4. У каждого своя кнопка
Виктория Браун
Шир, Второй Экваториальный округ, усадьба «Зеленые холмы»
месяцем ранее
Нельзя сказать, что Викки людей не любила. Как можно не любить тех, кем так легко пользоваться?! Нажать на нужную кнопку — и вуаля! Человек полностью в твоем распоряжении и делает все, что ты хочешь. Главное, нажимать правильно и кнопки не перепутать.
Когда-то кнопки хватало одной на всех: надо было просто заплакать. Или, для усиления эффекта, округлить глаза и сказать прерывистым шепотом: «Мам-м-ма…» Именно так, одно только слово, больше ничего. И чтобы голос прервался, как будто собираешься разрыдаться.
Хотя вроде бы глупость — она ведь обычно в такие моменты и так уже плакала, ну так спрашивается: и зачем? Но на взрослых почему-то действовало безотказно. Викки, хоть была маленькая и глупая — меньше пяти стандартных лет! — но даже и тогда понимала свою выгоду. И пользовалась.
Папочка говорил, что она очень похожа на маму, такая же рыжая и кареглазая. От папочки у Викки только подбородок, такой же упрямый и твердый. «Не женственный» — говорила миссис Эмсон, когда думала, что Викки ее не слышит. Многое она понимает, эта миссис Эмсон! Если она такая умная — то почему простая кухарка? Вот то-то и оно!
Собственный подбородок Викки нравился. Прекрасный подбородок, фамильный. Жаль, конечно, что не такой широкий и квадратный, как у папы, ну да ничего, Викки его еще разработает! Вон мистер Уориш, начальник охраны, мышцы себе накачал, они у него как булыжники. Вот и Викки себе подбородок такой же накачает! Будет совсем отличный подбородок, фамильный, с ямочкой.
Раньше Викки расстраивалась, что от папочки у нее только подбородок, а остальное совсем как у мамы. Потом поняла, что это очень удачно как раз вышло. Потому что папочка хоть и самый умный, но своя кнопка есть и у него. То, что она так похожа на маму, это и есть его главная кнопка. Безотказная. Только жать на нее надо осторожно и не слишком часто, потому что папочка умный. Очень умный. Только ведь и Викки вся в папочку, правда? Ну кроме волос и глаз «цвета кофейного ликера». Это дядя Ди так сказал. Глупый он, дядя Ди: кофейный ликер — та еще гадость, даже на вид. А у Викки глаза красивые. Как у мамы.
Мамы она не помнила совсем. Просто слово, одно из многих. Но если это слово в сочетании с трагическим взглядом и заломленными бровками действует даже на папочку — то глупо было бы им не пользоваться, ведь правда же? Вот Викки и пользовалась, и пользоваться будет, к собственному удовольствию и семейной выгоде, конечно. И папочка будет ею гордиться. Обязательно. Когда-нибудь.
У каждого человека есть своя кнопочка, надо ее только найти.
Куда сейчас? На кухню.
Кому попало на кухню вход воспрещен. Если кто-то из слуг пытается туда сунуться, миссис Эмсон просто звереет, может вытянуть полотенцем прямо по лицу. Ей помогают два дживса, а живым людям вход воспрещен. Миссис Эмсон даже на управляющего однажды накричала, Викки сама подслушала. Миссис Эмсон это сошло с рук, потому что она — талант, так папочка сказал.
Но Викки — это вам не «кто попало». Викки и на кухню запросто входит.
С кухаркой все просто. У нее кнопочка прямо на виду, не прячется совсем. Можно сказать, зеленым светом светится, знай нажимай!
— Добрый день, миссис Эмсон! Я на минуточку, я вас не буду отвлекать.
— Здравствуй, птичка моя!
Так, теперь улыбочку. И проникновенный взгляд. И глазками захлопать. Такой трогательный ребенок, милый и немножко глуповатый.
— Миссис Эмсон, не могли бы вы налить мне в термос какао? Это не для меня, это для моего мишки…
Теперь вынуть из кармана Винни-Пуха, с умильным видом протянуть его кухарке:
— Посмотрите, какой он грустный! Он хочет кушать, бедняжка! И он так любит какао!
Дальше предсказуемо: миссис Эмсон расплывается в улыбке, берет у Викки термос и наполняет его какао.
