*Два дня спустя*
Иорик прогуливался по третьему этажу с деревянной плошкой в руках, из которой он периодически хлебал тёплый бульон.
Поэт присел на край шаткого кресла, покрытого толстым слоем пыли. В комнату к нему уверенным шагом вошла Амелия и замерла визави.
— Что-то случилось? — Бэбкок уставился на неё. Мышцы у него напряглись, как у испуганного кролика.
Но ведьма молча помотала головой и приблизилась. Красивые руки с длинными пальцами ловко развязали кушак на его кафтане. Мужчина совершенно не понимал, к чему она проделывает такой кульбит. Не успел он ничего толком спросить, как чародейка спустила со своих плеч заранее расшнурованное чёрное блио. Нежно-розовые груди её оголились. Соски стояли торчком.
— Амелия! — вскричал Иорик. — Что за гривуазные выходки? — он хотел убежать, но ноги не двигались с места, словно у завороженного.
Поэт сильно сконфузился. Тарелка выпала из его хватки. Содержимое забрызгало сапоги. Полуобнаженная волшебница же прижалась к нему. Платье вот-вот сползëт с её округлых бёдер.
— Ты не хочешь меня? — она облизнула Бэбкоку правое ухо.
Тот, наконец, вздрогнул и отскочил.
— Послушай, — нервно начал он. — Мне не нужно нечто подобное! И я… Я дезавуирую не потому, что не имею желаний… Или не потому, что ты не соблазнительная. Просто это всё так дико! Оденься, пожалуйста!
Ведьма взглянула на него с отчаянием, сменяющимся холодной злобой. И поспешно набросила верхнюю часть блио обратно. Поэт метнулся к двери, обогнав её.
— Кажется, ты не так поняла меня! — он замахал ладонями, намереваясь не выпускать чародейку, пока не объяснится. — Амелия… Что на тебя нашло?
Она не отвечала. Лишь продолжала сверлить Бэбкока глазами, сжимая кулаки.
— Хорошо… Что ж. Ладно, тогда говорить буду я, — Иорик перевёл дыхание, намереваясь собрать разлетающиеся мысли воедино.
— Я ведь не краснобай, ты знаешь. Хотя разве только малость. Но если посмотреть на мир с отстраненной точки зрения, то всё само по себе довольно пустое. Если ты понимаешь, о чем я, — поэт оперся спиной о косяк у входа. — Не знаю, что толкнуло тебя на такую разнузданность. Однако, отбросив деликатность, могу заявить, что догадываюсь. Но всё же это совершенно на тебя не похоже. Ты исключительный человек, Амелия, в самом отличном смысле этого слова. При атаке крепости, у которой бастионы кишат пушками, осаждающим приходится рыть траншеи, чтобы не пасть под обстрелом.
Она рассмеялась и откинулась на обшарпанный диван возле окна.
— Продолжай, — объявила Амелия царственным тоном. — Интересно, к чему ты подведешь свои теоретические знания о военном деле. В котором я, кстати, разбираюсь гораздо больше, чем ты.
— Ох… — поэт так потëр свои веки, что перед взором всё заискрилось. — Сиречь: я уже не тот, что раньше. Утехи от соития не вызывают интереса без такого важного чувства, как любовь. Кто-то возможно, скажет, что я парю в эмпиреях. Однако лучше мечтать о достойном, нежели бросаться в омут обыденной скучной страсти, которая ничего не оставляет после себя.
Волшебница вставила ноготь указательного пальца между двумя передними зубами и задумалась.
— Решил стать степенным? — поникшим голосом спросила она.
— Пожалуй, это куда лучше, чем то, что ты предлагала сейчас, — с серьёзным видом ответил Иорик. — Когда крепость захватывают молниеносно и легко, то это не вызывает того удовольствия, как, например, при долговременном бое. При таком сражении, когда нет уверенности ни в чем. Я это к тому, что всё высокое даёт высокое. А низкое даёт только низкое. Если пару лет назад я беззаботно плыл по прозрачному узкому руслу на рыбацкой лодочке и восторгался пышными грудями любой женщины, которая проявит ко мне внимание. То теперь же… Моя жизнь похожа на фарватер. В нём значение имеет уже большое судно, несущее истины. Потому мне не нужно соитие с красоткой. Я ищу улов крупнее. Я ищу любовь.
— Ты просто смешон! — ведьма презрительно скривила губы. — Жалкий дурак!
