— О-оу, не горячись, — говорит Алисия, скручивая губы в трубочку. — Тебя затронули мои слова? Прости за мою бестактность.
Её «прости» больше похоже на издёвку, чем на извинение. У меня вдруг появляется неистовое желание использовать все приемы, которые повторила сегодня на тренировке. Девушка выглядит сильной и мужественной, несмотря на утончённое острое лицо, кошачий взор, наиболее выраженный из-за десятка тоненьких косичек, ореолом заплетённых вокруг головы. Она является покровителем — я ей не ровня. Заяц против тигра.
— Ты подумала, что меня задело хамство? — невзирая на смелое высказывание, я отступаю на шаг. — Тебе стоит поработать над самооценкой.
Лицо девушки делается угрожающим: улыбка исчезает, взгляд приобретает отточенность. Некоторое мгновение она задерживается на мне, а затем возвращает исходные эмоции, окончательно расслабившись. Запугать хотела. Я по-настоящему струшу, если мне приставят нож к горлу или заберут под носом миску с жареными мидиями, но волноваться оттого, что кто-то не так смотрит — уморительно до разрыва живота.
— Читаешь историю? Спать запрещено в этом месте, — информирует покровитель и тыкает пальцем в книгу. — И почему это ты одна, а не с учителем?
— Я понятия не имею, кто ты, поэтому перед тобой отчитываться не должна. Особенно за других.
— Защищ-а-аешь его, — задумчиво тянет девушка.
Картина становится яснее.
— Ты какая-нибудь влюблённая ревнивая дурочка?
Алисия подскакивает с места, чёрный плащ, надетый поверх полуночно-синего платья, развевается с ней в такт. Её лицо оказывается в сантиметре от моего.
— Мы любим друг друга, — выпаливает она, оскаливая острые зубы. Клянусь, в прошлой жизни она была кошкой. — Я здесь, чтобы предупредить тебя, — не вздумай плести за моей спиной амуры. Заканчивай обучение и порхай в другие края. Милдред смертная, а значит, за любым углом ей могут вспороть брюхо. Ты же, голоштанка, ещё даже защищаться не научилась.
Алисия хватает со стола свой меч и пулей вылетает из библиотеки. С чего бы ей боятся конкуренции со мной? Я завершаю ученичество и исчезаю из его жизни. Красивая и неуверенная в себе.
— Милдред, — зовёт меня Грэм и входит в зал, — как успехи?
— Познавательно, — удаётся выдавить.
Перед глазами возникает предсмертная физиономия Алойза, убитый скорбью Касьян, на языке чувствуется вкус крови, в ушах раздаётся звук разрезающейся плоти. Нет! Нет! Нет! Я не хочу больше это видеть. Хочется удариться головой о ближайшую стену, но стереть к чертям сцену фактического братоубийства.
Алисия. Её дерзкий оскал выводит меня из временного ступора — злость стучится, чтобы сменить страх, и она успешно выламывает дверь.
— Вижу, ты уставшая, — подмечает учитель.
Пусть лучше слабая, чем та, которая несколько минут назад перенеслась в прошлое и погрызлась с его избранницей, грозившейся выпустить мои кишки.
— Да, есть немного.
— Ониксовая мазь лишает аппетита. — Он думает, я такая потерянная из-за голода. Славно.
— Исцеляющая штука, доставляющая неприятности.
— Око за око. После хорошего следует плохое. — Грэм оживляется. — Идём в трапезную.
Мы отправляемся на верхние этажи, и уже на третьей лестнице мои стопы начинают ныть. И почему он просто не перенесёт меня? Через одышку, набрав воздуха, я спрашиваю, терзающий меня вопрос:
— Слушайте. Если вы такие могучие волшебники, наверное, вы подпитываете себе какими-то эликсирами?
— Есть такое, — молвит покровитель. — Нам не нужно есть, чтобы выжить, для нас это лакомство, немного дополнительной энергии. К этому разряду относится и сон.
