— Я ни за что это не надену!
— Ну кто-то же должен? Ты же сама слышала, этот хрен, голова которого нам нужна очень любит сиськи.
— А мне все равно, мы просто так зайдем и всех порубим, а изображать из себя шлюху я не буду!
— Карлотта, ну что ты как маленькая?
— Еще одно слово, и сам пойдешь в этом наряде шлюхи.
— Да я бы и пошел, но есть маленький нюанс, грудь то у тебя, а не у меня.
— Да что нам мешает просто всех убить? А не выдумывать всякую херню.
— Дай подумаю, наверно куча головорезов с арбалетами, что ждут в узком коридоре. Так что давай не упрямься и надевай. Ты пройдешь через заднюю дверь с остальными девочками, а я пока отвлеку стражу, и присоединюсь к тебе через пару минут. Со всей толпой мы можем не справиться в закрытом помещении.
— Ни. За. Что!
Я ощутил озноб, как поцелуй холодного ветра. Полночь возникла из тьмы у стены и потянулась, заложив руки за голову, совсем как живая девушка.
— Какие новости? — полюбопытствовал я у нее, держа в зубах сигарилу, поглядывая из окошка на здание напротив, где засела наша цель. Мы третий день его сторожим, а он все не высовывает из своей берлоги.
— …Он на верхнем этаже, угловой кабинет. Всю ночь раздавал приказы, пил, жрал, курил и неоднократно занимался сексом, он просто какой-то половой гигант, девушка кстати там же…
— Ну вот, а наша красавица не хочет идти к такому мужчине.
— Еще одно слово, и я тебя прибью Дарий.
— Молчу, молчу. Не говорю не слова, но смотрю на этот шикарный наряд, который тебе очень идет.
Я со смехом отскочил от разъярённой фурии пытавшейся меня пнуть.
— …Не злись Братик, но Дарий прав, это самый простой способ попасть в здание, там повар кстати уже почти закончил готовить ужин, и вам стоит поторопиться…
На ней была юбка с широким разрезом демонстрирующая стройные длинные ноги, сапоги длиной по колено, корсет поверх шелковой белой рубашки с широкими рукавами. Она расстегнула рубашку почти до корсета, подчеркивая вид на вырез полных грудей, между которых покоилось кроваво-алое ожерелье из крупных стеклянных бусин.
— Если нас там убьют, по крайней мере, один из нас будет стильно выглядящим трупом. Я не мог не отдать ей комплимент.
Она показала мне костяшки и одарила ненавидящим взглядом, многозначительно поправила корсет подчеркивающий ее и так безупречную фигуру. Наконец она скрестила руки и вздохнула: — Ладно, пойдет, все равно уже на то что бы придумывать что-то получше нет времени, но предупреждаю. Если меня там хоть кто-то будет лапать, я убью всех, а потом тебя!
— Если тебя там кто-то будет лапать, я сам там всех убью.
Я дождался пока Карлотта выйдет, смотря в окошко как она огибает здание, идя к группе вызванных проституток. Как рядом отозвалась Полночь.
— …Ты правда считаешь, что ее примут за одну из этих девочек?…
— Не, сомневаюсь, несмотря на ее наряд все прекрасно видно по ее лицу, но во всяком случае она сможет зайти в здание, а там как пойдет. Но врываться через парадный вход вдвоем, действительно глупость. Ладно, пошли, нам тоже следует поторопиться. Я взял корзину полную снеди, перехваченную у перепуганного и связанного подростка, которого послали принести продукты с рынка. Сгорбившись и изобразив дебильное выражение испуга и покорности на лице, потопал следом, но уже ко входу в кухню этого вонючего трактира.
Был уже вечер, и взмыленный повар в грязнючем переднике, бегал по кухне пытаясь все успеть. Когда увидел меня с корзиной продуктов,
— Ну наконец то! Почему так долго?!
— Ппппростите господин. Как ттттолько мне оттадали, я сссразу поссспешил ккк вам.
Тут из двери ведущей в общий зал, где слышался хор грубых мужских голосов и взрывов хохота, вынырнул хмурый громила, и прикрикнул на повара.
— Ну! Долго мы ждать будем жратву? Если не будет через несколько минут тебя самого зажарят жирный урод.
— Да господин, простите! Сейчас все будет, только продукты доставили. Все будет буквально через пару минут.
