Когда мы в последний раз покидали наш грозный дуэт хранителей, Шон уничтожил пиратское судно, которое атаковало филиал гостиницы, выходящий на планету Колинда. Но остались загадки: как они узнали, что у «Гертруды Хант» есть дверь, ведущая на планету, и где она находится? Каковы были их мотивы? Кто такой пиратский принц, выдающий себя за одного из кандидатов? Оставайтесь с нами, чтобы найти ответы на вопросы. Возможно, найти.
Я открыла глаза. Наклонный потолок надо мной был окутан мраком, за исключением узкого прямоугольника лунного света, проникающего через верхнюю часть окна. Часы на стене сказали мне, что уже перевалило за час. Мы легли спать тридцать минут назад, после того, как всех заперли.
— Что такое? — спросил Шон.
— Калдения.
Последовала крошечная пауза, пока он проверял, где она.
— Как, черт возьми…?
— Гастон или Тони.
Я ставила на Гастона. Я дала им обоим временные привилегии открывать двери в гостевые покои, потому что нам нужны были помощники, и в итоге они сопровождали различные группы гостей туда и обратно. Как самый первый, самый долгопроживающий и самый особенный гость гостиницы, Калдения, имела доступ ко всем местам общего пользования и могла свободно перемещаться, но требовался либо Гастон, либо Тони, чтобы открыть двери в апартаменты делегации отрокаров и впустить ее туда.
Я встала.
— Она там уже двадцать минут. Я собираюсь пойти за ней.
— Я схожу.
— Я уже встала. — Я наклонилась и поцеловала Шона. — Отдыхай. Ты много чего сделал. Мне все равно нужно с ней поговорить.
— Мы должны запереть ее, — проворчал он.
— Она будет смертельно оскорблена.
Я сняла мантию с крючка и надела ее. Никому не нужно было знать, что под ней у меня только нижнее белье и майка. Найти свои ботинки показалось мне слишком сложно, поэтому я сунула ноги в цветастые «Крокс», над которыми Шон постоянно посмеивался, взяла метлу и направилась в секцию отрокаров. Отрокарские покои были созданы мною для мирного саммита, который освободил Шона от роли Турана Адина. В то время в них размещалась ханум, которая была матерью Дагоркуна, и ее делегация. У всех племен отрокар были схожие требования: отдельные спальни для вождей и шамана, общие спальни для воинов, большая общая зона с углублением для костра и дополнительная зона для встреч с другим местом для костра, где лидеры могли проводить частные встречи. Переоборудование комнат для нынешней делегации отрокаров заняло десять минут. Я изменила цвета, чтобы отразить южную чувствительность, добавила еще одну спальню и назвала ее дневной.
В это время ночи большинство отрокаров должно было находятся в общей зоне. Там они, вероятно, играют в кости или рассказывают истории перед сном. У Орды Сокрушающей Надежду были надежные устные традиции, зародившиеся в то время, когда их кочевые племена пересекали свой родной мир после сезонных дождей. Они целый день ездили верхом на своих злобных скакунах, а затем разбивали лагерь, готовили еду на костре и рассказывали истории о героях давно минувших эпох.
Современные воины Орды редко жарили свои блюда на открытом огне, хотя и старались делать это при каждом удобном случае, и небо над ними обычно сияло незнакомыми звездами, но некоторые традиции оставались священными. Те же истории, которые когда-то эхом разносились над равнинами планеты предков, теперь рассказывались в корпусах массивных космических кораблей на пути к их следующему межзвездному завоеванию.
Я прочесала все помещения своими чувствами. Как и ожидалось, большая часть группы была в общей зоне, но два существа выбрали более уединенную обстановку, на балконе с видом на фруктовый сад. Одной из них была Калдения. Другой был… Суркар, кандидат от отрокаров.
Я подошла со стороны сада и установила барьер, чтобы отрокары могли видеть сад, но не могли спрыгнуть в него. Для меня не было таких ограничений. Барьер скользнул по мне, словно его вообще не было, и я остановилась в тени, прямо под каменным балконом. На этом балконе я чуть не умерла, и потом Шон продал себя в вечное рабство торговцам, чтобы спасти меня. Веселые были времена.
