Когда я открываю глаза, осознаю, что уснула в комнате своего учителя. Если быть точнее — отключилась. Ониксовая слеза, зима, женщина со смольными волосами и в символичной одежде сферы. Кровь, фауг, смерть. Белое облако, как в моих снах.
В комнате пусто: здесь только я, пугающая тишина и чёрные стены.
Я поднимаюсь из глубокого кресла, и спина издаёт громкий хруст, оповещая о том, чтобы я больше не спала в неудобной позе.
Тотчас же входит Грэм. Его волосы заплетены в небрежный пучок, растрёпанный изнурительной тренировкой. С лица катится пот, чёрная безрукавка прилипает к спине. Сейчас его руки кажутся массивнее, облачённые в нарукавники, вены пробиваются через плотную загорелую кожу.
— Я иду в душ, — говорит он и делает продолжительную паузу, роясь в шкафу со своими вещами. Он достаёт два коричневых полотенца. Одно протягивает мне, а другое закидывает себе на плечо. — Ты идёшь со мной.
— Что это ещё значит? — пренебрежительно восклицаю я.
— Я думал, ты знаешь, что такое душ. Мне предстоит провести тебе экскурсию по этому месту? — со всей серьёзностью произносит Грэм. — Сейчас утро, — продолжает учитель, игнорируя сказанные ранее слова. — Ты проспала двенадцать часов.
— Достаточно много. Мне вряд ли удастся уснуть ночью, — я протяжно выдыхаю. — Какая тренировка будет сегодня?
— Немного потренируемся с мечом и по боевым искусствам, а дальше ты продолжишь своё занятие в библиотеке.
— Одна?
— Да, — Коши возмущённо сопит носом, — одна.
Мы минуем коридоры, которые освещены яркими свечами и факелами, те будто никогда не догорают до конца. Моя обувь стучит по стеклянному на звук полу. Оникс под ногами не рушится, замок устойчивый, что вообще невозможно по его свойствам: он хрупкий и не переносит жар. Видимо, обиталище такое же, как и его жители.
Я подмечаю узоры на стенах: его полукруглые изгибы сделаны из топаза. С канделябров свисают цепочки, на них в меру насажен опал, он вызывающе отблескивает; ручки некоторых дверей изготовлены из алмаза. И всё это так, чтобы не разбавлять цвета сферы Чёрного Оникса. На мгновение я даже задумалась, что алмаз — дешёвая подделка, но потом вспомнила, что я вообще не на Земле.
Я осматриваю прямоугольный потолок, на котором переливаются глянцевитые красные ромбы. Меня пугают размеры замка, приводят в ужас своей неизвестностью. Но почему? Дома, на Земле, столько стран, городов, уголков не были изведаны мною, и я чувствовала себя в полном комфорте. «Это совсем другое», — чуть было не озвучила я.
За всё это время я увидела катастрофически мало покровителей. Они сражаются. Но что бы было с замком, если бы каждый из них взял непозволительный отгул? Отсутствие пространства? Наверняка, власть решает этот вопрос или решает их магия.
Будто обшарив мои мысли, появляются покровители. Мужчина, который вчера принёс мёртвую девушку на руках, разодет в железные доспехи. Позади него стоит ещё один. Он выглядит распущенно: алая рубашка держится на одной пуговице, со рта разит перегаром, и он едва сосредотачивает взгляд на Грэме. Я дёргаю носом и отворачиваюсь: «аромат» недавно выпитого алкоголя отвесил мне знатную оплеуху.
— Приветствую, — здоровается Грэм. Мужчина отвечает ему тем же самым. — Зейн, зайдёшь потом позже ко мне, — он обращается к пьяному.
— Без проблем, дружище, — отвечает тот весьма веселящим голосом, пропустив мигающий гнев в глазах Коши.
Они не тратили время на формальности, и мы с Грэмом поднялись на этаж выше, а затем завернули в коридор, полностью поглощённый мраком. Здесь несколько дверей и каждая из них приоткрыта. Звуки стекающей по трубам воды смешались в один и стали похожи на шум волн, толкаемых ветром.
