как и хотел фон Доденбург.
— Отличная работа, Хартманн! — воскликнул штурмбаннфюрер.
— Не беспокойтесь о том, чтобы подписать мне представление о награждении, господин офицер, — спокойно ответил механик-водитель, у которого даже не сбилось дыхание, — с меня будет вполне достаточно перевода на некоторое время в финансовую службу армии.
Фон Доденбург только расхохотался в ответ.
— Шульце, стреляй же! — заорал он буквально в следующую секунду, когда русские принялись всаживать в лобовую броню их «тигра» один противотанковый снаряд за другим.
Шульце тщательно прицелился и выстрелил. Мощный снаряд вспахал степь в 50 метрах от русского противотанкового орудия.
— Недолет, Шульце! — зло закричал фон Доденбург. — Ради бога, следи за своими руками!
— Но, господин офицер…
Возглас Шульце потонул в резком стрекотании пулеметной очереди. Это Хартманн бил по уцелевшему расчету первого противотанкового орудия русских, которое Шульце совсем недавно вывел из строя своим метким выстрелом. Первыми же пулями он уложил троих врагов, которые пытались отбежать в сторону. Четвертый тоже упал на землю, но Хартманн чувствовал, что он только притворяется, имитируя свою смерть. И бывший легионер дождался, когда иван неожиданно вскочил на ноги и побежал дальше. Но не сумел он преодолеть и пяти метров, как короткая яростная очередь прошила его тело насквозь.
— Неужели они так никогда ничему не научатся? — насмешливо бросил Хартманн в микрофон. — Если бы он просто остался лежать там, где лежал, он мог бы рассказывать потом об этом сражении своим внукам.
— Каким внукам? О чем ты, Хартманн? — вскипел Шульце. Судя по всему, он был весьма обижен на фон Доденбурга за ту критику, которой Куно подверг его самого. — Кто вообще захочет иметь внуков после всего этого?
— Хватит болтать, Шульце! — оборвал его фон Доденбург. — Лучше всади в следующее противотанковое орудие русских все снаряды, которые у тебя имеются. Из-за этой пушки задерживаемся не только мы — из-за него сковано продвижение вперед целой роты!
Двигавшийся справа от них Pz-IV опасно задымился. Командир танка выскочил из люка. Его комбинезон был весь в огне. Он несколько раз перекатился по земле, пытаясь сбить с себя пламя, но это не помогло. Громко крича от боли, танкист опять вскочил на ноги и побежал вперед, ничего не видя перед собой. Пламя уже охватило его всего, превратив этого человека в живой факел. На бегу он наткнулся в другой немецкий танк, чей водитель тоже не заметил его — и через секунду попросту проехался по нему, превратив в лепешку.
Шульце произвел выстрел по второму противотанковому орудию русских. Осколки с неистовой силой застучали по орудийному щиту и разорвали правую шину орудия. Его перекосило набок. Расчет запаниковал и бросился бежать, но этого уже дожидался Хартманн. Его пулемет мгновенно застрочил по русским, и через несколько секунд с ними было покончено.
— Отлично, фон Доденбург, — проскрежетал по радио знакомый голос Стервятника. — Но попробуйте все-таки возобновить движение вперед. Пока вы лишь топчетесь на месте.
— Понял вас, оберфюрер. Двигаться в прежнем направлении?
— Да. — Голос Стервятника был совершенно спокоен, словно сейчас он присутствовал на учениях «Вотана», проходящих дома, в Вестфалии. — Я внимательно следил за огнем русских, фон Доденбург. Сначала он бы очень хорош. Но потом стало ясно, что у иванов что-то не ладится. У них, очевидно, сдают нервы. И чем больше мы приблизимся к тем позициям, где у них установлены противотанковые орудия, тем больше они будут нервничать. А значит, у нас появится шанс. Я уверен, что если мы хорошенько ударим по ним, то они не смогут сдержать наш атакующий порыв при помощи всех своих противотанковых орудий, и тогда мы заметно продвинемся вперед. Вы согласны со мной, фон Доденбург?
— Абсолютно!
— Тогда желаю вам удачной охоты.
— Благодарю вас!
Но едва только первая рота «Вотана» возобновила яростное движение вперед, у фон Доденбурга отвисла челюсть. Выкатившись из-за дымовой завесы, которая до сих пор скрывала их, он увидел перед собой не только сотни новых противотанковых орудий русских, но и — что было гораздо страшнее — целую свежую танковую армию, выстроившуюся напротив них на равнине в ярких лучах утреннего солнца. Русские танки, казалось, растянулись от одного края горизонта до другого. Их были сотни, а может быть, даже тысячи.
Сидевший рядом с фон Доденбургом обершарфюрер Шульце выдохнул:
— Тысяча чертей и одна ведьма, господин офицер, вы видите все это?
Фон Доденбург не знал, что ему ответить. Он сам был испуган при виде такого зрелища. Пожалуй, еще ни разу во всей своей жизни он не видел ничего подобного.
В следующее мгновение две огромные танковые армии, русская и немецкая, стали медленно и неуклонно сближаться.
По мере того как офицеры штаба наносили на карту все новые и новые значки, обозначавшие положение только что выявленных русских дивизий и бригад, костяшки пальцев Гитлера все больше белели. Это был зримый сигнал, свидетельствовавший о крайней степени волнения фюрера. Он с изумлением следил за тем, как поверхность карты покрывали десятки новых значков, как из свежих дивизий русских складывались сначала корпуса, затем армии, а потом и целые фронты. Гитлер повернулся к бледному Йодлю:
— О Боже, Йодль, откуда только большевики добывают свежее пополнение? — Не дожидаясь ответа, он тут же грубо бросил: — А вы проверили сами, соответствуют ли действительности все эти оценки, сделанные Геленом?
В разговор Гитлера с Йодлем вмешался помощник последнего майор Бухс. Он был одним из самых опытных офицеров германского штаба и принимал непосредственное участие в планировании и подготовке грандиозного наступления армий вермахта на Западе в 1940 году.
— Считаю, мы можем вполне полагаться на данные, добытые Геленом, мой фюрер, — веско проговорил он. — Его оценка сил русских абсолютно реалистична.
Гитлер зло посмотрел на него.
— Отлично, Бухс, но вы уверены при этом, что когда Гелен сообщает о появлении у русских новой дивизии, то он точно знает, какова ее численность? Вы уверены, что если он сообщает о появлении полка, то этот полк действительно укомплектован в полном соответствии со штатной численностью полка, а дивизия — в строгом соответствии со штатной численностью дивизии?