В яме надо мной горел огонь. У гостиницы были натянутые отношения с огнем, и она остро ощущала небольшой сгусток тепла и пламени. Ночной ветерок принес слабый аромат красного чая. Ханум предпочитала ванла, более крепкий и грубый вариант, который она называла «чай для бедных», но этот пах как более изысканный и дорогой сорт.
Калдения говорила тихим голосом. В последний раз, когда она использовала этот тон, воин дразири предал своего командира и попытался убить его в середине битвы.
«Гертруда Хант» предложила мне ветку. Я наступила на нее, и гостиница подняла меня, растворив кажущийся твердым камень над моей головой. Я появилась на балконе, как призрак.
На балконе не было ламп. Освещение исходило от очага и мягкого света общей комнаты за ним. Ее Милость сидела наполовину в тени, а языки пламени плясали на ее лице. Она и потягивала чай из богато украшенной глиняной чашки. Калдения отказалась от изысканных вечерних платьев в пользу земной одежды: серых джинсов, белой футболки и черной кожаной куртки, которая была слишком теплой, учитывая затяжную жару.
Она почти никогда не носила ничего подобного. На самом деле, я была уверена, что это были ее единственные джинсы, потому что я купила их для нее много лет назад, когда она приехала в гостиницу, и с тех пор я их никогда не видела. Даже когда она навещала своих друзей из соседнего квартала, она обычно выбирала платье. Она, должно быть, чувствовала, что грубый характер джинсов сделает правильное заявление Суркару.
Слева от нее Суркар был одет в килт, мягкие сапоги и больше ничего, позволяя свету костра осветить то, что он считал лучшим торсом галактики. У Шона был лучше.
Тон Калдении был насмешливым с ноткой горечи.
— … его отец был таким же. Давайте просто скажем, что их дедуктивные способности оставляют желать лучшего. Некоторым людям просто необходимо столкнуться с очевидным.
Суркар кивнул, его лицо было задумчивым. Они оба чувствовали себя совершенно непринужденно, как два заговорщика, бормочущих у огня.
Задерживаться здесь дольше означало бы подслушивать.
— Ваша Милость, — сказала я.
Суркар дернулся. Верно, бойся моих тайных путей.
— Увы, моя няня прибыла. — Калдения поставила чашку. — Я полагаю, ты пришла, чтобы отвести меня в мои комнаты?
— Ваша Милость, вы в любое время можете свободно посещать все места общего пользования гостиницы. Однако эта привилегия не распространяется на отдельные комнаты других гостей.
— Ее пригласили, — жестко сказал Суркар.
— Как бы то ни было, часы посещений закончились ради всеобщей безопасности.
— Она может оставаться столько, сколько пожелает, — сказал отрокар.
— Не волнуйся, дорогая. Я иду. — Калдения поднялась. — В конце концов, правила есть правила. Я оставлю вас с этой прощальной мыслью: сила порождает силу. Если вы чего-то желаете, дайте об этом знать. Протяните руку и схватите это.
Суркар кивнул, будто услышал что-то важное. Калдения — Тони Роббинс[15] галактики.
Ее Милость пристально посмотрела на меня и вздохнула.
— Показывай дорогу.
Я толкнула своей магией. С балкона опускалась лестница, ведущая в сад. Калдения встала на нее. Я последовала за ней, растворяя ступени позади нас.
Мы шли по мощеной дорожке через фруктовые сады. Луна спряталась за облаком, и темнота высасывала краски из растений, окрашивая цветочные клумбы в дюжину оттенков черного, древесного угля и зеленого цвета. Я послала импульс по дорожке и рядом с ней зажглись шары кремового цвета, освещая камень ровно настолько, чтобы его можно было разглядеть.
— Мой племянник проснулся? — спросила Калдения.
Я проверила.
— Да.
Она вздохнула.
— Возможно, мне придется переговорить с нашим прекрасным шеф-поваром. В течение следующих нескольких недель Косандиону будет не до сна. Ему понадобится усиленное питание.
— Почему?
— Из-за Одикаса, конечно.
— Я думала, все улажено. — Косандион уже победил.
Она коротко рассмеялась над моим суждением.
