Тело двигалось привычно, легко, идеально высчитывая нужную силу и траекторию. Шаг в сторону, уклонение, поворот — и нож прошёлся лишь по краю сюртука. Теперь бы ударить противника по спине, но тот тоже не так прост: успел отскочить и обернуться. Мужик оскалился, Димитрий тоже. Пожалуй, не хуже. Широко расставив ноги, оба пошли по дуге, примериваясь.
— Ты же знаешь мою фамилию? — спросил Кривз. — Там нет приставки.
— Токмо одежка у нас немножко разная, — осклабились в ответ. — А мне твой пинджак подошёл бы.
— Ты его немного испортил.
Бросок. Но не вперёд, а по дуге. Шаг в сторону, затем напасть сбоку, метя в грудь. Если правильно попасть в солнечное сплетение — вышло бы славно!
Уклонился, зараза. Полоснул по руке, но едва задел, только кровь на пальцах выступила.
Покружили ещё.
— Я пока в выигрыше, — сообщил мужик довольно скалясь.
— Но сюртук при мне, — заметил Дмитрий. И сделал вид, что нападает. Противник ринулся вперёд, нацеливаясь поднырнуть под его руку и, видимо, на ходу пырнуть в бок, но сыщик изменил траекторию движения. Ушел в сторону, крутанулся на месте и ударил врага. Хотел в спину, получилось в бок. Однако это дезориентировало бандита на пару секунд, которых Димитрию хватило, чтобы вывернуть мужику правую руку и вытащить из нее нож.
— А теперь, — он ударил нападающего по ногам, и тот рухнул на колени. — Поговорим?
По ругани, разнесшейся по вмиг обезлюдевшей улице, Димитрий заключил, что разговаривать с ним не очень хотят.
— Ой, — раздалось рядом, когда не особо изысканная, зато очень эмоциональная речь оппонента закончилась. — А вы за какой надобностью дядьку Стефана бьете?
— Где ты был? — спросил Димитрий Вито, не оборачиваясь, но краем глаза следя за движением его тени.
— Так я не нужен вам был, вот отошёл… Хотите? — под нос сыщику сунули ягоду. И правда, большую, хоть и не с кулак.
Очень хотелось высказаться в стиле "дядьки Стефана", но Димитрий сдержался.
— Значит, Стефан. И что скажешь про этого "дядьку"?
Помощничек, перемазанный в ягодном соке, наконец возник в поле зрения. С корзинкой ягод в руках. Где только тару добыть успел?
— Вор, — сдал мужика с потрохами Вито. — Но не убийца. Рукастый. Детей всегда жалеет. У него своих трое.
— Не убийца, говоришь? А ножичек зачем?
— Ножик в кармане — это завсегда дело полезное. На всякий случай. Зря вы его скрутили.
Странно, что уличные мальчишки бывают такими наивными. Или сытая жизнь приучила?
Или несытая так и не смогла убить веру в людей?
— Не в кармане. Твой друг очень настойчиво пытался воткнуть его мне в бок.
Вито наконец заметил измазанную в крови ладонь и порченный сюртук.
— Да не-е, — протянул паренек. — Он не мог…
— Мог.
Слово словно припечатало Вито, придавило к земле.
— Мог. Вопрос, зачем ему это надо. Так много предложили?
— Дядька Стефан, ну скажите ему. Сид добрый и разумный, он поймет!
Ребенок. Ещё совсем ребенок всё-таки.
— Много, — подняв к Вито серое лицо, сказал мужчина. — Очень много.
И больше ничего не добавил.
А в Димитрии проснулось внутри что-то огненное. Растеклось по жилам, скользнуло по нервам, прошлось ознобом по коже.
Боль… Это его предназначение.
Причинять боль.
Он умеет.
— Вито, найди Дарьяна.
— Но…
— Вито, это приказ.
Голос стальной, холодный. Парнишка такой слышит впервые. И нервно дёргается. Надо остаться. Надо уйти. Ничего непонятно.
Это называется "взрослая жизнь".
И ещё — конфликт интересов.
— Я… Быстро.
Димитрий надеялся, что нет. Проводил мальчишку взглядом, он сдёрнул с талии мужчины пояс, на простецкий манер подвязывающий рубаху, стал вязать ему руки.
