Интересно, что в новом мире считалось нормой начинать свой день с кофе. Дескать, терпкий аромат, горечь на языке и заряд бодрости придадут зачину утра особый шарм, что продержится минимум до обеда. А там уже можно подкрепиться чаем или энергетиком, на выбор.
Для шиноби мира Тен-Тен это было непозволительно. Кофеин оставлял после себя спутанное сознание и перевозбуждённую систему чакры, вырабатывающую неправдоподобно много энергии. Тен-Тен знала несколько историй, когда выпитый литр кофе спасал жизнь шиноби на задании, но при этом практически в лохмотья разрывал его чакросистему. Мало приятного.
Чай, кстати, не обладал тем же влиянием на кейракурей, что и кофе. Загадка.
Свою нелюбовь к кофе Тен-Тен перенесла и в новый мир. Тело Хлои реагировало на запах, как наркоман со стажем. Едва Тен-Тен ощущала отголосок кофейного аромата, как рот у неё наполнялся слюной, глаза в блаженстве закатывались, а губы расслаблялись в ожидании божественного глоточка.
Сознание при этом кривилось в привитом отвращении. Тен-Тен вспоминала горечь и терпкость напитка, и ей становилось практически физически плохо. Негативная реакция подкреплялась печальным опытом: однажды и сама Такахаши попала в такую передрягу, что спастись удалось только благодаря горсти кофейных зёрен и насилию над системой чакры. Всё закончилось благополучно; Тен-Тен благодарила богов за то, что взяла специализацией оружие и бой вместо эффектных техник, завязанных на чакру. Будь иначе, после кофейного инцидента она могла бы попрощаться с карьерой ниндзя.
Вместо кофе Тен-Тен предпочитала бег. Она любила свои утренние пробежки и никогда не пропускала подряд больше дня. Даже во времена болезни и тяжёлого восстановления после ранений Тен-Тен находила в себе силы собраться и выйти на улицу.
Наверное, в команде учителя Гая все были немного отбитые на голову. Рок Ли тоже тренировался с переломанным позвоночником. Неджи занимался до костяшек кулаков, стёсанных до кости. Учитель и в инвалидной коляске оставался одним из сильнейших шиноби своего поколения. Вот и она не отличилась.
Даже после смерти Неджи их продолжали называть командой монстров. Мелочь, но до чего же приятно!
Пятница была прекрасным днём, чтобы продолжить кормить свою утреннюю привычку. Тен-Тен проснулась в приподнятом расположении духа: в своих снах она провела много интересных минут наедине с Лукой и его змеиным языком; она любила, когда сознание дарит ей сны со взрослым содержанием и большой чувственностью. К сожалению, в реальности с этим у Тен-Тен были большие проблемы.
После привычного утреннего моциона Такахаши направилась было в гардеробную за спортивным костюмом. Вот только на выходе из спальни её перехватил Жан.
— Доброе утро, мадмуазель. Месье Буржуа пожелал позавтракать с вами.
— Утро было добрым до этого мгновения, Жан-Поль.
— К сожалению, отказ не принимается.
Тен-Тен хмыкнула. Ей было интересно спросить, какими санкциями может пугать дочь Андрэ, но такой вопрос всё-таки выбивался из трещащего по швам образа Хлои. Поэтому в гардеробной она переоделась в повседневную одежду, — джинсы, футболка, мягкий кардиган, — захватила балетки и направилась к лифту.
Жан шёл следом. Он не поинтересовался пожеланиями Тен-Тен по поводу завтрака, как он делал ранее, да и вообще больше не произнёс ни слова. В молчании он проводил Тен-Тен до столовой, где она впервые встретила Андрэ, и исчез, как профессиональный шиноби.
Андрэ выглядел, казалось, точно как в прошлый раз: серый, невыразительный человек в дорогом пепельном костюме. Только сейчас в микровыражении его лица Тен-Тен могла видеть какую-то тревогу.
Вряд ли у него на самом деле развился геморрой, как Такахаши говорила на приёме. Значит, какие-то неприятности в деньгах — единственной жизненной сфере, которая, казалось, имела для него значение.
Тен-Тен изучала жизнь Андрэ Буржуа по доступным источникам. Поскольку он был личностью публичной, с этим проблем не возникало: интернет хранил в себе тонны и хороших, и плохих историй о сером человеке. Из интересного: он был замечен с несовершеннолетней девицей, — не доказано, но фотки убедительные, — его жена Одри Буржуа сбежала в Америку при первой возможности почти сразу после пятилетия Хлои, — было много догадок почему, — его акции как бизнесмена сильно просели в последнее время, и вряд ли его переизберут мэром на следующий срок.
