— Почему ты передумал? — спросила она.
— Ты о чем?
— Почему ты решил не возвращаться за Чарли?
— О, я просто не обратил внимания на то, что уже поздно. Все как-то перепуталось. Погоди, я сейчас сбегаю отолью.
Наверху в туалете Алун поразмышлял о вещах, о которых не стоило говорить вслух, хотя многие давно перестали быть тайной. Его так и подмывало сбежать вслед за Дороти и Софи под предлогом заботы о Чарли, но тогда Рианнон решила бы, что он уклоняется от разговора. Алун мысленно чертыхнулся и мощно зевнул, едва не вывихнув челюсть. Затем вытер глаза туалетной бумагой и спустился вниз.
Алун знал, что из-за картонных стен Рианнон высморкаться не сумела бы неслышно, а уж тем более перейти из комнаты в комнату, и все равно неприятно удивился, застав ее в гостиной. Решив сменить тему, он сел рядом с пишущей машинкой.
— Удивительно, что Дороти поняла, о чем идет речь, в ее-то состоянии! Только в ресторане она…
— Должно быть, слышала раньше, что Чарли боится темноты. Впрочем, как все его старые друзья, включая тебя.
— Почему именно меня?
— Ты единственный, кому на все наплевать. Даже Перси кинулся звонить, а он ведь почти не знаком с Чарли.
— Честно говоря, не понимаю, из-за чего шум. До самой автостоянки улица хорошо освещена, а оттуда идти всего ярдов двести, если не меньше.
— Вполне достаточно, если тебе страшно. Вспомни себя в детстве.
— Вообще-то он давно вырос. Лично у меня создалось впечатление, что старина Чарли чертовски хорошо устроился. Все с ним носятся как ненормальные, а он и доволен.
— Может быть. — Рианнон сунула пакетик в карман халата. — Ты показывал ему свой новый текст?
— Да, он считает, что над ним еще работать и работать, как я тебе и говорил, помнишь?
— Ясно, — сказала Рианнон. — Ладно, заварю-ка я чаю.
— Замечательно, я тоже не откажусь.
Алун подумал, что выпить все-таки нужно, и схватил стакан с виски, но тут с улицы донесся шум голосов. Поначалу он решил, что разговаривают посторонние, затем услышал Софи, а чуть позже — Дороти; оба голоса звучали странно и незнакомо. Был еще и третий, он подвывал пронзительно и жалобно, то затихая, то усиливаясь. Вдруг Алун осознал, что это Чарли, и вскочил. Рианнон выбежала из кухни, открыла входную дверь и встала на крыльце. Алун замер в ожидании.
Чарли был того землистого цвета, который у багроволицых людей означает мертвенную бледность. Плотно зажмурившись, он обеими руками прижимал ко рту грязный носовой платок в безуспешной попытке заглушить вопли. Софи с Дороти усадили Чарли в кресло, наперебой утешая, а Рианнон опустилась рядом на колени и гладила его по лысой голове. Когда он немного успокоился, Софи сбегала наверх, принесла коробочку с таблетками и дала одну Чарли. Алун стоял в стороне, всем своим видом показывая, что готов оказать любую помощь в пределах разумного. Дороти, чьи слова утешения превзошли все остальные по разнообразию, явно переживала лучшие минуты жизни, наслаждаясь собственной ответственностью и умением посочувствовать. Во всяком случае, так показалось Алуну. Интересно, многое ли она вспомнит на следующее утро? Однако сильнее всего была мысль, что в загадочном состоянии Чарли виноват он сам, Алун.
Время от времени Чарли убирал платок, со стоном выдавливал одно-два слова и вновь закрывал рот. Он повторял, что сожалеет, дважды сказал: «Я думал, что справлюсь», и еще попросил позвать Виктора. Эта просьба совпала с возвращением Перси, который сообщил, что телефон в пабе не отвечает. Не успел он разобраться в происходящем, как Софи отправила его обратно, снабдив инструкцией, как позвонить в «Глендоуэр».
Следующие полчаса не происходило ничего важного или необычного. Перси вернулся и объявил, что Виктор уже едет. Два или три раза Чарли немного успокаивался и затихал, затем припадок возобновлялся. Дороти задремала на полу у кресла, свесив голову на грудь. Софи рассказывала, что они нашли Чарли у ограды автостоянки — он сидел там скорчившись и, судя по всему, не мог двинуться с места. Рианнон, стараясь не глядеть на мужа, раздала всем чай. Алун просто стоял и смотрел.