— Есть несколько вариантов развития событий. Первый — ты все рассказываешь сам. И тогда у тебя будет шанс выкрутиться. Второй — ты рассказываешь с моей помощью. И выкрутиться не получится. Неважно, отправлю я тебя в каталажку или ты успеешь сбежать к хозяину — ты труп. Расклад ясен?
— Ясен, — прохрипел Стефан в ответ и резко дернул руки в стороны, разрывая ветхий пояс.
Сыщик надеялся, что Вито окажется прав, и "дядька", как разумный человек, сделает нужный выбор.
Ну, а если нет…
У Димитрия большие способности к убеждению. И особая слабость к человеческим ногтям.
***
Недопомощник-переслуга вернулся запыхавшийся, но не так быстро, как хотел. То есть — вовремя.
— О, Отец! Что с вами?
Димитрий убрал руку от порезанного бока. Дарьян молча взялся за дело, принялся обрабатывать рану. Вито беспокойно кружил рядом.
— Вы что, провидец? Послали меня за врачом перед ранением?
— Это не прови́денье, а большой жизненный опыт. Доктор в любом случае понадобился бы. Или мне, или ему.
— Если бы я остался…
— То стоял и думал, кому помогать. Есть случаи, когда удобнее обойти подобный выбор по дуге. Порез пустяковый. Заживёт за пару дней.
— Верно, — почему-то с ноткой ехидства добавил Дарьян. Встал, в очередной раз попрощался и теперь отбыл окончательно.
Димитрий тоже поднялся с кривой скамьи, на которую чуть ранее присел для лечебных процедур.
— Насколько я помню, место второго убийства находится приблизительно на середине пути от аптеки до гостиного дома хозяйки Власты. Очень удачно. Зайду переоденусь. Ну что, веди. Корзинку с ягодами не забудь. А говорил, ходить за ними можно только компанией.
Дезориентированный всем происходящим, Вито наконец тронулся с места, догнал сыщика, зашагал рядом.
— А я и не ходил. Я купил. А заодно кое-какие крючки забросил.
— Рыбку решил половить? И большую, и маленькую?
— Ну, тут какая попадется. Ягод хотите?
Сначала Димитрий хотел отказаться, а потом передумал и с наслаждением запустил руку в корзинку. Ягоды оказались недозрелыми, с кислинкой, но отчего-то все равно было вкусно. Вкус из детства…
Ну вот, было в его детстве что-то хорошее. Жаль, что это не натолкнуло ни на какие воспоминания.
Второе место убийства выглядело абсолютно непримечательным. Человек шел-шел поздно по дороге, на него напали, плоть растерзали. Ни символов, ни особых примет. Тело лежало, может, тут. А может, чуть правее или левее. На улице много зелени: деревьев, кустов, высокой травы. При желании есть куда спрятаться, есть где устроить засаду. Но зачем? Что мог знать лишнего сын травника? И почему таким способом? Было бы проще его отравить. Или хотя бы инсценировать нападение уличного вора. Зверь — решение странное, хлопотное и для реалий города сомнительное. А если зверь настоящий? Тогда, где другие жертвы? А если — ручной и нападает по команде?
— Уйди, змеюка!
Димитрий и Вито одновременно повернулись к перекрёстку Садовой улицы со Слепой, откуда и доносился крик.
— Ах ты, гордец несчастный! Женщину чуть не задавил, ещё и ругается! Бессовестный! А-а-а! Вы на него посмотрите! Кнутом замахивается! Это ты на своих слуг замахивайся! А на честную женщину — не смей!
На перекрестке застыли двое конных, напротив них — дородная женщина с корзинкой, умопомрачительно пахнущей едой. Пирожки. С творогом и ягодами. Даже на таком расстоянии у Димитрия потекли слюнки.
Рядом со спорщиками уже появилось несколько зевак.
— Да бросьте, матушка, у человека горе — сына потерял!
— А то мы не знаем, какой у него сын! Задира, пьяница и хам! Да ещё, охальник, скорнякову дочь чуть не снасильничал!
Травник не выдержал.
— Уберись с дороги, дура! Язык, что помело! Как смеешь на сына такое говорить? Как бесстыжие глаза твои не вываливаются при поклепе таком! Дочь скорнякова придумала все, сама потом призналась! Окстись!