— Держи, мое солнышко, угости своего медведя. Что-то он у тебя и впрямь приуныл.
— Ах, спасибо, миссис Эмсон! Вы такая добрая!
И уходить, немедленно уходить, пока кухарка не начала говорить всякую ерунду про то, что сладкое перед обедом вредно для аппетита… что Викки не разрешено клянчить лакомства на кухне, потому что существует рацион питания… А главное, пока миссис Эмсон не вспомнила, что это уже третий термос с какао, выклянченный за три дня для сластены Винни-Пуха. Пора менять сценарий. Или вообще добывать еду где-нибудь еще.
Жаль, если на кухню больше будет нельзя сунуться. Миссис Эмсон действительно добрая. Просто тает на глазах при виде милой наивной девочки, которая втягивает ее в свою игру.
И ведь почти не пришлось врать: какао действительно не для Викки…
Понятное дело, и не для Винни-Пуха. Но никто не должен знать, для кого. Это взрослая тайна. Серьезная. Опасная. Ни разу не игра.
С едой сложно, а вот со временем хорошо. Училка наверняка не удержится, пересмотрит не только первый сезон своего любимого сериала. Правда, потом придется вытерпеть пересказ глупейшей истории про идиотку, которая не может выбрать между миллионером и космическим пиратом, но два или даже три свободных дня (полностью свободных!) того стоят. В конце концов, за все надо платить, так говорит папочка, а он глупостей не болтает.
Папочка вообще много чего говорит правильно. Он очень умный, в отличие от большинства других взрослых. Потому и самый богатый. Тут тоже все просто: глупый не может быть богатым. А бедный — умным. Потому что если ты такой умный — то где твои деньги?
5 Такое вот кино (3 день отпуска)
Сандра Леман,
борт круизного космолайнера «Академик Валевски»
настоящее время
Кинозалов с полным погружением на Прозерпине не было.
Нет, индивидуальные гаджеты наверняка имелись у многих обитателей верхнего уровня, а вот ниже и обычные-то развлекательные каналы были далеко не у всех. В школе, где преподавала Сандра, многие ребята и два официальных бесплатных канала не смотрели — просто не на чем было.
На борту «Академика Валевски» таких кинозалов было три. Лайнер принадлежал (как и многое другое) семейству Ванделеров, потому и роскошь била в глаза…
— Конечно, сходи! — сказала мама. — Когда еще доведется с твоим-то новым графиком работы. К тому же такой приятный молодой человек…
Приятными молодыми людьми мама в последнее время называла всех мужчин моложе пятидесяти, стоило им хоть раз посмотреть в сторону Сандры с выражением, хотя бы на гран отличным от полного равнодушия. Мистер Лавров очаровал ее мгновенно, при первой же встрече на смотровой палубе в то утро, когда ей впервые после операции разрешили (а вернее — настоятельно рекомендовали) неторопливые прогулки «для восстановления нормальной работы имплантированных легких при умеренных нагрузках».
Врачебными рекомендациями (к тому же так дорого стоящими!) пренебрегать не станет никто в здравом уме, и потому наутро семейство Леман отправилось на первую совместную прогулку — полюбоваться космической панорамой: — в эти часы вся стена смотровой палубы представляла собой один сплошной экран, на которой транслировалась окружающая космолайнер обстановка.
Сандра поначалу слегка волновалась по поводу Дейзи: мало ли что та могла случайно ляпнуть! Поговорить с ней наедине толком так и не получилось. Но Дейзи — умная девочка! — о своем кашле и незначительных мелочах вроде вчерашней реакапсулы при маме не заикнулась. «Все в порядке, никаких проблем! Обожаю космолайнеры! Все такое классное, жду не дождусь новой школы!» Прозерпинское воспитание, даже предупреждать не пришлось: сама понимает.
Но как раз в тот момент, когда Сандра перестала волноваться, пряча нервозность за ослепительной улыбкой, и решила, что по крайней мере сейчас она может себе позволить немного расслабиться и ни о чем не думать — они и встретили мистера Лаврова. К ее огромному смущению, которое тоже пришлось прятать за улыбкой — еще более ослепительной.
