Знакомое словечко неприятно резануло слух, однако я не успел задать очередной вопрос, потому что лекарка продолжила:
— Правда, словно в благодарность, а на самом деле по какому-то неписаному, но непреложному закону демоны наделяют своего хозяина возможностями, вызывающими восторг и ужас.
О да! Ужасов было предостаточно. А насчёт восторга ещё не думал. Хотя…
— Например, силой?
— Силой. Быстротой. Ловкостью. Предвидением. Неуязвимостью. Всем, чего можно захотеть. Любая просьба будет исполнена. Особенно неистовая и отчаянная.
— Значит, если человек чего-то очень сильно хочет…
— Он становится уязвим перед демонами. И никакие доспехи не смогут его защитить.
— Но ведь каждый из нас всё время что-то желает!
— Именно так, — кивнула Элса, похоже довольная тем, в какой последовательности возникают мои вопросы. — Но, к счастью или по воле божьей, опасность грозит нам не на протяжении всей жизни. Только одно желание и только однажды: второго демона человеческое тело уже не примет.
— Но почему?
Элса грустно улыбнулась:.
— Ни в одной душе, одержимой демоном, больше не рождается ни одного желания, сходного по силе с тем, что открыло двери чужаку. Цепь одушевления наблюдает за одержимыми уже много столетий подряд, но ни разу не случалось такого, чтобы в одном теле оказалось хотя бы два демона сразу.
То, что она рассказывала, больше всего походило на страшную сказку, годную пугать не только детей, но и взрослых. Вот только не слышалось в голосе лекарки вдохновения, которое обычно сопровождает от начала и до конца выдуманные истории, а потому я верил каждому произнесённому слову. Даже если вера отчаянно сопротивлялась.
— И много бывает этих захваченных демонами?
— Одержимых? Думаю, что не очень. Хотя точно, разумеется, никто не знает. Демоны обычно появляются рядом с людьми, но, поскольку это всегда происходит в ночное время, многие попросту спят и не знают, какая беда прошла мимо.
— Значит, везёт лишь избранным?
Уголки губ лекарки печально приопустились, противореча смыслу ответа:
— Увы, нет.
— Увы?
— С первого дня, когда демоны начали приходить в мир людей и показали свою странную силу, люди стали искать оружие против них. А вскоре выяснилось, что для победы над противником нужно…
Вот эту истину я знал ещё со времени обучения. Горькая и суровая, она тем не менее всегда доказывала свою правоту. В любых обстоятельствах.
— Самому стать таким же.
— Да, — кротко согласилась Элса. — Но пускать в себя демона на его условиях было слишком опасно, и постепенно Цепь одушевления научилась обретать могущество иначе. Правда, примерно той же ценой.
Можно было не требовать продолжения: мне и так многое стало ясным. Но всегда лучше услышать объяснение из уст мастера прежде, чем начать строить собственные неуклюжие догадки.
— Защитников именно так и делают?
— Да. И они как раз носят в себе нескольких демонов.
— Но вы же только что сказали, это невозможно!
— Для человека, находящегося в полном сознании. Для того, кто желает сам.
— Хорошо… Вы говорите, демон исполняет желание? Так что же, неужели у Ньяны не нашлось ни одного сильного желания за всё это время?
— Вы недослушали, — мягко пожурила меня Элса. — Если коротко, то будущего защитника погружают в сон, во время которого его сознанием командуют извне. Мастер Цепи одушевления внушает спящему необходимое желание, потом выпускает демона. Демон не может устоять и проникает в плоть, изменяя её, но от духа тотчас же оказывается отрезан. Всё это повторяется столько раз, сколько нужно добавить свойств и способностей. Потом человек просыпается, но, сколько бы и чего он ни желал, демоны в его теле уже связаны исполнением других желаний. Не свойственных тому, кто стал защитником.
Поверить в то, что ни один из них не хотел быть самым сильным или самым проворным? Ерунда! Или же…
— Защитников ведь подбирают не случайным образом?
