Не в состоянии живо двигаться, я медленно вожу руками, морщу постель из мягкой шерсти и издаю тихие вопли. Глаза залиты свинцом, виски пульсируют, на конечностях будто подвешены гири весом двадцать килограммов.
— У неё красивые икры. — «Развлечёмся». Я запомнила голос Хейли, который, несмотря на всю свою сталь, звучит изящно.
— Это нехорошо, — невинно возглашает Холли и хихикает. — Мы украли её ради своих развлечений.
Представляется милой и целомудренной девочкой, хотя на деле её голова забита ужасами, распутством и похотью.
— Холли, затихни. Что нам от этого будет? Всем плевать, — убеждает Хэйзи приказным тоном. — Если ты так переживаешь, мы можем закончить здесь и сейчас.
— Нет! — противоречит она, как ребёнок, меняющий свои желания каждую секунду. — Я хочу. О-очень хочу её попробовать.
Я для них как будто товар новой марки: испытать, вкусить, проверить на прочность.
— Чудно, — протягивает Хейли.
От прикосновения влажных губ я дёргаюсь. На колене отпечатывается масляная губная помада. Такое же временное клеймо остаётся на бедре и животе.
Кто-то присоединяется к прелюдии, с нежностью трогая мои волосы и изгибы лица.
— Она такая сладкая, — желанно произносит Холли бархатным голоском.
Руки и ноги непослушно двигаются, но девушки силой покровителя удерживают их.
— Снимешь топ для меня? — фыркает Хэйзи, зная, что я не отвечу.
Беспомощность. Если с Зейном я могла крикнуть, у меня была попытка побега, то сейчас я не способна ни на что.
И вот я уже без верхней одежды. И без надежды на помощь.
— Она многое теряет, когда делает это без сознания, — говорит Хейли, а затем целует меня в губы, поднимаясь до кончика носа, переносицы, лба и окончательно путается в волосах.
— Самое интересное, мои львицы, — объявляет Хэйзи. Я снова слышу шипение баллончика. На мою шею выливается какое-то еле ощутимое пенистое вещество. Запах напоминает сливки. Чей-то язык слизывает с кожи пену. Отвратительно и банально. Ложбинку между грудью охлаждает какой-то небольшой шарик, возможно, виноград. Я судорожно вдыхаю: он катится вниз к пупку и тут же исчезает за чьими-то зубами.
Кричать. Я жажду разразиться диким криком, дать пощёчину каждой девушке и швырнуть им в лицо их страхи и слабости.
Громкий стук по двери будоражит моих похитительниц: они подрываются с кровати.
— Кто это? — подозрительно шепчет Хэйзи.
— Об этом месте знает только Найджел, — громче утверждает Хейли.
— Испортил нам всё веселье, — резко возмущается Холли. Если бы я сейчас раскрыла глаза, то увидела бы, как она обиженно надувает розовые щёки.
— Эй, малышка Холли, — голос Найджела, — с тобой я потом разберусь. Оденьте Милдред, чтобы я смог войти.
— Превосходно, — язвит Хейли. Она грубо одевает на меня топ, не удосужившись даже вытереть остатки сливок. — Забирай.
— Он хочет сам ею воспользоваться? — лилейно спрашивает Холли. — Как жаль, что с такой куколкой находится этот кретин.
— Прошлой ночью ты не называла меня кретином, — встревает Гальтон.
— Мы договорились не приближаться к нему, — рычит Хэйзи.
Дверь открывается, и я сразу слышу шум, а затем стук.
— Толкнёшь меня ещё хоть раз, — говорит Хейли, — я уничтожу тебя.
— Ну-ну. Вы так говорите каждый раз, когда мы ссоримся. Но кто приходит к моей спальне с корзинкой? — смеётся Найджел. Он берёт меня на руки, и я заметно ощущаю контраст температуры. Влажная улица.
— Эти сумасшедшие вдрызг распоясались. Нужно их проучить, — задорно отчеканивает Найджел.
