В сфере поднялась массовая суета. Киара и Норвуд стараются уладить хаос громкими заявлениями. Самое большое количество погибших зафиксировано в Аметистовой сфере. Это огромная цифра даже для общего числа погибших во всех сферах. Три тысячи двадцать, звучит из каждого угла. Покровители напуганы, что тогда происходит в других сферах? Насколько их шокировали такие низкие показатели «высших»? Как злорадно торжествует Джюель Бертран, как упивается поражением своих неофициальных врагов? Если фауги с каждым днём крепнут, значит, такая участь настигнет все сферы.
Вальтер предлагал сохранить информацию о погибших в секрете, но их слишком много, чтобы такое утаивать, поэтому было решено объявить об этом на весь мир, показать своё бессилие перед фаугами, нежели перед народом наглой ложью, которой суждено было раскрыться. Треснула бы оболочка крепкого ореха и все обнаружили бы внутри почерневшее сморщенное лакомство.
Несколько дней я почти ничем не занимаюсь. В свободное время мы с Владычицей успеваем уделить десять минут лёгкой тренировке. Юми сокрушает вместе со своими покровителями и приходит ко мне утомившейся. Киара притворяется весёлой и приветливой, но я вижу, что она расстроена. Она до сих пор держит траур по своим друзьям из трёх тысяч двадцати.
Я никак не могу помочь никому из них. Моя обыденность — это тренировки, еда, сон, чтение, прокручивание воспоминаний. И так уже семь дней, как я здесь нахожусь. Снова мне хочется в свою родную постель, отдаваться тем бессмысленным делам, которыми они кажутся сейчас. Тогда меня заботили такие мелочные вещи. Они есть крошечными по сравнению с тем, что творится в моей жизни на данный момент. Одна опасность за другой… Враги, встреча с матерью-чудовищем, тайны, которые не терпится раскрыть. Кто я? Зачем я здесь? Что я буду открывать, являясь ключом? Меня до злости раздражает незнание, мне не с кем поговорить и спросить, как обстановка в других сферах. Яфа больше не приходит. Возможно, она просто забыла обо мне, посчитав ненужным мусором.
Киара приходит ко мне сразу после сокрушения, она выглядит вымотанной и до боли неважной. Я тем временем приводила свои волосы в порядок, подрезав на три сантиметра.
— Как поживаешь? Опять бьёшь грушу, опять режешь доски мечом?
— Ну, знаешь, мне необычно от появившейся физической силы. Без конца хочется что-то уничтожить.
— Иди вместо меня сокрушать, — уныло смеётся она, плюхаясь на кровать. — У тебя не только физическая сила.
— Да…
После Испытания я больше не чувствовала присутствие магии в своём теле, но дарованная мощь в руках — это и есть часть той магии.
— Сегодня погиб новичок, только вчера стал покровителем, — сообщает девушка. — Всё так… резко изменилось за один день. Как такое вообще может происходить? Всё! Всё живое постепенно становилось мощнее, а тут… эти чудища стали настоящими истребителями за одну ночь. Я не понимаю ничего! Хочу, чтобы всё это закончилось.
Киара на грани того, чтобы кричать, плакать, разбивать мебель. Она хватается за волосы осторожно, как будто боится их повредить. Они потные и растрёпанные, кончик передней пряди ровно срезан, похоже, после схватки с одним из паразитов.
— Даже я могу погибнуть. Как интересно. Наша Владычица. Да кто угодно!
— Вы справитесь, Киара. Я верю в это. — Если бы я на самом деле верила, если бы не переживала каждый раз, когда покровители сокрушали, если бы я не ждала тренировку, только чтобы увидеть Юми…
— Мы не сильнее других. Я могу уйти сокрушать и больше не вернуться. Я хочу жить, — Киара смахивает слёзы и обтирает руки об мою кровать.
Я осторожно подступаю к ней и робко обнимаю за плечо. Не знаю, насколько для неё это важно, но когда тебе до безумия плохо, хочется, чтобы тебя кто-то обнял. Не поддержал словами, не принёс сладостей или выпивки, а просто дал понять, что он не будет один.
Казалось бы, Киара мне не близкий человек, но я чувствую, что она полностью подходит мне. Её красота — мои изъяны, её робость — моя дерзость, её наивность — моя недоверчивость.
