31855.fb2
Недавно закончил писать рассказ о К-Д (Зима. Осень. Поздняя осень). Как завелось в последнее время, прочёл его по телефону Ирине. Закончил декламировать и тут же спросил, получилось ли у меня выразить идею одиночества? Она ответила, что в общем-то неважно, чтоб читатель увидел то, что вижу я, чтобы он чув- ствовал, что и я. Конечно, неважно. Просто хотелось бы...
Когда мне было лет девять-десять, я впервые задался философ- ским вопросом. Причиной тому послужило моё наблюдение в течение некоторого времени за муравейником. Помнится, я скло- нился над ними и подумал: вот ходят они туда-сюда, заполняют свою жизнь, таскают ветки, может, и говорят как-то между со- бой, и не знают, что стою я сейчас у них над головой и в любой момент могу принести им смерть; а вот не наступлю, пройду мимо, и, может, проживут они свои муравьиные жизни ещё раз двадцать-тридцать, а может, и бесконечное число раз.
Мы тоже как-то заполняем свою жизнь. Кто мещанством (не понимая того), кто принципами, кто идеями: ну там, подставь щёку, не подставь... Заполняем свою жизнь, кто чем.
Голос из зала.
- А можно, я заполню свою жизнь тишиной?
- А зачем?
Тишина, конечно, хорошо, но только, когда уже уверенно зна- ешь, что такое шум. Вообще, попробуй накушаться чем-то... чтоб было с чем сравнивать. Наешься проституток и становись актив- но-верным мужем, напейся алкоголя и переходи на натуральные соки, - тогда лучше сможешь ощутить их натуральность, гуляй ночами, а потом ложись вовремя спать (перед сном две странич- ки книги и жену в щёчку), завтра рано вставать (зевая).
109
Каламбур души.
Значит так: концерт. Огромный зал. Много света.
Я. Я посвящаю этот концерт своим друзьям, которые погибли в автокатастрофе.
В зале молчание. Все напряжённо смотрят на сцену. Выходят знаменитые певцы, артисты, музыканты. Представление начина- ется. Зал постепенно оттаивает.
Выхожу на сцену.
Я. Мы познакомились, когда нам было по шесть лет. (На боль- шом экране проецируются наши детские фотографии. В глазах женщин появляются слёзы.)
Вступают лучшие джазисты мира.
Снова выхожу на сцену. Уже во всём чёрном.
Я. Они плыли на яхте. Налетела буря, и море похоронило их.
(Зал в смятении.) Вступает Диксиленд. Много труб, ксилофо- нов, тромбонов (что у них там ещё?). Музыка заглушает непонят- ные возгласы.
Я. Мы с вами, зритель, навсегда останемся с ними.
На огромном экране вновь наши фотографии - нам там по сем- надцать. Некоторые женщины откровенно плачут.
Я (Уже крича). Я приглашаю их на сцену. Я люблю Вас!
Они почти не изменились. Зрители узнают их.
(Женщины рыдают. Мужчины в недоумении.)
На сцене симфонический оркестр с двумя дирижёрами и двумя барабанами, джаз-банда, квартеты, квинтеты, группа пантомимы.
Все играют и танцуют. Веселится и ликует весь народ. Мы по- ём, обнявшись. Фейерверк. Залпы.
(Следующая сцена. Место действия - большой город.)
Я хочу написать большой плакат. Размышляю. Можно написать каждую букву размером с окно многоэтажного дома, и тогда пла- кат займёт место метров в двадцать. Можно написать каждую букву размером в дом, следующую букву на другой дом и так да- лее. Тогда плакат займёт место в несколько улиц. Можно напи- сать каждую букву размером в улицу, можно написать каждую букву размером в микрорайон, в город... Можно всё.
110
Тихий, старый голос:
- Подожди, подожди. Сосредоточься. Не торопись. Всегда дай приблизиться. Ты чего это курок дёргаешь? Не балуй! Спокой- ненько. Нервишки шалят с непривычки? Это нормально. Это всегда так, когда впервой. Ну, будя, будя тебе... Это ничего, что всё изнутри чешется. Это даже хорошо... Погоди, погоди. Чем ближе - тем вернее. Оно понятно, что и опаснее, как ближе-то, зато вернее, а нам верней и надо. Приклад-то к плечу поплотнее, поплотнее. Чтоб частью плеча приклад стал-то. Чтоб частью тебя стал. И ствол, ствол не води. Чай, не рыбу пришёл удить. Смот- ри-ка... Умник...
Ты, дядька, ни о чём таком не думай. Прошло уж время, когда думать всурьёз надо. Ты сейчас о патроне думай, что в ствол заг- нан. Чай, одностволка у тебя - нельзя промахиваться. Времени перезарядить никто нам не отпустит. И пусть осечек у нас не бу- дет. Нельзя нам осечек. Осечка - погибель верная.
О, гляди-ка, выходит. Тише мне! Стрелять по команде... Спо- койно. Почти всё уже видно. Ещё чуточек... Не гони...
И вдруг схватившись за лицо, забыв про осторожность, громко:
- Бес чёртов! - что-то с глазами! Старый стал, уж плохо вижу, а ты по молодости и не понять можешь. Ах, очи мои старые!
И подумав мгновение:
- Да что б ни было, - всё одно! Что смерть там, что жизнь, что разлука, что встреча. Там разберёмся... Стреляй в неё!
111
Кот пришёл домой, когда Боря уже спал. Хотелось просто с кем-то поговорить. Кот открыл дверь, сел на Борину кровать; Бо- ря не просыпался. Хотелось с кем-то поговорить. Посидел; не просыпался.
Встал, вышел, громко захлопнул за собой дверь. Не проснулся.
Разделся, лёг в кровать. Немного почитал и заснул.
Утром поднялся с трудом. Боря уже был на работе, но Коту на это было наплевать.
*
Это - самый короткий
и самый злой его рассказ.
Моя случайная знакомая
В достаточно известном городе N в таком-то году,наверное, к радости своих родителей, родился господин L (фамилию, к сожалению, история не сохранила).
Через 78 лет, 9 месяцев и 10 дней, господин L благополучно скончался.
Историческая сноска: 78 лет, 9 месяцев и 10 дней - средняя продолжительность жизни жителей города N.
112