Андрэ, несомненно, сделал себя сам. Из никому не известного студента он вырос до политического деятеля, управляющего премиальным отелем в Париже. Сумма ежегодного дохода превышала все мыслимые пределы, и Тен-Тен не понимала, куда можно тратить такие деньги. Такахаши никогда не была богачкой, хотя и родилась в семье преуспевающего торговца.
Тен-Тен без приветствия села за стол, уже накрытый к моменту её прихода. Она опять оказалась максимально далеко от Андрэ, на противоположной стороне роскошного тёмного дерева. Интересно, специально ли мужчина так дистанцировался от собственной дочери, или же это было его подсознательным стремлением?
Всё ещё не начиная никакого разговора, Тен-Тен осмотрела предложенный завтрак. Под огромным железным блюдом оказалась тарелка клейкой овсянки с бананами. Утро стало ещё менее приветливым: Тен-Тен терпеть не могла овсянку, ни в каком виде. Даже овсяные печенья казались ей отвратительными.
В её биографии был довольно позорный момент, когда она по дурости закрылась на складе, который было нужно подорвать. Это был огромный подвал, полный сухих овсяных хлопьев и шелухи… и просидела она там почти неделю. Благо, у неё были напарники, которые вытащили её оттуда, и стратегический запас воды и спичек.
Но с тех пор она ненавидела овсянку и предпочитала голодать, чем есть её.
Андрэ, напротив, предпочитал эту склизкую массу. Серый человек умел есть: во время трапезы с его лица отхлынули все заботы, волнения и тревоги. Осталось только наслаждение едой.
Вяло ковыряя фрукты в каше, Тен-Тен болтала ногами и едва не считала секунды. Заметив, что обычная скука перерастает в раздражение, она отрешилась от реальности и расслабила ум. Не было никакого смысла злиться на серого человека. Вполне возможно, именно такой реакции он от неё и добивался.
Андрэ неспешно закончил завтрак, залив кашу сверху крошечной чашечкой ядрёного кофе. Тен-Тен не притронулась к предложенной еде, но зато успокоила разум во время незапланированной медитации. Созерцание — один из принципов сохранения себя.
Безликий учитель в академии называла медитацию одним из основных умений ниндзя. Согласно учебникам, шиноби всегда должен оставаться собой, в любой ситуации; гнев, раздражение, чрезмерная печаль или другие сильные эмоции подавляли твою идентичность и делали тебя животным. Тен-Тен не была согласна с предложенной теорией: согласно ей, собой оставались только вечно спокойные монахи, которых не трогали мирские заботы. Но когда же в таком случае жить?
И тем не менее медитация помогала сохранять здравый, холодный рассудок и не действовать сгоряча. Благодаря спокойному разуму ниндзя мог анализировать ситуацию, словно он наблюдает за ней снаружи и всё происходящее его не касается. Если бы Тен-Тен дала волю раздражению из-за отменённых планов на утро и ненавистной овсянки, она бы потерялась в нём и не заметила напряжения Андрэ.
Повезло ей, что она с детства обладала довольно спокойным нравом. Тому же Наруто медитации давались с большим трудом.
Тен-Тен не начинала разговор, предоставив право первого шага Андрэ. Отец Хлои тоже тянул время как мог, но Такахаши в этом была опытнее: всё же разница между ней и Буржуа оказалась в районе полувека. По-хорошему, Андрэ ей во внуки годился, если так подумать.
В столовую, прерывая гнетущую тишину, вошла работница отеля: миловидное личико, светлые волосы и униформа, которая явно использовалась девушкой для постельных игр — если судить по не до конца выведенным пятнам. В руках девушка несла коробочку размером с две ладони и высотой около десяти сантиметров. Своё подношение она оставила рядом с правой рукой Тен-Тен.
Такахаши посмотрела на Андрэ и подняла брови. И серый человек наконец сдался:
— Ты же помнишь про сегодняшнюю встречу с моими бизнес-партнёрами, Хлоя? Я хотел бы, чтобы ты надела на неё этот браслет.
Тен-Тен открыла коробочку и вытащила украшение на свет. Золотой браслет, слишком массивный для тонкого запястья Хлои, выглядел бы на её аккуратной руке настоящим чудовищем. Само украшение было вполне симпатичным, но рассчитанным не на девушку, а на даму в возрасте около пятидесяти.
