Перед глазами идеально белый и гладкий на ощупь лист бумаги, и вот на нём уже живут несколько разборчивых слов, написанных синей ручкой. С течением времени бумага пожелтеет, и капли разных напитков сделают некоторые слова нечитабельными, но пока большинству из них только предстоит появиться на свет.
Мои мысли сейчас в таком же состоянии. Они похожи на идеально белый и гладкий на ощупь лист бумаги. Но те слова и картинки, что довольно часто на нём появляются — исчезают со скоростью шквалистого ветра. И снова белый лист.
Иногда его заполняют сплошные чёрные точки. Это и многоточия, и воспоминания, и планы…
Их бесчисленное множество, они как рой надоедливых насекомых беспрестанно громко жужжат, а вскоре надолго умолкают, оставляя после себя лишь пустоту.
Иногда в пустоте появляется песок, он такой разный и неоднородный, что в глазах начинает пестрить. А иногда — это трава: свежая, пожухлая, скошенная, затоптанная десятками пар ног, грязная или оросевшая.
Но, в конце концов, все тот же белый лист.
Ночью или в сумерках на листе появляются еле заметные облачные пятна. Лист не должен темнеть или уходить во тьму. Конечно, так ты не увидишь звёздного света, дорога не будет таинственной и тёмной. Но будет ли вообще эта дорога? Порой мне кажется, что за границами этого листа ничего нет. Отгонять эти мысли помогает возвращение в реальность. Потому что этот лист — моя жизнь. А мы как-никак неразлучны. От своей жизни никуда не деться. Ты не можешь просто так взять и начать жить жизнью другого человека, изменить своё прошлое, условия своего появления в этом страшно туманном мире.
Там, где я живу сейчас почти всегда пасмурно. Небо часто похоже на белый, слегка сероватый помятый бумажный лист. Всё немного бледное и какое-то обесцвеченное… Всё напоминает мне о моём предназначении.
Воспоминания неосязаемы и не существуют физически, хотя и напоминают сами по себе материю. Со временем они истончаются, их волокна рассыпаются под действием влаги, температуры, их структура напоминает ткань и бумагу одновременно. Когда воспоминания еще можно называть новорожденными — они яркими вспышками пролетают в человеческом сознании. Их пробуждают слова, предметы, запахи, звуки. Их сентиментально пробуждает еще не оправившийся от эмоциональных потрясений мозг.
Мне страшно забыть. Забыть лица, голоса, запахи. Места, дни, людей.
Я знаю, что теперь помню всё произошедшее после той роковой недели уже не так, как раньше, но только сейчас, по прошествии всех этих лет я готова, наконец, в полной мере описать, как изменилась моя жизнь и представление о ней. Я уже не уверена в достоверности многих фактов, пылящихся на полках моего сознания, поэтому заранее решаюсь принести извинения за некоторые вольности, небольшую выдумку (скорее всего по части диалогов) и пространные лирические отступления. Прошло слишком много времени.
Я помню, что даже трубач в тот день спал дольше положенного. Поговаривали, что некоторые смельчаки решили выпить чего-то покрепче фруктовых и травяных отваров, и среди них, естественно, был трубач.
Всех нас, уставших не от насыщенного праздника и вечера на открытом воздухе, а от крайне изматывающей, как физически, так и психически, яркой на события недели, начали будить те, кто по природе своей не могут спать целые сутки — дети.
— Мама! Папа! Тея! Люди!
— Поверить не могу, что так долго спал! Почему не протрубил будильник? — Первое, что я увидела — мамино плечо, а сзади колышущиеся от сквозняка широкие штаны Прима. Мне хотелось сделать вид, что я всё еще сплю, но глаза предательским образом не хотели закрываться. Когда все проснулись и стали убирать после себя импровизированные кровати из старых матрацев и обрезков тканей, напряжение немного спало: чужаки подозрительно осмотрели нас, а мы их. Никто никого не зарезал. Это обнадёживало.
Я старалась много не говорить и даже не смотреть никому в глаза, меня съедал ужасный стыд за все мои вчерашние вольности, а голова пронзительно гудела, не давая сконцентрироваться. Недосып, в конце концов, дал о себе знать. Чужаки тоже были немногословны, мне это понравилось. Вспоминая вчерашний вечер, я задумалась, что из этого правда, а что домыслил мой уставший мозг? Правда ли была такой открытой в общении с Чужаком? О чём я только думала?
Мне не приснились сюжеты книг, захватывающие путешествия, сумасшедшие приключения, таинственные места или райские пейзажи. Мне не приснилось ничего, и я, закутав в свою совершенно обычную куртку Тигру, смирилась с реальностью.
Из своей комнаты в главный зал пришла мама Прима, которая также как и он, хваталась за голову, за сердце, за слоняющегося по залу Тигру, и недоумевала, как это так случилось, что все проспали. Затрубил будильник. Но на этот раз, люди уже высыпали на улицу, лениво потягиваясь. Мы вышли из библиотеки, строго наказав чужакам ждать нашего возвращения. Трубач огласил время — десять часов утра. Надо же, я поспала, на удивление прилично.
Этим утром разговаривать не хотелось не только мне. Но некоторые всё-таки винили в случившемся трубача, вчерашнюю еду и напитки, а также «гнусные инфернальные силы», которые вот уже неделю портили всем жизнь. Кто-то из Ответственных, используя рупор, огласил, что завтрак этим утром будет состоять из несъеденных вчера вечером остатков, а также, что в двенадцать часов празднество продолжится. А я думала лишь о том, как добраться до жилища и умыться. Ах да, еще о том, как весело я проведу день, обучая Чужака стрельбе из лука. Впрочем, в то утро моё внимание заостряли многие другие вещи: опухшие лица поселенцев, унесённые ветром гирлянды, пробегающие мимо дети, одетые наспех; поразительно быстро летящие облака, многозначительные взгляды отца. Уже на следующий день я поняла, почему.