— Ой, умора! — всплеснула руками споршица и вперёд шагнула, уперев руки в бока. Даже конь впечатлился и на всякий случай отступил назад. — Девка потому и призналась, что второй твой балбес у наместника подвязывается! Небось, завел какого покровителя, из тех, кто к вену Кос поближе, тот его и выручил. Может, они друг другу делишки грязные покрывают не первый раз!
— Нет, ну вы посмотрите на нее! — вступилась за травника другая женщина, в сопровождении девочкой-подростка. — Понапридумывала! Да я первая, как мать, скажу, что все по чести было…
— По чести??? — Аж поперхнулась воздухом от возмущения заступница. — По чести!!! Как мать! Да ты не мать девке, а мачеха! И как за скорняка вышла, девок евоенных со свету сжить мечтала, каждый знает! Вот одну и сжила!
— Да как это "сжила"? — завизжала скорнякова жена. — Замуж отдала! Блудную такую да в хорошие руки пристроила!
— В хорошие! Девка в петлю полезла от такой хорошести!
— Да не, — поправил кто-то из собравшихся вокруг. — Вешалась она до свадьбы.
— Но после сватовства! Эта дура-то назло обмолвилась, что "девка порченая" кому-то из той семейки. Небось уже уморили бедную!
— Уморишь ее, как же! — Сплюнула скорничиха. — Наряды, как сиды носит, с серебра ест!
— А что носу домой не показывает?
— Да потому и не кажет — стыдно ей за свое поведение!
— За тебя ей стыдно! Выжила девку из города! — женщина погрозила скорняковой жене кулаком. Всадники медленно отступили назад, намереваясь объехать толпу. Спорщица заметила это и тут же перевела свое внимание на них.
— А ты? Чего молчишь? Сын твой покойный каждому хвалился, что брат евойный на наместника работает, деньги большие получает, вино барское пьет! А что ж он, такой богатый да помощник незаменимый, домой не показывается? Как отдельно жить стал, так и пропал!
— В разъездах он, дура старая. Некогда ему. Честный писарь, что тайну государеву не выдаст, в любом деле нужен! Ничего не помнишь, не знаешь, а поучать лезешь!
— Эка завернул! Да ты сам-то помнишь, как сын выглядит?
— Помню, ведьма старая! — разозлился травник и стегнул коня. — А ну прочь!
Конь шагнул вперёд. Женщина с визгом отскочила в сторону. Всадники скрылись за поворотом. Толпа какое-то время погудела и разошлась.
— Теперь понятно, отчего с ним сложно поговорить. — Сыщик задумчиво рассматривал разбредающихся по делам людей. — Неприятный тип. Непонятно, почему он ещё на плаву, раз в городе есть аптека и второй травник?
Вито с готовностью ответил:
— Так у него и вправду старший сын пошел младшим писарем к наместнику. Должность маленькая, но поговаривают, сдружился он там с кем-то из знатных. Люди верят, что благодаря этим связям в лавке отца его продают самые лучшие и самые необычные ин-г-ре-ди-ен-ты и лекарства. Хотя тут же шепчут, что, может, тот сын давно в разбой ушел — он и вправду лет десять дома не появлялся, хотя живёт в этом же городе вроде как. Но убиенный, ещё один сын травника, который, хвалился связями брата направо и налево.
— Говорят, сдружился… А с кем? С молодым веном Кос?
Вито засмеялся.
— Да вы что! Нет, конечно, вен никогда даже имени не запомнит младшего писаря не то, чтоб приятельствовать! Говорили, с секретарем наместника его видели когда-то, но, может, врут, то было давно, лет восемь назад. Да и секретарь тот уже сменился.
Слова лёгкие, словно пёрышко, стукнула медь — разлетелись прочь.
В уши проник стук копыт. Цок-цок-цок.
Как в старой детской считалочке.
Цок-цок-цок.
Первый скакал на огонек.
Цок-цок-цок.
Второй пришел на огонек.
Цок-цок-цок.
Третий хромал на огонек.
Цок-цок-цок.
Четвертый полз на огонек.
А пятый, дух проклятый,
Зубами щелк! Щелк! Щелк!
Щелк!
Краски выцветают и появляются снова.
