Дорога до дома показалась мне сущим кошмаром: внизу под свежим слоем хрустящего снега земля уже успела покрыться льдом, и грубые валеные сапоги неимоверно по ней скользили. Один раз у самой библиотеки я грохнулась на землю, на левой ягодице остался приличный синяк. Отчего-то, сев на холодную площадь, мне захотелось забыть обо всём, я легла на спину и засмеялась, так засмеялась, что каменные фигуры перед входом, могли от моего смеха расколоться на куски. Хорошо, что рядом никого не было, подумали бы ещё, что я сошла с ума по возвращении. Мне было так хорошо и спокойно, почему бы не полежать здесь так до утра? Заснуть, предаться объятиям Морфея…
"Нет, Ти! Ти, вставай!" — Словно кричал мне младший брат. «А что, если он на самом деле кричит? О, предки! За мной же следят по экранам! Какая же я идиотка!» — вовремя вспомнила я и резко встала. Отряхнувшись, я сразу пожалела о содеянном, теперь придётся снова сушить одежду, тратить дрова и, самое главное — время.
Пустынный двор испортил мне настроение своим заброшенным одиноким видом. На площади не осталось совершенно никакого напоминания о недавней ярмарке. Хотя в этом кошмарном снегу плозадь и сама на себя была не похожа. Если бы я могла повернуть время вспять и остановить его на наших вечерних посиделках…
Зайдя в подъезд, я насторожилась ещё больше: воздух внутри был не на много теплее уличного. Неужели Тион сидел здесь так всё это время? В нашем жилище всё осталось неизменным.
— Тион! Тион? Ах, точно! Чужак! Чужак, ты где? Чужак? — Капитан Тион не откликался на мой зов. «А что если он замёрз насмерть? О, предки! Какое несчастье!» — Чужак?!
Я оббежала всю квартиру и даже открытую настежь соседскую: Тиона нигде не было. Может, он и вовсе не добрался до квартиры и упал навзничь в лесу, замёрз в каком-нибудь глубоком сугробе?
Нет, Алатея, прекрати представлять себе такие страшные вещи!
Я спустилась на первый этаж и привела себя в чувство глотком морозного ночного воздуха. Но воздух отчего-то оказался не таким, как я думала. Вспомнив, что я не проверила подвал, я со всех ног помчалась туда, где совсем недавно Тигра нашёл свою джентельменскую бабочку. Разделённые семьями на сектора полки с вещами были сдвинуты к одной стене, а в середине получившегося квадрата на детском складном стульчике сидел и дремал Капитан Тион. Рядом с ним горел еле тлеющий маленький костёр, и больше всего мне захотелось надавать Чужаку тумаков.
— Чужак! Чужак, проснись! — Я подлетела к нему и начала легонько бить по щекам. Сначала он совсем не отвечал, но скоро, обезумев, я дошла почти что до пощёчин, и это заставило его очнуться. После пробуждения он не понимал, где находится, часто заморгал, а когда привык к темноте подвала, то остановил мои удары, которые перешли уже на его грудь, взяв мои руки в свои.
— Я не сплю, всё хорошо, Теа, все хорошо! Видишь, я не сплю! — Я глядела не него в полумраке изъеденной плесенью комнаты и видела только два голубых огонька и немного светящуюся метку на голове.
— Какой же ты дурак! — Выкрикнула я, все ещё пытаясь ударить его, хотя хватка Чужака была несравнимо крепче.
— Признаю! Может быть, прошлой ночью глаз не сомкнул. Ничего же не помню. Ты не прекратишь меня бить?
Я остановила все движения руками сразу же после его просьбы, но моих рук он не отпускал. Я знала, что сейчас испорчу всю ситуацию, обязательно сделаю всё хуже… А ещё на нас сейчас, конечно же, смотрели все, кому нечем было заняться в Аламейке, как на низкосортный бразильский сериал. Но мне было наплевать, да и моей психике, видимо тоже. По замёрзшему лицу полились слёзы, самые настоящие предательские слёзы. При такой температуре они должны были превращаться в льдинки, как только скатывались с моего подбородка. Но так тепло, как в момент, когда Капитан Тион меня обнял, мне не было никогда.
Чужак крепко прижал меня к себе, и начал гладить по голове совершенно безмолвно. Слышен был только треск последнего гаснущего поленья в импровизированном костре. Какая бы глупая была смерть! Как он только мог? И вообще…как он развёл в подвале костёр?