— Что ещё интересного?
— Реалии — не сказки, чтобы их интересно было слушать. Относись к этому серьёзно.
— Да какая разница, как я об этом говорю?
Коши сопит носом, а затем продолжает:
— Мы долго живём. Слабое место покровителей — фауги. Нам непокорны человеческие болезни, мороз, пекло. Телесные и сквозные раны заживают через сутки.
Мы, наконец, достигаем назначенного места. Восьмой этаж и ноги стали резиновыми.
Трапезная — огромное помещение, вмещающее в себя больше сотни покровителей. Они завтракают пахнущими вкусностями и болтают о чём-то между собой. Действо похоже на сборище фанатиков, верующих в великого сатану. Здесь мрачно, горят люстры с красными лампадами, на высоте подвешены длинные факелы, декоративно обмотанные колючей проволокой. Центр столиков, в свою очередь застеленные чёрной скатертью, занимает кованый или керамический канделябр. Особого сходства в еде я не заметила — у всех разная пища. Каждый берёт себе, что захочет или что в наличии.
— Держись близ, можешь затеряться.
Мне хочется схватить Грэма за рукав, чтобы наверняка не потеряться, но этот жест привлечёт много внимания, да и я не хочу выглядеть перепуганной мышкой. Я стараюсь следить только за спиной Грэма. Его плечи настолько широкие, что мне кажется, он может снести всю толпу, которая преграждает нам путь.
Мы становимся в очередь. Покровители за километровым столом обслуживают со скоростью света, поэтому мы ждём не больше минуты, когда очередь настигает нас.
— Две порции ризотто с шампиньонами, салат из апельсинов, пару кусков овощного пирога, — заказывает учитель.
Нас обслуживает девушка в тканевой маске, закрывающая всё её лицо — видны лишь глаза и немного нос. Она ниже меня, двигается быстро, профессионально подаёт еду. В наших кафе, на Земле, под ноги этой девушки постелили бы красный ковёр за такую работу.
Коши забирает заказы и садится за свободный трёхместный стол.
— Пробуй, — говорит он.
— Это вкусно, — подмечаю, пережёвывая пирог.
На входе в трапезную я обнаруживаю Алисию. Она смотрит сквозь меня — как оказывается, на Грэма. Когда Коши оборачивается в ту сторону, замечая мой устремлённый взгляд, Алисии след простывает. Она избегает его или боится. Покровитель не придаёт этому значения, складывает посуду и относит обратно. «Мы любим друг друга». Искренней и взаимной любовью так и веет.
— Всё запомнила?
— Конечно. Это несложно.
— Сегодня ты закончила со всеми тренировками. Мы отправляемся увидеть город. Возьми меня за руку.
Я хватаю его ладонь, уверенная, что она окажется шершавой и жёсткой. Грэм — покровитель с быстрой регенерацией, у него не может быть мозолей. Я сжимаю мягкую выпуклую кожу, но такой же отдачи не получаю.
Сомкнуть глаза, разомкнуть — как приказал Грэм Коши.
— Это город. Замок — столица.
— Прямо как на Земле, — во всеуслышание осознаю я.
Даже местность выглядит земной, только вместо почвы, травы и деревьев здесь бурая брусчатка, местами поцарапанная. В округе множество небольших белых домов, в долине пламенного горизонта виднеется пара красивых дворцов. Огненные движущиеся вихри воссоздают второе небо на еле глянцевой брусчатке.
— Кто здесь живёт?
— Если ты о дворцах — отставные Владыки. Они закончили пост, переправились в город, — я вспоминаю Вермандо, который всё ещё живёт в сфере. Почему он не здесь? — В обычных домиках живут бывшие сокрушающие и посыльные покровители. Сама понимаешь, после отставки репутацию хранят до кончины.