Кровь течет, неся по телу жизнь, нервы искрят, передавая мысли.
Чувства — красочная палитра, но сколько всего намешано! Вот нить — злоба. Ярчайшая, дистиллированная злоба! Острая, словно южные приправы, но пахнет металлом. А если потянуть здесь — гордыня. Тяжёлая, словно все горы Континента и пахнет землёй. А тут — толстая золотая нить жадности, пахнущая тухлятиной и потом. И ещё множество перепутанных разноцветных нитей, но каждая — крепкая, твердая, и только любовь с печалью тоненькими нежными струйками спрятаны внутри. Но вот печаль переплетается со злобой, ненавистью, жаждой мести, любовь — с требовательностью, гордыней, жадностью, и уже не осталось ни того, ни другого, только змеится и шипит нутро тысячами злых, тяжелых мыслей.
Цок-цок-цок.
Сын… Сын поможет, да как его найти знал младший, а младшего нет боле…
Найти бы скорнякову сучку да вырезать язык, только далеко живёт ведьма, хлопотно…
Цок-цок-цок…
Топ. Топ. Топ. Топ.
Сумка через плечо бьёт по боку.
Топ. Топ.
Сумка через плечо бьёт по боку…
Шаг. Шаг.
Сумка…
Что за ерунда?
Сумка через плечо…
Она.
Это точно она.
Зациклилась. Закрылась. Такое возможно?
Сумка…
Сосредоточилась на одном ощущении, не разрешает себе думать и чувствовать.
Топ…
А ведь в ней живет страх. Точно живет. Вот чуть видно.
И ненависть есть. Если за нее потянуть…
Не успела нить вынырнуть на поверхность, как щеку обожгло болью. И вторую. И снова пощёчина.
— Да что ж вы делаете! Вы его убьете!
— Ннетт. Ожживвет, не ввол-ннуйсся.
Заика? Очень похоже. Но согласные звуки она произносит не раздельно, повторяя их несколько раз, а плавно, растягивая, словно это гласные. Раньше казалось, человеческая глотка на это не способна.
А нечеловеческая?
Опять пощёчина.
— Ессли уппаддет ввдррруг — ттак ббей. Очннетсся сррразу.
— Да что-то… — Начал было Вито, но Димитрий, ещё не открыв глаз, перехватил тонкую женскую руку.
— Благодарю. Не стоит меня больше… лечить.
Добрая врачевательница фыркнула и отступила назад.
Димитрий соотнес имеющуюся информацию и решил, что это отнюдь не случайная прохожая, а девушка из аптекарской лавки — голос вроде бы ее.
А ведь лавка недалеко.
И зверь у нее есть. Маленький, конечно. Но кто приручил маленького, может посадить на цепь и большого, почему нет?
И она видит его сущность. Иначе бы не "закрылась".
Занимательно: он не знает, кто же он на самом деле, а она знает.
Хоть спрашивай.
Или пытай…
Димитрий открыл глаза. Показавшееся недавно из-за туч солнце опять спряталось за серую вуаль небесной ваты. Поднялся ветер — пока ещё слабый, но тем не менее сулящий скорую грозу.
— Ох! — Вито засуетился, помогая встать, но Димитрий убрал его руку и поднялся сам. Слабости не было. Только ощущение чего-то потерянного. Мир стал наполовину менее ярок и ровно на столько же менее информативен.
— Благодарю уважаемую Рейфи за помощь, — Кривз постарался сказать это без иронии, но не вышло. Южанка улыбнулась.
— Рада.
Наверно, имелось ввиду "рада помочь".
— Как ваше торговое дело? — отряхивая одежду, как бы между делом спросил Димитрий.
— Ххорррошшо.
"Р" у нее выходило чудо как звучно, и сыщика опять невольно посетила мысль про оборотня. Дела это древние, ритуалы обращения позабыты, а у Северных гор стоит стража, с особым пиететом встречающая всех изредка выходящих оттуда людей и нелюдей любых мастей, но мало ли…
Девушка улыбалась, однако в ее движениях ощущалась нервозность. Невидимая глазу, но Димитрий ее чувствовал, как люди чувствуют запах или тепло.
— Много покупателей?
— Доссстаточно. Людди вссегдда боллеют.