Я не знаю, я не помню, сколько мы провели в таком положении, но когда моё лицо полностью высохло, я резко отстранилась, встала и осмотрела помещение.
— Мне… мне надо вещи посушить. Я немного извалялась в снегу.
— Ты упала? — Спросил Тион и вскочил с на удивление крепкого детского стульчика. Напротив него я увидела совершенно нормальных размеров походный стул и опешила.
— Ты мог сидеть на нормальном стуле, ты в своём уме? — Чужак хрипло засмеялся и почесал затылок.
— Да, дурака свалял, с кем не бывает. Не думал же, что ты заявишься ночью! Где ты так долго была?!
— Так это что… стул для меня? Мне тебя снова побить?!
— Если после твоего избиения последуют объятия, можешь бить — сколько угодно. — Капитан совсем не стеснялся таких слов, а вот меня от них сразу же бросало в жар.
— Очень смешно. Вижу, чувства юмора ты не отморозил. А вот руки у тебя просто кошмар! В подсобке у соседей есть немного поленьев — можем разжечь нормальный костёр. Только я не понимаю, как ты это сделал и вообще… Почему в подвале?
— Ну, во-первых, разжигать костёр в жилище — это как-то странно. Ещё спалил бы что. А во-вторых, если твои люди увидят огонь в окне, что будет?
— Отлично, логика у тебя тоже кипит! Тогда, надо будет занести сюда пару матрацев и одеяла. Хотя, я сомневаюсь, что поспать сегодня удастся. На, вон, надень. — Я протянула Тиону варежки. — Тебе нужнее. Отдашь, когда разогреем костёр. И да, ты так и не сказал. Как?
На лице капитана промелькнула типичная Примовская ухмылка. Выражение зазнаек и умников.
— У меня в кармане лежала вот такая зажигалка. — Тион успел натянуть только одну варежку, а другой достал простую на первый взгляд металлическую зажигалку с гравировкой. — На ней есть надпись — живой огонь. Греет, но не вредит. Поэтому я и решил рискнуть.
— Ты рискнул, даже если мог спалить моё жилище? — Очень надеюсь, что мои глаза сверкнули ярче, чем искра от этой самой зажигалки.
— Ругайся сколько хочешь, но я как будто знал, что всё сработает. — Я пожала плечами и успокоилась. Памяти у него нет, а вот чутьё вполне могло остаться.
Первым делом я сняла мокрую верхнюю одежду и обувь и облачилась в старый овечий комплект, когда-то переданный мне в наследство от бабушки.
По дороге наверх и пока мы спускали матрацы, я то и дело чехвостила Чужака. От этого мне почему-то становилось легче. Да и не хотелось, чтобы он задавал какие-то неудобные вопросы. Хотя избежать этого мне всё же не удалось.
— Прыгнуть за мной в своей обычной одежде! Ну это надо же до такого додуматься! Наверняка, мама попросила тебя перед самыми воротами.
— О чём попросила? — недоумевал Чужак.
— Как о чём? Конечно же, сопровождать меня. Она утром такой концерт устроила твоему начальству… — Тион снова ухмыльнулся и вскинул брови вверх.
— Не думаю, что это твоя мама меня попросила. Я хоть ничего и не помню, но уверен, что решился на это сам.
— Не понимаю, зачем это тебе? — спросила я без задней мысли, заменяя один из стульев на матрац.
— Не забивай голову, ладно? Главное, что я здесь. Пока, что живой… — Неудачно пошутил Чужак и сразу же пожалел, вскинув ладони вверх, мол «сдаюсь».
Огонь из зажигалки Тиона совершенно не обжигал рук. Он и правда грел, но чудесным образом не перекидывался на ткань и вообще огнём был только с виду. После увиденного в Аламейке мне не пристало удивляться, и я восприняла это как должное. Мы развели неплохой костёр, сели на матрацы друг напротив друга и накрылись всем тем, что нашли в нашем жилище: соседи унесли из своего дома почти все полезные вещи. Я успела забрать свои записи из тайника под линолеумом, сложила их в пять, если не десять раз, и убрала в самую глубь кармана нижних брюк. Мокрую одежду я повесила на сушильную доску и приставила её к какой-то коробке рядом с огнём. Из кухни мы взяли с собой немного воды, подсушенный хлеб и сушёные яблоки. Больше, в общем-то, у нас и не было.