— Разумеется, у русских точно так же имеются недоукомплектованные дивизии и полки, как и у нас, мой фюрер. Но когда Гелен заявляет о появлении в составе русских сил нового полка, это означает, что в их состав действительно влился целый свежий полк.
Лицо Гитлера приобрело болезненно-красноватый оттенок. Бросив на него быстрый взгляд, Йодль сказал себе, что Гитлер не протянет и года — несмотря на все стимулирующие средства, которыми неустанно пичкал его личный врач доктор Морелль, известный шарлатан от медицины.
— Благодарю вас, Бухс, вы можете быть свободны, — холодно произнес Гитлер.
Лицо майора вытянулось. Он прищелкнул каблуками и удалился строевым шагом. Йодль с трудом сдержал улыбку. Ему-то приходилось терпеть перепады настроения фюрера на протяжении вот уже четырех лет. Он так ко всему привык, что подобное уже никак не могло вывести его из себя.
Адольф Гитлер схватил Йодля за руку.
— Давайте прогуляемся. Блонди, за мной!
Виляя хвостом, овчарка Блонди последовала за ними на улицу. Снаружи царила невыносимая жара. Стоявшие возле огромных елей часовые-эсэсовцы с трудом встряхнулись при виде фюрера и стиснули в потных ладонях оружие.
— Йодль, мне никогда не нравилась идея операции «Цитадель». Это вы, вместе со своими друзьями-военными, уговорили меня назначить ее. А теперь сами видите, в какое дерьмо вы меня втянули.
— Так точно, мой фюрер, — покорно кивнул Йодль. Про себя же он с горечью подумал: «Как обычно, у победы — множество отцов, а поражение — всегда сирота».
Не глядя на него, фюрер заговорил снова:
— Но откуда, скажите мне, Йодль, большевики сумели набрать такие гигантские новые силы? Конечно, мы всегда знали, что Россия превосходит нас по численности населения. Но откуда, черт побери, взялись эти 1500 новых танков, которые внезапно оказались на поле сражения? А новые танки, которые продолжают прибывать и прибывать туда? В это просто трудно поверить. Разве это может быть правдой? Что вы думаете по поводу всего этого, Йодль?
Однако на этот раз Йодль не был готов утешить Гитлера— так, как он не раз утешал его на протяжении предшествующих лет.
— К сожалению, все это — истинная правда, — медленно произнес он.
Чего толку было скрывать правду от фюрера? Когда-нибудь ему все равно надо было узнать ее. Германия проигрывала войну.
Но Гитлер оправился гораздо раньше и нашел выход гораздо быстрее, нежели думал Йодль.
— Хорошо, — вдруг выпалил фюрер, останавливаясь и снова хватая генерала за руку. — Если мы не можем выставить против русских такое же количество танков, которое они сумели выставить против нас, мы должны компенсировать это неравенство в силах каким-то иным способом. — Его лицо вдруг расползлось в улыбке — улыбке сумасшедшего. — Ну почему же я не подумал об этом раньше?
— Не подумали о чем, мой фюрер? — осторожно поинтересовался Йодль и почувствовал, как все его тело невольно цепенеет от нехороших предчувствий. В прошлом ему уже не раз пришлось убеждаться, к чему приводили «гениальные прозрения» фюрера.
— Рудель — ну конечно же Рудель! — с энтузиазмом воскликнул Адольф Гитлер. — Оберст Рудель из люфтваффе[44]. Что бы ни твердили о люфтваффе, которым руководит Геринг, никто не может при этом отрицать, что оберет Рудель — настоящий ас. Никто не ставит под сомнение ни его умение, ни его храбрость. Сколько раз он уже был ранен с начала войны?
— Девять раз, мой фюрер, — мгновенно откликнулся Йодль, недоумевая про себя, почему он, глава штаба, обязан держать в своей памяти подобные мелочи. Но в то же время генерал прекрасно понимал, что, если не сможет запомнить все подобные мелочи, то не продержится в ближайшем окружении Гитлера и суток. — Он был ранен девять раз, и дважды — очень тяжело.
— Вот-вот! — с воодушевлением воскликнул фюрер. — Это как раз и говорит обо всем. Перед нами — человек, который продолжает летать и успешно сражаться после столь многих ран. — Он ударил по ладони кулаком. — Один такой человек стоит целого советского корпуса! Отлично, Йодль. Передайте в штаб люфтваффе, что я приказываю пяти эскадрильям штурмовиков оберста Руделя немедленно принять участие в сражении под Курском. Вы понимаете смысл приказа? Немедленно!
Но прежде чем Йодль смог изобразить на своем лице подобающий ситуации энтузиазм, из здания ставки Гитлера выбежал майор Бухс с искаженным от волнения лицом.
— Мой фюрер! — закричал он. — Мой фюрер!
— В чем дело, Бухс? — рявкнул Гитлер.
Майор сунул фюреру листок бумаги.
— Только что получено от фельдмаршала Роммеля, мой фюрер! Совершенно срочное сообщение! — выпалил он.
Гитлер поискал свои очки в тонкой золотой оправе, в которых никому никогда не было позволено снимать его — даже его личному фотографу Генриху Гофману. Надев их, он вперил глаза в срочное донесение Роммеля. Внезапно из его груди вырвался длинный протяжный стон — стон раненого животного. В углу рта конвульсивно задергался мускул.
— Что такое, мой фюрер? — встревоженно осведомился Йодль. Он даже протянул к Гитлеру обе руки, точно собираясь поддержать его, чтобы тот не упал.
Адольф Гитлер беззвучно протянул ему сверхсекретное донесение. Оно было очень кратким и простым. Но Йодль мгновенно понял, что эти несколько простых слов означают конец Тысячелетнего рейха: «Сегодня утром союзники высадились в Сицилии. Эрвин Роммель».
На огромной равнине под Курском было жарко, как в раскаленной печи. Ослепительный солнечный счет резал глаза, точно нож. Само же небо над головами бойцов «Вотана», затянутое пеленой дыма от пожарищ, выглядело угрожающим. Но, несмотря на убийственную жару, они были полностью готовы. Все танки батальона были аккуратно обозначены свежими опознавательными знаками, чтобы немецкие самолеты без труда могли отличить их сверху, а по направлению к позициям русских были выложены на траве огромные черные стрелки. Хорошо видимые с воздуха, они должны были точно указать самолетам германских люфтваффе, куда именно им следует наносить удар.