Я стараюсь сокращать расстояние между мной и Грэмом, чтобы не затеряться в непроглядном лабиринте. Когда он открывает железную дверь, та противно скрипит.
— Душ общий как для мужчин, так и для женщин. Когда закончишь, жди меня, ясно?
Приятные новости в приятный день после приятного сна!
— Да, — я натягиваю фальшивую улыбку и продвигаюсь в самый конец. Открываю тяжёлую ониксовую дверь в кабинку душа. Кто-то незадолго принимал здесь душ — пахнет мускусом и сандаловым деревом.
Я смываю с себя весь пот, всю грязь и пыль. Начинается другая жизнь. Мне хочется убежать от неё каждый раз, когда я задумываюсь о доме. Разбавление рутины всегда удручали меня, а сейчас я это ненавижу. Новая жизнь пугает меня и одновременно чем-то манит. Влечение к силам, власти заставляет стыдиться себя. Я дёргаю головой, чтобы избавиться от этих мыслей, но от сопротивления они только нарастают.
Когда я заканчиваю, Коши уже ждёт меня переодетый в верхнюю тунику, подпоясанную ремнём. Брюки те же, что и вчера, широковатые и воздушные. Сегодня на нём невысокие кожаные ботинки на замысловатых застёжках.
Я тем временем не заморачивалась с одеждой и надела то же, что и вчера.
— Впредь найди свою рабочую одежду, — скользя по мне взглядом, уверенно говорит он. — И подбирай с умом. Твой «наряд» может привести тебя к смерти.
— Я поняла, — до сих пор мне претит признавать, что какой-то высокомерный парнишка указывает мне.
— Мы идём во внутренний двор. За пределы замка, — сообщает Грэм.
Проходит целая вечность, прежде чем мы оказываемся возле ворот. Они автоматически отворяются. Я чувствую головокружение, когда прохожу над пугающей аркой.
Запах гари и дыма застоялся в горле, приелся к лёгким. Ещё чуть-чуть и меня вывернет на глазах у учителя.
— Этого не будет, когда ты станешь покровителем, — замечая моё скривившееся лицо, оповещает Коши и кидает мне металлический меч.
Я отступаю на шаг и ловко ловлю его. Это можно считать прогрессом с нашей прошлой тренировки.
«В следующий раз сделай шаг вправо. Не тянись. Это сократит время в бою».
Меч летел быстро, поэтому я отступила. Это не так значимо, я уверена. Есть вещи куда важнее — научиться им пользоваться.
— Он не заточен и не опасен.
— Это хорошо. Иначе я бы точно совершила ошибку.
— Я так не думаю, — перебивает меня учитель Коши и тут же сосредотачивает на мне темноту своих глаз, осознавая, что сказал. Это была похвала или я с ума схожу?
— Держи дистанцию, иначе не попадёшь в цель. — Грэм старается объяснять жестами, наглядно показывать, будто разжевывает мне таблицу умножения. — Учитывай длину рук и длину оружия. Ты должна научиться на глаз определять, на каком расстоянии нанести удар. Вытяни атакующую руку вперёд, на меня, — я выполняю его указание и направляю на него остриё, сдвинув противоположное плечо в сторону, как это делал Грэм на прошлой тренировке, — вот так. Теперь запомни это расстояние. Поначалу ты будешь ошибаться от непривычки, но со временем ты будешь знать, когда бить.
— Это мелочнее, чем я думала.
— Думала, легко будет? — тон его серьёзный, даже грубый.
— Нет, — так же отвечаю я.
Учитель, как обычно, игнорирует мои слова и продолжает рассказывать лекцию.
— Всегда следи, чтобы ноги были расставлены на ширине плеч, не скрещивались, больше движений ногами. Туловище наклони вперёд и выпрямься. Локти ближе к телу, согни их и направь остриё мне в сердце. Думай не о том, что тебя ранят, а в первую очередь, что ранить будешь ты. Ударишь — выдыхай. Техника всегда побеждает силу. А теперь пробуй напасть на меня.
