*Лириан*
Карлин вышла из дворца Эриндела. На улице уже был вечер, но по площади всё ещё сновали болтливые коммивояжеры, приставая ко всем с красивыми фразами и заключая без конца новые торговые сделки.
Ведьма собиралась направиться в архив, когда все разойдутся по своим делам. Но к ней вдруг подошёл высокий лирианец в серебристой шубе и с яркими синими глазами. Он молча смотрел на неё несколько мгновений. Карлин это не понравилось. Так как нервы её каждый день и без того были на пределе. Она пыталась не выдать себя.
— Мабалия, ты готова? — он подал ей руку.
Чародейка чуть не замешкалась, но быстро заговорила злобным голосом:
— Что тебе нужно?
— Как? Любимая, всё в порядке? — продолжал настаивать эльф. — Почему у тебя нет настроения? Я же всегда забираю тебя после собрания. Карета и закуски готовы.
Карлин не знала, как его зовут. Скорее всего он, являлся влюбленным поклонником Тью. Это могло стать серьёзной проблемой. Ей необходимо было отвязаться от него.
— Послушай. Я очень устала. Никакого настроения совсем нет. Давай в следующий раз.
— Что ж… В таком случае, давай подвезу тебя до дома, дорогая.
— Не стоит. Я всё равно ещё хотела задержаться по делам.
— По каким делам?
— Да так… Работа в архиве.
— Для этого же есть архивариусы, — рассмеялся мужчина.
Он начинал её злить.
— К тому же там уже всё закрыто. Или король разрешил оставить тебе ключи? Видимо, что-то важное стряслось?
— А это тебя не касается, — волшебница не дождалась возражения и направилась по улице.
Ей повезло: назойливый эльфиец, кажется, решил оставить её в покое.
На улице пахло жареными орехами и запеченными лесными птицами. С вечернего чёрного неба посыпались редкие снежные хлопья. В фонарях в форме различных причудливых горгулий зажглись ночные жёлтые камни.
Свернув в переулок, Карлин от нетерпения ускорила шаг. В голове царила пустота. Она вроде бы знала, что стоит делать. В сердце горело желание. Но состояние было чудовищным. Неизвестная грусть билась под кожей. Всё вокруг казалось серым. И частьеё догадывалась, что это с ней надолго. Вряд ли удастся скрыться от отчаяния. Как бы она тщательно не хваталась за возможности. Однако чародейка помнила, как Тара за неё переживала. Сестра хотела, чтобы она не уступала… Никогда не уступала… И теперь жизнь Карлин здесь и сейчас больше походила на реквием по Таре. Но это лучше, чем не иметь абсолютно ничего.
Добравшись до овальных красных ворот архива, она заметила свежие следы на снегу. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что вокруг нет лишних глаз, дотронулась до замочной скважины. Дверь отворилась.
Внутри, в коридоре пылали факелы. Это её насторожило. Но любопытство взяло вверх. Проскользнув по короткой широкой синей лестнице вниз, она увидела алфавитный указатель с заметками по нужным темам. Её глаза долго скользили по буквам.
— Мабалия? Что ты здесь делаешь? — раздался позади голос Эриндела.
Карлин невольно вздрогнула. Но вспомнила, что самая лучшая ложь — это правда.
— Ваша Милость? — удивлённо начала она. — Я хотела почитать о баньянах. В библиотеке слишком мало информации. В архиве явно есть больше сведений.
— Но как ты вошла сюда? Я точно помню, что запирал дверь изнутри. И почему, Ваша Милость? Разве я для тебя больше не Эриндел? Это всё из-за того, что я не проводил уже неделю с тобой? Но ты же знаешь, милая, что у меня сейчас голова идёт кругом, — эльфийский король добродушно, но внимательно взирал на неё.
"А Мабалия, я смотрю, везде успевает, — заключила про себя Карлин. — И с правителем общается слишком близко, и ещё с каким-то богатеньким лирианцем. Скорее всего, она креатура его милости."
— Если я захочу, то могу открыть что угодно. А тебе, Эриндел, и правда бы не помешало уделять мне больше внимания. А то сегодня ты даже не смотрел на меня.
Он подошёл к ней и взял её за руку.