Мы проходим длинные улицы. По обочинам стоят несколько торговых лавок с одеждой, едой, предметами для развлечения, не заточенными мечами, ножами, стрелами и арбалетами. Меня притягивает лавка длиной в десять метров, с женской и мужской бижутерией. Глаза бегают от блеска украшений их малахита, обсидиана, агата, лунного камня и прочих. Прямо возле торговца ждёт, когда его купят перстень из чароита — редкого камня на Земле. Я как голодная собака плетусь к торговцу, от восхищения беру сокровище и тут же кладу обратно.
— Желаете выменять? Ранее его носил пятый Владыка Аметистовой сферы, он ценен не только из-за своей редкости. Стоить будет очень дорого, — лукаво проговаривает женщина, восхваляя антикварную вещь.
— Сколько? — интересуюсь я, зная, что точно не смогу приобрести её.
— Уверена, девочка, что хочешь знать? — твёрдо спрашивает она.
— Милдред, нам пора.
Грэм хватает меня за локоть и отводит в сторону. Я смотрю на лавочницу: она презренно косится на нас и крутит в руках драгоценный перстень.
— Здесь сходных прихлебателей в достатке. Пятый Владыка был великим — что ещё мягко сказано, это украшение на каких только пальцах не побывало. Купцы заставят тебя отнять чью-то жизнь, доставить детскую кожу с лица, сбежать из сферы и отдать своё оружие на хранение за стеклом. Я много слышал о «грязных рынках», назвал относительно лёгкие задания.
— Это всего лишь побрякушки, — хмыкаю я. — Дико давать им такую… стоимость. Если его таскала какая-то шишка, это не делает её значимой.
— Купцы надеются на алчных покровителей, распространяя на них собственное безумие, а те, как азартные игроки не могут остановиться.
— Есть в вашем городе хоть что-то честное? — возмущаюсь я.
— Есть. Обменные рынки. Валюта в сферах отсутствует, поэтому мы меняемся хорошими вещами. Бывает, на ярмарках мелькают пачки, золото — с их помощью покровители скупают товары на Земле, не прибегая к хитростям и воровству. Иногда это необходимо делать.
Принести детскую кожу с лица? Куда я попала?..
Мы поворачиваем в тёмный переулок, в конце которого я вижу площадь с огромным количеством отставных. Они одеты просто и удобно, в белые, синие и телесные одежды. На мужчин надета тога, ноги зашнурованы греческими сандалиями. Их возраст только пересёк черту старения.
— Сколько им лет? — любопытствую я.
— Больше ста.
— Сколько?..
— Мы бессмертны, — сдержанно говорит Коши. — Прожив один век, каждый покровитель уходит в отставку — прямая обязанность, а дальше уже твоё решение, когда умереть. Насколько я знаю, отставные проживали не больше трёхсот. Многие обезумели.
— В многолетии свои минусы. А ведь для меня это казалось занимательным — пройти много эпох, познакомится с интересными личностями, полюбить и проводить.
— Фильмов пересмотрела? — Я киваю, и учитель тихо фыркает.
Мужчина ведёт нас между торговых лавок, тусклых белых домов.
Считаются ли отставные людьми? Я интересуюсь у Коши, на что он отвечает: «Никогда. Покровителями есть и будут». И снова тот же упрекающий тон. Конечно, я должна выучить устройства мира сфер за пару ночей.
Поглощённая в свои мысли я чуть не врезаюсь в спину Грэма, когда тот останавливается. Я удивляюсь, смотрю на него, чтобы высказаться. Глаза, полные горечи стопорят меня. Он сосредоточен на чём-то позади.
Я оборачиваюсь к помпезному тёмно-алому дворцу, окружённому скопищем покровителей.
Из дворца два покровителя в доспехах выносят гроб из оникса, его крышка декорирована камнями, не оставляя свободного места на поверхности. Выглядит это прямо-таки пышно.
— Что происходит? — спрашиваю я Грэма.
— Владыка мёртв.
***
Во мне смешались чувства облегчения и досады — он мёртв, но мне не удалось посетить казнь. Уверена, меня бы вырвало — вместо крови из заколотого живота вылился бы лимонный жир.