Я держу меч крепко, двумя руками сжимая рукоять. Мы с Грэмом, как соперники по фехтованию, движемся по кругу, перебирая ногами почти синхронно. Я слежу за каждым его движением, за каждым мускулом, чтобы в точности скопировать его действия. Я нелепо тыкаю в него мечом, он умело хватает наконечник ладонью и отталкивает его вместе со мной. Моё поражение.
— Ты раскрыла свои действия, когда посмотрела, куда хочешь нанести удар.
— Вы же не сломаете и этот меч? С чем я тренироваться буду, учитель Коши?
— Я всегда рассчитываю силы, ученица Милдред Хейз, — передразнивает он. Когда он делает это, всегда остаётся непоколебимым. Если Грэм следит за своей силой, тогда меч сломала я? Глупости и ещё раз глупости.
Я делаю выпад и замахиваюсь мечом с плеча, заставая своего же учителя врасплох. Он отражает атаку в паре сантиметров от своей шеи, предварительно одной рукой удерживая лезвие. Грэм не злится, чего я ожидала, а сдержанно принимает поражение.
— Ты занималась этим раньше? — нахмурившись, спрашивает он.
— Нет. Но это было приятно: напасть, когда вы этого не ожидаете.
— Ты быстро схватываешь материал. В скором времени нам предстоит распрощаться.
— Вдруг не навсегда, — предполагаю я.
— Может быть, — подтверждает Грэм. — Кистевой, локтевой и плечевой. Это важно. Откуда ты знаешь плечевой?
— Однажды вы атаковали меня таким способом, а выпады известны каждому, но воспользоваться им, взглянув несколько раз, смогут не все. Надеюсь, не разочаровала.
Покровитель коротко кивает.
— Продолжим с боевых искусств.
— Неплохо бы мне вспомнить, что такое драться, — говорю я и улыбаюсь в надежде, что улыбка вышла злорадной.
— Значит, тебе известна база.
Я занималась год рукопашным боем на бесплатном кружке в школе. Я знаю только базовые приёмы, выходила на бои с девочками. Если мы поражали каждого противника — переходили на второй уровень и могли сражаться с парнями. Мне не удалось подняться на ступеньку выше, я сильно расстраивалась, даже несколько раз плакала. Я денно и нощно тренировалась с Айком, хоть он не был умелым бойцом, чтобы надрать задницы вышибалам с большой грудью и длинными шевелюрами. В итоге я выгорела и забросила.
— И чему тебя научили? — учитель скрещивает руки и уступает мне территорию. Я воображаю перед собой грушу, становлюсь в стойку, которую на удивление помню.
— Прямой, — бодро говорит Коши. Я прокручиваю в голове уроки тренера и бью в воздух.
— Сойдёт. А теперь от бедра.
Последний бой с лысой девчонкой, тоннелями в ушах и проколами на лице, где только можно. Благодаря этому приёму я победила её.
Воздух пронзает замах моего кулака и хруст собственных не разогретых костей.
— В следующий раз не трать время на раздумья.
— Это ведь тренировка, — протестую я.
— Здесь тренировки отличаются. Ты должна учиться так, будто уже сокрушаешь. В таких случаях не должно быть ошибок. Ни единой, — подчёркивает покровитель.
— Как это серьёзно, — со скрыто иронией молвлю я. Было услышано — осталось проигнорированным. Меня это даже радует.
Тренировка набирает новый накал: больше движений, усиленное сердцебиение и сбитое дыхание. Я сильно вспотела, хотя на Грэме нет и капли. Он выглядит так, словно сделал лёгкую утреннюю разминку.
— Что ты видела, когда коснулась камня? — невзначай спрашивает он, наступая на меня.
— С чего вы взяли, что я что-то видела?
Его брови поднимаются: то ли от удивления, то ли от насмешки. Ни один мускул на его лице больше не вздрагивает.
— Мышь убеждает человека, что она не ела сыр, тогда как она оказалась в мышеловке?
Язык не поворачивается говорить. Я видела что-то личное, влезла в чужую жизнь, увидела непозволительное. Под пристальным взглядом Коши слова полились из меня лавовой рекой.
— Я видела женщину с чёрными волосами. — Опускаю меч и отвлекаюсь на свежее воспоминание. — Она погибла. Облако прошло сквозь нее, и женщина упала, выплёвывая кровь.