Громила сплюнул прямо на пол кухни, смотря на перепуганного повара, и вышел назад к своим дружкам. На огне печи булькал подвешенный на цепь котел с каким-то варевом, и отдав повару корзинку с продуктами, я уличил момент пока он отвернулся, высыпал в котел ударную дозу снотворного. Этой дозы хватит, чтобы уложить спать сотню человек, в то время как тут было не больше двадцати. В этот момент снова вошел громила с явным намерением набить морду нерасторопному повару. И увидевший это повар судорожно начал накладывать черпаком свое варево по мисками, что стояли в изобилии на столе. Заодно прикрикнув на меня, чтобы я проваливал и не мешался под ногами.
Я вышел за угол и закурил сигарилу облокотившись спиной о стену, ожидая начала представления. Отрава, что я изготовил, действует очень быстро. И если честно, она немного опасна для человека, но и я сейчас не лекарем работаю. Почти выкурив сигарилу, я достал предварительно спрятанные скимитары и снова зашел обратно.
Повара не было на кухне, он пошел разносить свои кулинарные изыски. Которые только для таких вот отбросов и годятся. Подбросив пару поленьев в костер, так чтобы они лежали рядом с ним, но загорелись. Мне нужен был пожар и много дыма. В этот момент раздались девчачьи голоса и веселое хихиканье. Девочки прибыли, и судя по отсутствию звуков сражения, ни один из бандитов еще не напоролся на Бешеного Брата.
В зале лишь был слышен перестук ложками по тарелкам и редкие разговоры. Минута, максимум две и представление начнется. Повар зашел держась за подбитый глаз и увидел, что я раскладываю поленья.
— Я же тебе сказал, чтобы ты проваливал паршивец. А ну про…
Он заткнулся почувствовав острие отточенного меча у себя на шее.
— Догадываешься кто я такой?
Несмотря на дерьмовую работу, дураком он не был. Острые мечи, черная одежда и черные ледяные глаза сами за себя говорили. Он лишь судорожно сглотнул и кивнул.
— Молодец, будешь себя хорошо вести, и выйдешь живым, обещаю.
— Вы их убьете? Новый судорожный глоток.
— Несомненно. Это разве проблема для тебя?
— Нет, он отстранился и помотал головой из стороны в сторону. — Я буду даже рад. Они все забрали у меня, но прошу, не поджигайте трактир, у меня больше ничего не осталось.
— Без проблем. Но тогда мне нужно будет чтобы ты устроил переполох. Можешь просто орать про пожар, а кто не уснул сами прибегут.
— Уснул? Он нахмурился.
Я лишь осклабился показав одним мечом на котел: — Я немного добавил специй. Убрав меч от обильно потеющего повара, добавил. — Ты мне не нужен, но если выкинешь лишнее, обещаю, мы придем уже за тобой целенаправленно.
В общем зале послышался шум, крики и проклятья. Но это были одиночные возгласы.
— Давай, зови на помощь. Ори что угодно. Я пнул уже загоревшееся полено обратно в печку. И встал возле угла, чтобы меня не было видно с общего зала. И пока он орал про пожар и звал на помощь, я прислушался к слитному девичьему визгу, звукам сражения и борьбы. Видно кто-то не удержавшись, схватил Карлотту за задницу, и теперь познает всю глубину своей ошибки. Но на крики повара никто не прибежал, все было тихо, все кто отведал ужин спали. Во всяком случае в обеденной зале. Схватив заряженный арбалет стоящий у одного из столов, я побежал помогать своей напарнице, иначе она точно меня может прибить.
Ворвавшись в комнату где была драка, я застал двух трупов лежавших в своей крови. На мой молчаливый вопрос, она лишь сдула со лба челку.
— Что? Он назвал меня шлюхой. Она пнула тело у своих ног. А раз маскировка провалилась, идем как обычно.
— …И почему я не удивлена…
Но как обычно не получилось, обычных постояльцев тут не было, а прожорливая банда дружно пускала сопли, и спала вповалку. Даже голый главарь дрых на кровати, выронив чашку с недоеденным рагу. Лишь обнаженная избитая девушка забилась в угол и поскуливала от страха.