— Разумеется, — подтвердила мои опасения лекарка. — Нужны люди мягкие, добрые, незлобивые, такие, кто никогда по собственной воле не поднимет ни на кого руку даже в шутку.
Теперь понимаю, почему меня наперебой уговаривали потерпеть и подождать. Не представляю, сколько понадобится времени и сил, чтобы найти замену Ньяне.
— И они могут убивать демонов?
— Не демонов, а одержимых ими. Только одержимых. И если в миг смерти поблизости случайно окажется человек, охваченный желанием, демон способен перейти в новое тело.
Я невольно начал вспоминать сражение на лесной поляне. Мне вроде тогда ничего не хотелось, да и солдатам из форта было не до желаний, потому что зрелище нашим глазам предстало странное и непонятное. А вдруг всё-таки… Как бы проверить?
— Получается, демоны бессмертны?
Взгляд лекарки торжествующе сверкнул:
— Нет. И это ещё одна божья милость, дарованная людям. Любого демона можно убить.
— Каким же образом?
— Об этом знает только охотник на демонов. Он умеет убивать демонов и… подчинять их.
***************************************************************
***************************************************************
Последние слова Элсы прозвучали с таким неприкрытым сожалением и завистью, что я не мог не удивиться, но предпочёл оставить своё удивление при себе, а вместо того спросить:
— Разве Цепь одушевления этого не умеет?
Женщина скупо признала:
— Не умеет.
— Странно. Вы же столько всего знаете о демонах!
— Но мы слишком мало знаем о людях.
Теперь я совсем перестал понимать происходящее:
— А люди-то тут при чём?
— Посмотрите на меня, эрте. Внимательно. Вы поверите, если я скажу, что ещё совсем недавно носила в своём теле демона?
Я исполнил просьбу лекарки. Посмотрел. А верить мне было уже всё равно во что.
— Вы были защитницей?
— Нет, моя душа не настолько чиста, — рассмеялась Элса. — Не каждый человек может стать воином. Да и не нужно, чтобы все подряд только и делали, что воевали. Кому-то ведь требуется и залечивать нанесённые раны, не правда ли?
Да. Мой старый знакомец Гирм как раз и занимался чем-то подобным. Правда, его зелья скорее помогали избежать получения ран, и всё же в случае необходимости бритоголовый меднозвенник мог не только заточить и начистить лезвие, но и выправить погнутую кромку.
— И как в этом деле способен помочь демон?
— Было замечено… Не сразу, конечно, хотя, может, и сразу, только эти сведения долго хранились в тайне… Неважно. Было понятно, что демон изменяет плоть человека, но позже выяснилось, что и сама изменённая плоть способна влиять на окружающий мир. Особенно легко — на растения.
— Хотите сказать…
— Да. — Она поднесла ладонь к листьям ближайшего цветка, и я с удивлением увидел, как мясистая тёмно-малиновая бахрома потянулась к кончикам пальцев лекарки. — Соки изменённого тела, будучи усвоенными растением, воздействуют на него. В первом поколении изменения могут не проявиться, но у последующих возникают свойства, ранее невозможные и не существовавшие.
Я представил себе, как Элса плюёт на какой-то из кустов, а то и… М-да. Соков в человеческом теле много. Причём все разные. И наверняка каждый из них по-своему влияет на несчастную траву.
— Вы тоже пользовались плодом одного из таких растений.
Я невольно обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на ухмыляющуюся деревянную рожицу, но та уже расслабила черты и перестала напоминать человеческое лицо.
— Да-да, я говорю о бракке. Боевые посохи в древности как раз вырезали из ствола и ветвей юлони. Но, разумеется, они не обладали какими-то чудесными свойствами, кроме прочности и гибкости.
И уж точно не умели травить людей одним касанием.
— Что же сделали с этим деревом, чтобы получить… такое?
Лекарка лукаво сощурилась:
— Что вы видите на его стволе?
— Наросты.
— И на что они похожи?
— На… лица.
— Человеческие. А вернее, детские — поправила меня Элса. — Вот вам и ответ.