Я предвкушала феерию апатичных сонных мух, вяло спешивших окончить этот праздник, замести следы, и как ни в чем, ни бывало, вернуться к прежнему укладу жизни. Но и здесь я ошиблась. Уже за завтраком жители оживились и воодушевлённо обсуждали еще не потухшую надежду на спасение.
Когда все пошли по домам собираться к завтраку, отец отвёл чужаков к нам, во избежание неудобств.
— Я очень рад, что мы все пережили эту ночь! — Сказал мне Прим у выхода из библиотеки. Я знала, что он по-настоящему рад, но больше, конечно, за сохранность своей жизни и жизни его матери. Мне нравился Прим, но тогда я поняла, что сватовство поселенцев не закончилось бы добром. Зная, что мне может угрожать опасность, как и ему, Прим провёл всю ночь в своей комнате, заперев дверь. Возможно, он еще и подпёр её стулом, а под подушку положил нож, это мне неизвестно, но то, что его волнение было по большей части волнением за его собственные нервы, я знала наверняка. Зачем переживать за меня, когда есть мой отец — он-то всех сумеет защитить. Я не была зла на Прима, а приняла это как должное. Я всегда, если не ожидала от него чего-то такого, то чувствовала, что оно непременно может случиться. Вот у Скалы с Бреной так бы никогда не случилось. В это мне хотелось верить.
Мама умылась быстро, а отец с Тигрой устроили обливание прохладными отварами на заднем дворе. Войдя в ванную, я решила немного потянуть время и стать такой чистой, насколько позволяло количество принесённой отцом воды. «С этим всплеском я отпускаю усталость, а с этим — дурные мысли. С этим — недоверие, а с этим — старуху с её пророчеством. С этой водой пусть уйдут все ветра, а с этой — бестактность Прима!». Чистая телом, и как мне хотелось думать, очищенная разумом и душой, я надела высушенную футболку, прежние штаны, куртку, возвращённую братом, и посмотрела на себя в зеркало — прежнюю Алатею в последний раз.
После меня в ванную было разрешено пойти чужачкам, а уже после чужакам. У нас еще осталось немного еды с ужина, поэтому я решила отправиться за добавкой одна. Тигра по традиции пошёл кормить Овечку. Чужак догнал меня у двери.
— Тебе помочь? — Я вопросительно посмотрела на парня.
— Да…Извини, глупый вопрос, нам же лучше не выходить.
Мне хотелось ответить ему «Как ты смеешь такое предлагать? По-твоему я изнеженная девица, которая ничего не может сделать самостоятельно?!». Но я лишь кивнула, не поднимая глаз, и отправилась занимать очередь. В этот день мне не хотелось ни с кем говорить, не хотелось ничего делать и даже думать не хотелось. Я окинула взглядом такую привычную и родную мне очередь: хоть люди и были одеты в причудливые для них одежды, мне искренне хотелось видеть их другими. Этого было недостаточно. Наверное, приезд людей из-заграницытак подействовал на меня, но я правда яростно желала перемен. Почему бы всем этим посредственным людям не изменить хоть что-нибудь? Почему их так устраивает привычное положение вещей? Почему они до сих пор не пришли к нашему дому и не допросили чужаков, не заставили каждого из них выстрелить из лука, не растерзали их, не…
— Теа! Ну и дела, а? Первый раз на моей памяти мы так проспали. Чувствую себя отлично!
— Это меня очень радует, Скала. Теперь ты точно готов к выстрелу. — Друг озадаченно поднял бровь в ответ на реплику Брены.
— То есть раньше я не был готов?
— Я не это имела в виду. Ти, я слышала, сегодня вы спали в библиотеке? Как всё прошло? — Мне снова не захотелось отвечать.
— Нормально. — Брена бы показала своё недовольство моей репликой, не подойди её очередь. Неужели куртка начала приносить мне удачу?
Подруга несколько забылась и, заняв мне место рядом с собой, начала широко размахивать руками. Я приобняла тёплый дымящийся котелок, посмотрела на неё и пожала плечами, мол, извини, у меня обязанности.
Хотелось бы пренебречь этими обязанностями, не остаться с друзьями, не вернуться в переполненное людьми жилище, не вернуться вообще. Но куда мне было бежать?
Папа встретил меня у входа и помог с едой. Тигра был тише обычного, казалось, он тоже глубоко погружён в свои мысли. После привычного безмолвного завтрака, которому снова не предшествовала молитва, я подошла к брату.
— Тигра, хочешь пойти посмотреть, как Чужак будет учиться стрелять?
— Не очень. Но спасибо.
— Всё в порядке? Ты же знаешь, что можешь мне сказать, что угодно?
— А ты знаешь? — Мальчик завёл руки за спину и сложил их в замок.
— Что знаю?
— Что можешь сказать мне всё, что угодно! — Меня обескуражил вопрос брата.
— Конечно, знаю. К чему такой вопрос? — По узкому коридору прошёл чужак с хвостиком. Никогда бы не подумала, что наше жилище станет пристанищем для таких непохожих на нас людей.
— Почему ты тогда говоришь не со мной, а с бумагой?! Я что, хуже бумаги?! Почему? Почему, Теа? — Я повторяла про себя «Только не плачь. Только не плачь», но мантра не помогла. Тигра разревелся. Тогда я поняла, что и он по-настоящему устал за эту неделю. В этом тёмном узком проходе я села на корточки и прижала малыша к себе. Стараясь выглядеть взрослым, помогать нам и принимать недетские решения, мой брат всё еще был ребёнком, крохотным, познающим окружающий его мир, совсем незрелым человеком. Ему хотелось быть обласканным, понятым, принятым, если не всеми, то, как минимум нами — его семьёй. Именно в тот момент я поняла, что хотела бы того же. Я бы хотела, чтобы моя мама обняла так нас обоих, чтобы пожалела нас, вслух подтвердила наши страдания.
— Прости меня, Тигра. Прости меня! Конечно, ты лучше бумаги! Не смей думать иначе! И я обязательно тебе расскажу всё то, что написала. Только не сейчас. Ты же понимаешь, что мы не одни. — Заплаканный мальчик отстранился и снова надел маску важности.