— О нет, моя дорогая. Удаление Одикаса было лишь первым залпом. Теперь начинается настоящая битва.
— Я что-то не понимаю.
— Власть не терпит вакуума. С уходом Одикаса члены его Консервативного альянса будут бороться за то, чтобы взобраться на его ныне пустой трон, толкая и пиная друг друга по дороге. Этот гамбит готовился годами. Мальчик прекрасно все спланировал и хорошо выполнил, но теперь он должен маневрировать фигурами на игровом поле, чтобы выдвинуть подходящего кандидата на вершину так, чтобы никто не понял, что им манипулировали.
Ох.
— Я ставлю на сенатора Дульвию из Тара. Она агрессивна и властолюбива. Из всех них она хочет этого больше всего, но она достаточно проницательна, чтобы понять, что она наименее подготовлена для этого. Это чувство скрытой неполноценности бесценно. Если она поднимется, она потратит годы на подавление любых противостоящих фракций в консервативном блоке. Она пойдет за любым, кто умнее ее, чтобы уничтожить конкуренцию, прежде чем у нее появится шанс перерасти в угрозу. К тому времени, когда она укрепит свою базу власти, у Косандиона будет все, чтобы направить ее в выбранном им направлении, и Консервативный альянс в целом станет слабее, менее креативным и более простым в управлении. Дина, у тебя какое-то странное выражение лица.
— Я рада, что я та, кто я есть.
— И не моя племянница? — Калдения улыбнулась.
— Да.
— Ты дитя хранителей. Ты родилась в этой жизни, и каждый твой опыт способствовал твоему образованию. К тому времени, когда ты достигла совершеннолетия, ты уже была опытной хранительницей. Мы с Косандионом были рождены, чтобы умело править. Я не имею в виду в помпезном смысле слова. Я имею в виду это как констатацию факта. Мы были генетически усовершенствованы с помощью тщательного отбора черт, которые сделали нас способными администраторами и тонкими лидерами. Нас обучали способу управления с того момента, как мы открыли глаза. Мы высокоспециализированные, квалифицированные работники, выведенные с целью руководства межзвездными нациями, и у нас есть дополнительный стимул в виде мучительной смерти в случае неудачи, который побуждает нас преуспевать.
— Ответственность, должно быть, сокрушительная.
Калдения вздохнула.
— Временами именно так, но это то, что мы делаем. И давай посмотрим правде в глаза — уничтожать своих врагов это очень весело. Ты воплощение сдержанности, но часть тебя любит проявлять свою силу, когда того требует случай. Косандион во многом такой же: воплощение самодисциплины и приличия, пока не придет время нанести удар и вырвать все еще бьющееся сердце из груди врага. Просто его удары требуют большой работы и большой подготовки.
Мальчик прекрасно все спланировал… В ее голосе было не просто восхищение, веяло семейной гордостью.
— У меня плохие новости для Косандиона, — сказала я.
Калдения остановилась.
— Насколько плохие?
Я остановилась. Мы подошли к пересечению нескольких дорожек, где они соединялись в круглом внутреннем дворике.
— Политически сложные.
— Скажи мне.
Я послушалась.
На середине моего рассказа Калдения начала ходить кругами. Она вышагивала, подпитываемая яростью. Пока Калдения ходила взад и вперед, она где-то подобрала маленькую веточку, шириной примерно с мой палец, и водила по ней ногтем большого пальца, срезая идеальные маленькие кусочки с каждым движением большого пальца. Она была похожа на пресловутого тигра в клетке, дергая хвостом и ища лазейку.
В конце концов, я закончила.
— Ты должна рассказать ему немедленно.
— Я планировала сказать ему утром.
Она остановилась и уставилась на меня.
— Нет. Сейчас. Чем скорее он узнает, тем лучше. Я понимаю, что ты не обязана делиться этой информацией, и долг хранителя — дать ему отдохнуть, но это вопрос политического выживания. Сделай это для меня, пожалуйста.
— Хорошо, — сказала я ей.
— Прямо сейчас.
— Прямо сейчас, — пообещала я.
— Вы хотите пойти со мной?