Я вдыхаю мокрый воздух, и через несколько таких вдохов из ноздрей вытекает образовавшийся конденсат. Найджел кладёт меня на деревянную лавочку, как я понимаю по прикосновению к размокшему дереву, и тихо садится у моих ног.
— Эти трое однажды сотворили со мной то же самое. Я был бессилен, — продолжает монолог Найджел. — Для меня к счастью, что они закончили задуманное, а для тебя — что я не дал им продолжить. Сфера Голубой Бирюзы тебе не подходит. Ты не такая, как мы. А вообще, кто знает, какой камень выберет тебя, — он тяжело вздыхает. — Мне рассказывали, как Джюель стала покровителем сферы Голубой Бирюзы. Тебе это было бы интересно. Так вот, её учителя, особенно Владыка сферы Голубой Бирюзы, были уверены, что она попадёт в сферу Чёрного Оникса. Флавиан хотел в свои ряды такую кровожадную девушку, но страсть в её чёрной душе вычеркнула все планы Эбурна.
Я дышу глубоко носом, так как рот открыть всё ещё не в силах, шевелю кончиками пальцев, чтобы заставить организм прийти в себя, точно как на границе сна и реальности. Но это никак не сон, а несомненная явь, где я не имею возможности справиться с ядовитой мешаниной, ослабившей мышцы.
— Не знаю, почему так взъелся на тебя. Может, потому что не мог выпустить злость на Джюель, — верно предполагает Найджел. Из-за его ранее сделанных выводов мне неймётся тут же подняться и врезать ему, хоть от моего жалкого удара он мало что почувствует.
«Для себя. Успокоить душу».
— К сожалению лекарства от субстанции не существует, — лениво говорит Найджел. — Хорошо, что девочки распылили немного порошка, иначе ты бы не двигалась целые сутки.
Из чего, чёрт возьми, изготовлено это вещество, хочу спросить я, но язык совсем не поднимается. Я бы засыпала троице его прямиком в горло и в нос, чтобы они навсегда лишились такой прелести как болтать, ходить и заниматься любовью. Худшей для них, наверное, была бы разлука. Отослала бы каждую за сотни километров, чтобы они больше не виделись и пожизненно были одиноки.
В другой раз я пытаюсь себя убедить, что они не совершили ничего плохого, не планировали убить меня и этот поступок не имеет ни малейшего значения в сфере Голубой Бирюзы; но я жила и воспитывались на Земле, для меня такое поведение неприемлемо и даже беззаконно. Я принимаю решение послушать Найджела: проучить их.
— В порошке есть крошки всех видов бирюзы, на Земле девочки покупают какие-то вещества и добавляют в «соблазнительный стакан». Они ублажают одного хранителя — он помогает магически. Вот тебе и весь рецепт — вдруг пригодится.
Название необычное. Я думаю об этом прежде, чем понимаю, что в моём организме наркотики.
Голова кружится, перед глазами появляется тёмно-зелёная пелена с жёлтыми проплешинами. Я разлепляю веки так желанно, словно новорождённый младенец, норовящий узреть чистый мир.
В пределах моего кругозора является потемневшее небо со звёздами. В той дали простирается праведная Аметистовая сфера? Я мимолётно задумываюсь об этом: теперь меня беспокоит лишь подташнивание и жжение в желудке.
Я резко вскакиваю, несмотря на ломоту во всём теле, и ладонями приземляюсь на каменную брусчатку. В эту же секунду к горлу подступает съеденная пища, и всё это в ужасном виде выливается мне на руки и растекается по швам брусчатки, заполненных мягким мхом. Что здесь делает мох? Я задираю голову и вижу клумбы с изумрудными кустами, яблоню с нежно-розовыми цветками и давно позеленевшую вишню.
— Твою ж… Забыл побочные эффекты, — брезгливо шипит Найджел. Я поднимаю на него взгляд, а он поднимает меня на лавочку. Я почти не могу держать голову и кладу её на своё плечо.
— Скверно это, Милдред, — язвительно жалуется Найджел, будто я виновата в том, что сделали девушки.