Я ещё крепче сжимаю её плечо. Она начинает вздрагивать от плача. А когда я замечаю её трясущиеся тонкие руки, немедля заключаю их в своей ладони. Они на удивление полностью помещаются в мою руку.
— Хочу домой, — тихо шепчет она. На секунду я сомневаюсь, но потом вспоминаю, что все покровители были людьми, а многие, как я, имели друзей, семью. Какой бы фальшью ни была земная жизнь, ты привязываешься к её соучастникам, считаешь их родными.
— Вниз? — уточняю я. — На Землю?
— Да…
— Я сама не привыкла к такому правилу, но мне постоянно его твердят: «Та жизнь была ложью».
Киара тяжело выдыхает, голос её всё ещё дрожит. Я бы снова обняла её, но, кажется, это будет лишним.
— Извини, что беспокою. Я хотела поговорить с кем-то. Мне было грустно, наверное.
«Больно». И всегда будет при вспоминании о пережитом периоде.
— Я пойду, — говорит Киара. Она поднимается, и стук её железных сапог отзывается во мне эхом. На выходе девушка останавливается, чтобы что-то сказать.
— Всё хорошо, — заканчиваю я, чтобы отпустить её. — Обращайся, если тебе понадобится.
Киара выходит из комнаты, и ещё несколько секунд я слышу шум за дверью. Она снова отворяется. Я собираюсь заговорить с девушкой, но ко мне жалует Найджел. Он застал меня врасплох — я вовсе забыла о том, что он просил наведываться.
— Почему так поздно? — мне почему-то хочется встать и крепко обнять его, просто из-за того что я не видела более близкого мне покровителя, чем Киара, Юми и Норвуд. Я сдерживаю своё странное желание.
— Ты ждала меня, — он улыбается. — Пока вы собирали сопли, я рисовал на стене фигурки.
— Ты подслушивал?! Это ненормально.
— Тебе бы ещё говорить мне, что хорошо, а что плохо. Не хочешь случайно, чтобы я твою роскошную палату украсил рисунками? Слюной конечно, но это моё авторское искусство, его нужно беспрекословно уважать!
Покровитель гордо расправляет руки, будто он это всерьёз говорит.
— Найджел… — Мерзко, но терпимо. Самое главное, что не на зеркале в моей спальне, настолько начищенном, что даже подходить к нему становится бешеной идеей. Почему-то присутствие Найджела сеет пыль в таком роскошно-богатом месте. Я блокирую желание вытолкнуть его отсюда.
— Проехали. Я соскучился по тебе. Вчера хотел навестить, но решил, что ты спишь. Ух, как я изводился! Ты бы знала.
Я лишь с улыбкой киваю, едва не засмеявшись вслух от его любезного признания.
— Габи и Густав держали меня за руки и ноги, чтобы я к тебе не мчался.
— Какая драма! Прямо-таки крепкой хваткой в твои ласты вцепились?
— Я бы рассказал подробности, но у нас есть более важные темы для обсуждения.
Он хохочет, вскидывает подбородок, явно прокручивая в мыслях восхитительные моменты.
— Сама Джюель Бертран испугалась, когда увидела эту фотографию, — на последнем издыхании проговаривает Найджел после заливистого ржания. — Её глаза, как два шара раскрылись, — покровитель начинает активно жестикулировать. — Она схватила кусок жёлтой бумаги и… О, боги! Прижала к груди! Ты, наверное, на секунду подумала, что из чистой материнской любви. Но на её лице было отчаяние, отвращение… у-ужас.
— Не было никакой секунды. Джюель предсказуемая. И непробиваемая.
— Под давлением она мне кое-что выдала — и это самое увлекательное. Мальчик без имени, её сынок — посыльный. Какой сферы — не ответила. Он чёрное пятно в её репутации. Когда он был ещё годовалым ребёнком, она оставила его у порога местного кафе. Сейчас парень мёртв. Но мой хранитель говорит, что на фото две льющиеся жизни, таким образом, твой новоиспечённый родственник жив и здоров. Он где-то здесь и нужно вынюхивать среди посыльных. Какое Испытание он провалил и в какой сфере остался — для нас загадка. Если прежде я считал, что он покровитель сферы Голубой Бирюзы, как его мамуля, то теперь я в этом очень сомневаюсь. Нам понадобятся списки каждой сферы, а это верх трудности.