Браслет переливался золотом. Множество камней, вплавленных в металл, словно светились изнутри. Даже тусклого освещения столовой им хватало для того, чтобы показывать все грани своего великолепия. Это украшение было истинным предметом искусства, да и к тому же не новым — на боках браслета Тен-Тен заметила крохотные вмятины и царапинки, говорившие о раннем использовании.
— Это подарок?
— Нет. Браслет… нужно будет вернуть.
Тен-Тен посмотрела на Андрэ, как на дождевого червяка — наверняка Хлоя после этих слов попыталась бы высказать всю степень своего неудовольствия. Насколько же плохи дела у Андрэ, если он не может купить дочери такой вычурный браслет?
Или, может, в этом мире была нормальна аренда украшений? Среди знати страны Огня такое практиковалось, но нечасто: было бы глупо показывать себя как бедняка, если одно и то же украшение мелькнёт не просто на двух разных раутах, но и на разных людях.
— Ты его даже не купил, — протянула Тен-Тен, крутя браслет в руках. — И просишь меня всем его демонстрировать? Типа, будто купил?
Андрэ попытался выдавить поощрительную улыбку, но вышла только кривая ухмылка.
— Именно. Ты у меня умная девочка. И будь поласковее с инвесторами, от них зависит и твоё будущее.
Такахаши не знала, насколько эти слова правдивы, так что просто кивнула. В этом мире было сложно устроиться без образования или предпринимательской жилки; первое стоило денег, очевидно у Хлои не имеющихся, вторым Тен-Тен была обделена с рождения. Правда, всегда можно было податься в наёмники: здесь и умений, и опыта у Тен-Тен хватило бы на десятерых… но как-то не хотелось.
Вот убиваешь ты кого-нибудь, а его супруг-дочь-отец-близкий акуманизируется в какую-нибудь собаку-охотницу. И хоть в дёгте купайся, чтобы перебить свой запах — всё равно учует. Дело ведь уже не в физических проявлениях мира, а в энергетических. В магии, как говорили здесь.
Хотя, если прикончить сначала Бражника, а потом отдать его Талисман кому-нибудь другому… в идеале, тому, кто будет должен Тен-Тен или же как-то зависим от неё… но это всё пока из разряда мечтаний. Она ещё даже не была уверена в личности Бражника, — не на все сто процентов, — чтобы строить такие шаткие долгосрочные планы.
— Так мы договорились?
Тен-Тен подняла браслет на уровень лица и посмотрела на Андрэ через золотой круг. Серый человек хорошо держал лицо для гражданского: сразу видно политика, привыкшего обманывать не одного, а многих.
— А что мне за это будет?
— Твоего счастливого будущего недостаточно?
Положив браслет обратно в коробку, Тен-Тен закрыла золотой блеск крышкой и откинулась на спинку стула.
— Папуль, ну каждый раз одно и то же ведь! «Хлоя, будь милой!» «Хлоя, скажи то-то и то-то!» «Хлоя, улыбнись тому человеку!» И каждый раз ты говоришь, что от этого зависит моё счастливое будущее и свадьба с Адрианчиком! Но ничего не меняется!
У Андрэ дёрнулась щека. Тен-Тен всплеснула руками, входя в раж девочки-транжиры, и принялась расписывать, какая она несчастная без последних коллекций одежды, без настоящих украшений, — а не этого арендованного непонятно что, — и вообще без гаджетов. Вот у Адрианчика новый телефон появился, а у неё что? Пока она подводила папеньку Хлои к мысли о «зарплате», Тен-Тен встала из-за стола и принялась ходить по комнате, постепенно приближаясь к мужчине.
Уловив суть, Андрэ от речи не-дочки аж выдохнул. Он достал кошелёк из внутреннего кармана пиджака и принялся отсчитывать купюры. Тен-Тен, не прекращая словесного излияния, нагло выхватила у серого человека кошелёк и вытащила всё, что там было из налички. Быстренько поцеловав мужчину в щёку, она заверила его, что всё, конечно же, будет хорошо, и вообще, ей пора одеваться в школу, и Сабринчик наверняка её ждёт, и…
— Какая Сабрина? — нахмурился Андрэ. — Сегодня разве не пятница?
— Ну пятница. А что?
— Сегодня день профориентации, Хлоя. Так что оденься посимпатичнее, собрание инвесторов начнётся раньше, чем общий сбор, — заметив непонимание Тен-Тен, Андрэ закатил глаза. — Большинство моих инвесторов — родители твоих одноклассников! Поэтому я и говорил тебе с ними подружиться! Особенно с Куртцбергом, не помню его имени.