Я прикрываю глаза, надеясь на то, что смогу отдохнуть, но внезапный скачок и ещё один приступ тошноты напоминает о том, что Найджелу быстрее перенестись, а не расхаживаться. Со рта снова брызжет жидкость прямо на ботинки покровителя, он громко чертыхается, садится на присядки и сбрасывает меня со своей спины.
Я часто моргаю. Найджел хлюпает по воде, отмывая обувь. Вода. Я приподнимаюсь на локти. Подобно переливам отполированного нефрита покоится сине-зелёное небольшое озеро, оно огибает отшлифованные валуны, поросшие свежим мхом. Всюду куда ни глянь, произрастают деревья, охваченные самым разгаром летнего взросления. Листья крепко держатся на тонких постаревших ветках, даже ветер не способен колыхнуть эти беззащитные создания. Пахнет морской солью, дождём, вдобавок охватившим столицу, и моей смрадной рвотой. Только бы не стошнить вновь. Я кратко улыбаюсь красоте этого великолепного природного и такого родного места. Ещё не сошедшая пена, образованная от столкновения волн с камнями, далёкие звёзды и острый полумесяц распугивают спустившиеся тени ночи.
На другом берегу чахнет невысокий домик, походящий на убогую хибару, из крохотного окошка горит янтарный свет, крыша усыпана зелёным ковылём, закрывающим окно наполовину так же, как волосы Найджела прячут веки его ясных голубых глаз.
Он моется в воде, неуклюже бултыхает ногами. Его штаны задраны до колен, а ботинки валяются на берегу.
— Найджел, — я зову хрипло, хотя изо всех сил стремилась голосить.
Он оборачивается и окидывает меня жутким взглядом. Как тут не гневаться: дочь Джюель вырвало на его блестящие серебряные сапожки.
— Если не утонешь, вымой руки, — бубнит он.
Я встаю, немного пошатываясь, быстро ступаю в озеро в одежде и обуви и просто ныряю в глубину. Ноги щекочет гладкая галька.
— Хейз! — вскрикивает Найджел снаружи. Мне нужна была эта вода, мне нужно было проплыть пару метров. Тогда, на море, я не купалась, потому что Грэм отказался, но сейчас я спрашивать не буду, я просто искупаюсь.
Найджел хватает меня за подмышки, я отбиваюсь, как могу, а сил у меня не так много.
— На моей совести будет твоя смерть! Психованная.
«Думаешь, я умирать полезла?». Мне так хочется крикнуть ему в тон, но я умалчиваю: буду звучать не лучше, чем взъевшаяся мышь.
Я поддаюсь Найджелу, он достаёт меня и бросает на сушу.
Мой топ полностью промок, а под ним больше ничего нет. Поднимаюсь усилием воли, скрещиваю руки на груди, чтобы прикрыть выступающие от холода части.
— Зачем ты привёл меня сюда, если не дал залезть в воду? Отличный способ помучить соблазном.
— Там глубоко, а ты слабая. Я просил вымыть руки, Милдред. Идём в замок.
Покровитель протягивает ладонь, и я шустро принимаю её.
— Что это было за место? — интересуюсь, когда он переносит нас в душевую комнату.
— Мы были в городе. Я частенько посещаю этот лес. Теперь мне пора.
— Постой, — говорю я, пока он не исчез. — А что по поводу них?
— Я накажу их.
— Мне тоже нужно присутствовать.
— Я делаю это для себя.
— Ясно… Тогда я сама всё сделаю, когда придёт время.
— Твоё право. На этот раз мне точно пора.
Он испаряется. Капает вода. Из кабинок выходят покровители. Они выглядят, как обычные люди, как я.
***
Жёлтые песчаные стены сделаны неумело. Кухню с высоким потолком освещает одно единственное окно, точнее, просто прямоугольная дыра, и открытая деревянная дверь. С потолка на прицепе свисают железные котелки и деревянные бочки. Наверняка, они пустые. Вдоль стены протягивается продолговатый стол, над которым кухарничают повара. Пахнет жареным мясом и варёными яйцами. После стола, упираясь прямо в угол, в печи пропекается хлеб.
