Мы присоединились к сидящей парочке познакомившись. Парня звали Маркос, он был смуглый, с непослушными черными кудрями, которые он постоянно поправлял пятерней. Он был среднего роста, выше меня на голову, красив и подтянут, с красивым открытым лицом, выразительными глазами цвета кофе с молоком, прямым носом, на фоне улыбающегося рта с ямочками на щеках и аккуратного подбородка, просто гроза девичьих сердец. Стройную миловидную девушку с голубыми глазами и рассыпанными по плечам белыми кудрями звали Аннет, она была проституткой и работала на Маркоса.
Мы с Ником поздоровались с Аннет, но мои мысли были заняты Мари и южанином. Он сидел рядом с Мари, прямо напротив меня, положив руку на спинку ее стула и наклонившись к ней, так что их головы почти соприкасались, когда они тихо о чем то говорили. Красивые парни пробуждают в других очень нехорошее чувство — нечто большее, чем просто неприязнь, больше похоже на зависть с примесями ненависти, щедро замешанное на ревности. Это чувство ничем не оправдано, но возникает всегда, прячась в тени, когда они находятся рядом с теми кто тебе нравится. А когда вот так, с девушкой которая тебе нравится, сидятпо-хозяйски облокотив руку, оно само выползает шипя и извиваясь, затмевая разум. Я смотрел на него, и со дна души у меня поднималась вся эта муть. Ровные белые зубы, его гладкое смуглое лицо и густые кудрявые черные волосы, восстановили меня против него гораздо быстрее, чем какие-либо неприятные поступки и или плохие черты его характера. Я был готов его прибить, хотя первый раз увидел.
Тут подошли Калеб с долговязым и худым мужчиной с прищуренными бегающими глазами, он представился как Лукас. Они заказали выпивку, и подавальщица притащила несколько кружек пива и ароматный кофе для девушек. Когда Маркос отвлекся от Мари посмотрев на меня.
— Нааша Маари раасказала, что ты смелый человек, и помог ей, приими мою блаагодарность. Он чуть растягивал гласные по южной манере, склонив голову в благодарности и прижав руку в груди.
Сказать, что я был растерян, значит ничего не сказать. Совсем немного что может с таким же успехом поставить тебя в абсолютно дурацкое положение, как внезапная непритворная похвала со стороны человека, против которого ты изначально настроился заранее, имея из оснований только то, что он был симпатичнее тебя.
— Аэмм, да ничего, мне было несложно помочь. Я сильно смутился и чтобы это не заметили, спрятал взгляд в кружке с пивом.
— А что случилось, Аннет переводила взор с Мари на меня.
— Да ничего серьезного, пустяки. Парни просто перебрали немного. Я посмотрел на сидящих напротив девушек. У Мари был прямой и уверенный взгляд, за которым читался не дюжий ум, в то время как огромные голубые опалы Аннет, и это при ее выборе профессии, не выражали ничего, кроме глупой наивности.
Лукас отпил полкружки, удовлетворенно вздохнул всей грудью и прикончив остальное, вставил свои пять копеек смотря в окно на проходящих мимо людей.
— Случилось моя дорогая Аннет то, что наша красавица Мари обладает просто несравненным талантом находить неприятности на свой стройный зад.
— О-о-о, — пропела Мари закатив свои глаза и умудрившись сделать три звука из одного. — Скажи Лукас, я сегодня еще не посылала тебя на хер?
— Нет, дорогая моя! — ничуть не смутился он. — Но я прощаю тебе эту небольшую забывчивость.
— Я не твоя дорогая, холодно сказала она показав ему костяшки. (Неприличный знак, местный аналог нашего среднего пальца, напоминает “козу” рокеров, только мизинец и указательный максимально разведены в стороны)
— Ты бы видел Маркос, как он их положил быстро, причем без увечий, раз и двое лежат. Я немного в этом разбираюсь и знаю, сколько смелости и мастерства для этого требуется и как важно уметь инстинктивно рассчитать все движения. Парень просто прирожденный боец. Скажи Дарий, где ты учился? Калеб перевел разговор в другое русло.
— Меня дед учил, до того как умер. Рассказал я им частичную правду, умолчав главное.
— А чем еще ты занимаешься, кроме того, что помогаешь старой Велии разносить лекарства? Мари крутила свою чашку кофе пальцем за ручку вокруг своей оси.
— Ну вообще я лечу людей, планирую это во всяком случае, когда получу лицензию в магистрате. А так особо ничем, несколько недель как я приехал в город, и мы с Ником просто гуляем, он показывает мне все интересные места. Я толкнул локтем в бок молчавшего как рыба Николаса, что на него было совершенно не похоже.
— Ты лекарь? Она подняла свою точеную бровь.
— Немного, я показал ей небольшую щелочку между большим и указательным пальцами.