Тен-Тен пожевала губу и спрятала деньги в карман джинсов. Интересно, почему Хлоя не выполняла просьбу-приказ своего отца и просто натравила против себя весь класс. Может, она так протестовала? Или пыталась хоть как-то подгадить равнодушному папочке?
— Всё будет чики-пуки, папуль, не переживай. Или я не Хлоя Буржуа!
Интуиция внутри противно тренькнула, и Тен-Тен поспешила выйти из столовой. Учитывая, что она не Хлоя Буржуа… кажется, вечером её ожидают проблемы.
Сабрины утром действительно не предвиделось. Вместо неё лимузин вёз в школу Андрэ. Во время утомительных минут до коллежа серый человек продолжал попытки обработки доченьки: в ход пошли манипуляции родственной связью, деньгами и положением; не забыл Андрэ и про потерянные из кошелька купюры, давя на то, что деньги за «ласковость» Хлоя уже получила. Тен-Тен рассеянно кивала невпопад, раздражая мужчину, и иногда переспрашивала, играя на его нервах.
Хлоя — действительно ценный актив для её отца. Печально, но не удивительно.
Чтобы поездка не проходила совсем уж бесполезно, Тен-Тен решила поинтересоваться насчёт особенного внимания Андрэ к Куртцбергу. К её удивлению, мужчина ответил, и довольно подробно:
— Его отец владеет центральной галереей Парижа. Знала бы ты, дочка, сколько сделок там совершается, — Андрэ мечтательно вздохнул и взял из бара сладкую газировку. — И сколько там совершил я. Если у тебя хорошие отношения с Куртцбергом, то, считай, ты в шоколаде. Он всегда похлопочет за тебя, посоветует, с кем вести дела, а с кем нет… ты же дружишь с его дочерью?
— У него сын.
— Не имеет значения. Главное, чтобы у вас были хорошие отношения, остальное вторично. А теперь доставай браслет. Нет-нет, не надевай, вдруг погнёшь.
Тен-Тен подняла брови.
— А как я, по-твоему, должна всем его показать? Он же в коробке, папуль!
— Ну… как-нибудь. Придумай что-нибудь, только аккуратно. Я его не в аренду брал, а по договорённости, так что вернуть его надо в том же состоянии, в котором он сейчас.
Тен-Тен кивнула, хотя в её голове не было ни единой мысли, как провернуть подобное. Показать украшение всем, включая родителей её одноклассников, но при этом не носить… задачка не из очевидных. Она не витрина всё-таки, и не манекен.
И вообще, Андрэ окончательно упал в её глазах. Вряд ли он хотя бы подумал в сторону посещения коллежа Хлои, если бы родители её одноклассников не были ему нужны. В этом сером человеке не было ни капли любви по отношению к собственной дочери; вполне возможно, что Одри, мать Хлои, также не получала никакого эмоционального отклика, а потому и уехала от семьи аж за океан. Тен-Тен могла её пожалеть, если бы эта светловолосая стерва не относилась к дочери даже хуже, чем Андрэ.
Самые большие душевные травмы Хлоя получила отнюдь не от отца. Но под рукой был именно Андрэ, так что Тен-Тен старалась изо всех сил, потихоньку изводя и без того нервного мужчину. Слово здесь, намёк там — и поездка в шикарной машине превращается в пытку. Воздух становится спёртым, духота негативных мыслей поглощает сознание, из-за чего подскакивает давление и начинается нервная дрожь… Тен-Тен смотрела на красного Андрэ, пытающегося преодолеть собственную панику, и совсем ничего не чувствовала.
Вот Ино — она любила доводить людей. Ей нравилось, когда от её нежных ручек или мягкого голоса взрослые мужчины ходят под себя, как неразумные дети. Как таращатся их глаза, практически вылезая из орбит. Как отнимается от страха и ужаса язык, и приговорённые к пыткам пытаются сказать хоть что-то.
Ино ловила от этого настоящий кайф. Дома же она была мягкой, податливой и очень ласковой. Учитывая, что из её мужа весь подростковый возраст пытались выжечь эмоции, брак у Ино был крайне гармоничный.
Тен-Тен не любила пытки и использовала их в крайних случаях. Она предпочитала не брать пленных и решать все вопросы либо по-тихому, без привлечения сторонних участников, либо в бою. Это не всегда получалось.
Так что она учила психологию, расспрашивала Ино про методы воздействия и запоминала все приёмы. Вот и пригодилась наука.