— Но… — я всё ещё не могу воспринять всю тернистость участи моего брата. Мать бросила его на произвол судьбы, как и меня. Избавилась от груза на своих ногах, чтобы подниматься по кровавой лестнице. — Если ты стоишь передо мной, значит, пообещал забыть о том, что раньше по земле ходила ещё одна её кровь и плоть?
— Ага, конечно! Я сделал вид, что поверил её байке «он героически погиб со своим сокрушающим покровителем».
— Она знает, что ты не поверил. Скоро наша любимая Владычица снова захочет развлечься. Мы начнём искать, а она будет тихонько шагать по нашим следам. И глазом не успеем моргнуть, как она нас опередит.
— Заметь, тебя она не стыдится. Она даже не против, что все вокруг сплетничают о «дочери Джюель». Не оскорбляю, но почему она уверена, что ты пройдёшь все Испытания?
— Либо она самая лучшая мать на планете, которая верит в старания своей единственной дочки, либо… у неё есть какой-то секрет… мотив. Что об этом думаешь?
— Джюель свойственны только такие пункты, как твой первый.
Злая ирония рассмешила меня и развеяла длительную тоску.
— Всего одна мысль о том, что я прикончу её, вызывает щекотку на пятках, — так же с насмешкой произношу я. Найджел становится серьёзнее:
— Мечты мечтами… Их угодно исполнять. Союзничать. Ты больше ничего не хочешь узнать?
— Твои друзья в порядке? — негромко интересуюсь я.
— Д-а-а, в полном. Удивлён, что спросила. Я думал, ты их не выносишь.
Я демонстративно закатываю глаза. Не то чтобы они мне полюбились с первой встречи, но, так как никто из них пока не угрожает моей жизни, чести и репутации, я полностью спокойна. Расслабляться, так или иначе, мне строго запрещено.
— Как обстоят дела в сфере Чёрного Оникса?
— О Грэме Коши никаких вестей не поступало. Мои глаза и ушки сообщают, что Яфа частит с запретными свиданиями.
Снова подвергает себя опасности.
— Я спрашивала обо всей сфере, — огрызаюсь я. Разумеется, я не отказалась бы услышать, как Грэм, но то, с каким пренебрежением Найджел назвал его имя, вскипятило меня.
— Ох, точно, — прищурившись, кивает он. — Флавиан главенствует с семьёй Бодо за своей жирной спиной. Подружка твоя, Алисия, вовсю бегает и умоляет отпустить Грэма и не мучить его. На коленях ползает перед своими родителями, а потом они запирают её в темнице и бьют за такое поведение.
Таких подружек у меня ещё никогда не было. Были чуть получше, но не такие, которые с лёгкостью могли использовать на мне все приёмы с мечом, кинжалом и кулаками.
— Какая преданная, — ляпаю я, и в моём голосе сочится злость. — До сих пор поражаюсь, как Грэму угораздило повестись с ней.
— Раньше она была другой. Помню, их история любви закончилась около пяти лет назад. Все мы совершаем ошибки в этом деле. У тебя они тоже были, я уверен.
Предательство Мэлвина мелькает в голове как стрела и пронзает сердце. Не только из-за того, как обидно мне было, но и из-за того, что я натворила потом.
— А у тебя было такое?
Покровитель лишь фыркает. Я ждала от него душераздирающего прошлого.
— Не-ет. Такого я ещё не чувствовал. А кого здесь любить? Габи? Нанну, которая мне в бабушки годится? Или трёх моих девочек? Они моя утеха, развлечение, с ними я заполняю пустоту. Остальные — разовые. Я не ищу любви, и она не доставляет мне проблем.
Но что значу для тебя я, Найджел, только хочу спросить я, но быстро прикусываю язык. Я тоже должна была стать разовой? Или той, кто станет твоим постоянным увлечением? Ради обыкновенного удовольствия он бы ни за что не упал перед Джюель Бертран. Во что же ты втягиваешь себя, Гальтон? Зачем заставляешь меня испытывать вину?
— Вычеркнем этот разговор, — отмахивается он. — Когда мне ещё к тебе зайти?
— Как ты хочешь.
Он заметно расстраивается, и я осознаю, что это выглядело как «мне всё равно, это тебе нужно».
— Когда у меня будет время, я обязательно приду. И не забудь сказать, что рада меня видеть. Договорились?
— Конечно договорились, — задумчиво говорю я.