— Что-то ещё видела? — тихо и взволновано спрашивает он.
— Слышала, — я останавливаюсь. — Она кричала ваше имя, когда умирала. Вы знали её?
— Это не важно. Забудь, что видела.
— Насколько я понимаю, от меня что-то скрывают, — я пытаюсь говорить мягко, чтобы Коши не расцарапал меня любимым оружием. — Я не глупая. Мне нужно знать что, по крайней мере, происходит вокруг меня. И касается лично меня.
— Это опаснее, чем ты думаешь. В библиотеке содержится информация, которую тебя нужно знать прежде всего. Не забивай голову сомнительными вещами.
— О, правда?! — громко восклицаю я. — Все ли покровители видят чьи-то воспоминания? Да я до сих пор человек. Месяц! Целый месяц ко мне во сне приходили фауги, игрались с моей психикой. «Если бежать, то только вперёд». Я ненавижу этот грязные слова. Ненавижу!
Я выплёвывала дерзкие речи, вышвыривала ужас, копившийся двадцать девять проклятых дней. Теперь Грэм Коши разделит мою ношу — лёгкость объяла меня.
— Они не грязные. Они священные, — говорит учитель. Он проворачивает меч в руках, нарочно задевая моё плечо. Через белую полоску просачиваются капельки крови.
Я отпрыгиваю назад. Хочется вопить во всё горло, но я лишь шёпотом спрашиваю:
— Зачем вы это сделали?
Грэм отворачивается, как от пощёчины.
— Иди в свою комнату. Используй мазь. Позже приду, покажу библиотеку.
Я удостаиваю Коши разгневанным взглядом. В голове полная мешанина, кровь кипит, кожа горит. Я останавливаюсь, когда на меня снисходит идея — проследить за Грэмом. Вряд ли я узнаю что-то сейчас, но попытаться стоит.
Я прячусь за каменной стеной возле громадных ворот и наблюдаю за своим учителем. Он непоколебим, но потом его ноздри раздуваются, он сжимает челюсти и с лязгом засовывает меч в ножны.
Вдалеке идёт человек в серебряных доспехах, быстро и устремлённо — к Грэму. По его выражению лица видно, что он ждал его.
— Не стоило видеться здесь. Грэм Коши и покровитель Аметистовой сферы в сговоре? Что подумают люди? — Учитель даже не оглядывается.
— Приветствую. Впредь будем видеться в городе, — звучит голос мужчины. — Есть какие-то изменения?
— Обычная девушка, в ней есть потенциал. Думаю, вы ошиблись с Пророчеством.
— Вам нужно больше времени. Вдруг сила скоро проявит себя. Насколько нам известно, это должно произойти, — покровитель выдыхает и оглядывает округу с расслабленным интересом. — Я буду молиться Касьяну: пусть это будет Милдред. Интересно, как сила может проявиться у человека?
Деревянный меч рассекла я, а видения подтверждают догадки. Не нужно молиться. Это и есть я.
***
— Библиотека огромная, — произношу я, подняв голову вверх. Я глазами пробегаю по высоким стеллажам с книгами, томами и целыми циклами. Тут пахнет бумагой, жжёным свечами, отдалённо — клеем и чернилами. Я протягиваю руку к жёсткому коричневому корешку толстой книги, и она будто делится частичкой себя. От ветхих вещей всегда бешеные ощущения.
— Пропуск свободный, но вернуть, что взяла — обязательно. Невозврат жестоко карается. Следи за книгами в два ока, не оставляй на видном месте. Ответственность понести придётся тебе, если ты порвёшь, изрисуешь, замажешь. Вон там. — Грэм указывает на открытые настежь двери и тёмную комнату, в которой горит от силы пара свеч. — Пропишешься у мадам Бланчефлоер.
— Мадам… Что? У меня на языке кости прорастут, пока я буду выговаривать её имя.
— Запиши себе где-нибудь. Она не любит, когда её имя уродуют.
Мы проходим стеллаж с тонкими тетрадями, серией томов научной физики, молекулярной химии и молекулярной кухни. Здесь запах совсем иной — свежие глянцевые журналы и многолетние рассыпчатые книги без переиздания. Отдалённо доносится запах булок с карамелью.
