— Пирошка!
На одно мгновение перед ним мелькнуло знакомое милое лицо — те же глаза, та же улыбка, только в каком-то странном обрамлении: на перекрестке двух улиц, Хатванской и Немецкой, стояла стройная крестьянская девушка; ее голова была покрыта белым в горошек платком. Однако, прежде чем Бутлер успел разглядеть красавицу, ее волшебная головка вдруг спряталась в толпе.
Не может быть, — удивился Фаи. — Что ты говоришь?
— Она! Она! Одета крестьянкой, — воскликнул Янош, и лицо его сияло от счастья. — Готов поклясться, что это она!
— Тебе показалось!
Экипаж остановился перед дворцом архиепископа; господин Сюч, адвокат, уже ожидал их.
— Сейчас начнется заседание, ваше сиятельство.
— Кто председательствует? — спросил Фаи.
— Аудитор.[45]
— А не архиепископ?
— У архиепископа болит нога. Какой-то прыщ вскочил, нога распухла, и он не может натянуть сапог.
— Вот он, черт, — вырвалось у Фаи, — на этот раз в виде прыща появился!
Они приехали как раз вовремя: заседание только начиналось. Все судьи были в сборе — шесть толстых каноников; казалось, жир их плавился в этой жаре. А между тем были приняты всевозможные меры, чтобы уменьшить духоту: между оконными решетками проложили зеленые ветки, на стол поставили графины с охлажденной во льду водой, а в карманах ряс было припасено по три-четыре платка, которыми каноники вытирали пот со своих лбов и затылков.
Впереди, за длинным зеленым столом, на котором стояло распятие, восседал председательствующий, главный аудитор Ференц Екельфалуши: позади него — два члена суда, охранявшие незыблемость брака, прокурор и два секретаря суда.
Первым допрашивали Яноша Бутлера. Его откровенный и искренний рассказ о венчании прозвучал убедительно, сильно взволновал судей и поверг их в смущение.
После этого позвали Марию Дёри. Ее благородная осанка произвела благоприятное впечатление на присутствующих. Казалось, вместе с ней в зал проскользнул свежий ветерок, распространяя аромат цветов. С глаз каноников мигом слетела сонливость, как только они услышали шелест тонких кружевных юбок.
— Имя? — спросил аудитор.
— Графиня Бутлер, урожденная баронесса Мария Деря.
— Вероисповедание?
— Римско-католическое.
— Лет?
— Восемнадцать.
— Дети есть?
— Один ребенок, — промолвила она тихо.
— Отвечай мне, дочь моя, по всей совести: правда ли, что во время церковного обряда, соединившего тебя с графом Яношем Бутлером, этот последний на вопрос священника, хочет ли он взять тебя в жены, ответил: "Не хочу"?
Мария Дёри покраснела, но от этого стала еще красивее.
— Почему ты не отвечаешь, дочь моя?
— Потому что не знаю, — пролепетала она.
— Как? Неужели ты не можешь вспомнить такое важное обстоятельство?
— Я была так взволнована.
— Это возможно, — проговорил прокурор.
— Правда ли, что, как гласит обвинительный акт, граф Янош Бутлер на вопрос, любит ли он тебя или нет, ответил: "Нет"?
— Не знаю, я не слыхала ни того, ни другого.
— Так… А правда ли, что уши свидетелей, присутствовавших при обряде, были заткнуты ватой?
— Я не видела!
— А правда ли, далее, что, когда венчавший вас священник хотел соединить ваши руки под епитрахилью, граф Бутлер стал сопротивляться и твоему отцу пришлось прибегнуть к насилию?
Мария побледнела, опустила голову, как бы застыдившись, потом тихо прошептала:
— Неправда.
— Чем же ты тогда объясняешь, дорогая дочь моя, что граф Янош Бутлер выдвигает эти обвинения и настаивает на них?
Мария подняла голову:
_ Тем, что он страдает галлюцинациями, глубокоуважаемый святой суд.
— На чем ты основываешь свое утверждение?
— Все его слуги в бозошском имении подтвердят, что Бутлер часто подолгу и громко разговаривал у себя в комнате с портретом матери, словно ему задавали какие-то вопросы.
— Кто это может подтвердить?
— Повариха Видонка, тетушка Капор и Иштван Гуйяш. Аудитор кивнул вице-секретарю, чтобы тот вызвал этих людей в суд, потом снова повернулся к допрашиваемой:
— Я задам тебе, дочь моя, один деликатный вопрос. Соберись с силами, чтобы ответить нам, которыми руководит не праздное любопытство, а стремление соблюсти святость канонических законов, дабы через них приобщиться к источнику истины.
Но прежде чем познать истину, не грех было насладиться и табаком. При этой мысли председательствующий вынул табакерку и понюхал табак. Остальные каноники последовали его примеру, после чего все начали чихать, а помощник секретаря не успевал повторять: "Будьте здоровы!"
Гм, щепетильный вопрос! Каноники уже были знакомы с этой стороной бракоразводных процессов. Их крохотные, заплывшие жиром глазки оживились и замигали, как потревоженный фитилек в лампадке.
— Скажи мне, дочь моя, графиня Бутлер, урожденная баронесса Мария Дёри, сколь соответствует истине утверждение, будто графа Яноша Бутлера путем насилия и коварства на подъемной машине доставили в твою опочивальню?