— Конечно, понимаю. Именно поэтому я почти всю ночь не спал и следил за ними!
— Какой ты молодец! — Ответила я, а про себя подумала «Глупыш! Тебе надо набираться сил по ночам, а не играть в сторожа!» — И что же ты узнал?
— Ничего, но думаю именно потому, что я следил за ними, они ничего не учудили.
— Да, спасибо тебе. Я думаю, именно поэтому они ничего не сделали. Ты пойдёшь смотреть на урок? — Малыш сразу оживился.
— Пойду! А меня научишь? — Я невольно рассмеялась.
— Прости, Тигра, может быть позже. Все наши луки размером с твой рост!
— Тогда, когда вырасту?
— Тогда, когда вырастешь. — И мы заключили с Тигрой пакт.
На лавочке на заднем дворе уже сидел Чужак и сверлил глазами самодельную старую мишень с облупившейся краской и выбившейся от влаги бахромой волокон. Этой мишени там раньше не было. Отчего-то наш задний двор всегда был обнесён редким деревянным забором, что отделяло его от заднего двора других домов. Только тогда я поняла, что родители будто ожидали, что им придётся что-то или кого-то скрывать. Редкими вечерами я видела из окна, как родители молча сидели в обнимку на этой самой лавочке.
— Готов? — Спросила я. Чужак кивнул. Тигра с радостным лицом приземлился на лавочку, будто в ожидании театрализованного представления.
Я провела ногой по рыхлой земле линию для стойки, а затем подняла с земли оставленный отцом лук и взяла из старого кожаного колчана стрелу. Руки дрожали, плечи ныли. А что ты хотела, Алатея? Без регулярных тренировок мышцы коченеют. Зато память у них отличная. «Прямая линия, ноги на ширине плеч, прямая спина, тетива натянута, прицелиться, отпустить». Стрела попала в третий от центра круг. Могло быть и хуже. Я протянула нерешительному парню лук и подала другую стрелу.
— Повтори.
— Что? Да как же я повторю, я ведь никогда раньше не стрелял?!
— Мы же не знаем, кто ты. И ты не знаешь. Может быть, ты чемпион по стрельбе из лука? Повтори, а там посмотрим.
— Если стрела грохнется в грязь, я не буду смеяться! Обещаю! — Прокричал со скамейки брат. Я ухмыльнулась. Мне хотелось посмотреть, как стрела ничком упадёт в грязь. Давай же, покажи мне, что ты ничего не смыслишь в стрельбе.
Чужак принял вызов.
Прямая линия, ноги на ширине плеч, прямая спина, тетива натянута, прицелился, отпустил.
Стрела попала. Прямо в центр.
Тигра присвистнул.
— Пойдём Тигра. Он и без нас справится. — Чужак посмотрел на меня круглыми от удивления глазами и поспешил убедить в обратном.
— Что значит, справится? Может, это чистое везение новичка! Давай еще раз! Я даже не понимал, что делаю.
— А, ну, конечно. Пробуй, сколько влезет. Давай же, бери стрелу. — Я скрестила руки на груди и поджала губы. Мне казалось, что из меня делают круглую дурочку.
Чужак взял другую стрелу и выстрелил снова. Она расколола первую стрелу пополам, пройдя насквозь. Он снова попал в центр.
— Впечатляет! Может ты и правда тот олух из пророчества. — Чужак подошёл ко мне ближе, и в свете солнца я увидела, какие голубые у него глаза. Казалось, что этот цвет не может принадлежать природе, не может принадлежать человеку. Как что-то может быть чище и голубее неба?
— Я… Как я это сделал? Я и правда, умею стрелять?
— Судя по всему. Тебе не нужны никакие уроки. Можешь отдохнуть, я как раз собираюсь это сделать. У тебя есть время до вечера, проведи его со своими друзьями. — Я чувствовала себя обманутой и оскорблённой. Я на сто процентов была уверена, что он даже не знает, как держать лук!
— Теа, а мы пойдём смотреть на смельчаков и Скалу? — Спросил готовый к хлебу и зрелищам брат.
— Да, если хочешь.
— Молодец, Чужак! Пока не забыл, Теа мне всё никак не даёт задать тебе вопросы. У меня есть всего один. Можно? — Чужак вопросительно на меня посмотрел. Мне оставалось только раздражённо кивнуть.
— Ваша повозка, это что такое? Я могу посмотреть, что там внутри? Жителей любопытство так и распирает, все о ней говорят. Только они боятся, что эта повозка очень опасная, потому что слышали, как она рычит. — Чужак хотел было подойти к брату, но опешил. Правильно, не следует меня злить.
— Эта повошка называется машина. Она помогает преодолевать большие расстояния, а использует при этом топливо. И совсем она не страшная, если твоя сестра разрешит, то я покажу тебе, как она устроена. — Я отрицательно замотала головой.
— Так я и думал. Спасибо за ответ. — Сказал Тигра и направился к сараю. — Ти, я ненадолго. Мне нужно поговорить с Овечкой. Можешь меня подождать. — Конечно, я еще чувствовала обиду брата, ведь я так и не поговорила с ним по душам. Хорошо, что у него была Овечка, готовая всегда выслушать.
— Овечка? — Спросил Чужак.
— Да. Это обычная овца, но у нас в семье она — настоящее домашнее животное.
— Мило. — Парень положил лук рядом с колчаном и опустил глаза в пол. Я пошла обратно к дому, Тигру можно подождать и внутри, но Чужак окликнул меня.
— Алатея. Подожди. — Я остановилась, но не обернулась. Почему со мной хотят поговорить все именно тогда, когда этого не хочу я?! — Ты ведь нас не ненавидишь?
— Ненавижу вас? — Я резко обернулась, сомневаясь в целесообразности этого разговора.
— Да. Чтобы не произошло, пообещай, что ты нас не возненавидишь. — Парень казался очень серьёзно настроенным.
— Что ты имеешь в виду? Ты что-то вспомнил? — Он беззвучно засмеялся, показав глубокие ямочки на щеках.