Пройдя ещё один книжный лабиринт, мы выходим в зал с пышной хрустальной люстрой. По всей площади располагаются столики с удобными мягкими стульями. Под ногами стелется красный ковёр, касаясь каждого угла читального зала.
Здесь можно вместить двадцать легковых машин. Слева и справа вертикально стоят два стеллажа: не удивлюсь, если за ними потайные комнаты. Центр, когда-то оставшийся пустующим, завешан рисунками и картинами. Иллюстрации описывают прошлое мира сфер: мечи, кровь, сражения, различные дивные места нашей планеты и колыхающиеся плащи покровителей, отважно сокрушающие фаугов. Некоторые рисунки врагов-чудовищ передают как живых существ: с лицом и волосами. Это и мужчины, и женщины, их ноги частично размыты, лица неспокойные, как море во время бури. Один рисунок показывает фауга полукровкой: до туловища — человеческие признаки (волосы, женская красивая грудь, эмоции), а после — тело фауга, похожее на раздавленный паучий кокон.
— Фауги могут так выглядеть? — спрашиваю учителя. Он тут же схватывает, о какой картине я говорю.
— Глупости. Они не могут так выглядеть. Фауги всего лишь помутнение, без разума, души и тела.
— Это странно. Почему покровители это рисуют?
— Иногда хочется обвинить этих созданий во многих смертях, — взгляд Коши прикован к картинам. — На самом деле, они были сотворены такими. Если бы планета была живой, внутри неё рождались бы люди, она не смогла бы их винить — они ни при чём. Не родится же им на Марсе?
Безжалостная правда, которую ему сложно признать.
— Логично… Могу я иногда читать здесь? Тут спокойно.
— Обычно это не так. Где читать — твой выбор.
— Но место для чтения здесь хорошее.
— Оно создано для чтения.
Коши указал на единственный том. Он предупредил меня, что в длинных абзацах много воды, описывающие природу, инфраструктуру или внешность людей и их смело можно пропускать. «Книга историческая», — сказал он, когда я возмутилась его указом исключать особенные части книги. Ещё несколько раз он повторил, что это важная деталь обучения, я обязана знать, ради чего сражаюсь, это основа, после которой идёт набросок, потом зарисовка и уже настоящая картина — истинный сокрушающий покровитель.
В комнате мадам Бланчефлоер тихо, как в норке сытой мыши. Грэм оставил меня и отправился сокрушать фаугов. Если женщина в моём видении погибла, значит, что Коши сейчас сражается не только ради защиты Земли, но и за свою жизнь и жизнь своих друзей. Их слабое место — безобидные на вид фауги.
Уничтожить можно всё, не существует бессмертного создания в мире. Фаугов можно сокрушить, убить, но и истребить тоже. Я к этой мысли отношусь относительно безразлично, но покровителя она бы согрела, как горячий шоколад в зимнюю непогоду, и подарила бы покой до конца сурового периода.
Я достаю книгу, бережно, едва касаюсь пальцами обложки из крокодильей кожи. Со скрежетом отодвигаю мягкий красный стул и усаживаюсь поудобнее. Тяжёлую книгу с грохотом кидаю на стол и по привычке сдуваю с неё толстый слой пыли. Чёрное облачко быстро оседает на ониксовую поверхность, обходя лишь крошечную алую скатерть отделанную белым кружевом. Рядом с изящным плетением лежит корочка от булки. Карамельная?
Книгу открывали миллионы раз, поэтому долгожданного скрипа переплёта я не слышу. Начальная страница встречает меня фразой: «Если бежать, то только вперёд».
Я отодвигаюсь от книги, поджав ладони под бёдра. Появляется ощущение, словно именно это книга всё время следила за мной, проникла в мои сны, где на обрыве я повторяла эту фразу. «Вполне вероятно», — с ужасом признаю я. Оглядываю пустой зал. Сотни глаз, привидения. Я зарываюсь руками в волосы, стараясь выбить из головы неожиданный страх. Перед глазами появляются отрывистые жёлто-зелёные силуэты проклятого сна.