— Вот они! — закричал обершарфюрер Шульце, указывая рукой на запад.
— Они летят, они летят! — восторженно загалдели вслед за ним все остальные бойцы «Вотана». Они вскарабкались на броню своих Pz-IV и Pz-VI, чтобы получше рассмотреть приближающиеся бомбардировщики. Эсэсовцы были охвачены таким энтузиазмом и радостью, что даже не думали в этот момент о том, что их самих теперь могут легко обстрелять русские снайперы.
Немецкие «штуки» быстро приближались к ним. Издали они были похожи на черные силуэты ястребов.
Самолет-лидер трижды покачал крыльями, подавая условный сигнал остальным. И тут же один из бомбардировщиков устремился прямо к земле, включив на полную мощность сирены. В ответ по нему заработали русские зенитки. Корпус «штуки» окутали белые облачка разрывов. Однако сидевший в кабине самолета оберет Рудель, один из лучших асов люфтваффе, невзирая ни на что, продолжал свою атаку, круто пикируя к самой поверхности земли, где находились русские танки. И в тот момент, когда, казалось, столкновение с землей неизбежно, он вдруг резко вывернул руль, взмывая вверх. Одновременно вниз посыпались бомбы. Они стали рваться с ослепительным светом и ужасным треском, словно рвалась парусина.
Взобравшиеся на свои танки бойцы «Вотана» громко ликовали. Было видно, как загорались один за другим Т-34. Русские зенитные орудия яростно обстреливали немецкие бомбардировщики, но без какого-либо успеха. Темные и рыжеватые комки разрывов густо испятнали небо перед самолетами люфтваффе, но те по-прежнему наносили один успешный бомбовый удар за другим.
— Давайте, давайте, ребята, — орали эсэсовцы, — наподдайте хорошенько этим большевистским ублюдкам!
Бомбы сыпались с разной высоты. Их отвратительный вой, казалось, проникал в мозг и кровь, сверлил кости. Вокруг повисло облако из пыли и черного густого дыма от пылающих танков. Стало трудно дышать. Небо затянуло непрозрачной пеленой. Вокруг стоял невообразимый грохот, сквозь который до эсэсовцев доносились лишь смутные приглушенные вопли умирающих русских танкистов. А затем, так же неожиданно, как и началась, воздушная атака немецких пикирующих бомбардировщиков внезапно прекратилась. Самолеты развернулись в небе над степью и полетели назад, оставив за собой огромное поле, усеянное остовами мертвых танков. Вся передняя линия русских была разбита.
Но это был еще не конец немецкого налета. Едва стих шум моторов «штук», как в небе над Курском появилась следующая волна самолетов. Это были две эскадрильи «Хеншель-129»[45]. Когда фон Доденбург увидел их, его лицо осветилось.
— Смотрите, — крикнул он, — к нам летят штурмовики. Сейчас русским еще наподдадут жару!
— Но это, однако, не танки, — мрачно проронил Шульце. — А самолеты. А новых танков нам так и не дали.
—Ладно, хватит тебе ныть, — возбужденно прикрикнул на него фон Доденбург. Прикрыв глаза ладонью, он внимательно рассмотрел «хеншели». Их было восемнадцать. Подлетая все ближе, они уже начали выстраиваться для выполнения боевого задания. Немецкие самолеты разделились на три колонны, образовав в воздухе что-то вроде гигантского трезубца, направленного в центр обороны русских. В эту же секунду яростно заработали русские зенитки. Один из «хеншелей» оказался подбит, из его двигателя повалил густой белый дым. Пилот старался всеми силами удержать машину в воздухе, но у него ничего не получалось. Тогда он начал осторожно снижаться, очевидно, собираясь посадить машину прямо в степи. Стиснув кулаки, бойцы «Вотана» напряженно следили за его снижением. Но вдруг «хеншель» неожиданно взорвался, превратившись в облако огня и дыма и разлетевшись на тысячи кусков. Однако все остальные самолеты продолжали лететь вперед.
Когда под ними оказались русские танки, командир эскадрильи покачал крыльями и тут же бросил свой самолет в пике. За ним последовали остальные «хеншели». На скорости 300 километров в час они понеслись к земле, паля из всех своих скорострельных пушек. Один за другим Т-34 взрывались и исчезали в густых облаках дыма. Было видно, как русские танкисты выскакивают из своих еще не подбитых танков и стремительно разбегаются в разные стороны, стремясь сохранить себе жизнь. Совершая отчаянные противозенитные маневры, немецкие штурмовики вновь и вновь пикировали вниз и наносили смертельные удары по танкам противника.
Эсэсовцы ликовали. Они орали от восторга, размахивали руками, подбадривая экипажи «хеншелей», которые проносились над их головами так низко, что бойцам «Вотана» были ясно видны головы пилотов.
Однако на этот раз немецким люфтваффе не было суждено наслаждаться полным господством в небе. С востока на «хеншели» уже летели советские истребители «Як». Подлетев ближе, они немедленно открыли ураганную стрельбу по немецким самолетам. Немецкие штурмовики являлись достаточно тихоходными машинами для быстрых «Яков», и это обстоятельство оказалось для них роковым: один за другим немецкие самолеты стали загораться и падать.
Один подбитый «хеншель» едва не упал на склад боеприпасов «Вотана». Он врезался в землю в каких-то метрах от него, подпрыгнул на добрые тридцать метров, снова ударился о землю и перевернулся. Другой «хеншель» врезался в два стоявших рядом дерева. Его крылья сразу отскочили. Пилот этого самолета, как ни удивительно, сам выбрался из кабины. С неестественной усмешкой на искаженном лице он подошел к эсэсовцам и попросил выпить. Но в следующую секунду он рухнул на землю, потеряв сознание.
Повсюду «Яки» торжествовали над «хеншелями». Закончив их истребление, они низко пронеслись над немецкими танками, демонстрируя свое полное превосходство в воздухе. Несколько уцелевших немецких штурмовиков, сумевших каким-то чудом избежать огня русских, торопливо удирали на запад. Все небо целиком досталось Иванам.
Сплюнув вниз, Шульце стал следить за тем, как постепенно расползается дым, окутавший во время немецкой бомбардировки позиции русских. Когда он более-менее расчистился, стало ясно, что танковой группировке русских был нанесен весьма серьезный урон. Везде горели и дымились десятки подбитых и искореженных танков. Однако за ними темнели сотни и сотни совершенно новых бронированных машин, готовых вступить в сражение с немцами.