— Не совсем. Возможно, ты будешь смеяться, но мне сегодня приснился сон. В этом сне, я будто был уже какое-то время с тобой знаком. Мы разговаривали, и ты сказала, что ненавидишь меня. И мне стало страшно, что это действительно так. — Чужак больше не смеялся, зато я разразилась самым раскатистым хохотом за последние сезоны моей жизни.
— Прости! — Ответила я сквозь смех. — Я не думаю, что буду ненавидеть тебя, не волнуйся. Я, как и ты, очень надеюсь, что ты и твои друзья покинете поселение на рассвете.
— Да, конечно. На рассвете… — Согласился со мной Чужак. Мне показлось что он немного огорчился.
— Вы чего это тут так смеётесь? Что смешного? — Тигра вышел из сарая и аккуратно затворил за собой дверь.
— Да так, Чужак рассказал мне свой сон. Он там ездил верхом на большой собаке. А она не гавкала, а блеяла. — Тигра широко улыбнулся.
— Ну что за чушь! И правда, смешно. Я рад, что вы с Чужаком уже такие друзья, что рассказываете друг другу свои сны. Здорово. — Мой взгляд остановился на брошенном на землю луке, а потом проскользнул к Чужаку. Он смотрел на меня так, как не смотрел раньше никто. В его взгляде я увидела надежду, жалость, ободрение и поддержку — всё, чего мне так не хватало в последние дни. Казалось, он сам уже не понимал, кто кому друг, а кто враг, и это пугало меня больше всего.
— Да. — Тихо ответила я. — Друзья.
Весь оставшийся день прошёл в странной атмосфере всеобщего волнения и томительного ожидания. С каждым поражением молодых лучников в людях всё больше нарастало беспокойство, связанное с тем, что успехом это не увенчается. Положение усугубляло и то, что и у относительно опытных лучников не получалось совладать с луком.
— Вот и настал он, день конца! — Сетовали старики.
— Вот и пришло время платить за грехи! — Жаловались родители.
— Конечно же, это пророчество — чушь! — Утверждала находчивая молодёжь.
— Я вот верю, что если не кто-то из них, а я выстрелю — то всех спасу. — Хвастался Тигра. — Если, конечно, Чужак не поможет. Всё-таки это я нашёл стрелу.
Отец на этот раз поднялся на балкон вместе с Ответственными, мама сидела поодаль с родителями Брены и Скалы, а мы с Тигрой и Бреной нашли отличную смотровую площадку на лужайке за площадью. На небольшом стёганом пледе расположились фрукты, бадья с водой и старый дедушкин бинокль.
— Вот когда мы еще так посидим и поболтаем, а, Ти? — Брена и представить не могла, насколько важный она задала вопрос.
— Да, не смотря на сомнительную причину этого предприятия, ничего не делать и в самом деле приятно. — Подруга рассмеялась.
— Эти ребята все такие медленные! Но это забавляет. Тот бедолага, кажется, сын травницы? Десять минут не мог натянуть тетиву! Нет, я не говорю, что я бы сама выстрелила без промедлений, но… Но Скала точно выстрелит! Тигра, закрой, пожалуйста, уши! — Брат сделал брезгливую мину и отвернулся. — Я его перед входом в библиотеку на удачу… — Подруга подвинулась к моему уху и прошептала. — Чмокнула в щёку! — На смуглой коже подруги проступил еле заметный румянец. «Вот это воодушевление!» — подумала я. Как же, наверное, хорошо быть Бреной. Думать о чём-то романтичном и женском. Если я начинала думать о чём-то хорошем, перед глазами сразу представали картины мифического падальщика, нападающего на Мастера, лужи крови после падения дерева и горы мерзких жуков, позже превращённые в зловонный прах.
И глаза Чужака.
Откуда ни возьмись.
— Ну и лицо, Ти! Я тебе же ничего постыдного не рассказала, а у тебя выражение, будто мерзость какую услышала.
— Нет, прости, Брена, я это о своём. Я очень рада за вас со Скалой. Твой поцелуй точно его воодушевит. — Подруга гордо закивала головой.
— Я тоже так думаю!
Не смотря на царящий гул и гам, Тигра немного подремал, лёжа головой у меня на коленях, а проснулся как раз к ужину. На ужин раздавали что-то свежее, но приготовленное из тех же самых продуктов, что и вчера. Первым стрелком после ужина наконец-то был заявлен Скала, а после него еще пять отчаянных, двоим из которых, еще не было и пятнадцати. Люди уже устали от запретов и закрыли на всё глаза.
Ужин запомнился мне хорошо. Мы сели очень близко друг к другу, насколько позволяли размеры нашей кухни — отец рядом с чужаком с хвостиком, мама между двумя девушками, Тигра рядом со светловолосой девушкой, рядом с ним Чужак… А мне досталось место между отцом и Чужаком.
— Сын, как ты думаешь, не пора бы нам прочитать молитву? — Тигра воодушевлённо закивал, приняв такую огромную честь.
Голову пронзила резкая боль.
Отец взял меня за руку, и все по кругу последовали его примеру. Я не спешила занимать свою левую руку и смотрела в тарелку на еще дымящуюся кукурузу. Мою правую руку сжимала крепкая и шершавая ладонь отца. Моя левую руку робко сжимала широкая, тёплая и нежная ладонь Чужака.
— Дорогие высшие силы и предки, спасибо вам за хлеб, за кров и за семью, которую мы имеем. — Закрыв глаза, торжественно начал брат. — Спасибо еще и за гостей, которых мы принимаем в своём скромном доме. А еще спасибо за праздник, который устроили жители. Сделайте так, чтобы пророчество исполнилось и случилось что-то хорошее. Благодать.
— Благодать, — тихо, но дружно прошептала я и родители, чужаки вторили с небольшим опозданием. Я поспешила освободить руки.
— А теперь можно есть. — Объяснил Тигра чужакам.