— Ешь. Я пообедала в поселении. — Сказала я и почувствовала себя на месте Брены — мамы-медведицы.
— Что ты узнала? Рассказывай.
— Я узнала то, что отбрасывает нас к началу. Ты ведь запомнил хоть кого-нибудь из поселения? — Чужак кивнул. — Так вот, я подозревала Флору, жену Спрута.
— Спрута, который пострадал во время рубки дерева? Ты думала, она своего мужа пыталась прикончить? — Моё предположение изрядно позабавило Чужака.
— Ну, да! А что? Знаешь, какие жёны бывают? На что только не идут? Книжек не читал?
— Ладно-ладно, чего завелась-то. И почему твоя теория провалилась?
— Она…Не могла она. Она его…
— Что? — Чужак даже перестал жевать, так ему хотелось услышать это капризное слово.
— Любит. Любит она его. Так изревелась, что ни одна актриса так сыграть не сможет. В общем, теперь у меня нет совершенно никаких предположений. Я не могу помочь своим людям. Надо было, чтобы вместо меня пошёл отец или Прим…
— Отставить самобичевание, Алатея! — Приказал Тион, а мне захотелось засмеяться. Наверное, так он разговаривает с подчинёнными, он же всё-таки капитан. — Если ты здесь и тебя выбрало, как ты говоришь, «моё начальство», то ты обязательно справишься с поставленной задачей. Этот человек… ты упомянула командную работу. Что ты имела в виду?
— То место, откуда ты пришёл. У вас тоже есть предатель. Он работает заодно с нашим. Конечно, в одиночку никто не может спилить такое дерево. Вы можете нажать на кнопку, и — бац, дерева нет. Вы можете создать яд, который может свести с ума животное и заставить его напасть на хозяина. Вы можете вывести вид злобных насекомых, которые в секунды пожирают месяцы кропотливой работы. А у нас есть тот, кто незаметно может подбросить острую пилу, подлить собаке в еду яд или же развести колонию ненасытных тварей! Ох, как же я зла! Представляешь, что только значит, жить в одном поселении с таким существом?! Я даже человеком его не могу назвать…
— Значит, это может быть человек любого пола, возраста и рода деятельности? Всё хуже, чем я предполагал.
— Не помогаешь! А обещал помочь!
— Ладно, слушай. Кто всегда присутствовал при этих несчастьях?
— Не знаю… Мой отец, ха! Видишь, это глупая идея…
— Подумай хорошенько, кто ещё!
— Плуг старший, Ив старший, Тент, Скала, но он всегда только помогал…
— А кого не было? Кого не было рядом, когда всё это происходило?
— Прости, Чужак, мозговой штурм сегодня не для меня. Уже заполночь. Давай поспим немного, а потом подумаем. Я знаю, что нам нужно найти преступника, но глаза сами закрываются.
— Конечно. Засыпай, я поддержу огонь в костре и ещё подумаю. — Я легла на бок, и, не смотря на то, что он болел от падения, продолжала лежать так, пока не заснула. Сквозь закрывающиеся веки я видела то пропадающее в пламени, то появляющееся вновь лицо Тиона. Оно внушало мне спокойствие.
— Алатея! Теа! Теа, ты где? Алатея Гал! — Доносились до меня крики откуда-то сверху. — Я села на матраце, протёрла глаза и приложила палец к губам, запретив Чужаку что-либо говорить. По-видимому, он проснулся от криков Брены, так же как и я.
Я вскочила с матраца и побежала вверх по ступеням, чтобы не дай предки, Брена узнала, что в подвале я была не одна. Я встретила их со Скалой, спускающихся со второго этажа, полностью укутанных в обрезки мехов.
— Ты где была? Сдурела нас так пугать?! Времена нынче не шуточные!
— Простите, ребята, я спала внизу. Видимо так устала вчера, что ничего и не слышала.
— О, внизу устроилась? Покажи, может чего полезное найдётся? — Полюбопытствовал Скала.
— Эм, ничего! — Поспешила я остановить друга. — Ничего, кроме жуткого запаха плесени. Но там хотя бы костёр можно было разжечь. А всё полезное уже, наверное, соседи забрали. Только одеяла ещё есть.