— Хорошо, — выдыхаю я.
Что сейчас испытывает Грэм? Заклятый враг повержен, бегемотообразный не будет цепляться за его ошибки, орать как оглашённый и обвинять в чужом грехе. Я зацикливаюсь на блеске чёрных зрачков Коши.
Складываю два плюс два. Учитель сожалеет явно не о смерти своего злопыхателя. Владыка мог покончить с собой, являясь таким самовлюблённым? Нет. Гроб узок для правящего колобка.
— Это ведь не он?
— Нет, — с хрипотой отвечает Коши. Он прочищает горло, затем продолжает. — Бывший Владыка. Он прожил двести три года. Флойд был хорошим лидером. Я о нём ещё в книгах читал.
— Мне жаль, что это случилось. Его выбор — закон.
— Столько вопросов. Вечное отсутствие ответов, — тихо бормочет он. — Пусть Касьян благословит его.
— Во дворце будут поминки?
Грэм кидает на меня странный взгляд, но всё же понимает, о чём речь.
— Не принято. Это посчитают неуважением к нынешнему Владыке.
— Мне предстоит разобраться с вашими правилами.
— Научиться сокрушать. Выучить историю, — добавляет он. — Мне нужно остаться, — мужчина смотрит на горюющих покровителей и глянцевый гроб. — Тебя ждёт библиотека.
Он переносит меня и быстро возвращается, чтобы успеть проститься с Владыкой.
Несколько минут я стою над закрытой книгой, не осмеливаясь её открыть. Каждая трещинка, царапина и погрешность зафиксировались в моей памяти.
Грэм отказывается рассказывать о происхождении видений, о том кто я и как связана с Пророчеством. Я сама доберусь до сути и узнаю, что от меня скрывают. Прежде чем это сделать, я обязана знать, какое мясо покрывает кости.
Я открываю книгу, убираю закладку с последней законченной страницы, с паникой и бьющимся в ушах сердцем, зачитываю вслух первые строки главы. Достаточно зачитать нижнюю строчку, перед глазами плывет, тошнота тихонько отзывается — это выматывает.
Италия, Флоренция. Снова здравствуй, хочется сказать мне стране, но слова не идут, я словно говорю их в себя, шёпотом. В прошлом я ничто, я зритель, который молча должен наблюдать за развитием событий.
На деревянном скрипящем полу сидит Касьян, сосредоточенный на убитом друге. Жалеет ли он о своём решении, считает ли правильным свой поступок?
Собравшись с мыслями, он поднимает тело Алойза, руки мёртвого свисают и елозят по полу, голова валится набок.
Касьян затаскивает друга в клетку для фаугов, закрывает её и в раздумьях останавливается возле приборов, ранее сдерживающих тварей. Я замечаю блеск на его щеках — слёзы. С каждой секундой их становится больше, впитываясь в длинную бороду. Тут он падает на колени и плачет навзрыд. Торговец тянется к кнопке прибора, ударяет по ней боковой стороной ладони, сжатой в кулак. Стеклянные ящики задвигаются металлическими занавесками, внутри слышится небольшой взрыв. Занавески отодвигаются, по коробке, как песок в бурю, летает прах, не спеша оседать на дно.
— Я найду способ устранить людские отродья. Ты был жесток и заслужил такую участь. Проводить эксперименты над людьми хуже, чем то, что я сделал с тобой, — во взгляде Касьяна появляется злоба и ненависть… жажда расправы и установления справедливости. Торговец оправдывает свои деяния.
Мгновение и мои глаза оказываются в другом пространстве — комната купца. Она будет побольше, чем у Алойза, покрасивее и побогаче. Стол заставлен свечами и кипами жёлтых бумаг. Слева от хозяина лежат его очки, а справа — остывшая чашка чая. Судя по всему, это кабинет — здесь нет кровати. Шкафа тоже нет: все книги, тетради, черновики порядочно сложены в углу пола.