— Мабалия, ты же понимаешь, что никто не должен знать о нашей с тобой любви. Иначе остальные подумают всякую чушь. Король и советница... Наши с тобой титулы не позволяют быть вместе. Так ты говорила, что тебя интересуют баньяны? Ты могла бы и у меня про них спросить. Я бы всё тебе о них рассказал. Историю прошлого я превосходно помню.
— А можно я спрошу вот что… Что ты сам здесь делаешь так поздно?
Эриндел побледнел и уселся на кедровый стул рядом.
— Мне нравится это место. Здесь всегда так тихо, но при этом здесь так много голосов прошлых лет, что только здесь я могу спокойно подумать, — он вздохнул. — Я не доверяю никому, Мабалия. Даже тебе. Что-то назревает. За моей спиной.
— О чем ты? — Карлин боялась его спугнуть.
— О том, что в Совете, скорее всего, завелась гниль. Помнишь, правительница Дормана обвинила нас в краже их запасов Илайя. Так вот… Я ей верю. Но ответил иначе. Ибо я не собираюсь позорить Лириан. Я сам решил во всём разобраться. Кто-то явно захотел занять незаконно моё место, пообещав воинам богатство дорманцев. И что самое ужасное, многие эльфы, возможно, на стороне моего противника. Но я не понимаю, почему. Неужели я не заботился о своём народе, Мабалия? Я ведь всегда старался ограждать эльфийцев от бед. Но, видимо, большинству из них этого мало. Они хотят слишком многого. Жаль осознавать, что среди нас есть корыстная плесень.
Ведьма сглотнула слюну. Такого поворота событий она точно не ожидала.
— Эриндел, а можно узнать. Вернее, я знаю, но хотелось бы услышать ещё раз. У меня голова тоже идёт кругом. Почему ты всё же решил не вступать в союз против Узгулуна?
— А какой смысл? Королева Тисса любит формальности. Это, конечно, умно. Но я не любитель тратить время на переговоры и прочую ерунду. Мне нравятся действия. Когда повелитель хаоса вернётся, то наша армия бы пошла в бой против него. Мне для этого не нужна коалиция. Я бы в любом случае отправился им на помощь. Но не вижу смысла об этом говорить. Надеюсь, Её Величество не принимает меня за дурака, который не осознаёт важности битвы против общего врага. Да и не мог я дать ей конкретный ответ. Ведь на кону честь нашего народа. Я сам не понимаю, какой процент армии всё ещё принадлежит мне. И сколько кому-то из советников. У нас завёлся самодовольный червь в Верховной палате. Червь, который старается всë прибрать к рукам. И чем скорее я от него избавлюсь, тем будет лучше для всех.
— Эриндел, а что на самом деле случилось с баньянами?
— Мабалия, что за дурацкие вопросы? Эти ублюдки нападали на нас ночью и отрубали конечности, из которых варили суп. Ты что, соскучилась по тем диким временам? Ты вообще слышишь, о чем важном я тебе про совет говорю? Среди вас есть крыса, собравшаяся пойти против законной власти. Крыса, посягающая на все народы и расы, — ведьма заметила, как на лбу его выступил крупный пот.
Карлин замешкалась. Она не знала, как себя повести дальше. Стоит ли продолжать эту игру… Но всё же решила, что ещё слишком рано раскрывать карты.
— Знаешь, что самое жестокое на планете? Время! — Эриндел уставился в пол. — Чем дольше я медлю, тем всё становится хуже. А я, как правитель, должен быстро оторвать голову крысе, пока она не расплодилась. Ибо в жизни нет ничего важнее долга и чести. Мне об этом ещё отец с пелёнок говорил.
Король с неожиданной скоростью выхватил кинжал из-за спины и метнул его. Из горла Карлин с хрипом вырвалась кровь. Ведьма рухнула на пол. Смерть не любит, когда её ждут. Она предпочитает врываться в самый неподходящий момент. А бывают ли вообще подходящие моменты для этой всеми нелюбимой гостьи?
— Прости, Мабалия, прости! — король склонился над её телом, содрогаясь от слез. — Но я не мог больше ждать. Не мог…
Эриндел быстрым шагом покинул архив. На улице он встретил своего канцлера Трильно с двумя воинами.