Посреди ничтожной кухни располагается небольшой столик с шатающимися скамейками. На одной из них сидит Амплий, возлюбленный мужчина Гайюса. Отказался от имущества мецената, чтобы вернуться к копейкам, торговле и язвительным покупателям. Кухня новая, выглядит хуже, чем прошлая, в которую он испуганно затащил Касьяна. Стал беднее? Количество работников говорит об обратном. К тому же кто-то должен стоять за прилавком и афишировать горячие вкусности, а сам Амплий давно не брался за старую работёнку.
— Что ты там всё время пишешь? Ишь ты какой! — отзывается криком повар, доставая из печи огромный полукруг хлеба.
— То, что мне поручили, — бросает Амплий, безумно, вырисовывая буквы. Он не обращает внимания даже на то, что работник обращается с ним грубо.
В руках негоцианта толстенная книга, её края вылезают за пределы столика. Длинная борода торговца чуть ли не застревает между страницами, и он нервно зажимает её подбородком.
Я мысленно подхожу к нему, становлюсь за спину и смотрю на его корявый почерк. Язык итальянский, но, как и в моём первом видении, я понимаю каждое слово.
«Если бежать, то только вперёд. Ренегат умирает вторым».
Начальная страница мемуаров по истории. Амплий закончил. Он перелистывает страницы, последняя оказывается катастрофически скудной: на ней мелко накарябано имя торговца без фамилии и малейшем упоминании его социального статуса. Он будто не желает брать на себя авторство и в любой момент готов испечь книгу, как тот самый хлеб.
Был ли момент в томе, где он писал, как корчится за столом собственной кухоньки и пишет то, что будет переписываться каждое столетие? Посланное мне видение находится за пределами этой книги, в прошлом, в невесомости. В голове проносится вся история от корки до корки: что было правдой, а что случайным посланием?
Я моргаю, чтобы исчезнуть из шестнадцатого века — видение не выпускает меня и переключает в другой день и место.
Амплий прячет том в кору старого дуба, оглядывая мрачные потёмки леса.
— Я осуществил задуманное, — злорадно хмыкает он. Он спрятал то, что обещал написать и отдать. Возможно ли то, что сейчас у меня в руках совсем другая история и весь мир сфер изучает неправдивые факты?
«Не делай поспешных выводов. Всё может быть не так, как ты предполагаешь».
Я узнаю детей Флавио: их лица осунулись от старости, но широко раскрытые каштановые орбиты напоминают мне о смерти их отца и его полном принятия взгляде в ту кошмарную секунду. В городе сферы Голубой Бирюзы, на зелёном холме с ними сидят отставные покровители, заметно отличающиеся от них внешностью. Только ушедшие с поста. Они всё ещё молоды, только пара седых прядок просвечивается через красивые волосы девушек и мужчин. Не сомневаюсь, старение покровителя протекает быстрее и на каком-то периоде приостанавливается, как и у сокрушающих покровителей начинается молодое столетнее существование.
Амплий и Руф давно мертвы: миновало около ста лет.
Грозный мужик с торчащими кудрями, облачённый в серебряные доспехи держит кусок дерева, в точности такой же, как столик Амплия в его кухне. На поверхности нацарапано:
«Я Амплий, знакомый мецената и хранителя Гайюса Креона. Он поручил мне написать последовательность создания мира сфер, похождения Руфа, появление первых покровителей. Я выполнил его последнюю просьбу. Моё письмо попадёт в руки покровителя. Так вас назвал Руф? Пройдёт сто лет, и ты найдёшь лес, в котором я спрятал свою книгу. Только прошу, пусть минует век. Иначе никому нельзя читать историю. Никому, покровитель».
