– Отпустите их. Неужели их нам тащить с собою в сражение! Только мешать будут. Прикажите позвать их ко мне.
Вскоре Василий и Густав подошли к Меншикову.
– Ну, благодарю вас, друзья, за вашу службу, – сказал им Меншиков. – Теперь вы можете идти куда хотите. Все ли отдано вам, что было с вами, когда мы вас взяли в языки?
– Нет, ничего еще не отдано, ни лодки нашей, ни ружей, – отвечал Густав.
– Где же это все? – спросил Меншиков у Карпова.
– Лодка их привязана к моему катеру, и ружья сданы на сбережение капралу.
– Возвратить им все и отпустить. Ну, ступайте, любезные друзья! Благодарю за службу. При случае постараюсь и наградить вас чем-нибудь, а теперь некогда.
– Если вы были довольны моей службой, господин губернатор, то можете наградить меня теперь же, – сказал Василий.
– Тебе уже сказано, любезный, что некогда. Теперь мне не до тебя. Ступай.
– Награда, о которой прошу, состоит в том, чтобы вы позволили мне сесть в бот вместе с солдатами, которые называли меня изменником, и ехать с ними на сражение.
– Ого, какой же ты храбрый! Нет, мой друг, это сделать мудрено.
– Сделайте милость, господин губернатор! Увидите сами, как я буду драться. Прикажите мне дать тесак, сумку с патронами да возвратить ружье мое.
– Нельзя, нельзя, друг мой.
– Сделайте милость! Окажите благодеяние!
Василий бросился к ногам Меншикова.
– Что с ним станешь делать! – сказал Меншиков, обратись к Карпову.
– Позвольте ему, Александр Данилович! – сказал подполковник. – Что ж в самом деле. Один человек лишний солдатам не помешает. Притом сражение будет на воде, а не на сухом пути. И для солдат-то это новинка.
– Да почему ты так неотступно просишь? – спросил Меншиков Василья.
– После узнаете! Может быть, мне удастся заслужить от вас спасибо, может быть, я порадую этим отца моего, который... Не расспрашивайте теперь. Позвольте ехать, окажите благодеяние.
Говоря это, Василий обнимал ноги Меншикова.
– Ну, нечего с тобой делать! Вели, Карпов, дать ему из обоза тесак и сумку с патронами да возвратить его ружье.
Василий готов был запрыгать от радости. Он подошел к Густаву, обнял его и сказал вполголоса:
– Прощай, друг! Может быть, мы уж не увидимся больше!
Потом прибавил шепотом:
– Скажи моему отцу, что авось заслужу я ему царское прощение.
– Прощай, Василий, – сказал Густав, обнимая его. – Ты делаешь большую глупость! – прибавил он тихо. – Отцу не поможешь, а самого убьют. Мудрено разбить шведов. Их много приехало на кораблях.
– Нет, уж я решился! Прощай!
Густав удалился, а Василья посадил Карпов в бот к солдатам, у которых он был до того под надзором. Ему дали ружье, тесак и сумку.
– А! Да ты опять к нам, дружок! – сказал тот самый солдат, который насмешками рассердил Василья в деревне. – Разве ты пойдешь с нами в баталию?
– Да, пойду.
– А не боишься шведа? Ведь сердит окаянный!
– Не боюсь! Двух смертей не будет, а одной не миновать.
– Да ты, я вижу, молодец! А стрелять-то умеешь?
– В меткости тебе, я думаю, не уступлю.
– Ой ли!
– Увидишь.
– Да кто тебя к нам прикомандировал?
– Александр Данилович.
– А для чего?
– Опять ты, Савельич, спрашивать принялся: для чего? – сказал другой солдат. – Смотри! Опять опростоволосишься. Командир велел, так уж молчи, не раздобаривай.
– Забыл, дядя! И в самом деле, чтобы не того!..
– То-то!
– Смотри-ка, дядя, смотри! Вишь ли вон там, вдалеке, из-за лесу-то что поднялось? Никак, ракета?
– Кажись, ракета!
Меншиков и Карпов сели в передний бот, и вся флотилия в тишине двинулась к взморью. Вскоре стали уже видны два шведские корабля, обрисовавшиеся на воде едва освещенной занимавшейся зарею.
– Эк наш командир-то! – сказал Савельич товарищам. – Впереди всех летит.
– Не отставай, ребята! Греби сильнее! – крикнул капрал, стоявший на руле. – Поналягте, любезные, по-налягте. Раз!.. Два!.. Раз!.. Два!.. Вот этак.
На шведских кораблях ударили тревогу. Паруса взвились, фитили закурились, на поверхности залива сверкнул красный блеск, как будто от зарницы, и первый залп грянул с борта ближайшего корабля.
– Вперед! На абордаж! – послышался громкий голос Меншикова.