***
— Ни разу у нас не вышло изъять твои силы, — устало вздыхает Юми. Владычица пытается выглядеть сильной и полной энергии, но в таких вещах все плохо притворяются. — В тебе есть мощь, но она страшится вылезти. Мощь любит контроль. Ты убила два хранителя, снесла покровителя на сотни метров, моментально регенерировалась и насытилась энергией. Твои эмоции были на пределе, тобой двигал гнев.
— Меня нужно вывести на эмоции.
— Это первоначальная цель. Но позже ты сама должна вызывать силу. На одном дыхании, без особых усилий и духовного ущерба.
— Я хочу, чтобы силы дали о себе знать. Прежде всего.
— Пока этого недостаточно. Тебя что-то тревожит, ты не можешь сосредоточиться. Торопишься?..
Юми целиком и полностью права. Я хочу, чтобы унизительный ад скорее прекратился, хочу надрать зад, тем, кто не считался со мной. Настолько это желание преисполнено могуществом, что внутри меня что-то осторожно подрагивает, как фитилёк свечи: хорошее предзнаменование после долгой тишины.
— Спешка — это плохой признак, Милдред. Так ты ничего не добьёшься.
— Возможно, я прозвучу глупо, как ребёнок, но мне правда не терпится выбраться из испытательных тренировок. Мне нужно хоть немного свободы, тех сил, что есть у всех. Все вокруг ни во что меня не ставят, потому что я человек. И никто не согласится сражаться со мной на равных. Тогда я встану с ними в одну линию и сражу собственным покровительским мечом.
— Мстить полезно для самоудовлетворения души, но… Этот способ я тебе не советую. Не совершай ошибок, о которых будешь жалеть.
Не я начинала эту войну… Я не терроризировала власть сферы Чёрного Оникса, я не заставляла свою мать ненавидеть меня. Это мой метод расплаты — месть. И я позволю ей поглотить меня, унести на синих водах бездонного океана под чёрным небосводом. «Милдред, дыши. А потом забудь», — раздаётся мягкий и заботливый голос Айка. «Не вмешивайся», — в ответ реву я.
Его голос — иллюзия моего разума, и он сам стал похороненным прошлым, стал разбитым кораблём, который всегда указывал мне верный путь. Теперь я ступаю по тернистой дорожке и не дам себе повернуть назад. Теперь я не позволю нотациям Айка, засевших в моей голове подобно клещу, действовать по соображениям добра. Мир слишком жесток, чтобы быть добрым.
— Сферы держат острые плечи семьи Бодо и Джюель Бертран. Если наткнёшься на них — получишь двойную дозу яда. Меня интересует то, что будет дальше, а именно, как сферы продолжат развиваться, когда у трона одни диктаторы. Если это месть, то в захват определённо идёт свержение чудовищ с почётного места.
— Тебя так же заботит мир сфер. Я это принимаю. Я хочу спокойного будущего, единства общего народа. Почему я тренируюсь с тобой, скажи мне, Милдред?
— Вы хотите мира среди общего народа. Вы хотите помочь мне справиться с контролем, научить пользоваться магией, — твёрдо говорю я. Клянусь, мой голос ещё никогда не звучал так уверенно. — Моя сила нужна мне, чтобы покровители толпами шествовали за мной.
Я подбираю свой выброшенный на пол меч и наставляю на Владычицу.
— Попробуем снова. Я буду думать о том, что меня мотивирует.
— Борьба. Мир. Близкие покровители.
Мы сталкиваемся в схватке. Юми нападает отточенными движениями, лёгкими и спокойными. Я улавливаю почти каждое её наступление, с трепещущим сердцем отражая атаку. Но последнюю пропускаю, и Юми задевает моё бедро.
— Ты ранена. В порядке?
— Я справлюсь. Было похуже, — улыбка сама растягивается на моём лице.
Я бросаю взгляд на царапину и мгновенно забываю о ней, несмотря на тихую пульсацию. Юми, немного помедлив, продолжает спарринг, стараясь поколоть меня мечом.
— Что самое дорогое для тебя? — вдруг спрашивает она, отбивая мой ответный удар.
— О… Над этим вопросом стоит задуматься.
— Ответь сейчас. Спонтанные ответы зачастую есть правда.
— Свобода. Покой.