— Выделываешься, констатировала она факт.
— Немного, я снова показал ей щелочку выдав лучшую улыбку, что была у меня в арсенале.
Тут к нам подошли двое мужчин, один что-то начал на ухо шептать Лукасу, другой позвал Маркоса. Он встал из-за стола и подал знак Аннет, и она выпив оставшийся кофе одним глотком, поднялась вслед за ним, взяв со стола сигарилу.
— Мне надо работать, — объявила Аннет, обворожительно улыбаясь. — Завтра увидимся Мари, всем пока. Она помахала нам с Ником ладошкой и вышла.
Лукас выслушав мужчину, хлопнул Калеба по спине и кивнув Мари тоже поднялся.
— Прости Дарий нам пора. Приходи как будет время, мы тут часто вечером сидим. Калеб извиняясь улыбнулся.
— Ничего, нам тоже пора. Как-нибудь загляну к вам еще. Мы попрощались со всеми, и пошли искать библиотеку.
Подходя к среднему городу мы остановились у лотка со сдобой, купив себе по пирожку. Я хотел узнать у Ника о Мари и ее компании.
— Ник расскажи мне о них, ты явно знаком с ними.
— Что ты хочешь узнать?
— Расскажи о Мари, на какие средства она живет? Я спрашиваю не из праздного любопытства; я уже говорил, меня интересует, как людям удается устроиться здесь — беженцам, я имею в виду.
Я слышал, что она неплохой взломщик, и проворачивает делишки вместе с Лукасом.
— С Лукасом? — Я был порядком удивлен. — Мне показалось, что они ненавидят друг друга, — ну, не то что ненавидят по-настоящему, а просто терпеть друг друга не могут.
— Ну тем не менее это так, между ними все время происходят стычки, они постоянно собачатся как кошка с собакой по любому поводу, но на самом деле они работают вместе.
— А Маркос? — спросил я, стараясь, чтобы это прозвучало бесстрастно. Высокий южанин был очень красив и самоуверен, мне казалось, что он довольно близок с Мари, и я откровенно завидовал ему. — Что ты можешь рассказать о нем?
— Он содержит несколько девочек. Решает вопросы и находит им клиентов, забирая половину заработка. Что-то вроде того, я точно не знаю, слышал краем уха, но особо не интересовался. Ник ел с аппетитом чавкая пирожками, продолжал отвечать на мои вопросы. Прикончив свою порцию, он вытер рот тыльной стороной ладони и задумчиво на меня посмотрев, он сказал.
— Послушай Дарий, не нужны они тебе. Все кто связывается с гильдейскими, заканчивают плохо. Или в канаве, или в черном замке. Я знаю про что говорю, у нас много парней из трущоб ушли работать на гильдию, никто не вернулся. Рано или поздно, итог будет один.
Я кивнул ему, показывая, что услышал. Его предупреждение звучало у меня в ушах, как крики чаек над косяками рыбы в заливе.
Городская библиотека находилась в огромном трехэтажном палаццо академии Райлегга. Его не заметить было сложно. Он был самым огромным и заметным зданием центральной площади среднего города. Его белые стены и отделанные резными арками окна, мерцали на бликах солнечного света. Ослепляя своей красотой и монументальностью.
Николас помялся потоптавшись на месте.
— Прости Дарий, но дальше я с тобой не пойду. Я все равно читать не умею, и делать в библиотеке мне нечего. А вот нарваться на неприятности точно получится. Это академия для костеродных господ, и встречаться с ними лучше не стоит, ничего хорошего из этого не будет.
Я поблагодарил друга за помощь и пообещал, что завтра мы обязательно встретимся. Сам же пошел в сторону центрального входа. Уточнив у привратников на входе, где именно библиотека, я чуть не столкнулся в дверях с кучкой молодых костеродных, которые высоко задрав голову шли с надменным видом. Я был чист и хорошо одет, но они одарили меня таким взором, будто я был кучкой навоза, хотя с их точки зрения я ей и являлся. Пройдя вестибюль по стеночке, обходя молодых костеродных, которые ходили все кучками словно соревнуясь между собой дорогими шелками пошитыми по последней моде, и кичась целыми состояниями надетыми в виде украшений, одаривая друг друга высокопарными уничижительными словами и издательскими замечаниями. Больше похоже на какую-то богато украшенную змеиную яму. Я нырнул в спасительные огромные резные створки библиотеки. У входа стоял пустой стол и никого вокруг, только огромные длинные стеллажи полные разных книг и фолиантов, ячейки со свитками, и запах. Запах старых пыльных книг. Я закрыл глаза и вдохнул полной грудью этот пьянящий запах. Открыв глаза, я увидел недалеко от меня чуть приоткрытую дверь с табличкой “Смотритель библиотеки, Мастер Руфус”.