Покровитель одиноко блуждает в лесу по вытоптанной тропинке. Где-то вдалеке пищат птицы, украдкой шелестят кусты под порывами преддождевого ветра. Покровитель следует в арочный тоннель из пушистых зелёных деревьев. Он отодвигает торчащую ветку, чтобы пройти. Дуб отлично сохранился с тех пор, как Амплий поместил в него собственное издание.
Мужчина не сумел не заметить на дубе еле видные прорези. Он ударяет кулаком в центр обрезанной фигуры, подгнившие опилки попадают покровителю на лицо.
Руки мужчины тянутся внутрь, древесная пыль всё ещё не осела и снова попадает в глаза покровителю. Он тихо бранится, вытаскивает находку и отбегает на безопасное расстояние от дерева. Он смахивает осадок и осторожно открывает книгу, чтобы та не порвалась. Её края немного обмокли, на некоторых страницах растеклись чернила, однако текст понятен. Я заглядываю в содержание, первые слова, которые я вижу: «Гайюс был бестолков, и Касьяну всегда приходилось делать всё самому. Он смеялся над своим другом, иногда даже издевался над ним».
Осознание. Амплий не любил Касьяна за то, что потянул в могилу его любимого. Но он осквернил Гайюса за то, что тот искалечил их любовь. Он засунул книгу в дерево, чтобы та немного подпортилась, исказились многочисленные факты, оставил покровителям подсказки, чтобы они нашли его записи через сто лет: когда исчезнут все, кто посмел бы опровергнуть его обманные сочинения.
Амплий очернил Гайюса, все восхваляли и запомнили только Касьяна. Касьян прекратил вечную связь простолюдина и богатого мецената и Амплий задумал растянуть свою месть в столетия, чтобы покровители запечатлели ранее «хорошего человека», как «жестокого лентяя».
— Потрясающе! Покровители будут безумно рады. Я потратил на поиски прошлого всю жизнь. Ах!
Наследие, могущественные потомки передавали лживое повествование каждое поколение.
Кудрявый покровитель, малахитовая чаща становятся далёкими, они отходят всё дальше и дальше, пока перед глазами не образовывается тёмно-зелёная точка. Вспышка света.
Я пробуждаюсь. Голова болит, а тело всё ещё ломит от «соблазнительного стакана». Я принюхиваюсь: аромат мыла. Я в душевой. На меня капает тёплая вода, я валяюсь на полу, одна моя нога свисает за кабинку, я немедленно убираю её, чтобы никто не надумал лишнего.
Я драю кожу с невероятным усилием, отмываю все участки, которых касались сумасшедшие девушки. Царапины жгут. Я не прихватила с собой ониксовую мазь и даже не додумалась попросить об этом Яфу, на случай если она снова решить ко мне наведаться. Теперь мои раны будут на обозрении, выглядеть настолько уродливо, что я никогда не смогу взглянуть в зеркало.
У меня остались некоторые повреждения после приступа тошноты: ладони немного стёрлись при падении, и стали грубыми на ощупь. Когда Найджел доставал меня из реки, своей хваткой он поцарапал мне руки. Где-то на суше я наступила на колючку, и теперь у меня неприятно пульсирует пятка.
Когда я жила с Айком у него всегда, в каждом уголке дома лежали небольшие аптечки с важными лекарствами, бинтами и мазями. Иногда он покупал отвары и сухие травы на случай, если антибиотики не будут действовать. «Ничего лучше, чем этот отвар ты не найдёшь», — заикался он, как те самые пенсионеры. Он буквально заставлял меня пить их и беспрерывно наблюдал, как я часами пыталась сделать хотя бы глоток. Я ненавидела это.
Не лучший час для размышлений о минувших днях, в которые мне не вернуться. Следует думать о настоящем, чтобы обеспечить себе будущее. Мне стоит выжить.
Найджел водил меня на разные тренировки в зале, за пределами замка и даже в городе. Я любовалась бетонными домиками цвета чайной розы, роскошными дворцами бывших Владык и почётных личностей. Неделю назад на нас обрушился сильный ливень посреди городского поля, и покровитель отказывался переносить нас, так как любит сидеть под дождём. Его здоровье предназначено для такой погоды, но не моё. Эгоист.