— Костёр? В Подвале? Ну и чудная ты! Пошли на кухню. Мы тебе свежих лепёшек принесли. — Я была несказанно рада двум этим обстоятельствам: свежеиспечённым лепешкам и возможности отвадить друзей от подвала. Я немного подогрела над свечным огарком воду и стала есть ещё тёплый хлеб. Брена и Скала тоже сели за стол.
— Я тебя вчера весь день не видела, подруга! По-видимому, Спруту и Мастеру помогло твоё лекарство! Им уже гораздо лучше. — «Какое облегчение» — подумала я. Хлеб показался мне вкуснее всех приожных, съеденных в Аламейке.
— Какое лекарство, Брена? Теа сделала им лекарство? — Брена похлопала Скалу по спине и тихонько засмеялась.
— Скала, милый, ты что, живёшь в брезентовой глуши? Флора же вчера говорила, что Теа принесла лекарство.
— Не, не помню такого.
— Ты много чего не помнишь. Не сама же Теа нам сказала, верно? — Брена вела себя так, как и в любой другой день. Но что если…
Я быстро прожёвывала горячую лепёшку так, что кусок за куском она обжигала мне горло. Перед глазами предстал вопрошающий вчера Тион: «А кого не было на месте происшествий? Кого не было?».
— Слушай, Брена. Ты когда-нибудь слышала об Аламейке? — Прожевав последний кусочек и отставив выпечку в сторону, спросила я. Подруга сделала вид, что совсем не понимает, о чём я говорю, но её выдало не это.
— Нет. Не-а. В первый раз слышу. А ты Скала?
— Не знаю… Мы проходили это по ботанике, да? Вы же знаете, как у меня с учёбой.
Я встала из-за стола, чтобы налить себе ещё воды и посмотрела, куда подруга дела руки под столом. Она сжимала кулаки так сильно, что на руках проступили вены. Она врала.
— Я почему спрашиваю. Приснилось сегодня что-то. Вот и думаю, где услышала такое слово диковинное. Поспрашиваю ещё сегодня. У поселенцев.
— Я уверена, что это что-то из литературы. Жаль, Прима нет, он бы подсказал. — Не может быть! Я готова была провалиться сквозь кухонный пол. Голос Брены даже не дрожал.
— А ты рада, Брена? Что Спруту и Мастеру стало лучше?
— О чём ты? — Какое притворство! Казалось, она не собирается ломаться. — Конечно, рада. Мы все молились об их скорейшем выздоровлении.
— Ну, да, конечно. Так ты не будешь корить себя за то, что они бы умерли по твоей вине. Но, знаешь, смерть от холода, по-моему, тоже не особо приятная вещь. — Я обернулась, всё ещё с пустым стаканом в руке, и посмотрела в глаза той, кого долгие годы считала другом.
— Теа, с тобой всё в порядке? У тебя жар?
— Кончай прикидываться! Люди погибают! У меня старшие родители без дров остались, а для тебя это шутки?!
Брена ехидно улыбнулась, так, как делала это когда просила Скалу о чём-то и встала из-за стола. Она сняла маску быстро, прямо как актриса из Аламейка.
— Не думала я, Теа, что ты решишь встать у меня на пути. — Произнесла бывшая подруга. Каждое слово она выплёвывала с такой ненавистью, что у меня на глазах навернулись слёзы. — Всё шло так хорошо! Ты выбралась из поселения, скоро бы мы со Скалой к тебе присоединились и жили долго и счастливо! Чего тебе вздумалось всё портить?!
— Не верю. Скажи, скажи, что это не правда!
— Брена, о чём она толкует? В чём твоя вина? — Скала тоже больше не мог сидеть, и когда он вставал, то чуть не опрокинул стол. В этой шкуре друг точно был похож на большого медведя, и в другой раз бы меня это позабавило. Но не сейчас.
— Моя вина лишь в том, дорогой, что я умнее обычного поселенца. Я слишком рано догадалась, что за туманом сокрыто что-то необыкновенное. Я поняла, что не смогу провести свою жизнь в этом жалком месте! Мне обещали, что никто не умрёт! Так оно и будет. Это просто испытание, вот и всё.