Ели мы, как обычно, безмолвно, но на удивление, очень быстро расправились с овощами и кашей. Тигра пошёл покормить Овечку и пожелать ей спокойной ночи, маму попросили помочь на общей кухне сёстры Мороуз, а отец поспешил к Ответственным, чтобы проследить, что больше ни один ребёнок не запишется в очередь.
Одна из девушек предложила мне помощь с посудой, но я вежливо отказалась. Не думаю, что она очень расстроилась. Мне требовалось побыть наедине с самой собой, но кто-то явно не спешил проявлять уважение к моим желаниям. Я как обычно замачивала тарелки в одной части мойки, а потом споласкивала их в другой. Всплески воды напомнили мне об озере, о нашей полянке, о песнях под гитару… Я стала невольно напевать мелодию нашего с ребятами гимна юности и уже через полминуты услышала сзади себя хриплое тихое пение:
Пусть думают, что мы не выйдем за порог,
Пусть думают, что нам не выбраться из тьмы.
Мы выучим урок, чрез тысячи дорог
Сумеем мы сбежать, ворота найдём мы…
Тарелка выскользнула из рук обратно в воду. Я резко обернулась и вцепилась в столешницу вывернув запястья. Чужак смотрел на меня так, словно бы я открыла ему тайну мироздания. Хотелось бы, но нет.
— Прости, я не хотел подкрадываться.
— Это ты отлично делаешь. Врождённый талант.
— Откуда ты знаешь эту песню? — Я повернулась к парню спиной и продолжила мыть посуду.
— Могу задать тебе тот же вопрос. Эти стихи передавались из поколения в поколение, молодёжь всегда пела эту песенку. Странно, но у нас с вами намного больше общего, чем я думала. Может, и нет там ничего, за этой границей.
Чужак без колебаний подошёл к столешнице и начал вытирать полотенцем вымытую посуду.
— Может быть, и нет. Но меня не это пугает. Я ничего не помню, но я не дурак. Дело в том, что я не хочу возвращаться обратно, куда бы то ни было. Мои спутники тоже не хотят. — Чужак прицелился в мои недоверчивые глаза своими голубыми кусочками неба. — Там нет ничего хорошего.
— Вы не можете знать наверняка! Мы тоже привыкли доверяться внутреннему голосу, какому-то чутью. Но прежде всего, мы верим тому, что видим. А я вижу достаточно большую группу людей, запертых в небольшом поселении с ограниченными ресурсами, чередой странных происшествий…И мне бы хотелось это изменить.
— Но что, если изменения были бы к худшему? — Я улыбнулась.
— Мне сдавалось, что ты оптимист. Ошибалась?
— Скажем так, я хорошо приспосабливаюсь к обстоятельствам. — Мы взаимно посмеялись, но как только мы потянулись к одному и тому же стакану, и наши руки нечаянно соприкоснулись, на улице заиграла музыка. Я в который раз оддернула свою ладонь — это выглядело так, будто я подцепила какуяю-то болезнь. Но на самом деле всё было с точностью наоборот.
— Мне пора идти, скоро мой друг будет стрелять. У тебя есть еще час. Сейчас скажу что-то неприличное. Можешь убрать посуду в шкаф?
— Без проблем. Люблю быть полезным. — Я кивнула в знак благодарности и поспешила вернуться на площадь. Мне очень не хотелось думать о произошедшем, но хриплый голос Чужака не выходил из головы. Брена с Тигрой уже сидели на нашем прежнем месте, точнее Тигра сидел, а Брена ходила взад-вперёд около покрывала.
— Что-то случилось?
— Могу и тебя спросить о том же! — Подруга прикрыла ладошкой рот, повернулась ко мне и прошептала, — Я снова чмокнула Скалу! Он же не успел пройти до ужина. Мне так стыдно, так стыдно! — Не успела подруга более детально выразить свой стыд, как с балкона в рупор объявили, что сейчас будет стрелять последняя шестёрка. «Давайте покончим с этим!» — подумала я, сомневаясь в волшебном попадании хоть одного из них. Больше всего меня забавляло то, что не было ни цели, ни мишени… Только синеватое предзакатное небо с оранжевой прослойкой. Такую синеву я видела в…
— Ти, это Скала, смотри, это он! Будет не очень, если я закричу, да? Тогда просто помашу… — Даже Тигра приподнялся и запрыгал на месте, якобы подбадривая Скалу, которому в тот момент явно было не до нас. К счастью, он оправдал свою репутацию умельца и не стал разбираться с устройством лука десять или пятнадцать минут, ему хватило и пяти. Заворожённые жители затаили дыхание, стрела устремилась вверх, и вот она решительно летит куда-то вверх, прямо в небеса, навстречу…
Земле.
Люди недоумевали, ведь это первый раз за все попытки, когда стрела вылетела за пределы балкона! Острый наконечник застрял между плитками, которыми вымощена площадь, все ждали, пока какой-нибудь смельчак не вытащит стрелу, как Король Артур свой легендарный меч. Но никто не подходил, все боялись этого внеземного, чужеродного предмета. Опечаленный Скала скрылся где-то среди Ответственных и вскоре уже спустился к нам на площадь. Он даже не собирался помогать злосчастной стреле и понуро поспешил за утешением к Брене.
— Брена, где Тигра? — Стараясь сохранять спокойствие, спросила я подругу. Стоило на одну минуту отвлечься, как мой младший брат пропал из поля зрения!
Зачем я собственно спрашивала? Для самоуспокоения? Я уже заранее знала: Тигра пошёл за этой чёртовой стрелой, которая манила его, как сирена моряка. Или песня сирены?
На этот раз стрела не произвела на брата никакого гипнотического эффекта. Он аккуратно, с честью и достоинством, как и полагает королю, вытащил блестящий холодный и стержень и безотлагательно побежал на балкон. Когда брат уже спускался обратно, стрелять готовился следующий долговязый парень.
— Ты большая умница Скала! — Ободряла возлюбленного Брена, нежно похлопывая по мощной спине. — Никому еще не удавалось так далеко выстрелить!