— О, дьявол, — выдохнул Шульце. — Я дважды закрывал глаза, думая, что это кошмар и что он исчезнет, но русские танки так и стоят на том самом месте, где я их увидел, Хартманн!
С лица бывшего легионера куда-то совсем исчезла его уверенная циничная усмешка.
— Если эти танки не исчезнут…
Он замолчал и испытующе посмотрел на Шульце.
— Я понял твою мысль, Хартманн, — медленно проговорил обершарфюрер. — Мне не нужно посылать телеграмму в письменном виде. Если эти танки отсюда не исчезнут, значит, отсюда должны исчезнуть мы. Так?
Но прежде чем Хартманн успел ответить ему, офицеры «Вотана» принялись свистеть, призывая бойцов занять свои места. Взревели танковые моторы. К «тигру», у которого стояли Шульце с Хартманном, подбежал фон Доденбург, только что совещавшийся со Стервятником в его командирском танке.
— Залезайте в «тигр»! — рявкнул он. — Быстрее! Мы должны успеть ударить по ним до того, как они оправятся.
Грохот немецкой артиллерии напоминал рычание разъяренного дикого зверя. В воздухе проносились тысячи тяжелых снарядов, превращая передний край русских в месиво искрошенной вздыбленной земли, искореженных танков и пушек, уничтожая там все живое. Земля безостановочно содрогалась. Даже сидевшие внутри тяжелых «тигров» эсэсовцы чувствовали, как все вокруг дрожит и ходит ходуном. Снаряды с ревом проносились в воздухе. Не успевал рассеяться дым от первого залпа, как уже обрушивался следующий. Залпы орудий и шестиствольных минометов слились в один протяжный и все заглушающий гул. Передний край русских совершенно исчез в пыли и дыму. Фон Доденбург и Шульце зажали ладонями уши, чтобы им не разорвало барабанные перепонки.
— Вражеские танки в направлении на два часа! — неожиданно прокричал по радио чей-то незнакомый голос. — Их тысячи! Тысячи!
Фон Доденбург приник к обзорной трубе и невольно застыл. Вынырнув из дыма и пыли, прямо на них катила стальная лавина русских танков.
В наушниках раздался треск, и он услышал голос Стервятника — почти радостный:
— Думаю, господа, пришло время всем нам исполнить свой долг и свое призвание. Вперед, в атаку!
Хартманн вдавил в пол педаль газа. Находившиеся слева и справа от них танки «Вотана» также помчались вперед. По башне «тигра», в котором находились фон Доденбург, Шульце и Хартманн, пробарабанила очередь из русского пулемета.
— Не стреляй в ответ, Шульце! — крикнул фон Доденбург. — Они только пристреливаются к нам.
— А я и не собирался, господин офицер, — необычно тихим голосом отозвался бывший докер. Он выглядел как человек, в душе которого происходит какая-то невидимая борьба. Но фон Доденбургу было некогда задумываться над этим. Его воспаленные глаза напряженно вглядывались в пространство перед их «тигром». Куно считал вражеские танки, но, досчитав до ста пятидесяти, в отчаянии бросил это дело. Все равно у батальона оставалось всего лишь сорок боевых машин…
Первой в бой вступила вторая рота гауптштурмфюрера Шварца, танки которой двигались чуть впереди остальных. Шварц, как обычно, мечтал о славе настоящего воина. Увидев перед собой армаду русских танков, он смело пошел прямо на них.
— О Боже, Шварц, — потрясенно зашептал фон Доденбург и осекся.
Заметив, что на них движутся танки второй роты, ехавшие единым строем, «тридцатьчетверки» неожиданно остановились. Их пушки стали лихорадочно разворачиваться в направлении Шварца. Командиры поднялись из башен, отчаянно махая флажками и показывая остальным танкам, что им следует делать.
Конечно же пулеметчики Шварца не упустили столь редкостную возможность — и немедленно начали стрелять по командирам русских танков. Многие были убиты на месте; остальные, захлопнув люки, спрятались внутри своих бронированных машин.
Русские открыли бешеную стрельбу по танкам Шварца. Над полем потянулся густой дым. По радио до фон Доденбурга и других донесся победный возглас гауптшарфюрера:
— Мы привели их в замешательство, парни! Давайте же, поддержите меня! Покажем им, чего на самом деле стоит штурмовой батальон СС «Вотан»!
Немецкие танки открыли разящий огонь по русским машинам. Воздух наполнился воем и грохотом. Казалось, какой-то гигантский кузнец изо всех сил бьет молотом по исполинской наковальне. Танки один за другим превращались в горящие факелы.
Шварц врезался в самую гущу боевых порядков русских. Вокруг него пылало уже множество Т-34. Но и немало танков под командованием самого Шварца оказалось подбито. Фон Доденбург видел, как иваны выводят их из строя один за другим.
— О Боже, господин офицер, вы только посмотрите на это! — вдруг закричал Шульце, ткнув штурмбаннфюрера локтем в бок.
Куно увидел того самого эсэсовца огромного роста, который легко перетащил на себе несколько тяжеленных связок гранат, когда они переправлялись ночью через реку, чтобы скрытно атаковать позиции русских. Тогда перенесенных им через реку гранат с лихвой хватило на всю роту. А сейчас этот человек стоял на броне горящего «тигра», стараясь помочь другому члену экипажа танка выбраться наружу из объятой пламенем машины. Сначала фон Доденбургу показалось, что гигант стоит на коленях. Но, приглядевшись, он с ужасом осознал свою ошибку: оказывается, обе ноги ниже колен у этого человека были оторваны, и он стоял лишь на кровоточащих культяпках. Сзади него находились деревянные ящики с пулеметными патронами. Они уже начали дымиться.
— Прыгай вниз! — отчаянно закричал фон Доденбург. — Не жди, сам прыгай вниз, а то будет поздно!
Однако здоровенный блондин не слышал его. В следующий миг ящики с боеприпасами взорвались, и он исчез в дыму и пламени этого взрыва.
Теперь от всей второй роты Шварца остался лишь один-единственный танк—его собственный. Русские безжалостно били по нему со всех сторон, однако Шварц все равно не отступал. Он упрямо двигался вперед, явно не желая ставить дымовую завесу, чтобы под ее прикрытием откатиться назад.