Уроки с ним ничему новому меня не научили, если только я не узнала некоторых тонкостей сферы Голубой Бирюзы, не увидела город со старыми покровителями.
Мы с Найджелом однажды застали торжество правой руки бывшего Владыки, на котором ему уж очень хотелось выпить. Тогда я просто попросила его перенести меня в комнату: сон волновал меня больше, чем лакомая еда и праздничная музыка.
Жизнь в городе кипит, что не скажешь о столице. Напряжение здесь растёт, интриги плетутся бесконечными запутанными лианами. В замке преобладает враждебность, грязь и разврат, в то время как городским жителям теперь не за что сражаться: они смело пьянствуют после века служения сфере.
Видения давно не мучают меня. После того случая в душе, я проверила том и убедилась, что это был конец. Я прошлась глазами по страницам. Большинство сведений оказались неправдивыми, Гайюс несправедливо осквернён, некоторые заслуги Касьяна пропущены.
К величайшему удивлению, Найджел стал лучше относиться ко мне, но не упускает момент поиздеваться над моей человеческой слабостью. Иногда он кажется отстранённым, загадочным и испуганным.
— Я окажусь хорошим союзником, — заявила я, внезапно ворвавшись в его спальню. Он разлёживался на своей кровати, без верхней одежды и единственное, что он сделал после моего заявления — рассмеялся.
— У тебя ничего нет, — не единожды повторял он.
Мы с Найджелом искупались в озере, и теперь он не тащится за мной, чтобы спасти и снять с себя бремя моей смерти.
Он полураздетый, накидывает поверх мокрой кожи длинный пиджак из белой парчи и садится на грязный мох. «Ума у него никогда не прибавится».
— Моя идея покажется тебе безумной, — говорит он. — Ты знаешь родителей Джюель?
— Только её мать. Бабушка утаивала от меня любую информацию о Джюель, что́ можно говорить о её отце? Она ни разу не заикалась о нём, а я не спрашивала.
— Она человеком была?
— Да, умерла от инсульта. А отставные покровители могут прервать свою жизнь только при помощи меча, — бубню себе под нос, припоминая уроки Грэма.
— Это не исключает того факта, что она знала о покровителях.
— Что ты хочешь выяснить?
— Прошлое — есть ахиллесова пята. Владычица непоколебима даже к тебе, она не разговаривала с тобой с нашей последней аудиенции. Мы отправимся в дом твоей бабушки. Я какой хочешь находке найду ценность.
— А ты утверждал, что я пустая. Местоположение-то у меня, — наконец противлюсь ему я.
Мы одеваемся после долгого купания в тёплой речке. В воинском убранстве Найджел становится другим, не таким простым, каким был в воде.
Когда мы проходим мимо комнаты мерзкой тройки, меня накрывает до боли головокружительное ощущение тошноты. Найджел не рассказывал о том, как наказал их, но, по крайней мере, они не приближаются ко мне, а машут с дальнего расстояния в трапезной, на тренировке, в городе. Когда они уходят сокрушать, я тайно благодарю Касьяна и Гайюса, а иногда даже Алойза, что не увижу девушек.
Я пребываю в сфере Голубой Бирюзы чуть больше месяца. Я успела привыкнуть к её местам, но некоторые покровители всё ещё меня настораживают. Меч стал ночной игрушкой для объятий. Моё фальшивое оружие мало чем вредно для покровителя и тем более хранителя, чувство хоть какой-то безопасности дарит утешение. Ныне нужно быть начеку.
— Не забыла, где находится дом? — спрашивает Найджел.
— Сейчас?! — удивляюсь, затормозив над синими замысловатыми сводами.
— Не люблю медлить. Называй меня нетерпеливым, но я хочу сейчас же начать расследование. Я ждал этого много лет!
— Не было прямых возражений, — я подаю ему руки.
— Я отправляюсь на поиски сокровищ, солнышко Джюель! — ехидно возглашает Гальтон, и сам закрывает глаза.