— Присаживайся.
Мадам Бланчефлоер предлагает мне сесть на мягкое кресло.
— Я не понимаю. Что вы говорите о моей матери?
Библиотекарь наполняет жидкостью два бокала — один из них протягивает мне. Женщина садится, а затем, расслабив плечи, закидывает изящные ноги на стол.
— Я была рада, когда узнала, что её дочь начала обучение. Джюель попала сюда прежде, чем воспитала тебя. Ты совсем её не знаешь?
— Имя, фото и ваши оскорбительные слова.
— Ты похожа на неё. Волосы, глаза… и немного характером.
— Буду считать это комплиментом, — выговариваю я и делаю глоток вина.
— Джюель — Владычица сферы Голубой Бирюзы. Таких бесчувственных правителей я никогда не заставала, хотя живу достаточно. Она ничто. Пустота. Её не волнует чья-то жизнь или чувства. Но я рассчитываю на тебя, Милдред.
И как только угораздило властвовать и приказывать той любящей, жизнерадостной девушке на фотографии?
— Я? Полагаете, она будет мне верить, потому что я её родная дочь?
— Уверена, все на тебя рассчитывают. Ты — надежда многих. И моя надежда.
— Почему я должна вам доверять?
Мадам Бланчефлоер нервно вздыхает и убирает ноги.
— Мой муж уже пять лет узник: покровитель сферы Чёрного Оникса заключён в темнице сферы Голубой Бирюзы. Джюель пошевелила пальчиками и по её приказу они обустроили всё так, чтобы он оказался предателем. Владычица подумывала, я стану её марионеткой, но я защищаю свой дом во что бы то ни стало. Его мучают пытками. Каждый день.
«Она ничто. Пустота. Её не волнует чья-то жизнь или чувства».
Чья-то жизнь. Она кого-то убила или вынудила пойти на смерть.
«Мне не нужно, чтоб ты целовала меня в лоб. Я и так усну», — проговорила в моей голове маленькая я, жаждущая родительской любви.
— Это ужасно, — тихо выдавливаю я.
— У неё есть план, как низвергнуть Владыку, семью Бодо и не дать кому-то сильному заполучить власть. Лёгкий путь её замысла — это я.
— Почему ваши сферы разладе?
— Давняя вражда. Мы никогда не ладили между собой: боролись за превосходство. Пока к правлению не пришла Бертран, оникс процветал, но сейчас всё наоборот. Твоя мать мечтает быть лучшей из лучших и не остановится, пока за спиной разгильдяя Флавиана Эбурна стоит сильнейшая семья Бодо.
— Как вы можете помочь ей?
— Раньше я и Флавиан плели интрижку. Я знаю, его историю детства, его душу, как он мыслит и множество его принятых решений. Джюель хочет, чтобы я оклеветала его, настроила мой народ против него, и они проголосовали за его свержение. Останется получить согласие от каждого действующего Владыки: Бирюза без раздумий отдаст голос, Аметистовая сфера тоже не прочь назначить кого-то благоразумного. В суматохе новых выборов Бертран собирается стереть семью Бодо, как снежный след. Дальнейшие цели она держала в секрете от меня.
— Вы не предали сферу даже ради мужа.
— Он достаточно натерпелся. Я хочу вырвать его из лап Джюель.
— Я обязательно обсужу это с вами, если стану покровителем. Помогу вам, мадам Бланчефлоер, только если вы сказали одну правду. О моей матери тоже.
— Благодарю. Я найду чем отплатить.
— Славно. Мне пора учить историю.
— Будет свободное время — приходи выпить. Что тебе нравится?
— Крепкий виски.
— Смелый выбор. Отныне оно всегда у меня на полке.
Я награждаю женщину улыбкой и направляюсь в читальный зал. Привыкать здесь читать было ошибкой — сегодня зал почти заполнен. За любимым столиком сидят два человека или покровителя. Тишину прерывает звук моих шагов, несколько читателей мимолётно поднимают голову, а затем опять погружаются в чтение.
Я беру нужный мне том и как можно скорее ухожу из этого места. Заглядываю к мадам Бланчефлоер, расписываюсь за взятую вещь. Было бы это простым чтивом, я бы расположилась в ротонде или где-нибудь во дворе, но единственное место, в котором я могу смотреть видения — моя комната.