— Испытание? Брена, очнись! Тебя используют! Тот, с кем ты в сговоре, задумал истребить всё наше поселение! Ты понимаешь, что я говорю? Понимаешь? Возможно, этот человек и поможет тебе выбраться, но какой ценой? Ценой жизни твоих родителей? Соседей? Друзей?
— Нет. Нет. Ты не права! Ты ошибаешься! Он бы так не сделал!
— Кто? Кто бы так не сделал? С кем ты заодно? — Спросила я, не ожидая, что Брена так быстро расколется.
— Ты… ты его знаешь. Это один из Чужаков.
— Что?! — Я с такой силой сжала стакан, что он раскололся надвое прямо у меня в руке. Может, он был уже старым. А может, это из-за перепада температур. Но мне казалось, что во всём виновата моя ярость.
— Кто это? — В дверях появился Тион. Наверняка, он стоял чуть поодаль всё это время и слушал наш разговор. — Кто это, Брена? С кем ты в сговоре?
Брена покчала головой, будто была глубоко оскорблена.
— С тобой, дорогуша. Ты снова ничего не помнишь?
— Нет. Нет. Нет. — Лепетала я сквозь разъедающие глаза слёзы. — Ты врёшь! Ты врёшь! — Закричала я.
— Стала бы я лгать, после того, что ты меня раскрыла? Мой дорогой Капитан Тион. Он обещал мне хорошую жизнь в одной из галактик. Мне и Скале. Потом он пообещал приехать за мной собственноручно, забрать меня… Но кто же знал, что он приедет с отшибленной памятью! Это всё и испортило. Приехал конвой и вместо меня забрали тебя! И мы с Тионом уже не могли придумать ничего, кроме несчастного случая. Зачистки. Выживут самые стойкие. Ну, и, конечно, мы со Скалой, ведь у нас иммунитет от холода. Как это называется? Сыворотка, регулирующая температуру тела? Точно.
Злость кипела внутри меня, желала вырваться наружу и отомстить всем тем, кто надо мной насмехался. Мне хотелось кричать, крушить всё на кухне и больше никогда не жить в смирении. На улице стоял адский холод, а внутри меня бурлило пламя, сжигая всё, то светлое и невинное, что осталось в детстве — до того, как я попала в Аламейк. Неужели я совсем не знала ту, с которой делила мечты?
— Я не понимаю, Брена! Из-за тебя все беды? Как это возможно? — Скала до последнего отказывался верить в услышанное.
— Удалось сложить два плюс два, милый? Ты ведь и сам мне немного помог, забыл?
— Не приплетай сюда Скалу! — Взвизгнула я. — Даже если он и помогал тебе, то без злого умысла! Он бы ни за что не причинил вреда ближнему! Предки, какая же я дура! Ты хотела выбраться из поселения? Скатертью дорога! Убирайся! Убирайтесь! Оба! — Я кричала вне себя от бешенства, слёзы застилали глаза, и я даже была рада не видеть идиотскую ухмылку предательницы.
Скала подвинулся ко мне и обнял за плечи.
— Ти, ты чего. Не реви, нам нужен твой рассудок. Я окончательно запутался. Брена сошла с ума? — С надеждой в голосе спросил друг.
— Прости, Скала. Если и так… то ей теперь руководит лишь злоба и ненависть. Нам нужно отвести обоих к границе. Пусть уходят.
— Неужели…ты всё это время меня только использовала? — Скала был готов заплакать.
— Дорогой, ты же прекрасно знаешь, что любишь меня. Ты не мог мне отказать. Я…тоже тебя люблю. Правда не так как ты меня, скорее…как брата. Как свою опору. Я делала это ради нас всех, ради нас с тобой…
— Чушь! Я догадывался! Ты слишком странно вела себя последнее время, я должен был понять, что это не к добру. Да как ты могла?! — Скала догадывался. Эта фраза уколола даже больнее, чем признание Брены. Он догадывался, а я нет. Я вообще не заметила перемен в подруге. Я просто думала, что она влюбилась. Может и так, но…ей нет прощения.
Мне даже стало страшно, что Скала не совладает с собой и влепит Брене пощёчину. А может, ему и стоило это сделать.
— Я не сделала ничего плохого. Что плохого в том, если ради нашего блага пострадает пара людей? Людей, которых мы никогда больше не увидим! Мы сможем изменить целый мир, а не какое-то поселение с кучей идиотов! — На секунду голос Брены дрогнул, но она быстро вернула себе ту самую бойкость из-за который все слушали её с упоением. Как и я. Она владела сразу несколькими дарами — даром притворства и убеждения. — Мы с Тионом обо всём договорились.
