– Что случилось? – спросил Михайлов, пораженный последними словами.
– Одна из подпорок упала на Гаардена и крепко придавила его, – отвечал один из плотников.
– Так что когда мы снесли его домой, он был без памяти, – прибавил другой.
Лишь только Михайлов услышал эти слова, как вскочил с своего места и побежал к себе домой за хирургическими инструментами, а потом, не медля ни минуты, отправился к несчастному Гаардену.
Старый плотник был опасно ранен. Жена его рыдала, а дети, Фриц и Анна, стояли на коленях и целовали руки отца.
При виде Михайлова раздался крик радости, надежды.
Осмотрев раны больного и найдя их опасными, но не отчаянными, Михайлов успокоил Марту, опытною, привычною рукою смыл кровь с ран и, еще раз осмотрев их, смочил холодной водою и стал перевязывать. Потом он пробыл еще несколько времени у кровати больного, предупредил Марту, что, может быть, к ночи у него будет бред и чтобы она не пугалась, и наконец удалился.
В тот вечер Михайлов лег спать с особенно сладостным, приятным чувством человека, исполнившего долг, предписанный каждому в отношении к ближнему.
На другой день он отправился рано утром к больному и узнал, что несчастный провел беспокойную ночь и беспрестанно бредил. Теперь же он был в совершенном изнеможении, и Марта опасалась за жизнь его. Михайлов, точно опытный врач, пощупал пульс больного, переменил перевязки, приложил к ранам прохладительные, успокоительные примочки и опять утешил отчаявшуюся Марту. Фриц и Анна внимательно вслушивались в каждое слово утешителя и смотрели на него со слезами детской признательности на глазах.
Когда Михайлов удалился, Фриц вышел за ним на улицу.
– Герр Михайлов, – сказал он, – позвольте мне привести сюда Вильгельма. Он вчера целый вечер ходил около дома, но не смел войти.
– Пока твой отец еще без памяти, Вильгельм мржет сидеть у кровати его, – отвечал Михайлов. – Когда он станет приходить в себя, то Вильгельм не должен показываться: вид его может раздражить больного и усилить болезнь. Скажи это своему брату.
– Вот он и сам! – сказал Фриц, увидев вдали поспешно приближавшегося молодого человека. – Итак, вы позволяете ему посидеть возле кровати папеньки?
– Да, да! Но ты знаешь, на каком условии?
– Знаю, знаю! – отвечал мальчик и поспешно побежал навстречу своему старшему брату.
ГЛАВА X
ГОЛЛАНДЕЦ И ФРАНЦУЗ
С некоторого времени к Михайлову часто, стали ходить по вечерам незнакомые люди, закутанные в плащи, с которыми молодой плотник долго беседовал.
Некоторые из товарищей заметили этих людей, но не обратили на них особенного внимания, полагая, что они приходили к Михайлову как к посреднику между ними и корабельным мастером Блундвиком для покупки нового корабля.
Однажды вечером, когда Михайлов был у своего больного товарища, к дому русского плотника приближались с двух разных сторон два человека. Один из них был в плаще черного цвета и шел осторожно, как бы справляясь с местностью и отыскивая дом, указанный ему прежде. Другой шел скоро, и в нем, несмотря на наступившие сумерки, нетрудно было узнать нашего знакомца Польдерса.
Польдерс был не только глуп, но и зол. Слова, неосторожно сказанные Фрицем, возбудили в нем подозрение, и с тех пор он выжидал удобного случая, чтобы подкараулить русского плотника, к которому приходили в гости господа в мундирах и с орденами. Несколько вечеров сряду Польдерс долго просиживал возле хижины Михайлова, но никто не приходил.
Наконец в этот вечер в окнах не было даже огня. Польдерс подошел к хижине прежде незнакомца, приближавшегося с другой стороны, заглянул в окно и, не видя никого, подошел к двери. Едва только прикоснулся он к щеколде, как дверь отворилась. Сильно забилось сердце Польдерса, но любопытство было сильнее страха, а потому он решился войти в хижину и овладеть одною из тех бумаг, за которыми, как он видел, Михайлов просиживал вечера. Глупец надеялся, что эта бумага откроет ему какую-нибудь важную тайну.
Польдерс тихо отворил дверь и вошел. Но вдруг у него подкосились ноги, потому что он услышал приближающиеся шаги. Он задрожал, отступил назад, захлопнул за собою дверь и хотел уже бежать, как встретился вдруг носом к носу с незнакомым ему человеком.
Это был тот самый, который приближался с другой стороны. Польдерс и незнакомец молча смотрели друг на друга. Наконец последний заговорил ломаным голландским языком:
– Если я не ошибаюсь, – сказал он, – то это должен быть дом русского корабельного плотника?
– Точно так, – отвечал Польдерс и хотел удалиться, но незнакомец удержал его.
– Извините, – сказал он таинственно, – но мне нужно поговорить с вами... по секрету...
Последнее слово возбудило внимание Польдерса, и он навострил уши.
– Вы, вероятно, хозяин этого дома?
Польдерс поколебался несколько секунд, но наконец надежда узнать секрет придала ему смелости, и он отвечал решительно:
– Да-да, я хозяин.
– А я путешественник, – сказал незнакомец, – позвольте же мне войти к вам в дом и отдохнуть.
Последняя просьба не очень понравилась Польдерсу, но злобное любопытство внушило ему хитрость.
– Извините, – сказал он, – но я назначил одному из своих товарищей свидание в корчме; не угодно ли вам пожаловать туда со мною? Там мы отдохнем.
– Извольте, я готов следовать за вами, – отвечал незнакомец, и оба отправились в корчму.
У входа в нее они простояли довольно долго, кланяясь друг другу. Польдерс уступал дорогу незнакомцу, а незнакомец ни за что не хотел идти вперед. Спор кончился тем, что оба вошли вместе и направились в отдаленный угол комнаты, где никто не мог слышать разговора их.
Незнакомец велел подать две кружки пива и потом, пристально посмотрев на Польдерса, сказал:
– Мосье Михайлов, в Голландии строят славные корабли.
– Отличные, особенно в Саардаме, – отвечал Польдерс, хлебнув порядочный глоток пива.
– Именно отличные, мосье Михайлов, – подтвердил незнакомец. – И если бы у вас в России были такие корабли, то при множестве вашего народонаселения вы могли бы совершить чудеса.
– Да, – отвечал Польдерс, несколько смутившись и опасаясь, чтобы незнакомец не заговорил с ним о предметах, о которых он не имел никакого понятия.
– У нас во Франции... – начал опять незнакомец.
– А! Вы француз! – перебил его Польдерс.
– Точно так, мосье Михайлов.
– Ага!
– Итак, я говорю, что у нас во Франции флот прекрасный, но народу гораздо менее, нежели у вас; притом же мы в таком же положении... Впрочем, мне незачем говорить вам о нашем положении, вы, вероятно, читаете газеты?
– Газеты? Как же, как же! То есть я не то что читаю, а так, знаете...