Я начал было представлять последовательность действий и едва не поперхнулся, ужаснувшись:
— Но как?!
Она качнула головой:
— Вам не стоит знать все подробности этого занятия. Могу только сказать, что оно не особенно приятно и не повторяется многократно.
— Но это дерево… Оно ведь в вашем саду? Значит, вы тоже…
Элса посмотрела на безлистный скелет в кадке с какой-то отчаянной любовью:
— Это моё детище, да. Но оно никогда не сможет дать побеги, которые нужны для создания настоящего бракка.
— Почему?
Мне вдруг подумалось, что произошла какая-то досадная случайность, но лекарка рассеяла опасения, сказав:
— Потому, что появилось на свет уже после чистки.
— Вас чистили?
Почему-то в отношении кроткой Элсы упомянутое действо показалось мне едва ли не кощунством.
— Да. Когда срок моей службы подошёл к третьему окончанию, я приняла решение уйти. О, вы не понимаете… Позвольте, объясню. Таков уж порядок, существующий давным-давно, со дня сотворения Цепей. Когда человек получает право стать Звеном, он перестаёт распоряжаться своей жизнью на долгие тридцать лет. По истечении первых и вторых десяти его заслуги и промахи рассматриваются на Внутреннем совете, и, если блага оказывается больше, чем вреда, Медное звено может стать Серебряным. А после и Золотым. Но может остаться неизменным, это уж как решит совет.
— И вы дослужились…
— До серебра.
— А из-за чего не дотянули до золота?
Лекарка стыдливо потупила взгляд:
— Уже после нескольких лет службы я поняла, что не хочу навечно оставаться одной из цепных. А Золотые звенья в отставку живыми не уходят. Только посмертно.
Ого. Значит, их должно быть очень мало. И многие из них, если не все, наверняка обладают дурным характером. Но не всегда же нужно ждать так долго, чтобы получить золотой знак? Керр, золотозвенник, с которым я разговаривал в столице, не настолько стар. А если уж завести разговор о Кифе…
И тут мне очень ясно вспомнилось, с каким удовольствием длинноносый говорил о вынужденном отдыхе. А ведь парню чуть больше двадцати лет от роду, и уже никакой надежды в будущем стать свободным от службы… Печально. Правда, у меня самого положение примерно такое же, если не хуже. Особенно мерзко, что подписался я на него сам, совершенно добровольно, хотя и по неведению. Впрочем, вряд ли Кифа тоже кто-то счёл нужным предупредить о последствиях повышения, а тот по молодости лет не постарался разузнать всё заранее.
— Итак, вы прослужили тридцать лет и ушли?
— Именно так.
Хм. Если я ничего не путаю, лекарке должно быть сейчас за пятьдесят. А выглядит она дай Бож! Не старше Ньяны.
Видя моё замешательство, Элса чуть укоризненно напомнила:
— Цветы, что растут здесь, дают… давали материал для чудодейственных мазей, позволяющих казаться молодой много-много лет. Неужели вы думаете, что я сама не пользовалась плодами своего труда?
И то верно. Впредь, пожалуй, не стану восхищаться женской красотой, пока не узнаю, откуда она взялась.
— Вы были хорошим мастером. И вас просто так отставили от службы?
— С возрастом жизненные силы покидают нас, а соки тела истощаются. Разумеется, меня могли бы задержать на службе и дольше, если бы появилась такая надобность, но я приносила бы всё меньше пользы, и вскоре Цепь должна была бы содержать меня, а не жить за счёт моих трудов.
Разумно. Только немного странно, что столь опытное Звено отпустили, не позаботившись о сохранности тайных знаний. Или всё же позаботившись?
— Вам ведь наверняка известны многие секреты.
— И вам тоже, — улыбнулась Элса, — Вы же были сопроводителем, значит, должны знать и уметь намного больше, чем обычный солдат. Но скажите, что проку вам сейчас в тех навыках, которые тело могло применять только под воздействием особых снадобий?
Уела.