— Ну, я хотя бы не лицемер, как ты! — парировал поэт. — Может, хватит казаться сильной? Думаешь, что я не смогу понять тебя? Долго ещё собираешься носить маску или всё же не испугаешься и откроешься?
— Считай меня просто фривольной, — безэмоционально отчеканила чародейка и поднялась с места.
Иорик преградил ей дорогу.
— Хватит, Амелия! Когда ты выйдешь через дверь, так и не описав того, что творится на душе. То твоим другом я больше называться не буду. Своё презрение оставь для чужаков. Но ко мне так относиться не позволю.
Она пожала плечами. По лицу её пробежала нервная дрожь. Он заметил, как глаза подруги с каждой секундой намокали плотнее.
— Я любила его, — натянуто выдавила чародейка. Бэбкоку не требовались уточнения, чтобы понимать, о ком идёт речь. — Но либо я слишком самовлюбленная и гордая, так как никогда бы не созналась в подобном. Либо я настолько не люблю саму себя, что избегаю любви к другим. С детства я из кожи вон лезла, чтобы родители сказали мне хотя бы одно доброе слово. Мать изменяла отцу направо и налево. Ей не было до меня никакого дела. Её волновали только пышные дорогие наряды и излияния ухажеров. Я же почти всё время проводила сначала с няньками, затем с гувернантками. А отец думал только о политике и о золоте. Он рассчитывал выдать меня удачно замуж за титулованного мужчину, чтобы стать ближе к королевскому двору, — слезы затекали ей в рот, а иные капли срывались с подбородка. — Внимание они обратили на меня только тогда, когда поняли, что у меня есть магические способности. Что в кругу знати считалось мерзостью. Благородная кровь не должна нести в себе колдовские пороки. Дабы никто не прознал об этом, меня закрывали дома, словно в тюрьме. Когда я случайно применяла волшебство, так как не умела ещё контролировать энергию, меня пристегивали на цепи в подвале и били до тех пор, пока я не попрошу прощения. Ты даже не представляешь, каково это — просить прощения, когда ты ничего плохого в особенности не сделала. Нет ничего удивительного в том, что я сломалась. Я просто родилась на этот свет и была в этом виновата. Всю свою проклятую жизнь я старалась быть хорошей. Я старалась доказать себе, что могу приносить пользу. Я ждала похвалы. Я хотела заставить поверить себя, что я здесь не лишняя. Мои родители навсегда внушили мне, что я кусок дерьма. А я так и не поняла, почему. Я уже давно не знаю, что значит быть собой. Потому что когда я пыталась быть собой, меня таскали за волосы и ломали ребра. Для родителей я могла быть хорошей только без магии. Они желали, чтобы я избавилась от неё, но не понимали, что это часть меня. Они мечтали, чтобы я надевала платья, расшитые драгоценными камнями и прикидывалась светской тупицей. Чтобы послушно вышла замуж за того, кого не люблю. И теперь, — слова, вырывающиеся из её груди, дрожали от гнева. Она захлебывалась горькими слезами. — Теперь… Ты спрашиваешь меня, почему я такая закрытая. Тебя удивляет, что я никому не позволяю знать своих чувств? Я же просто привыкла молчать. Ибо стоит мне только раскрыть сердце, как меня тут же столкнут в подвал. И будут бить, пинать, пока я не попрошу прощения. И эту картину уже никто и никогда не вытянет отсюда, — она указала пальцем на висок.
Иорик ощутил, как в горле встал ком. Он заключил подругу в крепкие объятия. И впервые, наверное, поэт не представлял, что сказать. Амелия замочила ему всё плечо. Влага пробралась через одежду до кожи.
— Ты хотел понять, что у меня на душе… — тихо произнесла волшебница. — Я задыхаюсь, Иорик. Вообрази, как тебя окунают постоянно с головой в воду. Ты пытаешься вынырнуть, но от тебя это не зависит. Ты способен испытывать только страх и мучения. Но умереть тебе не дают. В какой-то момент тебе позволяют сделать один вздох. Однако затем вновь топят. И так без конца. Один глоток кислорода и снова удушье. И что самое страшное… Когда-нибудь ты начинаешь привыкать. И уже боишься бороться. Сам добровольно убиваешь надежды.