Приехал Виктор в черной куртке, черных брюках и такого же цвета рубчатом свитере с высоким горлом; тщательно выбритое лицо ничего не выражало. Не глядя по сторонам, он подошел к Чарли, крепко обнял брата и не отпускал целую минуту. Затем выпрямился и выпроводил из комнаты всех, кроме Софи, попутно достав из кармана кожаный или пластиковый футляр размером с очечник.
На кухне, где почти в мгновение ока очутилась изгнанная компания, Перси сказал Дороти, что сейчас они будут только мешать и не лучше ли потихоньку отправиться домой. После того как Дороти выслушала и отклонила это предложение, Перси без тени недовольства извлек откуда-то «Сотри кровь с моих рук» и устроился под люстрой. Рианнон наконец мельком глянула на мужа. Этот взгляд сказал ему то, что он и без того знал, и все равно у Алуна перехватило дыхание. Было ясно, что Рианнон уже не изменит своего мнения, как бы он ни старался ее переубедить. Она сложила чашки в раковину и тихо вышла из дома, оставив дверь приоткрытой: может, звала мужа за собой, а скорее просто потому, что имела обыкновение не закрывать двери. Алун счел за лучшее пойти за ней. Сказать ему было нечего, однако рано или поздно говорить придется.
Ветра не было, и Алуну показалось, что температура в доме и на улице совершенно одинаковая. Из-за холма вышла луна, высветив клочки двора, на которые не падала тень от невысоких деревьев и чахлых кустов, где могла укрыться Рианнон. Он сделал несколько нерешительных шагов по садовой тропинке среди зарослей сорняков к низенькому заборчику, за которым склон холма так круто уходил вверх, что никому не пришло бы в голову начать подъем без достаточно уважительной причины. Вокруг не было ни шороха. Тяжело ступая, Алун брел по узкой дорожке вокруг дома, когда услышал рокот особенно большой волны, разбившейся внизу о берег, и одновременно заметил, что Чарли затих, — по крайней мере его голос не доносился ни сквозь стену, ни через переднюю дверь. Алун дошел до места, откуда просматривалась вся «Тропа Бридана», — по-прежнему никого. Немного помешкав, он осторожно поднял щеколду и вошел в дом.
Виктор и Софи тихо переговаривались, но сразу же замолчали и вопросительно поглядели на Алуна. Чарли сидел между ними, раскинувшись в неуклюжей позе, и спал.
— Можно войти? — спросил Алун.
Виктор молча кивнул.
— Похоже, успокоился, да? — Алун подошел к Чарли, но не слишком близко. — Что… что вы с ним сделали?
— Ларгактил, — ясным голосом произнес Виктор, не отводя от Алуна ясных глаз. — Мощный транквилизатор. Вводится внутримышечно.
— Вот как?
— Да. Научиться колоть проще простого, пары минут хватит. Мы с Чарли договорились, что лекарство будет у меня. Очень разумно с его стороны. Он боялся, что по пьяни сам попытается сделать себе укол.
У Алуна достало ума не спрашивать, почему лекарство не доверили Софи.
— Что с ним такое?
— Он не сумасшедший, если это вас интересует. Кратковременная деперсонализация.[51] Приступ паники, вызванный невозможностью получить немедленную помощь. Представляю, как это страшно. Впрочем, и представлять не надо, правда?
— С ним все будет в порядке?
Неожиданно Виктор встал.
— Да, спасибо. Что еще вы хотите узнать?
— Я чувствую ответственность.
— Конечно, — ласково сказал Виктор. — Вы ведь слышали, что Чарли боится оставаться один в темноте.
— Вы меня спрашиваете? Да, без особых подробностей.
«Педик, — судорожно подумал Алун. — Чертов гомик. Говномес».
— Я имею в виду, что не знаю подробностей, — добавил он вслух. «Педрила».
— Но кое-что вам известно, насколько я…
Виктор едва заметно кивнул в сторону Софи, ничем не выдав, что знает о ее связи с Алуном.
Алун понял, что от него ждут объяснений, и продолжил:
— Да, кое-что я слышал. Вполне достаточно, чтобы догадаться: Чарли будет чертовски хреново, если я оставлю его ночью одного. Ему, видите ли, не понравилась моя новая работа, заявил, что все содрано у Бридана, вот я и разозлился. «Да что он о себе воображает!» — подумал я. Захотел с ним поквитаться…
Он умолк, увидев, что никто не обращает на него внимания.
Виктор повернул голову и сказал с преувеличенной вежливостью:
— Да-да, конечно, ценю вашу откровенность. А теперь предлагаю заняться делом.