— Теа, ты же не веришь её словам? Я бы ни за что так с тобой не поступил! С твоим народом… — Голос Чужака звучал искренне и очень убедительно, но Брена не знала, что он был здесь, в моём жилище. Она не могла солгать.
— Почему? Почему я не должна ей верить? Она во всём созналась. Поэтому ты пошёл за мной, да? Ты хотел помешать мне вычислить преступника, но память снова тебя подвела! Помни ты всё, ты бы… ты бы убил меня этой ночью?! — От гнева меня трясло, а голос дрожал. Мне хотелось, чтобы всё это было такой же неправдой, как море за окном призрачной комнаты.
— Теа! — Чужак подошёл ближе, но замешкался. Скала закрыл меня собой. — Я бы никогда не причинил тебе вреда! Я бы… — Он опустил голову и пальцами сжал виски. В тусклом свете, проникающем сквозь зашторенное кухонное окно, его метка усилила голубое свечение. «В случае злоупотребления положением или использования его для причинения вреда людям, метка в праве уничтожить её носителя…» — послышался в голове голос Капитана Тиона. «Моя семья погибла в том пожаре, мне удалось спасти только маленькую племянницу». «Я помог обезвредить преступника — так я стал Капитаном». — Почему, почему только я не могу ничего вспомнить?!
Чему мне верить? Он мог солгать обо всём — о метке, о продажном Хранителе, о пожаре.
Кому мне верить? Ведь моя лучшая подруга оказалась врагом, тогда Чужак может оказаться кем угодно.
Довериться своему внутреннему голосу? Он, как назло, молчит. Я ничего не слышу. Хотела бы я ничего и не видеть.
— Мне кажется, что я обычно не причиняю боли женщинам. Но тебя за человека я не считаю! — С пренебрежением кинул Чужак и схватил Брену за руки, почти так же, как и вчера меня. Девушка брыкалась и царапалась, пока он не закинул её себе на плечо и не понёс прочь из кухни. Одна из шкур сползла на пол, другая — по типу пончо, перевернулась и застелила ей весь обзор.
— Отпусти! Отпусти меня, Тион, что ты делаешь?! Это же я, Брена! Вспомни! — Кричала бывшая подруга, брыкаясь руками и ногами. Меня бросило в жар от одной мысли, что поселенцы увидят эту картину. Они могут всё понять неправильно, хотя и я не уверена, что что-либо понимала. Когда Тион скрылся за дверным проёмом, Скала отстранился от меня и побежал за ним. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за другом.
На первом этаже он окликнул Чужака, и я забеспокоилась ещё больше. Конечно, Скала будет защищать Брену во что бы то ни стало. Я надеялась, что объяснить поведение Чужака можно хотя бы тем, что Чужак и Капитан Тион — две разные личности. Я очень хотела, чтобы он помог мне — отнёс Брену в Аламейк. А я бы осталась здесь со скорбящим Скалой, с замерзающими людьми.
Но сюрпризы всё не кончались.
— Чужак, стой. Я сам понесу. — Коротко промолвил друг и забрал Брену у всё ещё разгорячённого парня. — Теа, ты знаешь, где именно проходит та граница?
На улице стоял настоящий буран: снег вихрем взмывал ввысь, преграждая дорогу, замораживая сам воздух, мешая разглядеть хоть что-то на десять сантиметров впереди себя. Но Скала знал лес, как свои пять пальцев.
— Недалеко… — Сказала я тихо охрипшим от плача голосом, но из-за завывающего ветра даже сама не услышала своих слов. — Недалеко от хижины Велана! — Изо всех сил крикнула я.
Бедный Скала…Он
Несмотря на ведьминскую пургу, Скала всё равно шёл быстрее нас. Я не видела даже силуэта Чужака, маяком для меня были широкие ступни Скалы, оставляющие следы на снегу. Через несколько минут ходьбы я перестала чувствовать руки, а через ещё несколько — мои ноги почти отказали двигаться. Я выбежала из дома в том же, в чём и легла спать вчера. Высушенная тёплая одежда так и осталась висеть в подвале.