— Ты можешь оказаться на свободе, покончить со всем, свергнув Владык-тиранов. Без силы ты будешь беспомощна. Когда Испытания будут окончены, ты сможешь навестить свой дом на Земле. Это, по-твоему, свобода? Тогда борись! Достань то, что прячешь.
Владычица становится агрессивнее в нападении. Она подпрыгивает к потолку и с высокой скоростью налетает на меня. Её меч направлен мне прямо в шею. Я готовлюсь к тому, чтобы стать мёртвой, но перед глазами пролетает вся фальшивая и настоящая жизнь. Месть. Я обязана увидеть, как чудовища станут мошками. Как на трон взойдёт Грэм Коши с Яфой за спиной — его верной помощницей. А что до сферы Голубой Бирюзы… Правление Найджела пугает не меньше Джюель. Но то, что попрекать каждого на чёрном кресле будет не она, счастливит меня больше, чем новое платье.
Я крепче сжимаю рукоять, которая скользит в моих руках от пота. Совсем немного и это закончится — я перестану быть человеком. Что-то внутри меня восстаёт, пододвигая органы на миллиметр. Каждый из них дрожит под воздействием неизвестного землетрясения, горячего, как красное пламя. «Кричать от ужаса», — проносится в голове. Я боюсь снова испытать этот болезненный аффект, полыхание плоти, мучения.
— Не-е-е-ет! А-а-а-а!
Мой ор будоражит Владычицу. Она подрывается с места, побросав все свои принадлежности, висящие на ней. Больше я ничего за ней не замечаю — потому что боль становится сильнее, мучительнее, медленнее. Я уже не обращаю внимания на окружающие меня стены. Для меня существуют только огненная пропасть, которую я преодолеваю с медлительностью улитки. Теперь огонь жрёт меня не снаружи, а изнутри. Самое жуткое заключается в том, что кожу соблазнительно холодит. Как же хочется направить холод поглубже.
Владычица кладёт мою голову себе на ноги и неизвестно откуда появившимся мокрым полотенцем промачивает мне лицо, шею и грудь. Юми резко отбегает и незамедлительно появляется с мечом в руках. В эту секунду мои глаза расширяются: она поднимает надо мной лезвие и без раздумий пронзает живот. Я вскрикиваю, но не так истошно, как при горении органов. Это ещё белые ландыши по сравнению с невыносимым огнем внутри меня. Я всё ещё скулю от боли, кровь сочится из меня, как если бы хлынула гроза. Юми совсем не намеревается доставать меч.
Её прохладная рука касается моего лба. Тонкими изящными пальцами она проводит по моим волосам. Кажется, сейчас она склонится надо мной, чтобы поцеловать, как я представляла себе маму в детстве, но она этого не делает.
Боль начинает отпускать, махая напоследок. И если бы у неё были глаза, то в них я бы прочла: «Я вернусь, и веки вечные буду сопровождать тебя». Чем больше крови — тем меньше огня. Юми вынимает меч, и рана затягивается.
— Ты молодец. Молодец, — шепчет Юми, сокрушённо выдохнув. Она Владычица, могущественный правитель, сидит на грязном полу, с окровавленными руками и радуется маленькой победе человека.
Я выдавливаю жалкое, но искреннее «спасибо».
Ладони сплошь вымазаны кровью, одежда пропитана кровью, а мрамор залит алыми лужами. Почему меня всё равно заботит всеобщая безопасность наподобие: «Как объяснить кому-то, почему весь зал в кровавых ручейках, а два покровителя здоровы и без единой царапины на теле».
— Твоя магия спала. Если новичок в каком-то деле не стажируется, он не набирается опыта. Твоя сила была в спячке, нам стоило раньше её активировать. Она потерялась, я выпустила её из тебя и направила энергию на заживление раны.
Во мне находится как-то тварь, я не могу её контролировать, и меня это страшит. Я боюсь самой себя. Боюсь разгневаться, сделать лишнее движение, повеселиться, заплакать… Потому что для силы проход открыт именно в те моменты, когда мои эмоции слабы, то есть подвержены заражению.
Киара заставила меня поужинать, и я, превозмогая себя, съедаю четыре ложки жареного риса. После двенадцати часов сна я зову Владычицу на тренировку, пока она не сокрушает.
— Ты переживаешь, если не упражняешься? — спрашивает она, видимо, заметив, что я не переоделась и не сходила в душ.
