— А что в этом странного?
— Да согласно вашей теории любой руководитель — нечестный человек, а его дети, если они у него имеются, заранее рассчитывают на определенные привилегии.
— Примерно так оно и есть на самом деле.
— Тогда зло заложено в нас самих, а не в руководстве.
— Ничего подобного, хотя я не стану отрицать, что отношусь к детям высокого начальства с некоторым предубеждением. Я никогда не делаю поблажек. Что бы ни случилось, я всегда оцениваю знания и поступки детей, а не положение их отцов. В моем классе, например, учится мальчик Питю Ковач, дядя которого служит, кажется, в вашей части.
— Как его зовут?
— Петер Ковач, высокий такой лейтенант, в очках.
— Я его знаю. Он — порядочный человек.
— Мальчик воспитывается у лейтенанта, так как его родители погибли. Так вот он все время хвастается, что его дядя офицер. В классе ведет себя вызывающе, как маленький диктатор. Даже мне дерзит.
В этот момент дорога пошла на подъем и поезд замедлил ход. Эндре стало жарко, он расстегнул шинель.
— А вы, конечно, трепещете и перед мальчиком, и перед его дядей?
Девушка бросила взгляд на парня, поправила прическу и возразила:
— Никого я не боюсь! Я его так проучила, что он надолго запомнит. А вечером зашла к Ковачам и попросила их построже спрашивать с племянника.
Эндре обернулся, прислонился спиной к окну и посмотрел на девушку. «Симпатичное у нее лицо, — подумал он, — и очень красивые глаза, намного выразительнее, чем у Дьерди».
— Я не люблю рассуждать о политике и не очень в ней разбираюсь, но мне кажется, что проблема кадров существует там, где люди сами ее создают. Я знаком с разными молодыми людьми: есть среди них плохие, но есть и хорошие. И не каждый сын или дочь большого руководителя избалованы. Роман Варьяша потому и грешит против правды, что автор возводит эту проблему в абсолют. Если у одного секретаря райкома сын вырос хулиганом, это вовсе не значит, что дети всех секретарей тоже хулиганы. А Варьяш именно это и утверждает...
— Вы так рьяно защищаете детей начальства, будто сами принадлежите к их числу.
— Вы будете смеяться, но так оно и есть.
— Разве ваш отец шишка?
— Он писатель.
— Писатели — не начальство.
— Большинство, конечно, нет, но мой отец и несколько его друзей как раз являются шишками, хотя и не считают себя таковыми. До армии я жил во много раз лучше и беззаботнее, чем многие сыновья секретарей райкомов. Вот, собственно, почему я не люблю, когда мой отец начинает разглагольствовать о кадровой политике. Если бы он писал в своих книгах только о себе...
— А как зовут вашего отца?
— Геза Варьяш.
Девушка рассмеялась:
— Тогда мою маму зовут Элизабет Тейлор.
— Вы не верите, что я сын Гезы Варьяша?
— Нет.
— Дело ваше...
Поезд набирал скорость, а Эндре, держа девушку за руку, снова подумал о Дьерди, которую завтра обязательно увидит. Вот она удивится. Затем он вспомнил о матери, и ему сразу же расхотелось разговаривать. Он стал смотреть в окно и, когда девушка о чем-то спросила его, сделал вид, что не расслышал вопроса.
Наконец пришла пора прощаться. Собственно, только теперь он по-настоящему представился ей.
— Вы все еще не верите, что я сын Гезы Варьяша? — спросил Эндре, не выпуская руки девушки.
— Может, так оно и есть, но я все же не верю.
— А почему?
— Будь вы сыном Варьяша, вы бы на него так не нападали.
— Я и не нападал, а только высказал свое мнение о его новом романе. На это-то я имею право. Кстати, хочу дать вам совет: никогда не старайтесь поближе познакомиться со знаменитостями, чтобы не разочароваться в них... — Заглянув девушке в лицо, он заметил в ее глазах искорки недоверия и впервые за время их знакомства улыбнулся. Эта улыбка как-то сразу украсила его строгое лицо. — По вашим глазам я вижу, что вы все еще не верите мне. Я мог бы показать вам удостоверение, но не сделаю этого, потому что мне, собственно, все равно... Мы сейчас расстанемся с вами, вы поедете дальше, и мы, видимо, уже никогда не встретимся.
— Это только гора с горой не сходится... — заметила девушка. — Приятных вам праздников!
— Вам тоже. До свидания! — Эндре повернулся и медленно пошел прочь.
Марика несколько секунд смотрела ему вслед.
— Подождите! — Она подошла к парню, как-то хитровато улыбнулась: — Если вы на самом деле сын Гезы Варьяша, передайте вашему отцу, чтобы он и впредь писал так же правдиво. И попросите у него для меня книгу с автографом. Пусть напишет что-нибудь красивое и умное.
— Хорошо.
— Не забудете мою фамилию? Учительница Марика Шипош.
— Не забуду.
— Книгу можете передать через лейтенанта Ковача — он на родительские собрания ходит регулярно.
Они еще раз пожали друг другу руки, и Эндре, не оборачиваясь, пошел своей дорогой. Когда он вышел из здания вокзала, в лицо ему ударил такой сильный порыв ветра, что он едва успел схватиться за шапку. Не сделай он этого вовремя, шапку пришлось бы догонять. Повернувшись к ветру спиной и вобрав голову в плечи, он осмотрелся, надеясь поймать свободное такси, но на остановке стояло несколько человек с багажом, а ни одной машины не было. Не было видно и трамвая. Вероятно, в отличие от Пешта здесь мало ночных рейсов. «А раз так, то нет никакого смысла торчать тут и ждать неизвестно чего, — решил Эндре. — Пойду-ка я по трамвайной линии до центра, там уж наверняка имеется какая-нибудь гостиница».
Ветер временами завывал со страшной силой, бросая в стены домов снежные хлопья. «Интересно, что я буду делать, если не встречу Жо? Нет, должен встретить! Не станет же она бродить по улицам в такую погоду. С ней нужно будет как следует поговорить. Пусть поскорее расстанется со своей глупой затеей — стать артисткой. Где это видано, чтобы ради каких-то двух-трех стишков прикатить из Будапешта в такую даль! Разумеется, девчонке нравится, когда ее имя печатают на афишах: «Чтец-декламатор Жофи Варьяш». И куда она лезет? Но и папаша тоже хорош: он, видите ли, пальцем не пошевелил, чтобы что-то сделать для своих детей! Какая скромность! Да если бы Жо не была дочерью Гезы Варьяша, ее вряд ли приглашали бы на всякие вечера...»
Эндре стало так жарко, что рубашка на спине взмокла. Уши больше не мерзли. Он вытер платком раскрасневшееся лицо. Даже есть захотелось.
Потоптавшись на снегу, Эндре недовольно подумал, что никак не может сосредоточиться на мыслях о матери. А ведь он любил ее, да еще как любил! Но сейчас размышляет совершенно о другом. К чему бы это?
Дойдя до перекрестка, Эндре подошел к полицейскому и спросил, где находится гостиница. Ветер дул такой, что полицейский, видимо, не желая покидать будку, лишь показал рукой направление, в котором нужно идти. Перепрыгнув через высокий сугроб, Эндре подошел к полицейской будке вплотную и расслышал:
— Дойдете до угла вон того дома и сразу увидите. Оттуда недалеко, метров двести.