Будет она себе жить да поживать. Чем ей здесь плохо?.. Главное — на ментов не наткнуться. Кроме как в магазин, она ходить никуда не будет. Первое время… А через год-полтора все быльем порастет. Все стихнет…
Каратыгин уходит в свой отдел.
А Светик сидит у окна и смотрит ему вслед. Думает. Теперь ей ясно — ясней не бывает. Дня через три приедет Оля. Ее тоже вызовут в милицию.
Порасспросить. То да се. Не знает ли Светика? Конечно, девчонка мировая — может и отмолчаться. Но как только она узнает, что Бабрыка и Вера пристроены, она испугается. Это точно, что она испугается.
А вечером придет Оля, например, к Каратыгину за книгой и… ах, вот, оказывается, где Светик живет. Добрый день. Здрасьте, Светик. Как поживаете, Светик?
— Что еще за Светик? — удивится Каратыгин.
— Та самая, — скажет Оля.
Светик сидит — она все еще смотрит в окно. Как будто прилипла к нему. А там уже дождь собирается. Полил. Вот-вот осень.
В дверь стучат.
— Да.
И Светик даже не оборачивается на входящего. Плевать она хотела.
Но вошел всего лишь Ванечка. Мальчик. Шести или семи лет.
— Теть Свет… Машка соседская ревет, — говорит он басом.
Мать оставляет годовалую девочку на бабку, но, в конце концов, в доме есть еще одна бабка, — справиться они, что ли, не могут?
— А где бабушка? — спрашивает Светик.
— Бабки в кино, — басом разъясняет Ванечка. Вот голосочек у парня будет.
Светик идет к соседям. Девчонка там плачет. Ножки туго спеленаты. Выпроставшейся ручкой трет глаза.
Светик берет ее на руки. Ходит взад-вперед. И что-то такое напевает. Дело нехитрое.
Вдруг до нее доходит, что пацан в комнате. А там старые книги. Как бы Ванечка не стал выдирать листики.
— Эй, — говорит ему Светик. — А ну, марш оттуда!
Светик ходит с девчонкой от окна к дверям — и обратно. Качает на руках и баюкает. Дело нехитрое: «Ай-ай-ааа». И опять снова: «Ай-ай-ааа…» Девочка засыпает. Спит. Ходишь вот так и кого-то качаешь. А она себе спит и знать не знает.
Приходит с работы Каратыгин. Светик кормит его ужином, и тут выясняется, что нет кофе. Алеша только что пришел, и не гнать же его еще раз, поэтому отправляется за кофе Светик.
Идет. Ни о чем не думает.
И только сворачивает за угол — видит метрах в пятидесяти Олю. Тут уж ошибки нет. Это она — Оля. Вернулась. К счастью, с каким-то парнем — идут в обнимочку, громко смеются и перепрыгивают лужи. Смотри-ка. Нашла парня.
Светик успевает свернуть в сторону. Она бросается в боковую улочку и теперь стоит там с ухающим сердцем.
Она возвращается домой, оглядываясь по сторонам. Она дважды попадает ногой в лужу.
— Вкусный кофе, — говорит Каратыгин, отваливаясь от стола. Насытился. Когда хорошо поест, он любит похвалить Светика. И Светику это приятно.
— А котлеты?
— Котлеты — чудо!
Каратыгин спит.
А Светик тихонько встает. На ночную рубашку накидывает его пиджак. Тепло и удобно. Она идет к окну.
Там дождичек. Льет себе понемногу, капает. Светик глядит в ночное окно и думает, почему это она не уезжает. Чемоданчик собран. Деньги есть. До вокзала каких-нибудь полчаса.
Некоторое время она сидит возле Каратыгина. Он спит.
Она начинает потихоньку одеваться.
Платье. Туфли. Плащ. И — чемоданчик в руки.
Светик приезжает на Курский. Слава богу, ночных поездов сколько угодно. Светик берет билет до Пятигорска — во-первых, юг, а во-вторых, там как будто бы родичка живет. Тетка, отдаленная и полузабытая.
До отхода поезда минут сорок.
Делать нечего, минуты еле ползут. Светик входит в телефонную будку — это тут же, на платформе. Почти рядом с ее вагоном.
— Алло? — слышится сонный голос симпатичного мента Сережи. Он все еще ночует в Бабрыкиной квартире. Сидит в засаде. Бедняга.
— Сережа, — говорит Светик, — это я. Извини, что разбудила.
Он молчит — его, такого хитрого и опытного, угадали по голосу. Какая промашка. Какой просчет.
— Это я. Это Светик, — повторяет миролюбиво она.
— Чего тебе надо? — сердито говорит молодой мент.
— Ничего. Я на вокзале, Сережа. И билет в руках — через полчаса уезжаю.
Молчит. Должно быть, ужасно хочется ему спросить, с какого вокзала она уезжает.
— Сережа, — говорит она, — ты больше не ночуй в неуютной квартире. Иди домой.
Он злится:
— Мы тебя все равно разыщем.
— Может быть. Но жаль, ты моей фамилии не знаешь, верно?