Она собственно нам и была нужна, у нас был заказ вернуть ее живой ее отцу. Он хотел видеть ее и голову этого любителя сисек. И пока я пытался безуспешно успокоить девушку, которая с перекошенным от ужаса лицом смотрела как Карлотта добывала вторую часть уговора. Я укрыл ее одеялом и с огромным трудом уговорил выйти из комнаты, пытаясь объяснить, что мы пришли от ее отца, этот кошмар закончился и она скоро пойдет домой. Потом выслушивал сопли, всхлипы и рыдания. Не найдя ее одежду, я отдал ей вещи взятые у повара. Он вызвал стражу и ждал их, пока мы заканчивали свои дела, клятвенно пообещав, что он наш должник и мы будем желанными гостями в любое время. Мы отвели бедную девушку на место встречи, там, где ожидал ее отец. Он оказался бывшим солдатом, здоровым, седым и хмурым бугаем с одной ногой.
Но разговаривать с клиентами было не наше дело. Так что выполнив свою часть работы, мы с чистым сердцем пошли по своим делам, Карлотта пошла в Нору. А меня попросили сходить забрать бумаги, и передав ей свои скимитары, я пошел не спеша по краю запруженной народом улице.
Уже был поздний вечер и народу было много, все спешили закончить свои дела. Я наслаждался теплой погодой идя по улице, когда с одной стороны дорогу перегородила телега груженая пожитками, запряженная даже на вид очень старой клячей, с медлительностью взрослой черепахи разворачиваясь на перекрестке. С другой выехала черная карета стражи, запряженная двойкой лошадей. И с каждой стороны как из-под земли, высыпали по десятку стражи, с широкими щитами, алебардами и арбалетами. Все в кольчугах и стальных шлемах. Они с мрачной решимостью стискивали древки алебард наставив на меня стальные наконечники. И нацелив свои арбалеты. Окружающий люд в панике отхлынул от меня как от прокаженного, а я остался на месте. Я уже понял, что это по мою душу пришли, и затеряться в толпе у меня не выйдет.
— В чем дело? — спросил я их. — Что вам надо?
— Заткнись и залезай в карету! — прорычал их командир.
— Слушайте, я не знаю в чем дело, мы можем… — начал я, но десятник прервал меня с резким смешком.
— Мы знаем кто ты, мелкий ублюдок. — Остальные стражники засмеялись. — Мы все прекрасно знаем. Забирайся, твою мать, в карету, или сдохнешь прямо тут, ну, какой вариант тебе больше нравиться?
Сердце мое бешено билось, несмотря на старания Полночи. Это были враги, и я оказался в их власти. При таком раскладе меня уже сейчас можно было причислить к мертвецам.
— А от чего зависят эти варианты?
— От того, будешь ты делать, что тебе скажут, или нет.
— Я не люблю, когда мной командуют.
— Никто этого не любит, — удивительно спокойно сказал он. — Но арбалетный болт в упор, вполне убедительный довод. Так что лезь в гребанную карету, — сказал он, позволив себе легкий смешок.
— Ну уж нет, так я заберу еще пару с собой на ту сторону, а если полезу в карету, просто сдохну. Простая арифметика. К тому же, вместе подыхать веселее.
— Пусть так, но ты все же понимаешь, что твоя позиция нерациональна. Мы ничего не потеряем, прикончив тебя здесь. А вот ты можешь кое-что приобрести, оставаясь в живых, как минимум еще какое-то время, хотя бы узнаешь, чего от тебя хочет черный барон, может вы договоритесь и выйдешь счастливый и радостный.
— Да и хрен с ним! — выплюнул тощий стражник с усами ниточками. — Давайте прибьем ублюдка прямо здесь, и дело с концом.
Десятник задумался. И думал он довольно долго. Я не снимал руку с кинжала за поясом, судорожно перебирая варианты действий. Их практически не было, я был один почти без оружия, а против меня десяток хорошо подготовленных людей, явно знающих с кем имеют дело.
— Ты же ведь не дурак парень, и умеешь мыслить логически, — наконец сказал он — Последнее предложение, залезай в карету. Ты же видишь, сколько лишней возни нам потребовалось только для того, чтобы завязать этот разговор. Если бы я хотел тебя убить, то просто приказал бы утыкать болтами на месте, а не сопли жевать.
Как бы я не хотел признавать. Но он был прав, в своем здравом рассуждении, и ничего другого мне не оставалось. Так что я убрал руку из-за спины, подчинившись. Они взяли меня в оборот, защелкнув тяжелые кандалы на руки заведя их за спину и на ноги, и чуть ли не пинком закинули через заднюю дверцу, заставили сесть на пол. В карете было тесно, там было еще двое стражников. Они дружно вцепились в меня железной хваткой, и ближайший улыбнулся в ничего хорошего не предвещающей ухмылке, это было сродни тюрьме, здесь, я ничего не мог изменить.