Да, я мало что могу повторить из прошлого. А большая часть повторенного окажется никуда не годной насмешкой. Пусть мне известно, как быстро и просто убивать людей, но в руках больше нет смертоносного и всецело преданного мне бракка, а тело стало неповоротливым и ленивым. Вообще неизвестно, на что я теперь гожусь.
— И как давно вы ушли со службы?
— Прошло больше трёх лет.
— А цветочки не выглядят настолько старыми.
Лекарка удовлетворённо прищурилась:
— Подмечаете то, что нужно. Да, это новые всходы. Нескольких месяцев роста.
— Недовольство вашими мазями появилось только совсем недавно. Что же было раньше?
— Вы должны были по собственному телу заметить, что снадобья выводятся не за один день. Так же и со следами демонов: ещё какое-то время после чистки плоть сохраняет память о том, что в ней находилось. И старается соответствовать воспоминаниям. Но они постепенно стираются, пока не исчезнут вовсе… И то, что мой товар начал терять прежние свойства, означает совсем скорое расставание с наследием демона.
— Значит, вы больше никогда не сделаете ничего чудесного?
Вопрос вырвался сам собой, потому что я вдруг почувствовал острую жалость по утратам. И своим и чужим.
— Если Бож даст, сделаю. Но теперь я буду творить чудеса не отдельно от тех, кто пользуется моими снадобьями, не по собственной воле, не допускающей возражений, а совместно со страждущими. По взаимному согласию.
Наверное, так правильнее. Но, Боженка меня подери, странно и грустно сознавать, что тебя спихнули со ступеньки, от которой до неба оставался всего один шаг!
— Не жалейте, — полупопросила-полупредложила Элса. — Демоны дают многое, но отнимают ещё больше.
— Отнимают?
— И ещё как. Чем дольше демон остаётся в человеческом теле, тем глубже его когти проникают в душу. А когда смогут сомкнуться друг с другом, душа умирает.
— А тело?
— О, оно продолжает жить! Иногда очень долго. Но в таком теле демон — полновластный хозяин, и его более не сдерживают никакие обязательства. Представляете, что он способен сотворить с плотью, если будет действовать по собственному разумению и в собственных целях?
Я попробовал представить. Получилось плохо. Наверное, потому, что от обилия возможностей закружилась голова.
— Похоже, вы поняли, — заключила лекарка.
Да. Демоны страшны, опасны, жестоки, но… соблазнительны.
Трудность лишь в том, что в распоряжение человеку дано одно-единственное желание. Легко пожелать стать сильнее всех, быстрее или умнее, а если хочется всего и сразу? Как тогда быть? Надо желать каким-то особым образом, чтобы совместить все заманчивые возможности в одной просьбе. Интересно, возможно ли такое? И, если возможно, кто-нибудь и когда-нибудь, задававшийся тем же вопросом, что и я сейчас, уже попробовал исполнить не одно желание, а множество?
— Ну как, приняли решение?
Я растерянно нахмурился:
— Решение?
— По поводу письма, которое лежит в вашем кошеле.
Ах да, негодование некой Роханны Мон… На него нужно ответить. Чем я, пожалуй, и займусь, пока впереди целый божий день.
— Она может потребовать вернуть уплаченные деньги.
— Пусть. — Элса извлекала из складок платья и протянула мне кошелёк. — Возьмите. Здесь сверх того, что заплачено. Разумеется, покупательница не будет удовлетворена, но у неё, по крайней мере, не останется повода заявить, что потратилась зря.
Пожалуй, старуха будет просто в ярости, когда узнает, что источник молодости иссяк. Я бы тоже разозлился. Но против слова Смотрителя она не пойдёт. Проглотит любое моё решение. Только бы ещё удалось слова подобрать пожёстче, чтобы ни у кого даже мысли не возникло перечить.
Лекарка, внимательно наблюдавшая за мной все последние минуты разговора, поднялась с лавки и ловко повязала шарф на голову, словно показывая, что беседа окончена. Однако когда я повернулся, чтобы уйти, то услышал тихое, но явственное:
— А когда наконец что-то понимаешь, главное — не останавливаться.