Одна «тридцатьчетверка» зашла Шварцу во фланг и выстрелила в его «тигр» сбоку. Снаряд попал в задний каток Pz-VI. В воздух взметнулись злые раскаленные искры металла. «Тигр» содрогнулся, его заволокло густым дымом. Фон Доденбург с безнадежным видом приник к обзорной трубе. Казалось, это был конец… Но когда дым наконец рассеялся, он увидел, что машина Шварца продолжала катиться вперед, хотя и заметно медленнее.
— Гауптштурмфюрер Шварц, приказываю вам выйти из боя, — раздался по радио командный голос Стервятника. — Вы слышите меня, Шварц? Приказываю вам выйти из боя!
Но в ответ по радио донеслись лишь неразборчивые звуки помех. В эту секунду «тигр» Шварца стали обстреливать сразу с полдюжины Т-34. Немецкий танк закачался из стороны в сторону, точно корабль в бурную погоду. Весь его правый бок оказался исполосован блестящими отметинами от попавших в него осколков снарядов. Из-под крышки моторного отсека поползла вверх тонкая струйка белого дыма. И тем не менее огромный танк продолжал упрямо катиться вперед. Его длинное орудие рыскало из стороны в строну, словно выбирая себе жертву для последней яростной атаки.
Русские резко усилили огонь, но Шварцу каким-то чудом удалось самому подбить один Т-34. Экипаж в панике выскочил из горящей машины, и пулеметчик Шварца тут же скосил его прицельным жестоким огнем. И в этот момент меткий выстрел из русского танка перебил «тигру» левую гусеницу. Она соскочила с катков и вытянулась на земле. Танк Шварца наконец замер. У командира хватило ума тут же поставить дымовую завесу. Подбитый танк заволокло густым облаком дыма.
— А теперь, Шварц, ради бога, беги оттуда! — заорал по радио Стервятник.
Шварц так и сделал. Но при этом он проявил поистине дьявольскую хитрость: пропустил свой экипаж вперед. Как только немцы выскочили из плотной пелены дыма, окатывавшей его танк, их сразу же скосила пулеметная очередь русских.
— Ах, чертовы идиоты! — взорвался Шульце. — Ну почему они всегда покидают подбитые танки так глупо?
Он вдруг осекся, увидев Шварца, который полз по земле, держа в одной руке «шмайссер». Из другой его руки сочилась кровь. Гауптшарфюрер осмотрелся, осторожно поворачивая голову то влево, то вправо, и пополз к подбитому Т-34, чтобы укрыться за ним. Рядом с русской машиной на земле распростерлись члены ее экипажа, убитые немцами. Шварц прополз пять метров, потом еще столько же. Казалось, ему везет — русские не стреляли в него. Фон Доденбург не сводил глаз с маленькой фигурки немецкого офицера, которая упорно ползла вперед. Ему вдруг показалось, что если Шварцу удастся сейчас уцелеть, то и им всем — тоже.
Внезапно русские разглядели ползущего Шварца. По нему стали бить трассирующими очередями. Эсэсовец вскочил на ноги и помчался вперед, стараясь побыстрее преодолеть те метры, которые защищали его от спасительного для него сейчас корпуса подбитого русского танка. Пули взбивали пыль прямо рядом с его ногами.
— Давай, давай! — кричал фон Доденбург. — Ради бога, Шварц, постарайся сделать это!
Но пули русских попали тому прямо в спину.
— Шварц… — безнадежно выдохнул фон Доденбург.
Колени гауптштурмфюрера подогнулись. Он нелепо взмахнул в воздухе руками. «Шмайссер» выпал из его внезапно онемевших пальцев, и Шварц медленно повалился лицом в пыль.
В этот момент в бой вступили остальные танки «Вотана». Но, глядя на лежащего на земле товарища, фон Доденбург почувствовал, что сегодня они уже точно не смогут победить.
Генерал артиллерии Йодль делал свой доклад с детальной точностью хирурга, подробно описывающего сложную операцию. Фюрер и высшие военачальники рейха внимательно слушали его, погруженные в тяжелое молчание.
— Фельдмаршал Монтгомери высадился со своей Восьмой армией вот здесь. Мы уже установили, что 12-й и 30-й корпуса в составе его Восьмой армии прибыли непосредственно из Африки, из района Сахары. Американский же ковбой Паттон со своей Седьмой армией высадился вот тут.
По лицу Йодля промелькнула холодная улыбка, но в глазах его не было ни капли юмора.
— Мы, без сомнений, увидим эту победную высадку Паттона на итальянском побережье в следующих выпусках американской военной кинохроники. У этого генерала явная тяга к публичности и личной популярности.
Йодль притронулся своей наманикюренной рукой к большой карте Сицилии:
— Союзники уже взяли Сиракузы и, вне всяких сомнений, вскоре овладеют Гелой. Наши доблестные союзники-итальянцы, конечно, сделают вид, что собираются сопротивляться им в районе Катании. Но я отвожу самое большее одну неделю на то, чтобы Монтгомери полностью овладел Сицилией. Как бы медленно он ни продвигался вперед, через неделю янки обязательно выйдут к Мессинскому проливу.
— Значит, мы потеряли Сицилию, — жестко подытожил Модель. — Он поправил монокль и уставился на Гитлера, словно тот лично был ответственен за потерю Сицилии. — Это означает конец операции «Цитадель», не так ли?
Гитлер не среагировал на обвиняющий взгляд Моделя. Его воображение целиком захватила новая угроза, которая неумолимо надвигалась на рейх с южного направления. От этого он почувствовал небывалый прилив возбуждения. Мысли его прояснились, жесты стали энергичными, и он вновь напомнил всем присутствующим того Гитлера, которого они привыкли видеть перед собой в самом начале войны:
— Бездарность итальянского военного руководства неумолимо приведет к тому, что вся Сицилия будет потеряна. Это очевидно. А уже завтра Эйзенхауэр сможет высадиться хоть в континентальной части Италии, хоть на Балканах. И когда это случится, весь наш южный европейский фланг окажется под ударом. Я обязан это предотвратить!
Он двинулся к окну, сжимая и разжимая кулаки, точно внутри него шел какой-то диалог и обмен мнениями, в ходе которого решалась какая-то важная проблема. Фюрер словно взвешивал про себя один вариант действий, другой, третий, прикидывая, какой все-таки лучше.
Затем Гитлер неожиданно развернулся и в упор посмотрел на своих военачальников.
— Мне потребуются дивизии в Италии, господа. Поскольку их неоткуда больше взять, придется брать из России.
— Из-под Курска? — бросил Модель.