К сожалению, мы не смогли пройти мимо дома сестёр Мороуз — через бывшие поля проходила самая быстрая дорога к лесу. В другую погоду можно было бы пойти длинной, но скрытной дорогой. У нас такой возможности не было.
Я подняла голову — у входа в дом стоял мужчина. Он что-то громко кричал, но его слова полностью съедал шум снежного вихря. Мужчина не побоялся подбежать к нам.
— Скала! Куда ты тащишь Брену?! Скала!
— Куда надо — туда и тащу. Иди по своим делам!
— Алатея, ты же раздета! Стой, Скала! Стой, сказал!
Поля находились в худшем состоянии, нежели площадь — там сугробы доходили мне почти по пояс. В этот момент я пожалела, что не воспользовалась сывороткой. Странно было, что Чужак ей тоже не воспользовался. Я повернула голову назад — он шёл за мной, стремясь сровняться. Пара секунд, и он достал из карманов своей куртки варежки и натянул мне на руки, гораздо быстрее, чем это бы сделала я.
— Иди. — Бросил он, и я пошла дальше, не обращая внимания на сотню зевак, устроившихся перед окнами. Я не знала, чем помогут мне эти нелепые варежки, ведь я была насквозь мокрая, и им тоже была уготована такая участь, но что-то в этом жесте придало мне сил. Да, я не хотела верить в то, что Чужак — враг, как и не хотела осознавать, что Брена — самый настоящий губитель жизней.
«Ещё подумают, что мы шпионы» — припомнилась мне ехидная фраза девушки.
Давай, Алатея, тебе не хватает энергии! Почерпни её из злости, давай же!
Когда мы почти достигли лесных угодий, я подумала, что мне нужно попрощаться с родителями. В заледеневшем мозгу появлялись лица мамы и папы, Тигры, даже обидевшегося Прима. «Помощница, если ты слышишь. Передай всем, что я их очень люблю. Я не хотела, чтобы так получилось. Тигра, помни. Ты можешь стать, кем хочешь».
Возможно, мне стало мерещиться, но буран в лесу потихоньку стихал. Из-за перепадов высоты почвы, сугробов здесь было меньше, чем на поле, и нового снега на одежду я не подцепила. Когда мы прошли Веланову хижину, я с облегчением вздохнула, но из горла вырвалось только страшное сиплое кряхтение.
— Куда? — Крикнул Скала, и мне показалось, что и его голос я слышу чётче. Чужак подтолкнул меня со спины и ответил вместо меня.
— Теперь направо. Ид…иди направо к широкой дорожке. Там справа будут два густа, в кон. конце дороги пелена тумана. — Голос Чужака страшно дрожал, но я была рада, что он помнит, где мы вышли. Я бы не смогла промолвить и звука.
Буйная Брена не переставала колотить Скалу руками по спине, и это меня позабавило: для него такие тумаки, всё равно, что удары игрушечного молоточка. Ноги меня уже совсем не слушались, коже стало даже жарко от адского пламени льда. Я надеялась, что Чужак заберёт Брену, а Скале удастся отнести меня в дом. И всё бы закончилось. Этот ужас бы закончился навсегда. Остался бы только ночным кошмаром, мучающим меня до самой смерти.
До самой смерти.
А что, если вот она? Смерть во льду?
— Это здесь?
— Да. — Выкрикнул Чужак и остановился. Я тоже остановилась, на автомате. Единственное, что я хотела, это чтобы этот кошмар быстрее кончился.
— Что теперь? Ау! Люди! Я принёс гадюку!
— Да как ты смеешь! — Не унималась Брена. Ей, видимо, было теплее и удобнее всего.
— Поставь…Поставь её на землю. Мы войдём вместе. Если так будет нужно — я отвечу за содеянное. — Я обернулась и в последний раз посмотрела Чужаку в лицо. Метель успокоилась, ко мне вернулось зрение, и я постаралась запомнить его лицо. Две голубые льдинки, затерянные во льдах. Ровная кожа, крепкий подбородок, прямой нос, неуверенная улыбка с поджатыми бледными губами.