Касьян медленно и задумчиво похаживает от одной рощи деревьев, стволы которых поросли мхом, к другой, ступая по мягкой почве, заросшей мелкой травой. Неподалёку порхают бабочки с крылышками молочного цвета. Изумрудный лес извещает о новых птицах, донося их мелодичное пение.
Между двумя рощами разбита горчичная потёртая палатка. Сидя на лоскутном покрывале, Гайюс перекладывает пергаментные бумаги одну за другой и каждые пять секунд поправляет очки, чтобы они не сползали на нос. Справа от него лежат две стопки толстых книг, а слева — груда бумаг с записями на итальянском языке.
— На востоке завтра землетрясение. Нам туда не добраться, — говорит он.
— Двадцать восемь лет. Я не бездействовал. При помощи твоих секретных книг о магии мои мечты воплотились в явь. Оникс — мощный противник для негативной энергии. Оникс любит, тянется к кровожадности. Его мы и задействуем, потому что нам требуется именно такая армия. Вот только я не уверен в голубой бирюзе.
— И почему же?
— Ты доказываешь, что будущая армия обречена на вечное уничтожение фаугов, что им нужна… любовь?
— Это больше не обсуждается, — отшучивается меценат. — Я обожаю страстных людей, способных хоть иногда отвлечься от мирских проблем.
— В дальнейшем это станет помехой. Попомни мои слова. Грязные мысли будут затмевать их долг.
— Не будь таким занудным, Касьян! Я тоже думаю о благополучии нашей ненаглядной планеты. Но видишь ли ты, каков народ? Все не без греха. Ты не создашь бесчувственные механизмы, даже если очень сильно постараешься. Все они люди, которым внедрят магию в кровь.
— Пусть будет так. Голубая бирюза идеально нам подходит, — сквозь зубы проговаривает Касьян.
— Продолжим. Все камни должны очищать от негативной энергии. Наш камень безмятежен там, где место обитания принимает его, то есть соответствует его цвету. Пятилетние расчёты принесли много пользы. Голубая бирюза — воздух, аметист — космос.
— Великое существование армии должно быть отплачено. Таким созданиям недопустимо жить вместе с обыкновенными людьми: нельзя, чтобы они знавали хоть крупицу магии.
— Я спрошу снова: Руф справится?
— Конечно! Безоговорочно! Мой сын ступает по каждому моему следу, — радостно говорит Касьян.
Картина сменяется ночью. Согласно календарю миновал один год. Борода Касьяна завилась в пушистый паучий кокон, она потеряла свой шоколадный оттенок, а стриженые редкие волосы на голове открыли светло-коричневую от старости кожу. Гайюс тоже приобрёл морщины на лице, но его длины всё такие же лилейные; глаза, как и шесть лет назад полны сил, осанка неимоверно прямая.
Внутрь комнаты входят три человека в чёрных плащах и широкополых шляпах. Меценат приказывает поставить коробки в пустой угол и оставить открытыми. Вместимости наполнены камнями: одна — аметистом, другая — чёрным ониксом, а третья — голубой бирюзой.
— Моя магическая энергия всегда будет снабжать стены замков, укрепляя и расширяя их, будет давать постоянный источник для ковки новых мечей, — толкует Гайюс, восседая на кресле.
— Что до мечей… Руф поначалу займётся этим, а затем найдёт хранителей и кузнецов, смело выполняющих свою работу.
— Это я и планировал. Согласно великому обязательству, кланы посвятят жизни нашему делу. Они будут аналогично мне, нащупывать явление природы. Только так возможно остановить бессмертных фаугов.
— Мой сын сможет, — обнаружив сомнения друга, уверяет Касьян.
— Я со своим бывшим товарищем по клану создам эликсир. Главное посадить зёрнышко, чтобы потом пожинать плоды.
— Поверить не могу, что мы вершим историю. Я не верю, что так мало людей в этом участвует и формируют громоздкий труд. Я… я с гордостью скажу, что прожил жизнь не наутёк. Если бы не ты, Гайюс, я бы никогда не нашёл решения и ещё несколько лет искал бы чудо, которое использовал Алойз. А я-то считал его глупцом. Видимо, он так же долго разыскивал хранителя, как и я.
— За эту ошибку мы будем расплачиваться вечно: прислуживать армии человекоподобных творений.
— «Если бежать, то только вперёд. Ренегат умирает вторым».
— Больно-то как, — шепчет Гайюс. Он встряхивает головой, отгоняя нежелательные, но такие необходимые в эту секунду слёзы. — Попрощайся с Руфом.