— Что с остальными? — могильным голосом спросил его правитель.
— Мы разобрались со всеми. Нам не удалось найти только Мабалию, Ваша Светлость!
— Отлично! С советницей Тью я покончил лично. Пусть ваши подчинённые отрубят им головы и приготовят к отправке их в Остбон. Но предварительно я напишу королеве письмо.
— Будет сделано! И вам, Ваша Милость, пора поторапливаться на бал. Пока мы улаживаем дела. Не забывайте про алиби. Могут возникнуть неприятности со стороны остальных…
— Да, вы правы, Трильно.
Они кивнули друг другу. Эриндел скрылся во тьме потайных переходов в соседнем здании.
Уже через десять минут он явился в начищенных до блеска ботфортах в бальный зал. На дверях которого красовались в честь зимних празднеств ветви остролиста.
На банкетках приютились среди кавалеров знатные дамы с веерами. При виде Эриндела все поднялись и склонились в поклоне. Можно было начинать полонез.
Король после торжественного танцевального шествия снял с подноса сразу два бокала сладкого тёплого гипокраса с корицей. И опустошил почти за один раз.
Куртуазные фразы вокруг накатывали одна поверх другой, словно непрекращающиеся буруны.
Дамы с красными увесистыми сердоликами на груди и на пальцах парили с мужчинами в кадрили. Присутствовал полный сонм из бомонда. Сибариты и сибаритки не думали ни о чем, кроме того, как бы блеснуть своими нарядами и собрать как можно больше комплиментов.
Правитель Лириана с напускным весельем и спокойствием вëл беседу с прево и с несколькими пожилыми пэрами, не особо вдаваясь в смысл разговора.
На душе же у него скребли кошки от убийства возлюбленной, с которой он провёл столько сказочных чудесных ночей. Мабалия была близка ему. Их взгляды часто совпадали. Только у неё всегда получалось подбирать нужные слова, чтобы заставить его искренне улыбаться. Он таял в её хрупких нежных объятиях, как кусочек льда.
Дабы понять сейчас тоску Эриндела по ней, достаточно представить дерево каштан унылой осенью. Душещипательная грусть пропитает каждого, кто взглянет, как по золотистым его листьям моросит холодный дождь. А вокруг тишина… И только мрачная синева одиночества на фоне побитого каштана пронзительно кричит от боли.
На хорах оркестр принялся исполнять музыку для следующего танца. В причёсках у прекрасных эльфиек благоухали свежими лесными ароматами разноцветные маргаритки. Мессиры в голубых, зелёных и сиреневых жюстокорах сновали с важным видом и с высоко поднятой головой от одной группы к другой, обсуждая банальности.
На входе с каменными лицами стояли стражники в шлемах-саладах прикрывающих затылки и шеи. Они едва сдерживали эмоции, чтобы не смотреть на веселящихся с презрением. Возле балконов с трубками стояли седовласые подесты. На костюмах у них переливались при свете свечей и камней бриллиантовые подвески.
На короля украдкой поглядывала герцогиня Иоланда Кенот. Её супруг, засунув одну пухлую руку в отверстие между пуговицами своего жилета, медленным тоном выстраивал диалог с неким маркизом.
Двадцатипятилетняя Иоланда была в очень пышном платье цвета мов, так как под юбкой у неё покоилась фижма из китового уса. На герцогине красовалась парюра, включающая ожерелье, серьги и брошь из александритов, меняющих свой цвет в зависимости от освещения.
Эриндел решил, что она подойдёт для одной или нескольких ночей, чтобы облегчить страдание по Мабалии. Он остановил лакея и выпил рюмку цитрусового шартреза. После чего направился к жене Кенота.
Правитель Лириана пригласил её на танец. Герцог не любил, когда красавица Иоланда танцевала с кем-то кроме него. Но дело было исключительное. Королю не принято отказывать и перечить. В их свете вообще не принято показывать искренних эмоций. Еслиты злишься, то на твоём лице должны видеть приветливую улыбку. Если ты влюблен, то должен быть как можно более холоден и сдержан. Так уж было заведено в их кругу в те времена.