— Меня пугают эти изменения. Вдруг я не смогу с ними совладать? — звучит это настолько безнадежно, что на мгновение я замолкаю. — Особенно, если рядом не будет вас. Вчера вы помогли мне, я чувствую, что в долгу.
— Заставить не испытывать вины я не могу, но мы договаривались: я учу тебя — ты помогаешь сферам. Ты сама этого желаешь — проблема исчерпана. Считай, мы заключили выгодную сделку.
Я нерешительно киваю учителю и показываю фальшивую улыбку.
— В этот раз будет легче, чем вчера. Милдред, теперь тебе придётся проходить через это постоянно, пока ты не примешь свои способности. Тебя ждёт один лишь кропотливый труд.
Я качаю головой, и до тошноты мне вспоминается та боль. Что мне предстоит пройти, чтобы оказаться в нужно месте? Плата за могущество в моём случае непомерно дорога. Остаться умирать или двигаться дальше… Я обязана выбрать второе, потому что первое — признак трусости. Я не стану бежать от препятствий. Если бежать, то только вперёд.
— Я справлюсь, — неожиданно для Юми, решительно заключаю я. — Ради себя и ради будущего сфер.
— Когда почувствуешь, что готова сдаться, приходи ко мне.
— Я не сдамся.
— У каждого наступает переломный момент. С помощью него мы учимся жить достойно. Настанет день, когда ты захочешь скрыться в тени, стереть своё существование, даже не знать своих друзей и любимых. После мучительной фрустрации тебе нужен будет толчок. Я могу сделать это, но пойти ты должна уже сама. Слышала меня?
Я сдерживаю слёзы, представляя смерть ненавистников — работающий отвлекающий манёвр.
— В первую очередь я найду вас, обещаю.
— Сразимся снова. Не паникуй и делай всё, как я скажу, — медленно произносит Владычица, растягивая слова, как жевательную резинку, и её голос расслабляет мои мышцы. Мы не спеша обходим круг, направляя друг на друга острия своих мечей — моего голого и скудного и Владычицы — насыщенного аметистовой магией, украшенный красивыми отполированными камушками.
— Кого ты особенно недолюбливаешь? Тот, кого бы ты уничтожила, не раздумывая? — спрашивает Юми. Она задаёт дразнящие вопросы. Я смело поддаюсь, вынуждаю себя разозлиться, ослабляю барьер, который зачастую выстраиваю, когда хочу упрятать свои чувства.
— Джюель Бертран, моя мать по крови, предательница, лживая, бесчувственная и безразличная. Ничтожество. Убогая правителька. Чудовище.
— Как так? И ты не любишь её?
— Нисколько. Я всегда мечтала о материнском тепле, но взамен получила порцию ненависти вперемешку со специей «отрава».
— Ты будешь ей должна?
— НЕТ, — рычу я. — Она не подарила мне благополучную жизнь, зато я подарю ей мучения. Она могла забрать меня в сферу. Даже если не забрать, то хотя бы избавить меня от тех мерзавцев, зовущих себя детьми, которые насмехались над моим сиротством, дряхлой бабушкой и отвратительным вкусом стиля. Джюель не попыталась исправить свою ошибку, она не заслуживает даже моего вдоха.
— Не слишком ли ты жестокая, Милдред?
— Я пока ещё милостивая!
Этот разговор выводит меня из себя и мне немедленно хочется прекратить его. Владычица ковыряет шрамы, а я терплю ради себя. Какая ирония!
— Ты сможешь полюбить её, какой бы ни был её характер. Да, она не сладка, как мёд, но горька как трава. Траву так же можно есть, смотря, кем являешься ты — человеком или добрым ослёнком, идущим на уступки. Стань другой в угоду маме, ступи на другую тропу, поверь в её усилия.
— О каких усилия речь? Она ненавидит меня.
— Ошибаешься.
— Вы не дали мне закончить, чёрт возьми! Я не буду преклонять колени перед покровителем из-за того, что по венам у нас течёт одинаковая кровь.
— Будешь!
Снова боль, снова ожоги, колебания, мои разрывные крики. Я бью себя по лицу в попытке успокоиться и не кричать, но глотка сама разрывается, я не в силах даже закрыть рот, чтоб не вымолвить ни звука.
— Не держи это в себе! — голосит Юми, перекрикивая моё рычание и нечленораздельные вопли.