— Сделаю. А ты? Ты простишься с Амплием? Вы так много грызётесь — столько фаугов в месяц не плодится.
— Я люблю его. И… никакие стычки не станут нашим препятствием. Ведь… — глаза Гайюса извергают слёзы. — Ведь все эти годы он всё равно оставался рядом. Он будет любить меня до гроба, никого к себе не подпустит. Верю ему, как никогда самому себе не доверял.
Касьян прижимает его к своей старческой груди, как родного сына. Они давно потеряны, давно парят над землёй, готовые окончательно оторваться и взлететь, как два больших чёрных орла, и отныне не приземлится.
Перед моими глазами мелькает день: пушистые облака сменяются синевой, усыпанной звёздами, а благородный полумесяц, тонкий как ниточка, образует вокруг себя небольшого диаметра мерклое гало. Здесь пахнет сырой прохладной ночью в тёплое июньское лето, и ещё — решительностью и смертью.
Касьян плетётся к товарищу, он сжимает в руке деревянный оберег, больше похожий на семейную реликвию. Подарок от Руфа, драгоценного сына, его последователя, создателя истинных покровителей.
— Хранители ждут, когда мы создадим сферы. Они покидают Землю, — выдавливает Гайюс с болезненным осознанием. — Я попросил Амплия выполнить мою последнюю просьбу.
— Близкие завершат наш труд.
Гайюс достаёт из кармана штанов смятый листик и читает:
— Порошок аметиста, оникса и бирюзы, свежая дождевая вода, застывшая лава и пять граммов почвы с места падения метеорита.
— Ты пятый раз проверяешь, Гайюс.
— Знаю, — печальная улыбка с долей оптимизма. — Просто хочу отложить кончину на пару минут.
— Ха-ха… Ты не перестаёшь меня поражать.
Посреди пустого поля, окружённого небольшими рощами мшистых деревьев, стоит Гайюс со своим лучшим другом. Подле них размещён столик с жёлтым плотным куском пергамента и двумя флягами — они содержат в себе мерцающий эликсир.
Гайюс всматривается в исчерна-синее небо, луна озаряет каждую погрешность на его лохматом лице и череду мокрых дорожек.
— Я иду к тебе, Алойз, — шепчет Касьян.
Два друга крепко-накрепко сцепляют свои ладони. Оба хватают флягу и выпивают до оставшейся капли. Касьян брезгливо кривится и громко выдыхает, как после высокоградусного спиртного напитка.
— Любимый Амплий, разлучаюсь с тобой.
Гайюс, кажется, не нервничает, но дрожащий лист в его руке выдаёт упрямое волнение. Мужчина медленно произносит первые строки, к нему присоединяется Касьян. Их голоса сливаются в один низкий и громоподобный: хранитель делится силой с обыкновенным человеком, видимо, с помощью бурой смеси. Слившиеся голоса сотрясают Землю, они раздаются повсюду, будто окутанные шумом беспокойных волн.
Вдруг мой взор ослепляет вспышка, она окутывает всё поле, возвышается до небес, разгоняя ночные облака цвета свинца. На землю сыплются белые искры, звучит продолжительное шипение, и уши неистово закладывает, высверливая проход к мозгу. Нос улавливает запах горелой плоти.
Хранителя и Касьяна разорвало на мириады крупиц, отправившихся наверх. Некоторые крохотные искорки шипят на поверхности почвы, они ещё не совсем погасли, но продолжают броско отсвечивать. Затем я слышу еле слышное угасание. Тишина приятно щекочет барабанные перепонки.
Июньский день, вечер и звёзды.
С этой самой секунды роскошные замки, к которым Гайюс определённо приложил руку, населяют покровители, там живу и я.
***
— Милдред! — меня приводит в чувство голос Грэма. Он трясёт меня за плечи, моя голова болтается, как листик на ветру: лениво и непослушно.
Я подрываюсь с постели и отползаю на подушку. Вытираю ладонью пот, градом стекающий по моему лбу. Мне кажется, что сейчас от тела исходит пар, а дышу я огнём.
— Что произошло? — спрашивает Коши.
— Что-то произошло?!
Он отходит от кровати, вид его твёрдый как сталь. Я озираюсь по сторонам, поджимаю колени и обхватываю их руками.
— Да, — протягиваю я, — я видела смерть. Снова. Хочу, чтобы это закончилось.
Тревога и горечь начинает нарастать, в горле появляется ком и мне хочется выплакать все слёзы, крикнуть.