К моменту, когда они приехали к коллежу, Андрэ едва не хватил сердечный удар. Тен-Тен спокойно вышла из машины следом за папенькой Хлои, что едва не вывалился из лимузина. От переживаний за собственный бизнес и деньги Андрэ укачало, но от рвоты он удержался.
Жаль.
Тен-Тен пошла в класс, не дожидаясь, пока «родитель» придёт в себя. Она доводила его исключительно из-за раздражения. Не от пропущенной пробежки, но за Хлою, которую всю жизнь использовали, точно красивую куколку.
А дальше что было бы? Он бы начал подкладывать девочку под своих «бизнес-партнёров»? Укрепление связей, ничего не скажешь. Как же это… мерзко.
Медовые куноичи действовали такими же методами, однако это было их профессией и сознательным выбором. Девушка никогда не становилась медовой без желания или острой нужды: слишком большой отдачи требовало это направление искусства шиноби. Да и смертность среди медовых была высокой. Как, впрочем, среди ниндзя в общем.
В классе Тен-Тен ожидала не только Сабрина, но и очередной отравленный напиток. Рыжая, завидев вошедшую Хлою, вскочила из-за парты и замахала рукой. Словно Тен-Тен не знала, куда ей идти. Усевшись за парту, Такахаши поставила перед собой коробку и принялась поправлять пучок.
— Я тебе сделала цикорий. Без сахара, но сладкий, с заменителем. Ноль процентов калорий, сто процентов пользы!
Голос у Сабрины на последнем слове дрогнул, но практически незаметно. Тен-Тен ничего не ответила рыжей, продолжая возиться с волосами: за время поездки в лимузине пучок, сделанный ещё утром, превратился в ничто. Его необходимо было перевязать и закрепить намертво.
Рядом с Сабриной сидели её родители, скупо поздоровавшиеся с Хлоей. Шевелюрой рыжая пошла в отца, а вот фигурой — в мать. Отец Сабрины был одет в полицейскую форму, туго обтягивающую выдающийся живот, тогда как мать носила поверх повседневной лёгкой одежды медицинский халат.
Что же, вот ещё одна деталька мозаики. Если мать у Сабрины медик, то рыжей становится намного проще достать какой-нибудь яд. Интересно только, чем она всё же травила Хлою.
Подошёл Андрэ, слегка вернувший самообладание и светлый тон лица. Он с благодарностью принял стакан с цикорием и выпил его практически в два глотка. Ужас на лице Сабрины стоило видеть; если бы Тен-Тен могла, она бы запечатлела это выражение на фото.
Интересно, что ни мать, ни отец Сабрины никак не отреагировали на выпитый цикорий. Не знали? Или им было всё равно? Мать рыжей немного нервно поглядывала на Андрэ, но Тен-Тен на её лице не видела реального страха. Больше было похоже на опасение. Причём боялась женщина не столько Андрэ, сколько чего-то, что было с ним связано.
Тот же взгляд доставался Хлое. Женщина улыбалась и расспрашивала Тен-Тен о самочувствии, но в глазах у неё была привычка бояться. Вечное напряжение тушканчика, который обязан испытывать страх, чтобы выжить.
Смешно, что щёки у матери Сабрины, — да и у самой рыжей, — были действительно хомячиными. Круглыми.
Тен-Тен лениво достала браслет из коробки и принялась вертеть безделушку в руках. Сабрине она запретила даже пальцем трогать украшение. Наверняка Хлоя поступила бы так же: ведь это золотое убожество дал ей любимый папуля! Андрэ настраивал отношение дочери к себе, как сямисэн — по чуть-чуть за каждый разговор. И в итоге струны души Хлои звучали в унисон с его желаниями и прибылью.
Буржуа покровительственно хлопнул отца Сабрины по плечу и улыбнулся — так, чтобы рыжий сразу понял, кто здесь главный, и почему.
— Ну что, Роджер, надеюсь, вы подлатали дыры в отделе?
Названный Роджером нервно рассмеялся и принялся уверять Андрэ, что да, конечно, он за всем проследил. При этом ни Тен-Тен, ни Буржуа, ни даже жена полицейского ему не поверили. Что бы ни натворил Роджер и его люди в «отделе», решено оно не было.
И Андрэ был этим доволен. Вероятно, ему было необходимо влиять на Роджера хоть как-то. Судя по форме, толстячок состоял в полиции… и вряд ли был на последних местах, обычные оперативники никогда не могли похвастаться такими животами. Нет, жирочек появлялся только на сытых, спокойных должностях, а не во время полевой работы.