Как там мне говорил Николас, — или канава или черный замок, итог всегда один.
“Придет ли кто-нибудь ко мне на помощь?” — подумал я, отстраненно слушая как окованные колеса кареты стучат по мостовой. Никто из наших ведь не видел, как меня забирали, никто не знает, где я нахожусь. Тюрьмы — это черные дыры, в которых люди исчезают, не оставляя следа. Оттуда не проникает наружу никаких лучей света, никаких вестей. В результате этого таинственного ареста я провалился в такую черную дыру и пропал также бесследно, как если бы вдруг уехал искать родню в Глирос. Голова у меня кружилась, в ней метались, не находя выхода, вопросы. Надо было срочно переслать на волю весть о себе. Кто мог вызволить меня отсюда? Донна Леона, госпожа Леона. У нее были связи во всем городе, и она в любом случае узнает, что кого-то забрали стражники, слишком много народу видело это представление. В нижнем городе у нее много людей и ей ничего не стоит выяснить, где я нахожусь. Пройдет немного времени, и она узнает. А до тех пор мне следовало сидеть тихо и постараться как-то передать ей знать, что я попал в беду.
Мы проехали несколько кварталов до гарнизона стражи внутреннего города. Дежуривший стражник в гарнизоне был приземистым и грузным. Подобно многим своим коллегам, он еле втиснул свое туловище в казенную форму, которая была явно с чужого плеча и мала ему по меньшей мере на два размера. Он постоянно поправлял кольчугу под своим сюрко. Возможно, именно из-за этого его лицо было чрезвычайно злобным, впрочем, и лица остальных десяти стражников, окружавших меня, были ненамного приветливее. Они молча уставились на меня с таким мрачным выражением, что мне из чувства противоречия хотелось рассмеяться. Но при следующих словах вошедшего уже знакомого десятника, это желание у меня сразу пропало.
— Заберите этого мелкого ублюдка и отделайте его как следует, — деловито распорядился он. Он говорил со своими подчиненными так, будто меня тут не было. — Костей по возможности не ломайте, мне сказали, что он еще будет нужен, но постарайтесь, но чтоб он запомнил это на всю жизнь.
Я попытался сопротивляться, но я был один и закованный в кандалы по рукам и ногам, в помещении с шестью взрослыми мужиками, обученными и готовыми ко всему, они вшестером избивали меня минут десять. А после, они подвесили меня за ноги вниз головой и избиение продолжилось снова, получилось я как груша висел посередине комнаты. Для них это было развлечение, кто красивее и сильнее ударит. Я же старался извиваться как мог, пытаясь подставить под удар наименее пострадавшие части тела, удары сыпались везде; — руки, ноги, голова, туловище. В конце концов когда избиение закончилось, я был одним большим окровавленным синяком, с трудом соображающим, что вообще происходит. И я провалился в спасительное забытье.
Тяжелая оплеуха на краю сознания.
Вода в лицо.
Булькающий вдох.
— Давай просыпайся, мелкий засранец.
Я открыл глаза и тут же пожалел об этом. Затылок пронзила ослепляющая боль, доходившая до самой макушки черепа, из-за которой у меня в глазах плыли круги. Воспоминания были кусками, как фрагменты мозаики. Группа стражи в застенках. Дубинки. Многократные удары. Ругательства. Кровь во рту.
Скривившись, я осмотрелся. Глухие каменные стены освещаемые факелом возле металлической двери с зарешеченным окошком. Меня усадили на тяжелый железный стул. Под которым было старое темное пятно. Руки скованные за спинкой стула.
Здоровенный мужик рядом, широкий как мост, целая гора мышц, они бугрились под его серой накидкой, из-за этого он был похож на мешок с грецкими орехами, здоровенный мешок с грецкими орехами. С неправильным прикусом, из-за чего его челюсть была выдвинута вперед, придавая ему особо злобный вид. И давно расплющенным носом. На его лице шрамов было больше, чем неповрежденной кожи. Позади него стоял еще один мужчина, чистенький и тощий, на нем одежда висела как на вешалке. С безжизненными, пустыми глазами.
Не успел я оглядеть помещение как получил еще одну затрещину по лицу, от которой голова мотнулась в сторону. Сальные мокрые волосы прилипли к коже, нависая на глаза. Попытался дернуть ногами, но обнаружил, что их тоже приковали к стулу.