— Да, Модель, из-под Курска. Я также переброшу 1-ю танковую дивизию из Франции на полуостров Пелопоннес. Но на южном направлении мне понадобится иметь значительно больше танков — так, чтобы я мог быстро отреагировать на любые угрозы со стороны англо-американских союзников. Мне придется взять из России большую часть группировки Гота. Прежде всего — все бронетанковые части СС. Ведь они — самые лучшие.
«Они были такими», — подумал про себя Йодль, которому совсем недавно доложили свежие цифры потерь среди частей СС под Курском. Но, как обычно, он ничего не сказал вслух фюреру. Повернувшись к нему, Адольф Гитлер приказал:
— Йодль, отдайте распоряжение о том, чтобы все бронетанковые части СС были немедленно отозваны из-под Курска.
— Но это безусловно означает конец операции «Цитадель», как я уже и говорил, — пробасил Модель. Его лицо стало еще более красным, чем обычно.
Гитлер повернулся к нему.
— На данный момент — да. — Он стиснул кулаки. Его лицо стало жестким и непреклонным. Было видно, что внутри него полыхает тот самый неукротимый внутренний огонь, который когда-то вознес его из венских трущоб и поставил во главе сильнейшей нации в Европе. — Но мы еще вернемся, Модель. Поверьте мне — мы обязательно вернемся!
Йодль вздохнул и принялся мысленно составлять приказ о переброске частей СС с русского фронта на юг, пока Гитлер и его военачальники глядели друг на друга в немом молчании.
— Внимание всем командирам! Внимание всем командирам! — прорезался сквозь радиопомехи голос Стервятника. — Повторяю: прекратите стрелять!
Наступила мгновенная тишина. И в ней вновь прозвучал голос Гейера:
— Хочу пожелать вам всем удачи, господа! И метких выстрелов!
Впервые за все время, что фон Доденбург знал Стервятника, он различил в его голосе нотки искренних эмоций.
— Он желает нам метких выстрелов! — взорвался Шульце, когда радио замолчало. — Но нам, черт побери, нужно нечто большее, чем просто меткие выстрелы, чтобы справиться с такой немыслимой армадой русских танков, которые наседают на нас!
— Заткнись, Шульце! — рявкнул фон Доденбург и приник к окуляру обзорной трубы, вглядываясь в стальную лавину русских танков, которая неумолимо надвигалась на них.
Обершарфюрер что-то обиженно пробормотал себе под нос, но тоже приник к прицелу орудия и затих.
На них сейчас катилось не меньше сотни русских танков. Фон Доденбург видел, что иваны дополнительно прикрепили на лобовую броню своих «тридцатьчетверок» куски траков, чтобы обеспечить дополнительную защиту.
Штурмбаннфюрер посмотрел, как расположились танки «Вотана», стоявшие слева и справа от него. Надо было отдать должное Стервятнику — тот расставил все наличные бронированные силы батальона просто превосходно. Находившиеся слева машины прятались в небольших низинах и находились к противнику своей лобовой броней, то есть были практически неуязвимы для удара. Они могли бы легко выдержать в течение весьма длительного времени самый свирепый обстрел, удерживая при этом свои позиции. Танкам третьей роты, которые находились справа, отводилась более мобильная роль. В случае необходимости они должны были ударить русским во фланг. Его же шесть «тигров» должны были удерживать центр обороны. При помощи мощных 88-миллиметровых пушек они должны были держать русских на почтительном расстоянии и ни в коем случае не подпускать их ближе.
Да, система обороны «Вотана» была глубоко и хорошо продумана. И в то же время двигавшаяся сейчас на них лавина русских танков была слишком мощной, слишком превосходящей их по численности, чтобы можно было мечтать о том, чтобы задержать, а тем более опрокинуть ее. Даже в самых страшных своих снах фон Доденбург никогда не видел перед собой такой неприятельской стальной армады.
Неожиданно в его тягостные размышления вмешался срывающийся голос молоденького унтерштурмфюрера, который был назначен командиром третьей роты:
— Внимание всем… внимание всем! Собираюсь вступить в бой с русскими. Дистанция до ближайшего русского танка— 300 метров. Пожалуйста, пожелайте мне удачи!
Фон Доденбург торопливо повернул обзорную трубу. Находившийся справа от них один из танков третьей роты — устаревший Pz-IV — выстрелил по русской «тридцатьчетверке» и промахнулся.
— Тупица! Идиот! — зло выругался фон Доденбург. — Тебе следовало подождать, прежде чем стрелять. Ты должен был подпустить их на прицельную дистанцию и только после этого открывать огонь!
Однако стоявший рядом с Pz-IV другой танк третьей роты — мощный «тигр» —первым же выстрелом вывел из строя ближайший Т-34. Фон Доденбург услышал в наушниках хриплые одобрительные возгласы.
— Глядите-ка — они сумели подбить еще одного! — возбужденно воскликнул обершарфюрер Шульце. Меткий выстрел другого танка из третьей роты остановил еще один русский Т-34. Его экипаж выскочил из башни, но их тут же скосила прицельная пулеметная очередь.
Командир советской танковой группы — а судя по количеству машин под его началом, это должен был быть человек в звании не меньше генеральского — отреагировал немедленно. Он отдал приказ тем танкам, которые встретили отпор со стороны третьей роты «Вотана», прекратить бой и медленно отъехать назад, не подставляя при этом своих боков немецким пушкам. Все же остальные танки лишь увеличили темп движения и понеслись на боевые порядки «Вотана» со скоростью 50 километров в час. Расстояние между русскими и немецкими танками на глазах сокращалось. Пятьсот метров… четыреста… триста пятьдесят… ровно триста.
— Думаю, нам пора открывать по ним огонь, — бросил фон Доденбург.
Ему ответил по радио Стервятник. Голос командира прозвучал жестко, но очень спокойно. Казалось, он находится не на поле боя под Курском, а руководит обыкновенными учениями где-то под Берлином:
— Можете открывать по ним огонь, фон Доденбург. Но имейте в виду: танки «Вотана» в атаку не пойдут. Мы встретим их здесь, на этих позициях, находясь по отношению к ним лобовой броней. И не позвольте им обойти себя с флангов.
Конец фразы Стервятника потонул в оглушительном металлическом звоне и грохоте. Это два русских бронебойных снаряда стукнулись о лобовую броню «тигра» фон Доденбурга и, срикошетировав о нее, ушли высоко в небо.
— Огонь! — яростно прокричал Куно.
