Второй тоже не понимает:
— Каких символистов?!
Вот темнота. Даже не знают, на ком зарабатывают. Светика они то ли забыли, то ли не желают вспомнить.
— Я Светик. Мы вас на машине подвозили… Помните?
Теперь они вспомнили.
— Дяденьки, — стала проситься Светик, — примите меня в долю, пожалуйста.
Разжиревшие качки переглядываются. И… посылают Светика куда подальше. Ясное дело: кому хочется делиться теплым местечком? Зачем им Светик?
Еще и прикрикнули:
— Ты нас не знаешь — мы тебя не знаем.
Теперь Каратыгин ходит на рынок реже. Потому что у него «Книга печалей и радостей» и некоторое время он этой книгой сыт. Переваривает.
— А что это у тебя за книги? — спрашивает он.
— Это на обмен, — говорит Светик. — Завожу связи с книжниками.
И он верит. Ни разу даже не заглянул к ней в сумку.
Соседи Каратыгина — это две семьи. Но на кухне в основном торчат две старухи. С ними Светик и общается — лялякает. О том о сем.
— Ты б оженила его на себе, Светланочка, — запели как-то старухи на два голоса.
— Посмотрим, — смеется Светик.
А старые еще пуще:
— Он ведь голубь, а не парень.
— Ласковый такой.
— Совсем голубь.
Светик уточняет:
— Дурачок, что ли? — и смеется.
Старухи, в общем-то, симпатичные и добрые. Но из тех, кто очень любит женить. Кого угодно на ком угодно.
Светик в дверях книжного склада — стоит и разговаривает с дяденькой Николай Степанычем. Светик улыбается. Глядит ягненочком. Хотя уже взбешена до потери пульса.
— Ну что вы, Светланочка, — говорит он. — Я вообще не желаю заниматься такими делами.
Он не желает. Он хочет быть честным.
Светик не против, чтоб человек был честным. Светик никогда и никого не подталкивает. Но этот гад потешается над ней. Она же видела двоих, тех качков, с книгами на рынке. Которые несли Кафку для детского сада. И стихи Андрея Белого.
— Значит, честным? — спрашивает Светик.
— Вот именно, Светланочка, — улыбается он. — Это ведь прекрасное чувство. Быть честным. Я вам тоже советую…
— Николай Степаныч, — уговаривает Светик. — Ну пожалуйста.
— Нет.
— Мне бы детективчиков. Пачки две хотя бы, а?
— Я же сказал: с этим кончено. Кроме того, нет у меня никаких детективов.
Светик строит ему глазки уже с полчаса. Дяденька наслаждается ее просьбами… А в пятидесяти метрах стоит машина — там Бабрыка и Валерик подыхают от скуки. Ждут.
Светик резко меняет разговор.
— Ну ты, — говорит она, — сука. — Это она, Светик, говорит дяденьке Николай Степанычу. — Сука… Поворачивайся и веди куда надо.
— Что-о-о?
— Веди на склад и показывай книги.
Дяденька молчит. Онемел. Не понимает. Не беда — сейчас поймет.
— Я ведь тебя в одну минуту заложу. Я видела на рынке тех толстых, которым ты отстегиваешь книги пачками. Я же тебе даю половину с каждой продажи?.. Мало?
— Я…
— Дешевка. Сука, — говорит ему Светик. — Хочешь, я брошу письмецо районному прокурору? Или ментам, а?.. Я ведь не шучу.
Его лицо здорово меняется. Не он первый. У многих менялось лицо, когда Светик говорила открытым текстом. В его лице появилось что-то совсем овечье. Бедняжка. Почти у всех появлялось что-то овечье, когда они слышали о районном прокуроре.
— Светланочка… Я… Ты… Ты подожди…
Передышки не давать. Дяденька Николай Степаныч идет внутрь склада, Светик следом — шаг в шаг за ним.
— Ребята! — успевает Светик кликнуть своих.
Бабрыка и Валера выпрыгивают из машины — идут за Светиком. Такова выучка.
— Зачем ты их зовешь? — сдавленно шипит Николай Степаныч.
— А книги кто нести будет?