Подойдя, я слегка постучал по двери, но никто не откликнулся, открыв дверь я зашел в кабинет. За широким деревянным столом в центре, почти скрытый качающейся стопкой пергаментов, с пером между жирными пальцами, сидел сам смотритель библиотеки, он что-то писал, старательно выводя гусиным пером завитушки каллиграфии. Я оглянулся вокруг, нормальный кабинет рабочего человека. Бардак в кабинете смотрителя был полный. Свитки лежали везде — на всех свободных поверхностях, книги, какие-то старинные карты с рунными кругами. Сам он был так увлечен записями в толстой прошитой тетради, что даже не заметил моего появления.
— Господин смотритель… — я прошел вперед, аккуратно перешагивая разбросанные фолианты на полу, и постучал костяшками пальцев о край столешницы его стола. — Мастер!
Пахло старыми книгами, было много пыли, я невольно чихнул вдохнув ее. И он наконец-то обратил на меня внимание недовольно подняв взгляд.
— Тебя стучать не учили?
— Прошу прощения, но я стучал дважды. Вы не слышите.
— Чего? Говори громче, что ты там мямлишь.
Я кашлянул в кулак и набрав воздуха уже громче ему сказал.
— Я говорю, что я дважды стучал, но вы не слышите.
— Не ори, я не глухой. Проворчал этот старый хрыч. — Чего тебе надо, не видишь я занят?
— Мне надо посещать библиотеку.
— Серебряный в день и она в твоем распоряжении. Книги беречь, и не портить. Если испортишь, оплатишь в тройном размере. Закрываемся как прозвучит седьмой удар колокола.
Я оплатил положенную сумму, и он выдал мне взамен резной деревянный кругляш, который вешается на шею, дающий право доступа в библиотеку, и отпустил в свободное плавание, махнув рукой чтобы я не мешал ему работать, велев что когда буду уходить, чтобы сдал ему кругляш.
И я утонул. Утонул, нырнув с разбега, уйдя с головой в море книг и фолиантов, написанных от руки и порой настолько старых и рассыпающихся, что их брать в руки было страшно. Чего только я тут не нашел, учебники по рунологии, пособия для создания ритуальных кругов, трактаты по ведению магических поединков, энциклопедии по алхимии и артефакторики, я так же нашел уже виденный мною у травницы фолиант “Алхимических истин” только он был весь истрепан и держался на честном слове. Были также и старые книги по истории нынешних королевств, больше похожие на тщательно отредактированные притчи. Своды законов и правил королевств и Атрийской империи. У меня натурально разбегались глаза, и я не знал за что браться в первую очередь.
Это был мой личный рай.
Я нашел укромный уголок освещаемый масляным фонарем, за лабиринтом из стеллажей и стоек, и обложился книгами забыв обо всем на свете, с упоением их читая, когда у меня над ухом кашлянул смотритель.
— Я дважды стучал, а ты не слышишь. Съехидничал старый хрыч.
— Простите, пожалуйста, это все так здорово и интересно, что я совершенно обо всем забыл. Я искренне улыбнулся ему.
— Да уж вижу, что ты обо всем позабыл. Проворчал он, — Так-так, что тут у нас. Артефакторика, алхимия, ритуальные круги, сборник законов королевств и правила ведения магических поединков идиота де Санто. Ты же не одаренный, и половина для тебя абсолютно бесполезна, зачем тебе все это?
— Просто очень интересно, я очень любознательный. Мне кажется тут мой личный рай.
— Личный рай закрывается. Давай убирай книги на полки где взял, и иди домой. Он повернулся и фонарь надо мной внезапно потух.
Я слегка вздрогнул не ожидав, посмотрел на потухший фонарь и на сгорбленную спину смотрителя. Очень интересно. Оказывается, уже был одиннадцатый удар колокола, и библиотека давно закрылась, я совершенно не заметил, как пролетел день и было уже темно, мне надо идти в свою комнату.
Райлегг был сильно переполнен, и в целях борьбы с возросшей преступностью, наместник издал закон запрещающий спать на улице, и стража ревностно следила за соблюдением этого закона. Только ревность сильно различалась в зависимости района. Если тебя поймают ночью в верхнем городе, это приравнивалось к преступлению и отвечал ты соответственно. В среднем все было попроще, и шансы быть избитым за нарушение, но избежать ареста были довольно высоки. В Нижний же, в некоторые дальние районы нижнего города, стража уже не заходила десятилетия, ограничиваясь разгоном бездомных и бродяг вдоль внутреннего кольца стен и центральных и важных районов, относясь к этой обязанности трезво, как к ловле проституток на улице Тысячи Шлюх. В остальных же районах включая трущобы, царили первобытные законы, прав был тот кто сильнее и рассчитывать приходилось только на себя и своего соседа.