Купец держит перед собой черновик: «Цели. Номер 1 — изучить фаугов по оставшейся информации Алойза, разобраться в устройстве лаборатории. Уничтожить».
Другой лист, огороженный смятыми бумажными шариками, испещрён корявыми записями: «Фауги были созданы Алойзом с помощью подопытных людей с мутациями и отклонениями. Он выпаривал их, сушил, жёг, обливал кислотой и замачивал в опасных химических веществах, спаривал между собой, сшивал различные кусочки тканей. Таким образом у них исчезла оболочка.
Примечание. «Дневник исследования учёного, часть 5.
Они едва видимы, похожи на кучерявый дым. Создания совсем не близки к здоровой науке. Возможно, он использовал какие-то заклинания.
Цель 2. Узнать, какую магию применил Алойз».
Внизу мелко начиркана фраза: «Умоляли о помиловании».
Я чувствую подступающий ужас к горлу, слёзы. Изверг Алойз существовал, ходил по той же земле, что и мы все, он отнимал человеческие жизни. Пытал их ради денег и репутации.
— Я не сумасшедший. Я — не он, — проговаривает Касьян, постукивая пером по своему уху. — Фауги пожирают природу — то, что породило их. Человек порождён природой, никак не Богом, побуждает наука. Творение сильное убьёт творение слабое. Человек слаб. Это не должно произойти.
Он размышляет с энтузиазмом, его слова полны надежды. Сейчас он ещё не знает, что создаст покровителей, что его детище наблюдает за ним. Торговец не сумел покончить с фаугами: простуда обратилась в бессмертный вирус.
— Чёрт! Что за колдовство за этим стоит? — Касьян подпрыгивает со стула и отшвыривает его в стену.
С одного кадра меня перебрасывает на другой. От неожиданности сердце пускается галопом. Я мысленно кладу руку на грудь. Спокойствие: всего лишь фильм с перемоткой.
Торговец находится посреди пустыни. Седая как луна кучерявая борода сливается с волосами на голове в одно единое.
Мужчина выглядит вразумительным, нежели в прошлом видении, где он убеждал себя в отсутствии помешательства, — взор стал уверенным, тёмным; одежда смотрится богаче. Походка ровная — он идёт по песку, будто выискивая ответы в небе. На подоле и воротнике вшиты серебряные нити, очерчивая красивый узор.
— Древние немало поведали о магических свойствах камней, — говорит Касьян голубой выси. — Я выясню, какие задействовал Алойз, чтобы разработать оружие, им же вас истреблю.
Миновало около тридцати лет, если не больше. Создатель стар, а потому история вскоре должна закончиться.
— Знаете, фауги, он любил изучать минералы, пока не решил взяться за тяжёлую артиллерию. Позже он позабыл об этих безделушках, но конечно они ему пригодились для стоящих деяний, — он хмыкает. — Иногда я думаю, вдруг вся дружба была фальшью, вдруг он использовал мою семью? Пригрелся, как змея и в нужный момент укусил, впуская отраву? Чего вы стоите, бездушные?
Небо безмолвствует, фауги ему не отвечают, даже ветер не откликается на его зов. Одиночеством в сиротливой пустыне веет даже на таком расстоянии — за шесть веков. На плечи падает громоздкий, как булыжник, груз печали.
Мужчина, что так отчаянно верил своему близкому, подарил уют, не был вознаграждён за свои старания. Он наказан, вынужден из чувства долга и достоинства спасать мир, который разрушил Алойз.
На этой ноте я разлепляю глаза, и снова обнаруживаю себя спящей на книге — скоро она станет моей новой подушкой. Я ощущаю усталость и истощение, поэтому по памяти ищу свою комнату. Надеюсь на лучшее, а именно — не встретить никого по пути.
Мои ожидания не оправдались: под яркими языками пламени, взлетающей от уверенности походки, двигается Алисия. Она хитро лыбится.
Я шустро прохожу мимо, стараясь не подавать виду, насколько девушка мне неприятна.