Запыхавшийся брат со смешанными чувствами огласил:
— Мне, конечно, не дали выстрелить, но попытаться стоило. А! Мне сказали «Большое спасибо!» Честного тут мало, если честно. Это же я её нашёл. Зато Скала просто молодчина! Защитил честь нашей команды. — Мы втроём дружно засмеялись.
— Что это у нас за команда такая, а, Тигр? — Спросил Скала.
— Ну, наша, наша старая команда. БАТС! Брена, Алатея, Тигра, Скала.
— Это ты здорово придумал. Почти как БУМ, БАХ. В общем, что-то громкое и обещающее быть грандиозным. — Похвалила брата Брена и растормошила его и без того взъерошенные волосы.
— И откуда у тебя такое воображение? Как ты так быстро всё придумываешь? — Мне не хотелось, чтобы такой простой бессмысленный весёлый не обременённый ничем разговор заканчивался. Я нутром чувствовала, что у нас есть для этого, как минимум еще один час. Еще пять безнадёжных случаев для ротозеев.
— Я это уже давно-давно придумал, просто случай не представлялся!
— Случай ему не представлялся! — Я разразилась смехом и сильно прижала Тигру к себе.
Пока медленно тянулся этот уютный вечерний час, я успела осмотреть причудливо одетых жителей, послушать новую аранжировку старых песен, исполненную Ником и даже немного помечтать.
Меня всегда интересовало, думают ли они о том же, о чём и я, размышляют ли они также, не смыкая глаз перед сном? Или же, напротив, они засыпают от усталости сразу, как головы касаются подушек, а городские празднества дают им возможность забыть об обыденности и не думать о ней, не думать ни о чём, жить моментом и надеяться на чудо?
Эти два дня были другими, совершенно непохожими на остальные праздники и ярмарки. В воздухе царил шум, дружественные голоса и громкий смех. Даже самые заядлые молчуны подпевали старым поселенским песням; я была уверена, что гармоничные звуки доносятся до самой хижины Велана и утешают страдающих больных, а потом, как упругий мяч отталкиваются от холодной невидимой завесы и возвращаются к нам, создавая тем самым благоденствующую какофонию.
Вскоре к нашему покрывалу присоединились еще два: родители моих друзей и мама в самом конце стрельбы решили почтить нас своим присутствием.
Голову пронзила резкая боль.
К горлу подкралось какое-то сомнительное чувство, будто этот праздник был предзнаменованием некого финала, но чему настал конец, я не знала. Это ли конец недели горестей и начало чего-то благого или же, это конец нашей тихой размеренной жизни и начало череды бед, несчастий и потерь?
— Это был последний стрелок?
— Ну, дела!
— И что теперь делать?
— Ти, Ти, еще Чужак не стрелял!
Мама пожурила Тигру взглядом, а нарастающим шум довольно быстро стал превращаться в массовую истерию.
Как и ожидалось, все вдруг вспомнили о существовании в поселении чужеземцев. Со всех сторон доносились не очень приятные возгласы, кто-то даже ругал стрелков за их «никчёмность», «криворукость» и «лень». К нашему импровизированному островку подбежала группа моих одноклассников, до этого разбросанная по площади, как и мы, вместе со своими семьями. Марта, Даг, Лиана, Костыль, Ли — все они внезапно выказали неподдельный интерес ко мне, как к той «в чьём жилище обосновались неверные».
— Стойте, стойте, дети, перестаньте перебивать друг друга! В чём дело? — Никогда раньше я не видела мою мать в таком амплуа, она действительно переняла роль отца.
— Пусть неверные стреляют! Там два огромных парня, мы видели! — Дагу то и дело поддакивала сестра, ужасно раздражая этим окружающих. По крайней мере, меня, Тигру и Брену — наверняка.
— Кто-то из них должен быть тем самым!
— Точно! Иначе и быть не может!
И словно по заказу с балкона донеслась громогласная, но короткая фраза:
— Мы приведём чужаков, не нужно сеять панику!
— Хоть что-то дельное сказали. — Подытожила подруга.
— Это потому что папа там. — Гордо кивнул головой младший брат.
Мне не хотелось, чтобы все видели чужаков. А может быть, конкретно одного из них. Мне нравилось иметь ото всех секрет, пусть это и не было большой тайной. Никто не знал о наших с Чужаком разговорах, кроме нас двоих. И я хотела, чтобы всё так и осталось. Но кому, какое дело до твоих личных переживаний, когда речь идёт о воображаемом благе всего общества?
С балкона спустился отец и вновь своим фирменным жестом — рука согнута в локте, прямая мощная ладонь «я всё улажу», успокоил негодующую толпу. И заставил волноваться меня. Я готова была пойти домой вместо него, я готова была закрыть жилище на ключ, а ключ выбросить в озеро, чтобы никто его никогда не нашёл; а если бы какой-то злодей и отважился спуститься на дно — там бы его настигла неминуемая гибель.
Я стояла на смятой траве и смотрела отцу вослед. Мне казалось, что ветер сносит гирлянды, сносит нелепые шляпы и крыши домов. Земля снова затряслась, с такой силой, что люди должны были упасть на неё, прямо в грязь, прямо в мусор, испачкать свои драгоценные праздничные одежды, расцарапать себе кожу, истошно закричать…
— Здорово, да, Ти? Наконец-то мы посмотрим, как Чужак стреляет! — Тигра вернул меня в реальность, резко дёрнув за рукав куртки.
— Да, Тигра, конечно, здорово. — Я подумала, что, со стороны, наверное, веду себя странно, выгляжу отстранённой и совсем не радуюсь. Если честно, всем было на это наплевать, но я не могла давать друзьям и родным повода для сомнений.
Совсем скоро вдали показались стёртые, сначала тенью, а потом и одним из последних ослепляющих солнечных лучей, нерешительные силуэты. Я не смогла заставить их повернуть назад, ни силой мысли, ни большим желанием. Я оказалась бессильна.