«Тигр» выплюнул снаряд. Только что выстреливший в них русский Т-34 внезапно остановился. Правда, при этом он не горел и не дымился, и никто не вылезал из него. Но он и не ехал больше, и не стрелял. Значит, это был выстрел «в яблочко».
— Отличный выстрел, Шульце! — похвалил фон Доденбург обершарфюрера. — Продолжай в том же духе! — И ловко загнал в казенную часть орудия новый снаряд.
Но Шульце и не требовалось дополнительно уговаривать. Т-34 накатывали на шестерку их «тигров» со всех сторон. Шульце всаживал в цель снаряд за снарядом, пытаясь остановить иванов. Его спина вся взмокла. Фон Доденбург заметил, как стремительно уменьшается боекомплект, который приходилось теперь тратить с такой бешеной скоростью. Однако им требовалось во что бы то ни стало удержать русских на дистанции, не дать им приблизиться слишком близко. Когда неприятель подойдет вплотную, это будет означать смерть.
Все пространство перед шестью немецкими танками было усеяно горящими обломками русских машин. Мертвые члены их экипажей или валялись на земле, скошенные пулеметным" огнем, или свешивались из распахнутых люков танковых башен. Но, казалось, у врага было бесконечное количество танков, которые он без передышки бросал в атаку на немцев, совершенно не заботясь о потерях. И вот случилось самое страшное: один из «тигров» второй роты не заметил, как Т-34 подкрался под прикрытием дыма к нему с фланга и всадил снаряд точно в его задний каток.
— Сплотить ряды! — закричал в микрофон фон Доденбург. — Немедленно сплотить ряды, черт бы вас побрал! Вы что, хотите, чтобы большевистские ублюдки вклинились между нами?
Два «тигра», находившиеся слева и справа от центра группы, начали торопливо маневрировать, чтобы подъехать поближе. Но было уже слишком поздно. Сразу три Т-34 зашли в бок тому «тигру», который был левее, и в него врезалось несколько 76-миллиметровых снарядов. Танк содрогнулся, точно под бешеным порывом ураганного ветра. В его боку образовалась пробоина, из моторного отсека пополз дым. Но фон Доденбургу некогда было смотреть на подбитый «тигр». Русские сразу почуяли свой шанс. Еще пять Т-34 откололись от основной массы наступающих русских танков и бросились на центральную группу из их Pz-VI.
— Всем, всем! — отчаянно заорал в микрофон фон Доденбург. — Сконцентрируйте весь огонь на этих пяти русских Т-34, которые заходят слева. Огонь!
Шульце отреагировал первым. Он произвел три быстрых выстрела по переднему Т-34. Один из его снарядов просвистел мимо цели, но два других попали в точку. Русский танк остановился и загорелся. Когда члены его экипажа посыпались из распахнутого люка, Хартманн встретил их прицельной очередью из пулемета и скосил за доли секунды. Но остальные танки продолжали неудержимо надвигаться на них. Им удалось подбить еще один «тигр», который сразу исчез в малиновом пламени мощного взрыва.
Очевидно, сдетонировали все его снаряды, находившиеся внутри.
Фон Доденбург уже перестал испытывать страх. Им овладела одна лишь безграничная ярость. Куно никогда раньше так не злился. Он был зол на русских, на плохо обученные экипажи немецких танков, на войну и на себя самого.
— Хартманн! — в бешенстве прокричал он в микрофон. — Сейчас мы перейдем в наступление!
— Что?! — не поверил своим ушам бывший легионер.
— Ты слышал, что я сказал. Или ты какого-то дерьма объелся, от которого у тебя заложило уши? Сейчас мы перейдем в наступление!
— Но, господин офицер…
— Если ты немедленно не направишь этот железный ящик вперед, я прострелю тебе башку и сам сяду за рычаги. Знаешь девиз «Вотана»? «Иди вперед — или сдохни!» Сейчас тебе лучше идти вперед!
Хартманн повиновался фон Доденбургу. Их «тигр» рванул вперед.
Подъехавший на мотоцикле связной резко повернул свой покрытый пылью мотоцикл и бросил его рядом с Pz-VI Стервятника. Низко пригибаясь, он подбежал к танку и постучал по его броне прикладом своего «шмайссера». Над головой связного тут же взвизгнули пули русских, которые сразу заметили его.
— Откройте! — закричал связной. Он боялся, что вражеские пули заденут его прежде, чем он успеет справиться со своей миссией. — Откройте чертов люк, прошу вас!
Наконец внутри танка услыхали его стуки и крики. Люк распахнулся. Гейер высунул голову наружу.
— В чем дело? — крикнул он.
Связной прижал ладони рупором ко рту.
— Срочное сообщение из штаба дивизии. — Косясь на приближающиеся к ним русские танки, он сунул листок бумаги в руку Стервятника. — Держите.
Гейер быстро прочитал сообщение.
— Отлично. Дайте мне форму для ответа, — бросил он связному.
Тот вручил ему чистую форму. Стервятник торопливо нацарапал несколько слов. Снаряды, выпущенные по ним из русских танков, рвались совсем близко.
— Держите, — протянул он ответ связному. — И проследите за тем, чтобы это попало в руки командиру дивизии.
— Слушаюсь, господин офицер! — Связной схватил послание и, низко пригибаясь, опрометью бросился к своему мотоциклу. В следующую секунду он исчез, подняв огромное облако пыли, словно за ним по пятам гналась вся Красная армия. Довольный Стервятник прищелкнул языком. То, что он прочитал, ему очень понравилось.
— Что случилось, господин оберфюрер? — встревоженно спросил Метцгер. Его глаза перебегали с лица Стервятника на приближающиеся к ним русские танки и обратно.
— Нам удастся дожить до будущих сражений, Метцгер. Получен приказ немедленно отходить.
— Слава богу! — с нескрываемым облегчением промолвил гауптшарфюрер.
— О да. И мне удастся продолжить гонку за генеральскими звездами. Тем, кто сидит на теплых должностях в тылу, не удастся расхватать все самые лакомые повышения. А теперь, Метцгер, давай-ка обеспечим быстрый отход, пока русские не опередили нас.
Он захлопнул люк танковой башни и быстро поднес к губам микрофон:
— Всем, всем! Слушайте мой приказ. Ставим дымовую завесу и отходим. Немедленно!
Перепуганным молодым командирам немецких танков не требовалось повторять этот приказ дважды. Русские били по ним уже практически в упор. Немцы быстро поставили дымовую завесу и стали торопливо отходить назад, непрерывно отстреливаясь.
