31910.fb2
Достигнут паритет двух стран вооружений, и промискуитет стал нормой отношений.
22.07.87
ВЕРНОСТЬ ЧУДУ
А, знаешь ли, о чем я буду писать стихи?
Мне чудятся везде, повсюду твои духи.
Твои раскинутые руки.
Твои глаза.
Твои заклятья о разлуке все три часа.
Твой голос и твоя улыбка.
Твой сноп волос.
О, как же память цедит зыбко!
То бровь, то нос.
Детали. Случаи. Фрагменты.
Овал лица.
Не исчезают сантименты и жгут сердца.
Пусть не стареет верность чуду, пускай стихи - вот эти - пронесут повсюду твои духи.
6.12.87
1988 год
БОЛЬНАЯ БАЛЛАДА
Средь тленья, гниенья, распада приходится строить и жить.
А муза сказала: "Не надо, нельзя о дурном говорить!
Дружок, веселись до упаду, тяни наслаждения нить..."
Но я ей ответил, что надо всегда обо всем говорить.
Тянулась больная баллада.
Баланда успела остыть.
Вновь шепотом муза: "Не надо, нельзя о дурном говорить!
Забудем видения ада и будем друг друга любить..."
Но я задолдонил, что надо всегда обо всем говорить.
Дыханье устало от смрада.
Изнанка успела прогнить.
А муза твердила: "Не надо, нельзя о дурном говорить!
Подумаешь тоже досада, что вирусам хочется жить..."
И хмуро я буркнул, что надо всегда обо всем говорить.
Пока нет житья от разлада и есть на свободу запрет, покуда нельзя без доклада в чиновный войти кабинет, пока дорогая награда отнюдь не для лучших венец, покуда не снята осада с наивных и честных сердец.
Претит суета и услада и хочется в голос завыть среди исполинского ада, в обжорстве явившего прыть.
И даже средь райского сада, увы, не сумею забыть, что надо, что надо, что надо всегда о больном говорить.
25.01.88
СУДЬБА
Ежели мы примем за искомое вдруг существованье насекомое, каждая певучая строка будет стрекотать наверняка.
Если окружат нас как флотилии чешуей покрытые рептилии, и тогда стихотворенья ток скажет: "Человек не одинок!"
Если спросят, что приму охотнее - жизнь растения или животного, то отвечу: лишь судьбу свою, тем живу и потому пою.
4.01.88
СНЫ
Почему-то ночью стали сниться радужные человеко-птицы.
Я не раз твердил себе растерянно:
"А живет ли человек-растение?"
Руша настроенье беззаботное, думал: "Есть ли человек-животное?"
Наконец вставал вопрос-итог:
"А бывает человеко-бог?