*автор Гаврилов Пётр Семёнович, экономист и золотопромышленник. Один из создателей нейроэтики — направления науки о поведении электронных систем. Достижения этой науки позволили предотвратить возникновение так называемого «парадокса перворождения» и сохранить возможность сосуществования продвинутых систем искусственного интеллекта и человечества.
Август. Разгар сезона. Драга работает без сбоев уже неделю. Содержание золота на этом участке реки оказалось выше прогнозного. Это значит — зарплаты и премии для коллектива. И новые возможности развития для всего предприятия.
Можно, наконец, вертушку попробовать забрать из тайги. У него уже родился план спасения: «Урал» до тех мест пройдёт, даже нагруженный турбиной. Лопасть можно использовать как кран — накинуть на неё петлю, потом демонтировать отказавший агрегат, после чего поставить новый.
Повозиться придётся — но оно того стоит. Он уже начал привыкать к мобильности, которая даёт винтокрылая машина, и не хотел с ней расставаться.
Ми-2 они купили прошлой осенью, у разорившегося аэроклуба. В принципе, вертушка была «на ходу», только вот регламенты все вышли, конечно.
Основное они смогли сделать на своей базе, под его руководством. Вроде всё по инструкции было, и поначалу машинка радовала: возила хозяина по всему краю и за его пределы.
Что и говорить: он расслабился, перестал замечать тревожные признаки в работе движка. Да и, положа руку на сердце — заметить их было сложно. Всё ж таки машина не новая, многое списывалось на возраст.
Турбина отказала не сразу. Сначала упала мощность. Потом — показатели давления. В кабине запахло палёным, и он совершенно правильно решил вырубить движок.
Хотя спускаться на авторотации — это испытание для психики пилота. Но вот с выдержкой у него как раз всё было в норме.
Сел благополучно. Даже шасси не повредил: подвернулась в тайге подходящая полянка, совсем небольшая — как раз ровно для того, чтобы лопасти не разнесло о деревья.
И вот сидит он в машине. Слушает, как наверху остывающий металл потрескивает. О чём он думал? О жизни своей непростой и, чего уж там, грешной? О том, что почему-то в миг опасности жизнь вовсе не мелькала перед его глазами. Наоборот: лишь одна мысль поселилась в голове: надо жить дальше. Жизнь — это вообще здорово и интересно, а уж с деньгами и возможностями…
О сыне правда вот вспомнил. Мог ли он даже представить ту жизнь, которой живёт он, когда сам был ребёнком? Наверное, нет. Да и не захотел бы он в то время такой жизни.
Тогда ведь идея была. Вера настоящая. В то, что все люди могут жить достойно, а не бороться каждый день за выживание, выгрызая себе путь к свету среди себе подобных…
Он вздохнул и пошевелился в кресле. Что ж, руки-ноги целы, ни царапины. Вот уж свезло так свезло.
У него не было с собой ни спутникового телефона, ни навигатора. А ведь он даже по радио ничего не успел передать, когда началось! Даже не подумал об этом. Дурак. Потому что теперь радиостанция не желала включаться.
Аккумуляторы сели в конец… почему так? Резкий скачок потребления при спуске? Не понятно. Может, тут тоже была неисправность, которая сказалась и на турбине?
Он отбросил эти мысли. Не время. Потом, в спокойной обстановке, поговорит с техниками, определят, примут решение…
Надо выбираться. Иного варианта, кроме как пешком, в принципе нет.
Хорошо хоть ружьё всегда было под рукой. Это уже на уровне подкорки: в тайгу без оружия никуда. И без припасов тоже. Так что воды и питья, которые были с собой, на неделю хватит как минимум.
Он прикрыл глаза, чтобы вспомнить, на какой точке маршрута это случилось. Как назло, места нехоженые, не привлекало его это направление. Но вроде бы ничего сложного. Кроме времени.
Перед полётом он, как обычно, обработал одежду средством от клещей. Но вот сам баллончик почти закончился. Думал, купит на следующей неделе — когда в город поедет… вот сколько раз жизнь учила, что надо делать запасы, так нет же…
Интересно, насколько хватит? И как потом быть, когда ночевать придётся? Собирать эту пакость с себя — то ещё сомнительное удовольствие…
Конечно, как и все местные, он делал прививку от энцефалита. Но вот от боррелиоза прививки не бывает, а пакость тоже весьма неприятная.
В конце концов, поглядев на солнце, маячившее меж верхушек сосен, он вздохнул, крякнул и поднялся, расстегнув ремни.
Навьючив рюкзак с припасами на плечи, он двинулся в долгий путь, через тайгу.
В принципе, поход это ничем не отличался от его обычных пеших вылазок. Разве что в этот раз он был вынужденным. Ну и сроки, конечно.
Поначалу действительно всё шло хорошо. Зверьё не тревожило: разгар лета, корма полно, а от него за версту несло керосином и табаком. Неприятные человеческие запахи.
А потом, как-то вечером, присматривая место для ночлега, где было бы поменьше клещей, он вдруг уловил знакомый сладковатый запах падали. Привычно поморщился. Надо бы найти источник — чтобы отойти подальше.
Начал искать. Солнце ещё не зашло и, несмотря на густую тень больших деревьев, видимость была, в принципе, нормальной.
И довольно быстро нашёл искомое.
Он слышал о таких местах от бывалых охотников, но никогда не встречал сам. А учитывая, что ему самому приходилось бывать в тайге куда как чаще обывателей, он даже начал думать, что все эти рассказы — обычные охотничьи байки.
На небольшой полянке было несколько побуревших скелетов. Две туши средней степени разложения и один старый медведь, который ещё дышал.
Почуяв его приближение, старый хищник поднял голову и посмотрел ему в глаза. Он замер, затаив дыхание. Хоть зверь и был дряхлым, но сказать, что тот не представляет никакой опасности, он бы не решился. Такому и одного заряда может быть мало…
Но во взгляде зверя угрозы не было. Только какое-то странное умиротворение. Кажется, он уже мог видеть незримое: поля вечной изобильной охоты, или куда там уходят умирающие медведи…
Глубоко вздохнув, зверь положил огромную голову на передние лапы.
Его глаза слезились. Из носа текло. Но каким-то образом он точно чувствовал: ему не больно. Только бесконечно грустно. Он прощался с этими миром, частью которого был, и он сам — странное хищное двуногое, самый опасный зверь в тайге…
Приглядевшись, он увидел то, ради чего сюда приходили все эти звери. Неприметная травка с острыми листиками, на кончиках которых блестели, переливаясь бриллиантами на солнце, крохотные капельки дурманящего сока…
Об этой травке мало кто знает, даже из местных. И не так уж часто на встречается. Если бы было иначе — наверняка бы её запретили и старались бы уничтожить везде, где она бы попадалась.
Он не знал подробностей, но слышал, что действующее вещество в этой травке крайне мощное. И лучше бы ему тоже не стоять здесь слишком долго — а то легко можно оказаться рядом с умирающим медведем, медленно переселяясь из страны грёз на тот свет.
В тот день он шёл долго. До темноты и даже позже. Потом нашёл хорошую чистую площадку на берегу ручья, и только здесь остановился на ночлег, чтобы разжечь костёр.
Он долго не мог уснуть. Ему казалось, что полумёртвый медведь поднялся со своего ложа, полного грёз, и следовал за ним всё это время.
Впрочем, может быть, это был всего лишь его дух.