Я буквально валюсь со стула, нащупываю рукой скатерть, с трудом поднимаюсь. Лёгкие заставляют вдыхать книжный запах, чтобы привести меня в чувство, но я просто хочу отключиться, чтобы это прекратилось.
В стороне кабинета мадам Бланчефлоер шумно хлопает пробка от шампанского или вина. Я вздрагиваю. В это мгновение сон исчезает. Сбитое дыхание приобретает ритм, только сердце бешено скачет в груди: страх быть хрупкой перед кем-то затмил панику.
Вопреки всему я сажусь обратно и дрожащими руками перелистываю страницу.
«В твоих руках последнее переиздание этой книги. Её касались миллионы людей, а может быть, меньше. А может быть, ты первый, будущий покровитель! Но не исключено, что после тебя эту запись выбросят и напишут новую. Ты перевернёшь следующую страницу — пути назад нет, ты сделаешь это, узнаешь историю моих родных мест: как были созданы сферы, появились фауги, покровители, хранители… Удачи в прочтении».
Издатель, писатель, историк, отставной покровитель Киприано
Слова написаны красивым аккуратным почерком: каждая буква украшена замысловатым узором, наклон идеален — это приятно утешает. Вызов или предупреждение? Так или иначе, я его принимаю и смело переворачиваю страницу, которая начинается со слов:
«Мир приветствует конец пятнадцатого и начало шестнадцатого веков. Прославленную Италию поглотил кризис, торговля шла на спад, рынки снабдили фальшью и мусором. В то время многие пытались выделиться, заработать на бесценной гнили побольше лир. В такую неспокойную эпоху живёт половник Алойз и его друг, торговец Касьян, ставивший того на верный путь каждый раз, когда он двигался по кривой дорожке. Алойз всегда принимал помощь лучшего друга, переступал через себя и терпел наставления Касьяна. Касьяну казалось это правильным, он думал, что сможет изменить своего товарища. Этот период в истории отразился фактически на каждом крестьянине Италии, заграбастав в свои лапы сродни заразе она уничтожала в них всё хорошее».
Строки закручиваются в водоворот, буквы соединяются в сплошное чернильное пятно. Я хватаюсь за край стола как можно крепче, чтобы не дать себе рухнуть лицом в книгу и не уснуть посреди чтения. Вместо того чтобы отправиться в тёмное забытье, почувствовать давящее головокружение, меня озаряет странная лёгкость.
Я вижу огромную площадь. Почти такая же, как возле моей школы: каждую зиму мы с Айком приходили завешивать гигантскую городскую ёлку вещами, с которыми хотим распрощаться. В прошлом году я, наконец, отпустила Мэлвина и нацепила на острую искусственную иголку его подарок — фарфоровую фигурку изящной влюблённой пары.
Только здесь нет ёлки, снега, здесь нет Айка. На припекающем горизонте виднеются высокие дворцы. Напротив — крытая галерея с толстыми колоннами, всё это выдержано в идентичных тонах — светло-жёлтых, песочных и оранжево-серых. Только на единственном самом высоком сооружении возвышается каменный шпиль, похожий на клюв чёрной цапли.
На площади механично работает фонтан, вокруг него путаются люди, разглядывая с восторгом. В наше время возле журчащих струек люди сделали бы серию одинаковых глупых фотографий и в социальных сетях похвастались бы, в каком крутом месте они побывали. Здесь всё по-иному: инструктор рассказывает, какие старания были приложены для создания предмета восхищения любого итальянца, показывает зарисовку схемы.
Женщины восхищённо ахают, обряженные в оранжевые, тёмно-синие атласные платья до пят; треугольный вырез выделяет пышность и упругость груди, которую при поклоне они прикрывают ладонью. У большинства богатых красавиц зону декольте украшает лёгкое ожерелье. Мимо, без особо интереса, мчатся простушки в скромной одёжке: голова укрыта платком, туника на два размера больше — зачастую серая или бледно-желтоватая, что говорит об изношенности материала и её низкой стоимости.