Толпа расступилась, освобождая центральный проход к входу в библиотеку. Я ждала одобряющего взгляда отца, хотела встретиться глазами с Чужаком, но тщетно: отец смотрел решительно прямо перед собой, Чужак смотрел себе под ноги, до конца не веря в реальность происходящего. Только представьте: человек, не помнящий кто он и откуда, оказывается в незнакомом месте, где все принимают его за врага. Более того, эти люди заставляют его выполнить какой-то абсурдный сказочный ритуал, о котором он и сам когда-то слышал.
Кто я такая, в конце концов, чтобы на меня смотрели?
Меня раздражали постоянные перешёптывания, которые звучали громче раскатов грома, били железным молотом по голове. Хотелось, чтобы люди снова молчали, чтобы больше не было этого шума, гама, чтобы люди больше не выражали своего мнения. Спутники Чужака с большим интересом озирались по сторонам и даже пытались улыбнуться несколько озлобленным по отношению к ним жителям. Я позавидовала их смелости: хотелось бы и мне вести себя вот так легко в окружении стервятников!
Время будто застыло. Я смотрела на всё в медленной перемотке, жаль только, не могла поставить этот момент на паузу. Тигра боязливо взял меня за руку, он искренне переживал за Чужака. Или, он уже не был для нас Чужаком?
Его друг был ниже ростом, поэтому пальму первенства всё-таки получил Чужак. Ответственные о чём-то бурно разговаривали и, конечно, не ободряли парня, как всех предыдущих смельчаков, кто-то лишь несмело протянул лук и стрелу и попятился назад. Но Чужак прекрасно знал, что делать и выглядел великолепно. Все те, кто пытался выстрелить до него, казались теперь жалкими пародиями. На площади стояла гробовая тишина, все восторженно смотрели на мощную живую статую, которая настолько подходила этому месту, что все были бы рады, если бы заходившее солнце превратило её в настоящий камень, поселив там на веки.
Но Чужак не мешкал.
Он не думал, какую стойку принять, как взять лук, как натянуть тетиву — они были созданы друг для друга. Стрела взмыла прямо в тающий полукруг тускнеющего светила. И не вернулась. Без сомнений, это был он — человек из пророчества. Тигра еще крепче сжал мою ладонь, жители же выразили своё удивление громкими воскликами.
— Это он!
— У него получилось! — Слышалось со всех сторон, но никто не радовался раньше времени.
Ведь ничего не происходило.
— Ти, так и нужно, да? Почему ничего не происходит?
Чужак медленно опустил лук. Я уверена, что его лицо выражало лишь безмятежность. Но, что теперь? Потеря веры? Что делать всем тем, в ком потухла надежда? Солнце зашло. Хоть что-то шло по плану.
Сказать, что мы были разочарованы — это ничего не сказать. Мы потеряли стрелу так же быстро, как и нашли. Так же внезапно, как и нашли. Я надеялась, что она вернулась к законному владельцу, который решил так жестоко над нами пошутить. Тем временем недовольство поселенцев росло, кто-то даже кинул в балкон какой-то сосуд, который, конечно же, не долетев, разбился у стен библиотеки. Настало время Ответственным сглаживать острые углы ситуации. Рупор взял мой отец. Я точно помню, как сквозь зубы прошипела «Трусы».
— Уважаемые жители! Мы настоятельно рекомендуем сохранять спокойствие и посвятить вечер своим обычным делам. Мы все видели, что стрела и правда была выпущена. Возможно, нам не стоит ждать таких скорых перемен. Но мы уверены, что они, непременно, будут. Это лишь вопрос времени. Спасибо за внимание.
«Это лишь вопрос времени» — эхом проносилось в голове. Но у чужаков время было ограничено. «5. Через 2. На рассвете» — присоединилось к эху. Жители, если и хотели что-то возразить, то никак не могли, ведь Чужак и правда выполнил свою часть пророчества. Молодёжь предложила продолжить праздник, ведь уже завтра всем надлежало вернуться к учёбе и работе, никому не хотелось терять последние драгоценные часы.
И никому вновь не было дела до Чужаков. Я подумала, что нашим людям ведь никогда и не хотелось выбраться из поселения, их всегда всё устраивало, они редко задумывались, что же там находится, за завесой? Вы не подумайте, что я недооцениваю своих друзей, знакомых, нет. Хотя большинство из них вообще говорили редко, я знала, что им всё равно. Они не знали другой жизни, они не интересовались ей.
— Что теперь, Алатея? Мама Гал? — Брена хотела получить от нас формального разрешения присоединиться к остальным.
— Как сказал отец Гал, нам нужно немного подождать. Возвращайтесь к празднованию, к своим семьям и друзьям. — Мама кивком в сторону библиотеки дала понять, что и нам нужно вернуться к своей семье. Брена на короткий миг меня приобняла. Я ничего не почувствовала в её объятиях. Хотела ли она сказать этим, что всё будет хорошо, и мы обязательно найдём выход, или же извинялась за такое чисто человеческое желание — весело провести остаток праздника? Или…?
— Вы это видели, а?! Ну, и картина! С этого юноши только и расписывать холсты!
— Мама? Отец? Вот так сюрприз! — Мама заключила в объятия еще крепкую, но уже суховатую и уставшую женщину, не отличавшуюся вычурным нарядом.
— Неужели этот крепыш, наш Тигра?! — Седовласый мужчина приподнял Тигру над землёй, а потом прижал к себе.
— Алатея! — Бабушка обняла меня так крепко, что я думала, она сломает мне пару-тройку рёбер. — Я так скучала! В нашей хижине дни проходят иначе, ты знаешь. Так жалко, что в обычном расписании нет времени для посещения своих стариков. А где же наш сын?
— Вы не видели его на балконе? Он теперь приближённый к Ответственным.
— Дедушка, прекрати, мне щекотно! Папа теперь делает за них всю работу. — Мама пожурила брата взглядом. — Ну, это же, правда!