Сам же мистер Лавров, похоже, смущен не был нисколько. С Сандрой он поздоровался, словно со старой приятельницей, перед миссис Леман раскланялся, рассыпаясь в витиеватых и очень забавных комплиментах то ли ей и ее дочерям, то ли погоде. Комплименты эти были настолько запутаны, что мама начала смеяться уже на середине восхваления и не имела ничего против, когда в таких же избыточно приукрашенных выражениях мистер Лавров попросил разрешения присоединиться к их обществу на время прогулки. Про вчерашний инцидент у спортзала он рассказывал точно так же смешно, причем посмеиваясь скорее над собой. И тоже совершенно не смущаясь. Это напрягало.
Потому что вчера, уже ныряя в спортзал, Сандра отчетливо слышала, как он отчитывал киберсиделку:
— Что же ты, милочка, совсем меня с компостом смешала на глазах у симпатичной юной леди? А тебе ведь поручена забота о моем здравии, не только физическом, но и моральном…
Что ответила сиделка, Сандра уже не слышала, но для смущения хватало и сказанного Лавровым. С одной стороны, он назвал ее симпатичной леди, что вроде бы приятно. С другой… звучало это слишком уж не всерьез, слишком похоже на шутку. А вот то, что она стала свидетельницей его унижения — шуткой не было.
Мужчины такого не прощают.
Однако мистер Лавров словно задался целью своим поведением опровергнуть весь накопленный ранее Сандрой личный опыт. Он сиял улыбкой — вовсе не прозерпинской улыбкой, защитной и ослепительно-колючей, а доброй такой, искренней и теплой, когда улыбается все лицо. Он расписывал красоты далеких звезд с энтузиазмом истинного астрофила, и ничуть не смутился, когда его перебила Дейзи, отличавшаяся иногда излишней дотошностью.
— У Риа-Сол нет двойных колец, — фыркнула она презрительно и задрала подбородок. — И планеты у нее только три! Это каждый ребенок знает!
— Поймали, юная леди! — ничуть не смущаясь, с покаянной улыбкой развел руками мистер Лавров. Глаза его смеялись. — Тут я немножко… э-э-э…
— Заврались! — с удовольствием припечатала Дейзи, бывавшая иногда не только дотошной, но и педантичной, и игнорируя мамино робкое-осуждающее:
— Дейзи, детка, ну нельзя же так…
— Приукрасил! — с неменьшим удовольствием возразил мистер Лавров, поднимая палец. То, что его поймали на вранье, его не огорчило ничуть, а перепалка с ершистой девчонкой, похоже, и на самом деле доставляла удовольствие. — Внес, так сказать, небольшой элемент фантазии в суровую правду жизни. Но, согласитесь: девять планет ведь гораздо интереснее, чем три? Как минимум в три раза! А эти кольца… ах, как они сияют в бескрайней ночи… Ну, могли бы сиять, если бы они у Риа-Сол были, конечно, тут вы совершенно правы, юная леди, хотя, право слово, быть столь симпатичной и столь образованной — это просто какое-то расточительство! Даже слегка завидую вашим ровесникам… Эх, где мои пятнадцать лет!
Дейзи фыркнула, но не сдалась. Так и продолжала встречать в штыки и проверять на прочность любое его высказывание.
Тем удивительнее было то, что в кино он пригласил их всех.
Это случилось уже под конец прогулки, когда нормы приличия подсказывали Сандре, что вроде бы самое время вежливо распрощаться и более не надоедать случайному попутчику… тем более что Дейзи вцепилась в него как клещ, в кои-то веки имея возможность донести до окружающих все их непонимание устройства двойных квазаров с аритмичной пульсацией (ох, не стоило мистеру Лаврову заговаривать при ней про звезды, звезды для Дейзи — святое). Дейзи как раз со вкусом описывала, какие катастрофы могут ожидать случайно захваченные подобными конгломератами планеты — цунами, землетрясения, ураганы и самые страшные извержения вулканов с подвижками планетарной коры покажутся легким ласковым ветерком по сравнению с тем армагеддоном, который будет повторяться снова и снова до полного распада несчастной планеты на фрагменты.