Словесный водопад был прерван мадам Бюстье. Ну что за засилье рыжих? Натан, Аликс, — в какой-то степени, семья Сабрины, учительница… слишком много огненных волос вокруг.
— Так, все собрались? Хм, вижу. Адриан, ждём ещё пять минут, и начинаем.
Посмотрев на Агреста, Тен-Тен ощутила укол в сердце. Адриан улыбался той самой болью, что она видела на плакатах. Габриэля Агреста рядом не было. Человек, пришедший на благотворительный вечер Андрэ Буржуа, не появился на уроке профориентации собственного ребёнка.
Она встала из-за парты и решительным шагом направилась в сторону Адриана. Ребёнку было необходимо утешение, хоть от кого-нибудь. Рядом, конечно, была Маринетт — слишком слабая, нерешительная, боящаяся лишний раз посмотреть на своего кумира Ледибаг. Ничто без красного костюма в чёрную точку.
Хотя, может, Тен-Тен просто была раздражена на девочку из-за её чёрно-белого мировоззрения. Ну и ещё Маринетт ассоциировалась у Такахаши с болью: уже две акумы, с которыми должна была справиться Дюпэн-Чэн, практически убили попаданку. Плохо же Ледибаг справляется с обязанностями супергероини.
Адриан со своего места выдернулся, как морковка. Тен-Тен протащила парня за собой прочь из класса, и изо всех сил захлопнула дверь. Потом она развернулась к растерянному мальчишке, упёрла руки в бока и наклонилась вперёд.
Агрест отпрянул, но совсем немного. Тен-Тен прищурилась и цокнула языком.
— Тебе срочно надо начинать пить антидепрессанты, если непоявление дяди Гейба так на тебя влияет.
В Агресте после этих слов словно выключили лампочку: опустились плечи, стухла искорка в глазах. Губы сложились сначала в улыбку, но затем уголки дрогнули раз, другой…
Тен-Тен схватила Адриана за руку и потянула на себя. Парень не сопротивлялся, когда она обняла его. Только скрючился ещё больше, чтобы уткнуться лицом в чужое плечо — мальчишка пошёл в отца и был на полголовы выше Хлои.
Он не плакал, только очень глубоко и размеренно дышал и жмурился. Тен-Тен гладила Адриана по спине и пыталась хоть как-то облегчить чужую боль. Но что может быть хуже боли предательства от человека, которого ты любишь?
— Он обещал… он ведь обещал, Хло.
Тен-Тен вздохнула.
— Все они обещают. Мой папаша вообще пришёл сюда бизнес налаживать, а не из-за меня. Твой хотя бы не играет добренького простофилю.
Адриан так вцепился в кардиган Тен-Тен, что девушка чуть было не попрощалась с удобной мягкой вещью. Теперь плечи Агреста тряслись не от сдерживаемых слёз, а от более дурного настроения — злости или, может быть, даже ненависти.
С этим надо было что-то делать. Вряд ли, конечно, Адриан акуманизируется: во-первых, Габриэль, — если он-таки Бражник, — всё же худо-бедно заботился о своём сыне и не стал бы впускать в него демона; во-вторых, Адриан слишком привык к жизненным разочарованиям, раз его боль вплелась даже в тень от его улыбки.
Тен-Тен слегка освободила руки и положила ладони на чужие бока. Потом слегка пошевелилась кончиками пальцев, проверяя реакцию. Удостоверившись, что мышцы сокращаются даже от небольшой стимуляции, Тен-Тен с демоническим хихиканьем принялась щекотать Адриана под рёбрами.
Парень икнул, попытался вывернуться и заржал, как молодой жеребёнок. Тен-Тен не переставала щекотать изворачивающегося Агреста, пока тот не стал молить о пощаде и икать. На всё-про всё — чуть больше двух минут. И плохого настроения как не бывало.
Адриан пытался отдышаться и улыбался. В его глазах снова появилась искорка, кончики ушей покраснели, а выбеленные зубы сверкали не хуже золотого браслета Андрэ. Вот только тон лица как был — так и остался идеально-ровным.
— Тон? — удивился вопросу Агрест. — Так макияж же… корейская косметика.
Тен-Тен почувствовала, как у неё дёрнулась бровь. Взгляд Адриана упал на девичье плечо — то самое, о которое он тёрся лбом в попытке успокоиться. И Такахаши была уверена: если бы не пресловутая корейская косметика, она бы увидела, как Агрест побледнел.
— Я оплачу химчистку.
— Это не спасёт тебя от скоропостижной смерти. Мой бежевый кардиган!