Эриндел подал руку герцогине, и они пустились в самый центр из кружившихся пар. Он замечал, как под его взглядом её разгоряченные щеки румянились ещё сильней. И толстый слой белоснежной пудры не спасал эльфийку.
— Ваша Светлость, почему же вы до сих пор не нашли себе королеву? — спросила она его.
— А что, кто-то уже шепчется обо мне и боится, что наследников не будет? — спокойно парировал он. — Наш народ славится долгожительством, прекрасная Иоланда, так стоит ли мне торопиться? — одна густая бровь его поползла вверх.
— Нет, Ваша Милость, — пролепетала она, потупив взор.
— А если быть откровенным, — прошептал он ей. — То глупо разменивать себя на царских тусклых барышень, когда глаза мои уже видели великую даму, освещающую своей небесной красотой здешние стены. Увы, как жаль, что мы не всегда можем быть с теми, кто заставляет сердце наше биться быстрее, — она подняла к нему свою чудесную головку. И правитель осознал, что наживка проглочена.
Говорят, что красота — великий дар, но никто не догадывается, что дар этот может играть против своего владельца. Многие знатные леди того времени считали, что мир по большему счету вертится вокруг них. Если они смотрели в зеркало и видели нежные розовые губы, глубокие глаза и в целом весьма миловидное личико, то уже считали, что в них невозможно не влюбиться.
И они толпами падали с лестниц своих ожиданий. Их тонкие прелестные ушки всегда воспринимали лесть в свою сторону за правду. А хищные мужчины с радостью выходили охотиться на самовлюбленных хитрых лисиц и на беззащитных зайчиков.
Женщины предполагали, что красота — их сила, их щит, их меч. Но они не догадывались, что всегда будут занимать второе, если не последнее место в душах у своих современников мужского пола.
За чудесных дам сражались на дуэлях, но так дело видели только самки. На самом же деле джентльмены сражались ради собственного самомнения. Для них куда важнее было не опозориться перед другими мужчинами, чем делать что-то изначально ради одной только женщины. Но это были годы манер. Чем изысканнее господа вели себя, тем больше плотских ночей могли провести с леди.
Животные инстинкты, завёрнутые в золотые обёртки, встречались тогда повсюду. Но джентльмены так и не понимали, почему женщины такие смешные и легковерные. Конечно же, среди них встречались дамы, превосходящие наличием логических связей любого господина, но то была большая редкость.
— Я очень страдаю, герцогиня, — изрек позже король. И это были единственные слова, в которых он не солгал. — И я очень слаб душой.
— Что вы такое говорите, Ваша Милость? — захлопала длинными ресницами Иоланда.
— Разве то, что я дерзнул пригласить вас на танец, не говорит вам ни о чем? — он пронзил её глубоко печальным взглядом, который умел делать каждый уважающий себя джентльмен того периода. — И я прошу у вас прощения… Прощения за то, что посмел в вас влюбиться. Я не должен был вам этого говорить, — глаз его задергался. — Дайте свою руку, — произнёс он сурово, но с придыханием и трепетом. — Я провожу вас к супругу.
Иоланда учащенно задышала. Она даже не знала, что и сказать на это. Оперевшись о кисть Эриндела, герцогиня будто в тумане добралась до Кенота. Не забывая при этом улыбаться, что считалось всегда хорошим тоном.
— Ваше Величество, вам случайно неизвестно, почему на празднике нет никого из Совета? — обратился к нему герцог. — Это как минимум странно.
— В свободное от своих прямых обязанностей время они имеют полное право идти или не идти туда, куда благоволят. Или вы полагаете, Кенот, что король ещё и нянькой должен подрабатывать по вечерам? — холодно съязвил Эриндел и, усмехнувшись, не дождался ответа.
Муж Иоланды проглотил комок, вставший в горле. Он изрядно перепугался, что чем-то оскорбил Его Светлость.
Король же вышел на застеклённый балкон с многообразной зеленой растительностью, пальмами и цветами. В золотых клетках порхали пёстрые попугайчики. Он услышал позади себя стук от туфелек Иоланды. Она направлялась к нему.
"Безмозглая дура, — подумал Эриндел."