— О! — откликнулся мистер Лавров, до этого выслушивавший Дейзи с вниманием и почтительностью. — А не хотите взглянуть на такое, так сказать, изнутри? В «Авроре» идет «Закат пожирателя солнц», там как раз про гибель планеты со всеми возможными спецэффектами, полное погружение… А у меня четыре контрамарки пропадают, они входили в стоимость билета, но одному как-то скучно. Может, составите компанию? Жалко же, что пропадают…
Вот так они и оказались в этом кинозале.
Фильм Сандре не понравился.
Может быть, потому, что она оказалась сидящей между мистером Лавровым и Дейзи (мама с ними не пошла, отговорилась усталостью, и они все вместе проводили ее до больничного крыла), и Дейзи тут же вцепилась в ее локоть липкой от сладкой ваты ладошкой, чтобы дотянуться до протянутого мистером Лавровым ведерка с солеными гмокурузными чипсами. От мистера Лаврова пахло холодноватым мужским парфюмом и еще чем-то неуловимым, но смутно опасным: то ли кожей, то ли металлом. Запах был несильным, но тревожным. Ну и жареной с томатом и перцем гмокурузой, конечно, но этим запахом пропитался весь кинозал, он просачивался даже сквозь умело наведенные ароматы постакпокалиптической Визардии.
К тому же эффект полного погружения подразумевал, что зрители должны испытать все прелести далеко не нового и совсем не прекрасного мира на собственной шкуре.
Жарко, душно, воняет гниющей рыбой, болотом и мокрой ржавчиной. Влажность такая, что кожа мгновенно становится мокрой и одежда липнет к ней горчичным пластырем, пол под ногами периодически вздрагивает и прогибается, обдавая горячим ветром коленки, да и не пол это, а палуба полумертвого корабля, на котором зомби охотятся на последних уцелевших монахов тайного ордена Рассекателей Плоти. Палуба под ногами кренится все больше, заставляя ловить равновесие, алые вспышки режут глаза, горячий ветер пахнет мокрым металлом, и кожей, и чем-то еще, неуместным и тревожным… И почему-то — гмокурузой, жареной с томатом и перцем.
Откуда на умирающей Визардии гмокуруза?
— Вранье! — раздается совсем рядом справа удовлетворенный голосок Дейзи. Ее самой не видно: там, откуда доносится голос, только полусгнившие канаты бортового ограждения и разрушенная причальная стойка за ними. Но полный мстительного удовлетворения голос слышен отчетливо, перекрывая вопли разрываемой живыми мертвецами жертвы. — Ты посмотри на эту луну! Она или огроменная, или чуть ли не на ближней орбите зависла, при таком раскладе у них бы давно сорвало всю атмосферу!
Хорошо, что слышать ее может только Сандра…
Слева раздается отчетливое хмыканье и шорох. Нотка мужского парфюма становится острее, перебивает тяжелые запахи гнили, железа и крови, от которых Сандру уже начало поташнивать. Она закрывает глаза и принюхивается, стараясь дышать исключительно этим парфюмерным ароматом, спокойным, холодным, чистым, уверенным… тошнота отступает.
Смотреть, как то ли последние монахи добивали последних зомби, то ли наоборот, она предпочла бы именно так, с закрытыми глазами. Но это было бы невежливо. И непознавательно. Мама права: кто его знает, когда ей еще выпадет время и случай сходить на сеанс с полным погружением? Пусть даже это и погружение в гниющее болото.
— Ну и как вам? — спросил мистер Лавров двумя часами позже, когда они вознаграждали себя за испытанное на сеансе хорошими порциями воздушного мороженого (во всяком случае, Сандра сочла это именно компенсацией). Глаза у него смеялись.
— Очень… познавательно, — ответила Сандра осторожно. Его холодноватый парфюм все еще щекотал ей нос и чуть покалывал на языке, вплетаясь легким привкусом горечи в шоколад и миндаль взбитого пломбира.
— Дрянь! — куда более категорично и с куда большим удовольствием высказалась Дейзи. Слизнула с ложечки прозрачную вишню, идентичную натуральной. Подумала. Скосила на мистера Лаврова острый взгляд, ставший вдруг прицельным и цепким. Уточнила:
— Вам же четвертый билет не нужен, правда? Вы же его все равно маме отдать хотели… Вы же его мне отдадите, да? Хочу еще раз посмотреть на эту жуткую гадость!