— Ну, посмотри на это с другой стороны. Мой тон практически совпал с ним по цвету!
Не слушая ответных возмущений, он быстренько открыл дверь класса и скользнул внутрь. Тен-Тен ухмыльнулась на такое ребячество и, вздохнув, зашла следом.
Мадам Бюстье уже вовсю вела урок профориентации. Судя по довольным лицам Алекс и Натана, их родители успели представить собственные профессии. Интересно, что рассказал отец Куртцберга. Вряд ли он упоминал про дополнительный доход от своей знаменитой галереи.
Тен-Тен села рядом с Сабриной, поймав очередной запуганно-обречённый взгляд её матери. После краткого столкновения взглядов мадам Ренкомпри улыбнулась, словно ничего не происходило. Вполне вероятно, настоящая Хлоя это бы проглотила.
Итак, что Тен-Тен имела в сухом остатке. Мать Сабрины боялась чего-то со стороны Андрэ и Хлои. Она была медиком, — предположительно, всё же белые халаты носили не только врачи, — с более или менее открытым доступом к различным интересным веществам. Сабрина, по крайней мере, эти вещества могла относительно спокойно взять и использовать для отравления Хлои.
При этом Сабрина не особенно хотела делать то, что делала. Возможно, раньше, пока молодая Буржуа была жива, она действовала с большим энтузиазмом, руководясь собственной злобой. Сейчас же Тен-Тен читала на её круглом личике почти те же отголоски страха, что были в морщинках её матери. Сабрина уже не особенно хотела травить Хлою. Но при этом всё равно принесла сладкий от яда цикорий.
Интересно, как отреагирует организм Андрэ на незапланированную дозу яда? Пока мужчина выглядел вполне спокойно, разве что у него слегка покраснело лицо и участилось дыхание. Вполне возможно, доза яда была не критической… но достаточной, чтобы Андрэ вскоре начал чувствовать недомогание.
Смешно вышло, на самом деле: судя по всему, Сабрина, сама того не желая, проводила привыкание к яду для Хлои. У шиноби была такая практика, когда ниндзя сам начинал травить себя крошечными дозами потенциально-смертельного вещества. Постепенно вырабатывающаяся привычка организма не давала впоследствии его отравить в бою. Была, правда, и другая сторона этого метода: сидящий на яде должен был принимать его постоянно. Пропущенная доза могла привести к смерти так же, как и принятая для здорового человека.
Тен-Тен снова достала браслет из коробки и начала ощупывать выступающие камушки. Надо же, какая забавная мысль пришла к ней в голову. А что, если Сабрина, испугавшись собственных действий, просто прекратила давать Хлое привычную дозу яда? Вот и причина для смерти, если организм Буржуа успел привыкнуть к нетрадиционной добавке.
Воистину, жалость убивает. Если уж решилась на что-то, Сабринчик, то не трави душу: или сделай сразу, или не сомневайся после принятия решения.
К доске вышла Маринетт с отцом. Матери не было: как объяснил Томас Дюпэн, его жена Сабина сейчас была занята в пекарне, которую семейство обожало всей душой. Короткий рассказ про ранний подъём и готовку тортов сопровождался раздачей круассанов. Очень своевременно, потому что Тен-Тен из-за папаши Хлои так и не позавтракала.
Вот только, так и не дойдя до парты Буржуа, Маринетт запуталась в собственных ногах и эпично навернулась. Круассаны с подноса разлетелись во все стороны, Тен-Тен даже не успела схватить себе хотя бы одну булочку. Желудок девушки издал возмущённый рык, рот предательски наполнился слюной. Еда ушла буквально из-под носа, источая восхитительный аромат свежего сладкого теста.
Круассаны разлетелись, поднос шлёпнулся прямо на парту перед Тен-Тен. Такахаши, конечно, не испугалась, но сделала вид, что это произошло: золотой браслет, провожаемый паническим взглядом Андрэ, выпал из длинных пальцев Хлои и закатился под парту. Тен-Тен с внутренней усмешкой подмечала, как красное лицо папеньки бледнеет и снова возвращается к красноте.
— Ну конечно, Дюпэн-Чэн, ты ничего не можешь сделать как следует, — протянула Тен-Тен, небрежно отодвигая от себя поднос.
Маринетт вспыхнула, но ничего не ответила. Пока она собирала разлетевшиеся круассаны, Тен-Тен заглянула под стол… и замерла. Браслета не было. Хотя она точно слышала, как побрякушка шлёпнулась вниз, покатилась и… и всё. Судя по звуку, он не мог укатиться слишком далеко, не дальше её парты. Но его не было!
