Я, помню, играл в городки и в лапту.
За хлебом бегал в какую-то "зону".
И только недавно понял и чту, какого в детстве хватил озону...
Ведь я с рожденья был сослан в места, где выжить было великое благо; где парусом белым манила мечта, плутая в бухтах архипелага ГУЛАГа.
Какие плуты встречались в пути!
Профессиональные архиплуты.
И то, что удалось уцелеть, уйти, сбросить с рассудка и с сердца путы
Чудо! Счастье! И пусть моя дочь сегодня не сетует на неудачи, на то, что отец мало смог превозмочь; и нет у него ни машины, ни дачи.
Я почти 30 лет "отбыл" там, куда телят не ганивал пресловутый Макар; и весь свой пыл вынес из "заключения" раннего.
Иным покажется пафос смешным, каким-то таким надуманным; а мне все горек юности дым, то Сталиным тянет, то Трумэном...
Ломала, корежила жизнь судьбу.
Вырос я свилеватым, как пихта.
А кто-то про ранние морщины на лбу или заметит, мол, слишком тих ты...
Не надо зондировать. Я не стих.
Во мне не угасла заветная фронда.
И даже этот изломанный стих гласит, что создатель не просто член Фонда.
"Изыдьте!" - кричу из последних сил:
"Членистоногие! Членисторукие!".
Пусть в храме останутся те, кто любил, кто вырос под присмотром суровой старухи.
И кто не боится, что нынешний смотр выявит нутро и мурло перекрашенное...
Утро построит из солнечных сот новые невиданные башни.
Не будет больше ужасных зон.
Зон молчания. Зон страха...
И одним из самых тяжелых зол будет незнание Чайковского или Баха.
Затем и живу, и сердце лечу в Кисловодске богатырским нарзаном.
Затем обратно в Москву полечу, раздумьями века терзаем.
Не нужно бояться высоких слов, когда они истиной чувств обеспечены.
Не нужно дверь запирать на засов и засыпать беспечно.
Сегодня в движении вся страна.
Ширится зона стыда и страдания.
Так пусть продлится моя страда, зона радости и рыдания.
Жизнь безжалостна. Жизнь права.
Она уводит детей из-под крова.
Ведь растет и растет трава, не боясь серпа тупого.
18.07.88
ПРОТИВОРЕЧИЕ
В темном вагоне, летящем в туннеле, мы очутились случайно вдвоем.
Дьяволы пили и ангелы пели, две половинки боролись в одном.
Не понимая божественной цели, чередования света и тьмы, соприкоснуться и то мы не смели, грешной беседою теша умы.
Жар возникал, доходящий до стыни; дыбился чувства невиданный вал.
Голос алкал обнаженной латыни.
Голого факта рассудок желал.
Но проиграла бесовская сила.
Хлопнули две половинки двери.
Жизнь беспощадной косою скосила цвет не расцветший, кори - не кори.
Дар обретает полет в повторенье.
Творчество крепнет с собою в борьбе.
Каждый из нас остается в творенье и погибает, замкнувшись в себе.
3.10-1.12.91