Костеродные и равняющиеся на них зажиточные горожане тоже любили покой, поэтому по ночам в верхнем и среднем городе на улицах было тихо. И как только темнело, стража вводила в среднем городе своего рода комендантский час, проводя облавы. Группы стражников высыпали в город прочесывая пустынные улицы, высматривая преступников всех мастей, попрошаек, подозрительных прохожих, бездомных и безработных беженцев. Стража как только темнело, по указке магистрата заставляли хозяев всех трактиров, магазинчиков и лавок, закрывать свои заведения и разгоняли даже лоточников, торговавших на улице, не говоря уже о нищих, бродягах и проститутках, которые не успели попрятаться по своим углам. Витрины магазинов загораживались ставнями. И воцарялись тишина и пустота, какие трудно было представить себе в дневном шуме и гаме. В отличие от нижнего города, который оживал ночью. Средний город засыпал, становясь бесшумным, прекрасным и пугающим. Только редкие кареты костеродных, да железные сапоги стражи нарушали ночной покой.
Стража если встречала семьи, особенно с маленькими детьми и стариков, больных и покалеченных просто прогоняли в нижний, скидывая головную боль на своих коллег, но не арестовывали. С бродячими артистами, разного рода музыкантами, акробатами, фокусниками, и актерами — обходились довольно грубо и особо не церемонились просто избивая их. Если человек мог доказать, что он где-то работает, или хотя бы сообщить адрес своего работодателя, его просто отпускали за воротами в нижний город. При этом людям прилично одетым и способным заплатить стражниками мзду, было нечего бояться.
Бездомных в Райлегге было много, считай каждый второй, и почти все они жили, ели и спали на улице. Буквально в каждом переулке нижнего города ты мог натолкнуться на спящих людей, укрывшихся от ночной прохлады и сырости старыми тряпками и тонкими одеялами. Одинокие бродяги, семьи и целые группы беженцев, искавшие в городе спасения от засухи, голода или разоряющих набегов работорговцев, ночевали, сбившись в кучи на каменных мостовых.
Получалось что в группе риска оказывались прежде всего одинокие молодые люди — бездомные, безработные, необразованные и бедные. Каждую ночь по всему городу арестовывали множество парней, которые не могли откупиться или убедить стражу. Иногда их задерживали из-за того, что они просто подходили по описанию разыскиваемых бандитов, иногда у них обнаруживали краденые вещи. Некоторые были хорошо известны страже, и их прихватывали вместе с другими просто так, на всякий случай. Но многим не везло просто потому, что они были плохо одеты, и не умели постоять за себя. Каждый стражник носил с собой грубую веревку, которой привязывали арестованных друг к другу. Эта тонкая бечевка служила надежным заменителем кандалов, так как полуголодные и запуганные люди были по большей части слишком слабы и морально сломлены, чтобы отважиться на побег, или сопротивляться закованным в кольчугу и хорошо вооруженным и организованным стражникам. Они молчали и робко повиновались надеясь, что все обойдется. Когда набиралась вереница из десяти-пятнадцати человек, их отводили под надзором шестерых патрульных в казематы гарнизона, где запирали в переполненных камерах. Вереницы связанных цепочкой людей, уныло бредущие после полуночи по пустым улицам, были похожи на траурные процессии, для многих из этих людей, это и были траурные процессии, они шли умирать. Потому что, попасть в облаву означало провести несколько недель или месяцев в одной из переполненных до отказа тюрем. Где, чтобы выжить надо было ожесточенно драться, изо дня в день, с собратьями по несчастью. За еду, за одежду, да просто за чистое место на каменном полу, где есть возможность прилечь поспать. Многие были на это были не способы, и погибали в каменных утробах.
И идя домой уже глубоким вечером, я наткнулся на один из таких патрулей. Я был хорошо и чисто одет. Я не был бездомным, был образован и с честными глазами врал, что я подмастерье лекаря, а иду я по поручению, просто задержался в библиотеке городской академии у мастера Руфуса. И у меня были с собой несколько монет. Так что я не попадал по всем пунктам на связанных бедолаг которых они отводили в тюрьму. Отдав доблестной страже серебряную монету, и получив взамен подзатыльник с напутствием чтобы больше не попадался, я избежал участи быть брошенным в тюрьму за бродяжничество. Придя в свою комнату, я заказал мыльню, двойную порцию на ужин и попросил, чтобы меня разбудили с утра. С раннего утра плотно позавтракав, я снова побежал в библиотеку просидев до седьмого колокола. И на следующий день все повторилось, потом еще и еще. Я потерял счет дням проводя в библиотеке все свое свободное время. Пока в один из дней ко мне вечером не пришел Ник. Он меня потерял, я не появлялся нигде и оказалось прошло уже десять дней, как мы с ним договаривались пойти на Игры на арене, которые начинались завтра. Мы с ним договорились что он зайдет ко мне с утра и мы пойдем вместе.