Тен-Тен выбралась из-за парты, пихнув Маринетт. Дюпэн-Чэн снова чуть не рассыпала уже ни на что не годную выпечку, но Такахаши было на это плевать. Учитывая, что папаша находился под действием умеренной дозы яда, пропажа важной побрякушки могла привести к сердечному приступу или ещё чему похуже.
Этого ей было совершенно не надо. Во-первых, Тен-Тен была банально не готова прощаться с состоянием: вряд ли Андрэ озаботился подходящим для её намерений завещанием. Во-вторых, Андрэ был злом привычным, а вот Одри Буржуа — незнакомым, и встречаться с этой стервозной женщиной Тен-Тен не имела никакого желания.
Вот совершенно никакого!
Андрэ не вовремя решил вспомнить, что у него есть дочь, и окликнул её:
— Хлоя, ты что делаешь под партой?
Ей не оставалось ничего кроме признания: браслет пропал. Его не было ни под партой Хлои и Сабрины, ни перед доской, ни под задней партой. Его не было в сумке Тен-Тен или в рюкзаке Сабрины. В карманы он бы банально не влез.
Ещё рядом стояла Маринетт… но по психотипу она мало походила на воровку. Нет, Тен-Тен признавала, что Дюпэн-Чэн может украсть что-то, если того потребует ситуация: чтобы избежать позора, чтобы достичь своей цели, чтобы помешать совершиться чему-то плохому… но она была слишком хорошо воспитана, чтобы воровать чужие вещи просто так.
К тому же Тен-Тен признавала, что Маринетт была достаточно умна, чтобы не делать подобного фактически на глазах у всего класса и кучи взрослых. Среди которых, между прочим, был глава полиции и мэр.
Андрэ на новость о пропаже браслета отреагировал предсказуемо плохо: его и без того красное лицо стало бордовым, глаза заблестели отсутствием ума, а губы едва заметно задрожали. Жёстким, холодным голосом он приказал Роджеру арестовать Маринетт — невиданное дело для мира, в котором существовала презумпция невиновности. Плюс ко всему сюрреализму, Дюпэн-Чэн была несовершеннолетней и не могла отвечать за свои действия в суде.
Но Андрэ было на это плевать; вместо него говорили яд, помутивший его сознание, и жажда власти. На робкие попытки мадам Бюстье остановить произвол он не отреагировал; на защиту собственной дочери от Томаса Дюпена пошёл в ответ агрессией. Роджер стоял рядом с мэром и беспомощно открывал и закрывал рот: по закону он не имел права арестовывать девочку, но ведь это приказал почти что владелец города. Мэр, перед которым Роджер был в долгу и который мог лишить его всего буквально по щелчку пальцев.
Тен-Тен, пока разгорался конфликт, отступала в заднюю часть класса. Андрэ вёл себя неадекватно, и это видели все присутствующие. Такахаши же знала, к чему это всё может привести, потому что привыкла думать наперёд.
— Не можете решить проблему с этой малолетней воровкой — не надо! — под конец рявкнул Андрэ. — Я разберусь сам. А ты, Роджер… ты уволен! Можешь забыть об участке, там ты теперь никто!
Буржуа выбежал из кабинета, словно за ним гналась орда демонов. Судя по выкрикам, он направился к директору… только зачем? Помутнённый разум, видимо, не осознавал собственной власти — и слава богам, если кто спросит Тен-Тен.
Она рванула на выход, перепрыгивая через парту. Краем сознания она успела заметить, что в классе нет Адриана — видимо, вышел, чтобы позвонить так и не явившемуся на урок профориентации отцу.
Выйти у неё так и не получилось: за секунду до того, как она коснулась двери, в спину Тен-Тен ударило что-то мягкое, вроде шарика с водой. На руках у неё появились светящиеся прозрачные браслеты, красный и синий.
— Стоять.
Она замерла, не в силах сопротивляться приказу. Даже не поворачиваясь, Тен-Тен знала, что её антиудача снова сработала, и за её спиной — акуманизированный Роджер.
— Мэр Андрэ Буржуа не заслуживает своей должности, — механическим голосом оповестил одержимый. — Это надо обдумать. Пока я не пришёл к решению и не вынес приговор, все, находящиеся в этом классе — мои заложники.
Тен-Тен закрыла глаза, давя желание выругаться.
Да что ж такое-то. Пятая акума на пятый день после её появления в этом мире.
Бражник что, работает по расписанию?!