— Эй, — окликает она и вынуждает остановиться. Я медленно поворачиваюсь к ней. — Как прошёл второй день в сфере Чёрного Оникса?
— Ты вдруг подумала стать дружелюбной и побеспокоиться о моём благополучии?
— Любопытствую, как проходят ваши уроки с учителем. Уж очень хочется узнать!
— Знаешь, а мне хочется домой, ещё я хочу съесть мороженое. О, забыла, как без этого? Я хочу, чтобы ты исчезла с дороги и из моей жизни тоже, — украдкой говорю я, чтобы посторонние нас не услышали. — Хватит врываться в моё личное пространство и бросаться ядом как гадюка.
Алисия подавляет вспыхнувший гнев и показывает острые зубы.
— Напомни-ка, голоштанка, чтобы я сразилась с тобой, если станешь покровительницей, — она ошпаривает моё лицо горячим дыханием. — Тогда сравняем силы и определим, кому позволено каркать «исчезни» с такой наглой мордочкой.
— Мне не сложно, — улыбаюсь я. — С нетерпением буду ждать дня, когда смогу не просто надрать тебе зад, а размазать, как кучу экскрементов.
— Смотри, руки замараешь.
— О-о, оно того стоит.
— Ты слишком много из себя возомнила. Гадкая голоштанка. Никто — ты.
Расхлябанно оперируй слабость, чтобы поразить противника, говорил мне тренер по боксу. То, что я скажу, разозлит его и навлечёт на меня беду. Что мне терять?
Я склоняюсь к её уху и шепчу, вкладывая в голос максимальную дозу желчи:
— Ты никто для Грэма Коши, милая.
В глазах девушки вспыхивает ярость, она прикусывает язык и с размаху ударяет по щеке.
Её ладонь обжигает кожу как пламя.
— Я не из тех, кто жалуется и просит помощи, но интересно, что случится, если Грэм узнает, что ты промышляешь за его спиной.
Случайно ткнула скальпелем в дыхало! Девушка втягивает воздух и мотает головой.
— Он не поверит какой-то девчурке. — Смех покровителя выходит чересчур фальшивым.
— Я дам тебе время, подожду, пока твои несмазанные шестерёнки дадут жару.
Демонстративно скрещиваю руки на груди.
— Нам с тобой ого-го сколько нужно разъяснить, — говорит Алисия и в мгновение ока исчезает как призрак.
Почему она делает это со мной?
Я протираю щеку льдом, наношу мазью и ложусь спать. Я несколько раз пробуждаюсь из-за новой обстановки, другой кровати, иных запахов и предметов, а ещё бесконечно горящих свечей, которые невозможно погасить. Магия хранителей создала вечный огонь. «Тебе нужно привыкнуть засыпать со светом». Ребёнка эта речь бы обрадовала, но когда Коши сказал мне эти слова, я хотела не только провалиться сквозь землю, но и прописать учителю.
В дверь комнаты слышатся два прерывистых стука. Остальные три звучат быстро и громко. Без спроса входит мужчина. Такого я бы точно запомнила.
Это пьяный Зейн, которого мы с Грэмом встретили по пути на дворовую тренировку. Его рубашка по-прежнему расстёгнута.
— Выйди! Почему заваливаешься, когда я сплю и без разрешения?
— Милдред Хейз, ученица моего лучшего друга, — он косится в сторону, держится за стену. Да он никакой! — Я мечтал увидеть тебя в такой короткой пижамке. Хочу сорвать с тебя это тряпьё.
Зейн приближается, от него источает запах перегара после выпитого бидона алкоголя, гари и табака. Кожа на груди липкая и потная, на лице чёрная пыль. Он тянет ко мне свои лапы, и в этот момент меня одолевает беспомощность. Грэм отправился сокрушать фаугов, и никто мне не поможет. Зейн сильнее меня в сто раз. Бороться против него бессмысленно, я только покалечу себя. К горлу подступает сегодняшний завтрак.