Мужчины у фонтана одеты в длинные колеты, под низом — рубашки длиной до середины бедра, украшенные манжетами на воротниках, ноги облачают штаны-чулки. Однотипно, но с разным оформлением, каймой и расцветкой. Настоящие аристократы… жадно глазеющие на выпирающие груди алчных аристократок. Всех этих людей отличает одно — честность. Простаки идут стороной, без какой-либо надобности доказывать, что ты умный, а вот богатенькие так лицемерно слушают инструктора, будто каждый из них планирует возвести фонтан во дворике своего роскошного поместья голыми руками, а затем пройтись по этой же площади и трезвонить об этом во всяком бомжеватом уголке.
Внезапно меня покалывает осознание. Что я здесь делаю? Я вижу эту картину наяву, я нахожусь в этой «картине». Речь итальянцев резкая и чёткая. Некоторые слова хорошо слышны мне: «изодранный бедняк», «несчастные», «мои шелка дороговаты будут», «твои щёки краше яблок», «сложная конструкция и чистенькая водичка». Их стрекотания звучат на неясном для меня языке, вероятно, итальянском, но он понятен мне так же, как и родной. Будто в голову встроили автоматический переводчик.
По периметру, в каждом углу стоят обнажённые скульптуры людей, важные места которых прикрывает простыня. Посреди площади негоциант выкрикивает «Подходи, покупай!», афишируя свои ткани. Из-за их нехватки в стране, люди выстроились в очередь, длиной в египетскую речку.
Меня обуревает ужас после второй волны осмысления. Как я сюда попала?
Я не контролирую моргание, на глаза стелется чёрная пелена, оставляя в пустоте на длительные десять секунд. Обстановка сменяется мрачной. Затхлый запах вольно наживается в тесной комнатушке с неровными бетонными стенами.
— Ты совершил ошибку! Если правительство об этом узнает, жизнью поплатишься не только ты, но и твои ближние, Алойз!
Оба мужчины стоят далеко друг от друга, но жар их гнева чувствуется на языке. Этот гнев вовсе не ненавистный, это заботливый гнев.
Мужчины одеты в поношенную одежду. На плечи Алойза накинут плащ, многократно сшитый из лоскутков на воротнике и подоле. Латает свежие дыры. Его разгневанный собеседник, как несложно было догадаться, Касьян, — одет в многослойную рубаху и штаны выцветшего молочного цвета.
На столе высится башенка грязных тарелок с торчащими из неё ложками, по центру валяются осколки разбитого стакана. Как только здесь выжили лилии в глиняной вазе? Крохотная кроватка растрёпана, постель поедена молью.
— Я стану могучим! — выпаливает Алойз с безумным лицом, тыча пальцем в Касьяна. — Я создал шедевр, который принесёт мне деньги. Я выберусь из хватки хозяина, почувствую свободу, не буду больше его ручной собачонкой! Ты, Касьян, ни от кого не зависишь, у тебя своя лавка и тебе никогда не понять моих мучений. — Алойз бешено цепляется за свои рыжие локоны. — Не понять.
— Мы что-нибудь придумаем, — Касьян водит глазами по комнате, наскоро перебирая решения проблемы. — Ты понимаешь, насколько это опасно? Тебя забьют камнями, выпорют, король прикажет пытать тебя! А потом казнят, — с лицом, полным сожаления, твердит торговец. Со скрещенными запястьями на животе мужчина убеждал друга остановиться, но тот упрямее осла, стоял на своём.
— Я потерял родителей в раннем возрасте, у меня украли моё наследство, лиры, мою маленькую лабораторию. Ты же знаешь, как я люблю опыты! — жалобно мямлит Алойз. Сломленный сумасшедший. — Я признаюсь… Стать половником было частью плана. Кропотливо работать, копить деньги и… Посмотри, в каких гнидячих условиях я живу! Я заработал и наконец-то смог осуществить мечту — лаборатория, приборы, опыты. Признание. Я заслужу признание. — Голос перешёл на шёпот. — Король сможет использовать моих пушистиков в войнах, сумеет приручить их. Я пока ещё тружусь над этим. Тогда наш Властелин найдёт моё богатство и вернёт ворованное, а если не найдёт, выдаст новое.