— Спасибо, что поделилась всем! — Бэбкок, обхватив её локти, заглянул в глаза. — А сейчас тебе пора умыться и продолжить занятия с Конрадом. Мы обязаны выстоять в этой битве под названием жизнь. Но для этого потребуется множество отдельных побед. И я уверен, что между ними найдётся достаточно времени, чтобы дать себе возможность быть собой, быть слабым.
Амелия вновь надела маску и вышла. Шаг её был властным. Взгляд спокойным и уверенным. Наемник ожидал ведьму в пустом вестибюле.
— Чего так долго? — он развел ладонями. — Обычно тренировки уже вовсю идут. Ты в порядке?
— Приготовься, — хладнокровно изрекла чародейка с хрипотцой.
Она направила на него ладони. Одна бровь её поползла вверх. Мужчина почувствовал, как по телу пробежала ледяная волна. Из ноздрей хлынули струи алой крови.
— Что ты делаешь? — вмешалась стоявшая возле колонны Фрида. — С каждым разом ему всё хуже!
— Не вмешивайся! — не глядя на неё, отчеканила волшебница.
Аливитянка хотела было продолжить, но, заметив бездушный, жуткий взгляд Амелии, передумала.
Веки Конрада захлопнулись. Он видел в своём сознании ведьму с серебряным клинком.
— Защищайся! Или сдохнешь, ничтожество! — она ринулась на него.
Все прежние испытания не были такими. Теперь же от неё исходил смертельный напор. Что-то ему подсказывало, что она не лжет. Амелия решила больше не мелочиться и не давать шансов.
Наёмник вынул из ножен меч. Однако не успел он встать в стойку, как ведьма с разбега влетела ногами ему в грудь. Дыхание сбилось… Он повалился на землю, усеянную черепами. Лезвие её меча с поразительной скоростью и непоколебимо метнулось к его шее. Зрачки мужчины расширились. Если бы не поспешный уклон, от него осталось бы лишь безвольное тело.
— Ты собираешься защищаться? Или умеешь только пиво в тавернах пить и шлюхам между ног присовывать? — чародейка обхватила рукоять оружия двумя руками, направив на него остриё.
Конрад понимал, чего та добивается. Она старалась вывести его из себя.
— Ведомый кусок дерьма! Не мудрено, что твоя мать от тебя отреклась! — ведьма ехидно ухмыльнулась.
Он замечал, как ярость начинает закипать внутри. Удар ногой пришёлся прямо в её колено. Амелия потеряла равновесие. Но не растерялась. Только наёмник навел меч, как она со всей мощи зарядила ему в пах. Из его рта вырвался вопль. Медлить было нельзя. Чародейка рассекла ему руку.
— Ты вообще на что-нибудь способен, кроме того, как ползать перед богатыми вельможами, словно ручная сука? За золото готов кого угодно убить? Да? — не прекращала волшебница.
Конрад сделал кувырок и нанёс удар лезвием ей в левый бок. Но она будто не замечала боли.
— Вы только посмотрите на его корявые выпады! — она злобно рассмеялась. — Теперь понятно, почему Грегори мертв. Ты не способен защитить даже близкого друга! Зря я верила в тебя!
Амелия стиснула зубы и использовала обманный полуразворот. Но наёмник был готов. Клинки их схлестнулись. Однако в разуме её невозможно оттолкнуть, словно в теле той заключена сущность гигантских гор. Она не двигалась с места, сдерживая противостояние.
Наёмник выровнял лезвие, собираясь высвободиться из тупика. Но чародейка рванулась, будто коршун, вниз, выхватив из сапога нож. Она нанесла два четких молниеносных удара в плечо. Конрада подкосило. Из глаз прыснули слезы. Острая боль пронзила всю верхнюю часть туловища.
— Как же скучно с тобой биться. Словно с неумелым бродягой с улицы. Ах да, забыла, ты и есть бездомный нищеброд. А ведь о тебе, ослиная морда, сочиняют песни в народе. Видимо, восхваляют всегда самых никчемных! Людям нравятся тупые. А что гениально придумал: нацепил на себя хмурый мужественный вид — и дело в кармане. За серьёзностью часто видится ум. Но меня-то ты не обманешь. Я знаю, что за этой суровой бородой скрывается неумелый тугодум, страстно желающий пить вино, трогать монеты и шлюх за задницы.
Конрад широко улыбнулся.
— Амелия, я не смогу же тебя здесь одолеть? Так?
— Конечно, нет! Ты же даже жопу свою поднять не мог с места, когда Карлин с Тарой отправились в опасное путешествие. Вот такой ты паршивый друг!