«Тигр» фон Доденбург неожиданно тряхнуло, и танк вдруг резко остановился. Сидевший внизу Хартманн жалобно прокричал:
— В Дешнера попали! — Он имел в виду второго механика-водителя. — Осколком ему срезало всю верхнюю часть черепа!
Фон Доденбург на несколько секунд застыл, не в силах осознать слова Хартманна. У него звенело в ушах, в голове гудело. Вся башня «тигра» была пропитана едкой удушливой пороховой гарью. Затем Куно увидел густой белый дым, поднимавшийся снизу. Он закашлялся, задыхаясь, и, собрав последние остатки сил, прокричал:
— Всем выбираться из танка! Все наружу! Сейчас он взорвется!
Рядом прогремел еще один оглушительный взрыв, заставивший их «тигр» содрогнуться всем своим многотонным корпусом. Теперь русские Т-34 вели себя очень уверенно. Иваны видели, что полностью контролируют положение на поле боя. Им уже удалось подбить все немецкие танки, и они сейчас уничтожали последние очаги сопротивления.
Согнувшись и моргая от едкого дыма, от которого страшно щипало глаза, фон Доденбург на мгновение заглянул туда, где должен был находиться Дешнер. Тот так и остался сидеть на своем месте. Он сжимал руками рукоятку танкового пулемета, точно собираясь открыть огонь. Но головы у него на плечах уже не было — она лежала на полу. На ней все еще сидели наушники, и фон Доденбургу показалось, что мертвая голова Дешнера скалится на него в какой-то странной ухмылке. Куно резко распрямился. Нет. Они ничего уже не могли сделать для бедняги стрелка. А сам Хартманн уже успел выскочить из горящего танка.
— Пошли, Шульце, — прорычал фон Доденбург. — Пора валить!
Он выбрался из дымящегося «тигра» и спрыгнул на траву. С другой стороны танка спрыгнул Шульце.
Неподалеку от фон Доденбурга разорвался снаряд, и офицера обдало сильной взрывной волной. Неподалеку застучал русский пулемет. Пули пролетели совсем близко. Фон Доденбург с трудом распрямился. Он чувствовал себя бесконечно усталым. Все, чего хотел сейчас Куно — это растянуться на обожженной земле, закрыть глаза и провалиться в сон. Провалиться, чтобы забыть о трагедии своей роты, от которой фактически ничего не осталось.
Из облака дыма появился Шульце. Его лицо было черным от копоти. Над правым глазом темнела глубокая рана, из которого густо сочилась кровь. За Шульце следовал Хартманн, потерявший где-то свой шлем. Бывший легионер на ходу стягивал свой ремень. Наконец он сумел расстегнуть его и швырнул на землю — вместе с пистолетной кобурой.
— В чем дело, Хартманн? Зачем ты это сделал?—спросил фон Доденбург не слишком твердым голосом.
— С меня достаточно. Я решил отвалить, — прохрипел Хартманн и вдруг резко присел — рядом с ними разорвался еще один снаряд.
Фон Доденбург вытер пот со лба и уставился на Хартманна в полном изумлении.
— Что ты сказал? — произнес он наконец.
— Вы же слышали… Я решил отвалить. Мы все решили отвалить.
— Но ты не имеешь права так поступить! Это означает дезертировать перед лицом противника. За это тебя просто поставят к стенке! — закричал фон Доденбург.
Фон Доденбург был так разъярен, что не заметил, как Хартманн быстро подмигнул обершарфюреру Шульце.
— Пусть те, кто хотят, продолжают вести эту чертову войну, господин офицер, — сказал Хартманн. В это время Шульце тихонько подходил к фон Доденбургу сзади. — Ас нас — уже достаточно! Разве вы сами не видите этого? — Глаза бывшего легионера вылезли из орбит — он был в бешенстве. — Германия проиграла эту проклятую войну. Чертовы русские победили нас. И сейчас каждый должен быть уже только за себя. Если у вас хватает сообразительности, господин фон Доденбург, то и вам следует поступить точно так же.
Фон Доденбург стал судорожно расстегивать кобуру, стараясь нащупать пистолет.
— Хартманн! — закричал он, перекрывая грохот наступления русских танков, которые сейчас двигались в направлении того места, где находился командирский «тигр» Стервятника. — Ты, должно быть, сошел с ума! Речь пока идет лишь об одном проигранном сражении. С Германией еще не покончено, о, нет! Черт побери, Хартманн, как ты только можешь произносить такие…
Фон Доденбургу так и не удалось закончить фразы. Что-то ударило его сзади по голове. Все поплыло у него перед глазами. Ноги подкосились, и он потерял сознание, провалившись в черную пустоту.
Стоя на холме, с которого открывался широкий вид на все поле битвы, генерал Ротмистров опустил бинокль и потер лицо, на которых остались глубокие круги от окуляров. Стоявший рядом с ним Никита Хрущев секундой позже тоже опустил бинокль, сквозь который внимательно рассматривал отступающих фашистов.
— Фрицы бегут, — медленно проговорил он — точно ему приходилось убеждать самого себя в том, что то, что он сейчас видел, не является иллюзией.
— Вы же сказали, что они обязательно побегут, товарищ Хрущев, — произнес Ротмистров.
Хрущев подмигнул.
— Знаю, знаю. Но в тот момент, когда я это говорил, то, если честно, не до конца верил самому себе.
Ротмистров улыбнулся, несмотря на то, что в душе недолюбливал стоявшего перед ним человека. Но в такой великий день он не мог сердиться на него — даже несмотря на то, что его постоянно раздражало, с какой бесцеремонностью Хрущев влезал в дела, касавшиеся одних только военных.
— А что теперь, товарищ Хрущев? — спросил он. — Что мы будем делать теперь?
Хрущев вытянул толстый указательный палец в том направлении, куда двигались танки «Вотана». Они вырвались из-за облака дымовой завесы, которую поставили, чтобы обеспечить себе безопасный отход, и теперь быстро отходили на запад.
— Мы будем наступать, товарищ генерал. Наступать на запад.
— И какова же будет цель нашего наступления?
— Цель наступления? — повторил вслед за ним Никита Хрущев. — Какова будет цель нашего наступления, товарищ Ротмистров? Цель будет очень простая. Берлин!
Ганс-Ульрих Рудель — знаменитый летчик-ас, самый результативный пилот пикирующего бомбардировщика Ю-87; единственный кавалер полного банта Рыцарского креста: с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами (29 декабря 1944).
Немецкий двухмоторный штурмовик. — Прим. ред.