— Действительно. И при этом способов лечиться известно не так много. Кстати, а вы, уважаемая Рейфи, не были знакомы с погибшим сыном почтенного травника?
— Была.
Резко, отрывисто. Даже звуки потеряли свою тягучесть.
— Онн был не хорррошшим челловвекомм.
— Заходил к вам?
— Захходдил. Пррроссто. И ссканддаллить.
— Просто? Зачем? Вы же конкуренты.
— И именно поэттому должжны прррисматррривать дррруг за дррругом.
Что-то было не так.
— А вы за ним присматривали?
— Не оссобо.
Димитрий молчал и девушке пришлось добавить:
— Он не интеррресссный.
— А кто интересный?
— Вы.
Вито изумлённо охнул. Сыщик нахмурился. Это было совсем не то, о чем подумал пустоголовый помощник. О, это было прямое подтверждение: "Я знаю, что ты из себя представляешь".
И демоны побери эту девицу, ситуация вышла преглупейшая, ведь сам он этого не представлял!
— Это… — Димитрий подбирал слова, словно шел босым по острым осколкам. — Может иметь последствия.
Вито подавился слюной и раскашлялся так, что распугал всех ворон.
Южанка обвела взглядом улицу.
— Хорррошшший горррод. Тиххий.
— И тем не менее меня послали именно сюда. Выходит, не такой уж тихий.
— Жжаль.
Сыщик услышал в этом: "Жаль, что придется уезжать". Южанка стояла ровно, смотрела выжидательно, ее довольно экстравагантный для этих мест наряд сейчас, в предгрозовую погоду, на этой зелёной улице казался гармоничным. Шаровары широки, но обхватывают щиколотки золотыми лентами, полы длинной рубашки разрезаны на четыре части, сверху накинута полупрозрачная накидка, с которой играет ветер, делая девушку похожей на призрака. Или крылатую небожительницу. Широкий пояс подчеркивает талию, тонкая ткань одежд разноцветной волной очерчивает линию бедер. Не красавица в современном понимании, но что-то завораживающее в этом было. Что-то нездешнее.
— Вас разве не ждут покупатели? — спросил Димитрий девушку. Та показала рукой на небо.
— Гррроза идёт.
Сыщик смахнул с одежды последние пылинки-былинки.
— В грозу люди не болеют?
— В грррозу ллюди не ходдят за лекарррствввами. Осссобенно вв такую.
Нет, конечно, угадать ближайшую погоду по простейшим приметам не так сложно, но всё-таки совокупность умений девушки не может не вызвать подозрений.
С другой стороны, он всегда всех подозревает.
— Иногда даже себя! — заливисто смеётся знакомый-незнакомый парень в рубашке такой яркой расцветки, что от нее рябит в глазах.
Рядом с ним, спиной к говорившим, стоит женщина. Ветер треплет ее юбку цвета морской волны. Темные волосы развеваются за плечами и иногда кажется, что эти длинные пряди — шипящие змеи, стерегущие покой хозяйки. Вот она начинает поворачиваться… Лицо. Какое у нее лицо? Глаза должны быть зелёными. И ещё…
И ещё кровь. Кровь на лице. На шее. На ладонях.
— Убьешь? — спрашивает женщина, что окутана тьмой и вонью казематов.
— Нет, — отвечает кто-то голосом Димитрия. — Сначала помучаю.
И расплескивается вокруг тишина — гадкая, трусливая, предвещающая крики боли…
Сыщик и южанка одновременно отшатнулись друг от друга. Рейфи кивнула, заторопилась к перекрёстку. Вито, не замечая, что хозяин еле стоит на ногах, радостно воскликнул:
— О! Лада бежит!
Возглас резанул по ушам. Димитрий обернулся, но медленно и неуклюже, словно заводная кукла с заржавевшим механизмом.
Девчонка торопливо всунула ему в руки записку и только потом прижала ладошки к груди, пытаясь отдышаться.
Кривз дрожащей рукой развернул листок. Сид Урд напоминал о приглашении на ужин.
— Что ж, мне надо переодеться. Вито, свободен. Барышня, разрешите откланяться.
Не слыша ответов детей, Димитрий направился к гостиному дому. В ушах у него до сих звучал собственный голос.
"Сначала помучаю."