— Но я могу перенести тебя на свою территорию! Там ты уже перестанешь быть главной в разуме, — весело произнес наёмник.
Ведьма ошарашенно уставилась на него. Мужчина хлопнул в ладони. Декорации поменялись. Они оказались на ночном небе среди бледно-голубых мерцающих звёзд. Амелия посмотрела под ноги. Руки покрылись мурашками от переполняющей радости. Но было слишком рано показывать это ему. Испытание не закончено. Пальцы левой рукиметнулись в карман за дротиками. Но те остановились в нескольких сантиметрах от его лица.
— Здесь мои правила, — он направился к ней.
Во взгляде ведьмы вспыхнуло пламя, и лезвие оружия охватили огненные языки. Конрад атаковал из верхней стойки. Ей удалось ударить его эфесом в челюсть. Он перестроился и рассёк Амелии спину. Она ощутила боль. Кровь заструилась по одежде.
Углы рта у наёмника всё никак не опускались вниз. Для него жестокое испытание превратилось в забавную игру. Выпад из средней позиции… Уклон… Рывок… Он провернул клинок в её животе. До ушей донёсся мерзкий хлипкий звук. Ведьма повалилась замертво.
Аливитянка подбежала к Конраду.
— Всё хорошо, Фрида, — придя в себя, ответил тот. И тыльной стороной вытер засохшие корочки под носом.
Амелия одобрительно смотрела на него, сидя на ступенях лестницы.
— Слушай, слова, которые я говорила в твой адрес во время тренировки, не имеют правды. Мне пришлось их сказать, чтобы заставить тебя бороться. Необходимо было ускорить процесс, — ведьма убрала локон волос за ухо.
— Я это сразу понял, — он подошёл к ней и пожал руку.
— И как успехи? — вопросительно уставилась на их довольные лица Фрида.
— Конрад смог поразить меня, когда я вторглась в его разум. Хотя до этого я убивала его мириады раз. А ещё он научился создавать дополнительные пространства и использовать их в свою пользу. Так что думаю, что скоро мы уберемся из этого места. Ибо, в крайнем случае, у него получится скрыться от власти безмолвных в собственных потоках разума. У них же, скорее всего, не выйдет через них прорваться. Я лично на это надеюсь.
— Но этого всё равно ещё слишком мало, — наёмник обнял воительницу за талию. — Мне предстоит научиться использовать энергию и в реальности. А с этим пока дела обстоят из ряда вон плохо.
— Не всё сразу! — похрустела шеей ведьма.
*Ночью*
Иорик ворочался в постели. Обнажённый образ волшебницы подействовал на него, как маслодавильня, перемоловшая все размышления, словно семена. С улицы слышен был вой, к которому уже все из них привыкли.
Он пытался изгнать из памяти её груди и прикосновение рук. Но всё было тщетно. Поэт с бешенством перевернул и взбил подушку. "Ну за что? — проворчал Бэбкок". По телу пробегали электрические импульсы. Её голова на его плече… Дыхание рядом с ухом…
Иорик не выдержал и поднялся с постели. Натянул обувь. Внизу, возле очага, он увидел чародейку. Она сидела в одиночестве и пила горячий мокко из фарфоровой побитой чашки.
— Ты вообще когда-нибудь спишь? — Бэбкок удивился.
— По два часа в день, — равнодушно отозвалась Амелия. — Я недавно поднялась. До этого дежурили Конрад с Фридой. Я стараюсь не отвлекаться надолго от стражи ворот. Во сне слабо получается контролировать магическую защиту. А ты чего не отдыхаешь?
— Да я особо и не уставал в последние сутки, — пожал плечами Бэбкок. — Но я бы с радостью убрался из теневой стороны.
— Тогда я тебя поздравлю. В ближайшее время выдвинемся в Саркен. Конраду нужна безопасность. У меня есть подозрения, что какая-нибудь птица на хвосте разнесёт всем весть о том, что он сын безмолвного. И нам одним не выстоять против армий. А воительница сказала, что аливитянки нас поддержат. Действительно ли будет так, я не знаю. Люди способны менять своё мнение в любую секунду.
— Но кто станет разносить информацию? Об этом же знаем только мы, — Бэбкок нахмурился.
— Не переживай! Никого я здесь не подозреваю. Однако у мира всегда найдутся лишние глаза и уши. Я привыкла рассматривать все варианты. Так что опираться лучшее заранее на худший поворот событий.