Она стояла мертвенно неподвижно среди падающих листьев, ее ноги плотно прижались к земле, ее глаза были широко раскрыты и испуганы. Вся краска схлынула с ее лица.
— Что такое? — спросил он. — Что случилось?
— Ты собираешься стать одним из них? — прошептала она.
— Из кого?
— Ты собираешься быть Всадником короля?
— Нет. Нет, Эолин. Всадники — не маги. Они просто рыцари.
— Знаешь, они разрушили мою семью. И мою деревню. Я сбежала только потому, что в тот день оказалась в лесу. Вот как я оказалась здесь с Геменой.
Холод охватил Акмаэля. Деревья заскрипели на ветру, а затем замолчали.
— Должно быть, там были предатели, — сказал Акмаэль. — Король посылает своих всадников только в деревни, в которых укрываются предатели.
— Там, где мы жили, не было предателей, только обычные жители.
Иней покрыл лесную землю, окрашивая опавшие листья в туманно-белый цвет.
— Дети не могут быть предателями, — сказала Эолин, — а что касается их родителей, то что за предательство в том, что они растят цыплят и собирают урожай?
— Не знаю, Эолин. Я лишь говорю, что у него была причина. Отправка всадников в деревню — не легкое решение короля. Должно быть какое-то оправдание.
— Какое оправдание могло быть? — ее голос оборвался, как раскат грома.
Когда Акмаэль ничего не ответил в ответ, Эолин опустилась на землю и заплакала.
Акмаэль знал Эолин во многих настроениях, но он никогда не был свидетелем этой боли и гнева. С другой стороны, он никогда не спрашивал, почему она живет так глубоко в лесу в компании только старой ведьмы или что случилось с ее настоящей семьей.
Теперь, когда правда лежала на ковре ее слез, он разрывался между верностью, которую сохранял по отношению к отцу, и жестокими последствиями правосудия короля.
Вложив меч в ножны, Акмаэль подошел к Эолин и опустился на колени рядом с ней.
— Эолин.
— Не смей говорить мне, что это моя вина!
— Твоя вина?
— Это то, что ты думаешь! — рыдания Эолин пронзали ее тело резкой дрожью. — Это то, что ты сказал!
— То, что я сказал?
— Ты сказал, что женская магия вызывает слезы и кровопролитие. Ты сказал, что маги несут смерть своим семьям, даже собственным сестрам. Но это была не моя вина! Тогда я знала только Простую магию. И даже если бы я знала то, что знаю сейчас, что в этом плохого? От меня? Как что-то такое прекрасное может быть неправильным?
Ее слова затерялись в новом потоке слез.
Акмаэль отклонился, не зная, что ответить.
Да, он сказал это, хотя и не мог точно вспомнить, когда. Но он не хотел причинить Эолин вреда, а только предостерег ее от опасностей женской магии.
Он осторожно положил руку ей на плечо.
— Эолин, нападение на твою деревню произошло не по твоей вине. Я не знаю, зачем пришли Всадники, но это не могло быть из-за тебя.
Это, безусловно, было правдой. Ни одна деревня не была наказана только за то, что одна девочка знала несколько лекарственных растений.
Рыдания Эолин прервались и снова зазвучали.
Акмаэлю вспомнились причитания его матери, преследовавшие тени его раннего детства.
— Я потерял мать, — его голос звучал тихо. Он никогда никому об этом не говорил, даже отцу. — Она погибла, защищая меня, и я видел, как она пала. Мне еще не было одиннадцати, но я винил себя в ее убийстве. Я думал, что смогу защитить ее, но не смог. Иногда мне до сих пор снятся эти кошмары.
Дрожь в плечах Эолин исчезла.
Ободренный, Акмаэль продолжил:
— Я не говорю, что это сравнимо с твоей потерей. Как можно сравнивать одно горе с другим? Но мне кажется, я кое-что понимаю из того, что ты пережила.
На мгновение рыдания Эолин усилились. Акмаэль притянул ее к себе и вдохнул медово-древесный аромат ее волос. Объятия давали ему ощущение тепла и завершенности.
— Мне жаль, что Всадники разрушили твою деревню, Эолин. Мне жаль, что они забрали твою семью. Если бы в этом мире существовала магия, которая позволила бы мне отменить то, что было сделано, я бы это сделал.
Наконец, Эолин перестала плакать. Она вытерла слезы со щек и попыталась перевести дух прерывистым дыханием. Она подняла свои карие глаза к его. Короткие всхлипы прерывали ее слова:
— Мне жаль твою мать, Ахим. Я не знала. Мне очень жаль, что ты потерял ее. Я бы вернула ее, если бы могла. Я бы вернула ее для тебя.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Зимнее бдение
Эолин сплющила клочок бумаги, сделанный из растительных волокон и лаврового листа. Взяв с края очага кусочек древесного угля, она написала желание священными символами. Затем, согревая лицо горячим огнем, она трижды сложила бумагу и поднесла ее к огню.
— Да увидят боги честь в моем желании, — сказала она. — Пусть мои надежды на будущее направят солнце в Мойсехен.
Огонь принял записку, скручивая ее по краям, пока желание не вспыхнуло маленьким белым пламенем, быстро перешедшим в красное.
Откинувшись на спинку стула, Эолин завернулась в грубое одеяло и прижалась к Гемене. Они будут бодрствовать перед очагом всю ночь, попивая горячее ягодное вино, рассказывая истории и распевая песни, пока солнце совершало свой опасный путь из подземного мира в канун Середины зимы.
— Гемена, почему ты никогда не рассказывала мне о войне?
Старушка напряглась.
— Я часто говорила о войне.