Грэм садится в изножье кровати. Он поправляет завернувшийся дол кафтана, отпускает рукоять и сплетает пальцы в замок. Безмолвствуя, покровитель смотрит на меня исподлобья. Редевшая передняя прядь тёмных волос, касается его острого подбородка, и я моментально подавляю горячее желание избавиться от неё.
— Учитель…
Я не успеваю назвать его фамилию, как он обрывает:
— Таким, как ты приходиться преодолевать ужасные трудности. Милдред, — он ловит мой взгляд, концентрируясь только на нём, словно ничего вокруг, кроме нашего зрительного контакта, не существует, — тебе будет сложнее, чем остальным… Потому что ты отличаешься от них.
— Отличаюсь? Чем, Грэм, почему вы не говорите?
Мой возглас выводит его из эмоционального состояния, и он становится таким же, как и всегда: стылым.
— На тумбе мешок льда. Ты вся горела.
Учитель выходит из комнаты, оставляя меня наедине с тысячей вопросов. Конечно, он это сделал и сделает снова.
Я засыпаю с компрессом на шее, пробуждаюсь, умываюсь и иду в трапезную без толики аппетита. Желудок всё чаще издаёт раздражающие урчащие звуки.
С каждой пройденной ступенькой мне хочется кричать: «Я это сделала!», но впереди ещё одна такая же длинная лестница с высокими ступеньками, преодолеть которые можно лишь с помощью шпагата.
— Разрешишь тебе помочь?
Я оборачиваюсь и обнаруживаю Яфу, с интересом наблюдающую за моими страдальческими попытками «доползти» до еды.
— Ты случайно не потешаться пришла? — спрашиваю я, и хватаю ртом воздух.
— Разве я выгляжу такой плохой? — Девушка заправляет волосы за ухо, протягивает мне ладонь и приподнимает брови. — Ты выглядела властно, даже когда самая известная гадюка поставила тебя на колени. Все, кто её враг — мой друг, а друзья помогают друг другу. Я тоже в трапезную. Тяжёлый день должен заканчиваться вкусными кремовыми пирожными, — она задорно скалит зубы.
— Ладно. Один раз! Один раз я готова переступить через свою гордость.
Я принимаю тёплую руку покровителя. Мы переносимся в одно короткое мгновение.
— Весело, — иронично говорю я. Мы с Яфой заказываем пирожные с кремом и кофе с корицей.
— Тебе от меня что-то нужно? — спрашиваю я, смакуя десерт.
— Не-ет. Ты настолько недоверчивая?
— Это лучше, чем верить всем подряд и уповать на то, что все они окажутся хорошенькими. Я тебя даже не знаю.
— Ты права.
— От меня что-то утаивают, — совсем тихо сообщаю я.
— Я была такой же, как ты: потерянной, злой и немного пугливой. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня забрали с похорон моей подруги. Я ненавидела это место за то, что даже не дали попрощаться. Позднее я смирилась со своей нелёгкой судьбой. Конечно, моё упрямство украло у меня целых два года, а сколько фаугов я бы сокрушила! Меня держали в темнице по несколько месяцев. Однажды я даже напала на Грэма, потому что он помог посыльным предотвратить побег. Ох, а как я потом отхватила! Но… сфера Чёрного Оникса стала моим домом, все здесь стали моей семьёй.
Я отвожу взгляд, смущённая откровением Яфы.
— Да уж, — выговариваю я. — Я могу поинтересоваться?.. Насколько Грэм силён? Вермандо рассказал мне, что он один из лучших покровителей.
Девушка хмыкает и делает глоток кофе.
— Не будь у нас бессмертия, Грэм перебил бы всю мою сферу за пять-десять дней.
— О… Это весьма удивляет.
— Он тренируется с тобой на равных. В сражении ты его не видела, а это, поверь мне, настоящая мясорубка.
— Признаюсь, я напугана.
— А может, ты станешь сильнее него, — предполагает Яфа. Некоторое время её слова вводят меня в ступор. Пророчество, видения, силы. Знает ли она?
— Не исключено.
По окончании трапезы Яфа перемещает меня во двор.
Я не знаю, что собираюсь здесь делать, но стены всё больше и больше стискивают меня. Неизведанность повергает меня в ужас. Мне необходимо чувствовать себя в безопасности, как на Земле, в своей родной постели, как рядом с Айком.