— С добрым утром солнышко, выспался?
Мужчина со шрамами медленно обошел комнату и встал передо мной, открывая вид на длинный стол, устланный разнообразными инструментами. Щипцы. Свернутый хлыст с металлическими концами. Ножницы для резки металла. Тиски для пыток. Жаровня, полная раскаленного угля. Как минимум пять разных видов молотков. Изо всех сил стараясь не смотреть в ту сторону, я вместо этого сфокусировал внимание на тощем.
Бугай примерился и врезал мне по лицу, что моя и так избитая физиономия резко дернулась в сторону. На его среднем пальце был медный перстень, который глубоко впечатался в мою щеку. Этот парень знал свое дело. Он умел делать очень больно, при этом не ломая костей. Чуть погодя он сменил тактику и стал наносить удары по голове слева и справа открытыми ладонями. Если долго бить человека кулаками, ты или разобьешь собственные костяшки, или забьешь этого человека насмерть, или то и другое вместе. Но есть иной вариант: расквасить ему физиономию кулаками до такой степени, что каждый крепкий шлепок по ней будет отдаваться сильнейшей болью; и после того ты сможешь хоть весь день напролет жестоко истязать его банальными оплеухами. Так и случилось со мной, стража хорошо избила меня. Почти не оставив живого места, и теперь этот мешок с грецкими орехами лупил по вопящим от боли ранам оплеухами.
Пытки. Долгое, тяжелое, отупляющее действо. С каждой минутой оно как бы уплотняется, стягиваясь к эпицентру боли, и эта мощная тяга не позволяет даже лучику надежды вырваться из беспросветного мрака.
— Итак, — сказал тощий через пару минут, показавшихся мне длиной в целый месяц. — Начнем?
Бугай отошел в сторону, и взял с краю стола полотенце и вытер свою потную рожу.
— Расскажи мне о Норе, — потребовал тощий, раскуривая сигарилу.
Я уставился на него непонимающим взглядом. Одну вещь я знал четко: когда тебя избивают, надо держать рот на замке. Ничего не говори ни в коем случае. Держи рот на замке до самого конца. Постарайся также обойтись без воплей и стонов, насколько хватит терпения.
Подождав ответа пару минут и не дождавшись, он недовольно поводил сигарилой. И снова кивнул мешку с орехами.
Я зашипел от боли, когда он дернул ее за волосы, резко отклоняя мою голову назад. Почувствовал, как его губы коснулись уха, услышал сильный запах пота и перебродившего вина и табака в его дыхании.
— Когда тебя спрашивают нужно отвечать. Расскажи нам о Норе.
— Нора, там вроде обитают разные грызуны, что портят посевы крестьян — сообщил я.
Тощий посмотрел на кончик своей сигарилы, а затем перевел взгляд на бугая.
И все пошло по новому кругу. Казалось, я мучительно шагаю по вязкой глубокой грязи и каждый шаг — каждый хлесткий удар по лицу — приближает меня к стене густого тумана впереди. Когда я уже уплывал спасительно забытье, на меня вылили черпак вонючей воды, вернув в суровую реальность.
Бугай отвесил мне новую затрещину.
И внезапно для себя я громко захохотал, что порой случается с людьми во время пыток.
Бугай непонимающе уставился на напарника. А тощий взмахнул рукой.
Внезапная тишина, наступившая после этого жеста, была настолько пронзительной, что мне показалось, будто весь мир на какое-то мгновение застыл в неподвижности.
Тощий что-то говорил, судя по движению губ. Но я его не слышал. Постепенно я понял, что тишина звенит только в моих ушах, не распространяясь на окружающих. Бугай взирал на меня с каким-то озадаченным выражением, словно наткнулся на бродячую собаку и теперь не мог решить, то ли погладить ее, то ли дать ей пинка. И тощий снова взмахнул рукой пошевелив губами. Я будто со стороны взирал на то как бугай потащил мой стул к бадье с водой. Слух начал возвращаться и в ушах вместо тишины зазвенел отвратительный скрежет железа по камню. В углу комнаты я увидел бочку, наполненную темной водой. Грубые руки схватили за волосы, окунули голову в бочку и принялись удерживать. Я брыкался, дергался, но оковы не давали встать, а руки держали ее все так же крепко. Я взревел, пузырьки из рта всплыли на поверхность теплой солоноватой воды. Воды с гавани, пришла догадка. Наверное, ее набрали прямо из залива. Кровь, потроха и прочее дерьмо.