Мама с большим теплом взяла обоих родителей под руки и последовала в библиотеку. Мы с Тигрой, опьянённые внезапной встречей с близкими, медленно прошли за ними. Первое, что я увидела — тот самый легендарный лук, покоившийся теперь на обычном библиотечном столе, как будто бы ничего не произошло. Это без преувеличения произведение искусства выглядело настолько нелепо, лёжа на старом исцарапанном столе, что я вспомнила слова отца о том, что при одном только взгляде на этот лук на глазах наворачиваются слёзы, и тихонько посмеялась. Ничего это кусок дерева не может. Вот она — человеческая природа! Столько лет холить и лелеять древний артефакт в самом потаённом месте поселения, чтобы потом, всего за один день, разочароваться и приписать это великое оружие к разряду обычных вещей.
Я увидела Плуга и Стэна что-то с большой настороженностью объясняющими моему отцу и остальным членам семей, представляющих Ответственных. Трусы. Нашли себе мальчика на побегушках! Чужак облокотился на один из столов, крепко вжавшись в столешницу ладонями: вены на его руках просвечивали так сильно, что казалось, они прорвут тонкую кожу. Однако лицо его выражало лишь глубокую озабоченность, ни один мускул на лице не дрогнул. Его спутники стояли по другую сторону и вовсе не спешили утешить друга. Если он и был им другом.
Чужак перестал разглядывать трещины в полу и поднял глаза. Мы встретились взглядом.
Голову пронзила резкая головная боль.
— …Вот поэтому я всегда скептически относился к этому. Всё произошедшее можно объяснить логически. Ну, почти всё. — В библиотеку вошли Прим с матерью. Судя, по выражению их лиц, сегодня вечером библиотека должна превратиться из общественного места в их жилище, прямо как карета Золушки в тыкву. Только не ровно в полночь, а с окончанием провальной миссии на балконе. Прим открыто презирал Чужаков. Мне отчего-то хотелось проучить Прима, к счастью, все будто послушались меня и не перестали заниматься своими делами. Чужак робко подошёл ко мне и Тигре.
— Ты… вы видели?
— Конечно, видели! Ты был такой крутой! Такой, ух! Большой! Громадный!
— Тигра, иди сюда, расскажи бабушке, что нового ты узнал, — Бабушка зачем-то вырвала своей просьбой брата из его энергичного всплеска имён прилагательных. Конечно, бабушка не знала, кто такие Чужаки, ведь они с дедом прибыли под конец празднования, явно откладывая всё на последний момент от нежелания выбираться из берлоги. Она наверняка подумала, что это мой хороший друг, или чего хуже — жених. Мама с недовольным лицом вразумила бабушку, но отвела подальше ото всех.
— Ты расстроилась?
— Нет, с чего бы это. Я и сама до конца не верила в это пророчество. Плюс ко всему, стрела не вернулась. Чисто физически ты не мог так высоко её запустить. Это уже, как минимум… Странно. — И вот опять я наговорила лишнего! Почему я не могу помолчать, когда он о чём-то меня спрашивает?
— То есть ты еще веришь, что что-то может произойти?
— Я уже не хочу верить во что-либо. Произойдёт — ладно, будем решать. Нет — вы уедете, а мы вернёмся к исходному. — Чужак помрачнел и немного отодвинулся.
— Тыэтогохочешь?
Но мне не удалось ответить на его вопрос, Ответственные, наконец, закончили своё короткое собрание, и уже спешили поделиться с нами его итогами.
— Сегодня вновь решено переночевать в библиотеке, поскольку, скорее всего, наши гости уедут уже утром. — Сказал мой отец тщательно отрепетированную фразу. Чужаки вдруг стали гостями, но всё-таки никто им не доверял. Из всех обрадовался лишь Тигра, Прим выглядел так, будто съел что-то испорченное, лицо бабушки исказила гримаса ужаса. Я знала, что снова не смогу выспаться.
Отец сделал правильное решение, и мы провели остаток вечера с семьёй. Мама была по-настоящему счастлива, я не видела её такой уже очень давно! Тигра тоже наслаждался общением со старшими, особенно с дедушкой. Мы сидели на траве, слушали музыку и подпевали песням, так громко, как только могли. Этот момент отложился в моей памяти не так ярко, как другие. Потому что я впервые за долгие годы почувствовала себя расслабленной, свободной, собой.
Звонкий смех брата, мокрая трава, маленькие морщинки в уголках маминых глаз, сухие папины ладони, делающие дудочки из осоки…
Чужаки почти к полночи решили выйти из своего убежища. Оставшиеся на улице зеваки сначала пошептались между собой («Это он? Да, точно он! Да они безобидные. Пусть гуляют»), а потом продолжили погружение в сладостный транс вечерней прохлады.
Я в последний раз окинула взглядом наполненную мусором и следами праздника площадь. Завтра всем предстоит большая уборка территории. В темноте развевающиеся бумажные гирлянды казались жуткими костлявыми монстрами из страшилок, а наши привычные ярмарочные палатки бездонными чёрными дырами. И всё же, это был замечательный вечер.
Бабушка с дедушкой согласились переночевать у нас в жилище, чтобы не идти домой в потёмках. Когда Тигра уже был не в силах бороться с нападающим каждые пару минут сном, мы поняли, что и нам пора уходить. Я посмотрела назад — компании чужака уже не было; я посмотрела вперёд — мои одноклассники почти в полном составе сидели у одной из палаток и громко смеялись.
— Спокойной ночи! — Что есть мочи крикнула я им.
— Спокойной ночи! — Хором ответили ребята.
Чужаки уже расстелили всем нам кровати и сами, скорее всего, дремали. Дверь, ведущая в спальни Прима и его матери, была плотно заперта. Я легла на спину и с облегчением вздохнула. Как давно все в нашей семье не ложились спать с таким тёплым ощущением на душе? Я погладила шёлковые волосы младшего брата и поняла, что, как и он, не смогу совладать со сном. Совсем скоро протрубит будильник, и я проснусь, чтобы вернуться к своему непрерывно крутящемуся колесу жизни поселенца, волшебным образом остановившемуся на пару дней.
Но проснулась я не от будильника, ведь моё колесо перестало крутиться два дня назад.