— С-спасибо. — Прошептала я в последний раз и вжалась всем телом в утопающий под моим весом хрустящий снег. Я падала вниз на метры, на километры, в настоящую бесконечность, проваливаясь, тонула в ледяной безмятежной глади. Снег заполнил всю меня, сквозь ноздри, рот и уши он проник внутрь, став всем моим естеством, став мной, а я, в свою очередь, снегом. Он дарил мне тепло, обжигал, облобызал каждый волосок на моей голове, каждую ресничку, покрыл коркой льда мою несчастную старую одежду, навсегда, похоронив меня под трагичной землёй моего настрадавшегося поселения. Моя хроника, то, во что я постаралась вложить частичку своей души, превратилась в тончайший ледяной пергамент с размытыми очертаниями былых букв.
Все мои внутренние органы превратились в айсберги, кровь застыла и больше не курсировала по венам. Сердце, бившееся раньше без остановки почти восемнадцать лет, с траурным видом испустило свой последний вздох. Один лишь только мозг не поддавался чарам владычицы льдов, он позволял мне думать, вспоминать лица тех, кого я оставила в мире живых, дышащих, тёплых.
Но и он вскоре навсегда застыл. Вместе со всеми воспоминаниями: со счастливыми моментами, с невероятными пейзажами, ароматами вкусной еды, звуками самодельных музыкальных инструментов и обещаниями, данными самой себе давно и недавно.
Тишина. Она звучит так мелодично, так по-чародейски. Я остаюсь упокоенной под толщей льда вечно служить покою и безмятежности.
— Алатея! Ти! Теа!
Наверное, мой мозг ещё не до конца отключился. С чего я вдруг слышу голоса из прошлого? Какая глупая злая шутка!
— Ти, вставай! Вставай же, давай!
Кто-то просит меня встать? Но разве я могу? Здесь так уютно, в этой благой необыкновенной пустоши… Я везде и нигде. Кто я? У меня было имя? У меня была жизнь?
— Теа, открой глаза! Ну же! Алатея!
Это меня зовут? Меня раньше звали Алатея? Какое причудливое имя. Интересно, что оно означает. Стойте. Где же лёд? Я что-то слышу. Я слышу голоса. И чем-то пахнет… Это запах трав и жжёных поленьев…
Владычица льда отступила. Она отпустила меня. Точнее, с презрением изгнала из своих владений. Я летела обратно — наверх, к поверхности земли, к теплу и жизни, туда, где меня ждали. Снег трусливо отступал, бросил меня, оставил на произвол судьбы. Он обжёг меня на прощание, чтобы растаять и превратиться в талую воду, в лужу давних слёз. Я восстала из заморозившего цветы моей юности зла, воскресла из некогда счастливой земли моего родственного народа. Моя хроника сбросила ледяной панцирь и стала воспоминанием — мокрой насквозь тряпочкой, но свободной от злой магии.
Все мои внутренние органы оттаяли, айсберги разбились в дребезги, выплёскивая наружу горячую кровь, словно гончую, стремящуюся гонять по венам. Сердце, почувствовавшее зарождение новой жизни забилось с силой бегущей от хищника добычи, давшей ответный бой. В мозгу, от которого также отступили чары владычицы льдов, снова появились духи воспоминаний: грустных моментов, неистового смеха, задушевных ночных разговоров и отчаянных прыжков со стогов сена.
Шум. Он мешает, раздражает, побуждает к действию. Я забываю о покое, мне хочется ответить, хочется, чтобы эта какофония прекратилась, остановила свои попытки разрушить мой ледяной покой и гипнотизирующую безмятежность.
Я чувствую резкий запах, доселе мне неизвестный. Запах химии, запах лекарств, запах страха.
Я делаю свой первый вздох, первый вздох новой жизни. Тёплый, почти горячий воздух вливается внутрь через ноздри, наполняет меня живительной силой чужеродного, мистического мира. Одновременно с этим я начинаю чётко слышать голоса и звуки вокруг, не как раньше, словно зажеванную ленту старой магнитофонной кассеты, а так, будто я стала эпицентром звука, главным слушателем радиоволны.
Тяжёлые, налитые свинцом веки не желают подниматься, не повинуются мне так, как я повиновалась когда-то льду. Мне следовало бы поучиться у них сопротивляемости, но я уже давно потеряла сноровку, если она когда-то у меня и была. В этом местевне времения чувствую себя обмякшей плотью, ничего из себя не представляющей размокшей от суточного дождя газетной вырезкой с несколькими уже нечитабельными буквами… Т — Е — А.