“И меня в этом утопят”.
Снова под воду. Боль и тьма. Полночь беспомощно и отчаянно извивалась у ног, пытаясь помочь, забрать страх.
Перед глазами снова поплыли круги. Легкие запылали. Грубые руки бугая выдернула меня за волосы из воды, и я успел сделать отчаянный, хриплый глоток воздуха.
Снова вниз. И вверх. Вопрос повторялся из раза в раз. Я кричал. Пытался ругаться. Пытался плакать. Умолять. Все напрасно. Каждая мольба, каждая слеза, каждое ругательство встречались тем же вопросом.
— Расскажи нам о Норе.
Когда легкие чуть не взорвались, меня снова вытащили на воздух. Грудь вздымалась и опускалась. Ноги дрожали. Кашель. Жадные вдохи. Страх начал вырываться на свободу, Полночь просто не успевала выпить все. Они обрабатывали меня часами, пока голос не сломался, легкие не засвистели, а каждый вдох не начал обжигать огнем. Утопление и избиение. Плевки и затрещины. Шли часы.
Я уже ничего не соображал. И даже если бы захотел не смог бы ничего им рассказать.
Но в итоге они остановились. Бросили обмякшее прикованное тело прямо на стуле. Избитый и Кровоточащий. Почти утонувший. Отросшие волосы воняли тухлой водой из залива и висели перед глазами.
— Если вода не развяжет тебе язык, — добавил мешок с орехами, — у нас есть другие способы. Так что ты настраивайся, у нас впереди вся ночь.
А меня лишь пробрал смех и я снова стал смеяться. Я был беспомощен и скован, избит и сипло дышал, но я не мог сдержать смех. Бугай лишь удивленно нахмурился. Недоумение дегенерата, написанное на его изуродованной физиономии, рассмешило меня еще больше.
Он взглянул на тощего и получив от него кивок. Отстегнул меня от стула подвесив за крюк на потолке. Взяв хлыст со стола.
— Расскажи нам о Норе. — Снова потребовал тощий.
— Сурки, — просипел я. — В норах обычно обитают сурки.
И началась экзекуция. Бугай довел себя до полного изнеможения, яростно трудясь надо мной. Когда он был уже не в силах поднять хлыст и остановился, задыхаясь, на его место заступил тощий. Минут двадцать они дубасили меня, затем сделали перекур. Я был с голым торсом и кончики их хлыста рассекли мою кожу, содрали и разорвали ее на спине, превратив ее в месиво.
После перекура они вновь принялись за работу.
Спустя какое-то время я расслышал, что прибыла новая команда надзирателей. Они взялись за меня со свежими силами. Когда и они выдохлись, к делу приступила третья группа, затем четвертая, которую опять сменила отдохнувшая первая команда. И так продолжалось несколько часов подряд, показавшимися мне вечностью. Я замкнулся. Во мраке собственного сознания. Отстраненно наблюдая за своими пытками. Я уже давно не чувствовал боли, находясь на границе уплывавшего сознания как услышал.
— Открой рот!
— Что?
— Открой рот! — повторил голос.
Я не мог поднять веки, потому что глаза опухли и слиплись от засохшей крови. И Голос, звучавший где-то за моей головой, был настойчив, но вежлив.
— Надо принять лекарство, ну же парень, открой рот!
Я почувствовал ртом горлышко стеклянной бутылки. Вода потекла по моему лицу. Руки у меня были по-прежнему прикованы и пошевелить ими я не мог. Я разжал губы, и горькое лекарство полилось мне в горло. Я начал быстро глотать его, захлебываясь. Чьи-то руки приподняли мою голову, придерживая и давая напиться. Затем мне опять поднесли бутылку, я стал пить, закашлялся, и вода вытекла через нос.
— Это снотворное, — сказал голос. — Теперь ты уснешь.
Я лежал на животе, на какой-то деревянной лавке испытывая боль во всем теле. Локализовать ее было невозможно, потому что живого места на мне не осталось. Глаза были запечатаны наглухо. Во рту чувствовался вкус крови, смешанной с лекарством. Оглушенный побоями и сонным, я уплывал в целительный сон по озеру липкого кайфа. В голове у меня звучал целый хор криков боли, которые я крепко запер там, и ничто не могло заставить меня выпустить их наружу.