Огненную высь закрывают огромные гущи белого дыма. Сегодня они заполонили весь обзор на алые завихрения, ветра совсем нет — я чрезмерно вспотела. Кажется, мне придётся собрать багаж и таскать в нём веер, мокрую тряпку и флягу с водой: на все случаи жизни и для таких безмолвных дней. Невыносимое пекло изматывает больше, чем ходьба по лестнице, а она стоит всей моей энергии. Воспоминания о прохладной морской воде и дующем до головокружения бризе вынуждают меня заулыбаться и впасть в отчаяние. Чем больше подобных мучительных мыслей, тем раздражительнее я становлюсь.
— И как тебе здесь? — позади меня раздаётся игривый голос Найджела. Его компании мне до безумия не хватало!
Я сердито дёргаю головой и поворачиваюсь к покровителю.
— А я уповала на то, что больше не увижу твою лучезарную рожицу.
— В моей сфере тебе ещё Испытание проходить. Буду мельтешить перед тобой, как бельмо на глазу.
— Зачем ты здесь? Не думаю, что членам двух враждующих сфер можно заходить друг к другу.
— Ой, мне до лампады. Я удивлён, что ты осталась в живых: здесь все такие противные и жестокие.
— Несколько раз чуть не убили. Я не намерена подставлять руки бешеным псам, которые градом осыпают меня оскорблениями.
— Смело-смело. Мне следует хорошенько пораскинуть умом, и выяснить, чем же ты отличаешься от Джюель.
— А как же твоя ненависть? Собираешься тратить свой отдых на размышления о заклятых врагах?
Найджел стискивает челюсти и нервно посапывает носом, затем еле слышно стукает кончиком меча по засохшей и потрескавшейся от жары земле.
— Это она тебя послала? — спрашиваю я.
— Ты про Владычицу? — Найджел не скрывает смеха. — Ей плевать.
«Ей плевать. Ей плевать», — эхом проносится в ушах. Это ожидаемо, и как же больно это слышать.
— Я сам пришёл. Нужно знать, как живёт доченька моего самого злейшего неприятеля.
Я приближаюсь к Найджелу. Даже будучи ниже, я смотрю на него свысока. Найджел не дёргается с места, наоборот, в нём появляется всё больше уверенности.
— Настраиваешь меня против матери? — тихо проговариваю я. — Враг моего врага — мой друг?
Я вешаю собственную абсурдную лапшу на уши. Она ничто. Пустота. Но вдруг моя душа такая же каменная пустошь?
Мужчина усмехается, отходит от меня на пару метров и смотрит в небо.
— Ты с ней — одной крови. Сейчас ты слишком жалкая, но поверь, я уничтожу тебя, когда ты станешь покровителем. Негоже мне убивать букашку! Ты будешь молить меня о пощаде так же, как и чертовка Джюель, тогда как я распоряжусь бросить вас на растерзание фаугам. Конечно, это завершение желанной расправы, а вот процесс наиболее занимательный: я заставлю вас страдать всеми способами, а начну с того, что вам та-ак дорого.
Последнее слово уплывает вместе с покровителем. От злости я швыряю ногой тяжёлый камень — носок простреливает боль.
Он тронет Айка. Найджел выглядел убедительно безжалостным, а такие существа ни перед чем не останавливаются. Дети расплачиваются за ошибки своих родителей — неоспоримый факт. Ненавижу!
Я должна быть сильнее ради себя и своего друга. Я буду защищать его, чего бы мне это ни стоило. Он всегда делал это для меня — настало моё время отплатить ему. Я стану тем, кем хочу и поставлю на место всех обитающих здесь тварей. Я стану сокрушающим покровителем.
Я слышу шарканье обуви, оборачиваюсь, но не успеваю увидеть, что происходит… Перед глазами появляется чёрная ткань, сквозь которую замечательно видно облака сферы Чёрного Оникса. Шею сдавливают сильные руки, перемотанные тряпками или бинтами. Натиск увеличивается и тут же смягчается, будто кто-то не хочет оставить следов.
Воздуха становится всё меньше. Я тщетно вырываюсь, бью пятками по ногам похитителя, набросившего на меня пропахший гнильём мешок. Моя сила не под стать покровительской, поэтому подонок единожды шипит и не отпускает больше ни звука.
Бессилие напористо одолевает меня, ноги безвольно подкашиваются, жёсткие руки подхватывают моё обмякшее тело. В ушах проносится шквальный шум. Утешительный холод захлёстывает меня, как морская волна. Темница.