— Услышь меня, умоляю тебя. Скоро твои твари выберутся и начнут крушить то, что им под силу! Этим существа непосильны клетки. Ты сотворил зло, с которым не сможешь совладать. Решения нет. Фаугам категорически нельзя покидать тюрьмы.
— Откуда тебе знать, как работают мои малыши? Я вырастил их. Проводил разные эксперименты и уверен, что они не настроены на вражду.
— Знаешь, поначалу мне действительно было интересно. Пока я не узрел, как они питаются.
— Подумаешь, — уныло ухмыляется Алойз, — тот парень и так был на смертном одре, а я лишил его мучений.
— Ты выкрал больного юношу из тёплого очага, впихнул к этим голодным уродам и дал им буквально раскромсать тело. Уже год ты их содержишь. Сколькими ты пожертвовал? Тот потерянный парнишка, которого я достал из переулка, накормил, предоставил жильё; которого так любила моя матушка, тот мальчуган, вечно дарующий нам проблемы, стал монстром.
Половник выпускает слезу, оставаясь безжалостным в лице.
— Не говори так, — сквозь зубы шипит он.
— Пора заканчивать, — с едва сдерживаемой болью подытоживает Касьян. — Если не уступишь мне место, не дашь уничтожить фаугов, я освобожу проход должным образом.
Я замечаю деревянную дверь рядом с тумбой, она приоткрыта. Несколько рядов стеклянных контейнеров, вокруг множество каких-то электрических приборов, поддерживающие жизнь уродцев. Это всё, что способен увидеть мой глаз. В лаборатории достаточно темно.
— Я не уйду. Пусть нам с тобой и предстоит сразиться, я буду защищать своих пушистиков.
Половник печально смотрит на заточенный кинжал.
— Мы оба знаем, кто победит, — сжимая рукоять, отчаянно бубнит Касьян. — Оружие никогда не было в твоих руках, тебя всегда поглощала наука.
— И всегда будет, друг, — лицо Алойза освещается улыбкой, такой, какой награждают в последний раз. Он хватает с тумбочки острую палку и направляет её на Касьяна. — Попытаюсь сопротивляться, чтобы не губить твою честь.
Касьян качает головой, одним взглядом выражая всю любовь, уважение и крупное сожаление. «Видимо, суждено», — твердят его тусклые изумрудные глаза.
— Быстро и без угрызений совести, — шепчет мужчина. Не задумываясь, он выхватывает подручное ружьё и отбрасывает в сторону. Алойз округляет глаза, и тогда его любимый товарищ вонзает острие прямиком в злое от судьбы сердце.
— Я говорил тебе остановиться, — объясняется Касьян. Он начинает разрываться от плача, как новорождённый малыш. — Теперь это всё… на моих плечах.
Он медленно достаёт кинжал, и в этот момент густые белые облака заполняют комнату. Они проходят сквозь тело создателя, минуя Касьяна, и выбираются наружу через дверной проём. Это добивает Алойза — он падает камнем, захлебнувшись кровью.
Торговец из-за страха и боли дрожит на бетонном полу с горстками мусора.
Я смыкаю веки, не желая знать, что будет дальше, наблюдать за мучениями торговца и ещё тёплым трупом половника.
Сознание удаляется из прошлого, я просыпаюсь. Моя голова лежит на столе. Впервые я так рада находится в сфере, в замке, в библиотеке, лёжа на пахнущей бумаге.
Я отскакиваю от первого тома со скрипом стула и отхожу на несколько шагов, продолжая глазеть на страницы. С лица катится пот. Я спешно обтираю его рукавом.
— Приветик!
Напротив моего места сидит девушка: её волосы цвета молочного шоколада, глаза хвойные. Не знаю, несколько она здесь долго, но спящей точно меня видела.
— Бурные сны тебе снятся, девчонка, — надменно проговаривает она.
— Кто ты такая? — спрашиваю я осипшим голосом.
— Алисия Бодо. Приятно познакомиться, Милдред Хейз, — девушка протягивает руку, надеясь на приветствие, но я демонстративно отправляю руки за спину.
— Совсем не приятно.