— Нет. Будет лучше, если я как можно меньше буду взаимодействовать с ним. Но скажи ему вот что: Оливио, тесерес плевелит. Он поймет, что это значит.
Я ПОСТУЧАЛА В ДВЕРЬ, ВЕДУЩУЮ В ПОКОИ СУВЕРЕНА. ШОН РЯДОМ со мной выглядел бодрым и свежим, будто он спал всю ночь, а не 30 минут.
— Войдите, — позвал Косандион.
Дверь скользнула в сторону, и мы вошли. Суверен оторвал взгляд от прозрачного экрана перед собой. Ничего не изменилось ни в его лице, ни в позе, но каким-то образом сразу стало ясно, что он знал, что произошла чрезвычайная ситуация, и был готов к ней.
Шон положил куб данных перед собой. Я вытащила два кресла из пола. Мы сели. Мгновение спустя пол раздвинулся, и как гриб, вырос маленький столик с графином кофе, тремя кружками и ассортиментом из сливок и сахара.
— Кофе? — спросила я.
Косандион, казалось, не услышал меня.
Шон налил две кружки, одну для себя, вторую для меня. Иногда кофе действительно спасал жизнь.
На экране появились результаты сбора фактов Куки. Отчеты, видеоматериалы, свидетельства… Спустя десять минут Косандион встал, подошел к нашему столику, налил себе чашку кофе, положил в нее сахар и вернулся к экрану. Его лицо не выражало никаких эмоций, но внутри, должно быть, назревала буря. Пират Мутерзен едва успел замести следы. Все в его досье указывало на то, что долгосрочное планирование и внимание к деталям никогда не входили в его арсенал. Он был импульсивным и беспечным. Его предполагаемая личность, возможно, и прошла поверхностную проверку, но топ-кандидаты были проверены тщательно. В тот момент, когда люди Косандиона начали бы копать, зазвонили бы предупреждающие звоночки.
Если это была просто халатность или некомпетентность, удар стал бы достаточно сильным. Косандион выглядел бы дураком, который не смог нанять нужных сотрудников и должным образом руководить ими. Неумелый лидер, который позволил печально известному преступнику, обвиняемому в чудовищных злодеяниях, оказаться в шаге от того, чтобы стать отцом следующего правителя Доминиона.
К сожалению, это была не просто некомпетентность. Все было гораздо хуже.
Информация от Куки шла своим чередом, и на экране появилась запись «Шон против пиратского крейсера». Косандион смотрел на эту грандиозную эпопею с тем же бесстрастным выражением лица. Его приватный вид на Колинду был направлен на другую часть океана. Если бы он был на балконе во время атаки, он мог бы увидеть несколько вспышек далеко справа от себя, но поле пустоты гарантировало, что он ничего не услышал бы.
На экране Шон ворвался на пиратское судно. Брови Косандиона поднялись на миллиметр.
Крейсер разломился пополам.
— Как только клан Нуан начал копать, пираты поняли, что прикрытие их принца вот-вот будет раскрыто, — сказал Шон. — Поскольку мы прервали все коммуникации между кандидатами и остальной галактикой, они не смогли предупредить его и решили напасть на гостиницу. Войти в нашу солнечную систему было не вариантом, поэтому они выбрали Колинду. Если бы гостиница функционировала как обычный отель, полный VIP-персон, и была оборудована порталом, как только началась атака, постояльцы были бы немедленно эвакуированы. Принц пиратов — подонок, но он не глуп. Команда Мутерзена рассчитывала, что он сложит два плюс два и ускользнет в создавшейся неразберихе.
— Кто бы не скормил им информацию о «Гертруде Хант», он не понимает, как работают гостиницы, — добавила я.
Косандион откинулся назад, изучая нас обоих.
— Есть еще что-то?
— Да, есть.
Шон положил перед Косандионом маленький темный кристалл на стол.
— Их журнал.
Каким-то образом, посреди всего этого убийства, Шон задержался достаточно надолго, чтобы забрать журнал крейсера. Он нес информацию обо всей полноте их общения, о каждом входящем и исходящем сообщении и обо всех их маневрах. Я раздумывала об этом и была почти уверена, что получение этого журнала было причиной, по которой Шон в первую очередь бросился на космический корабль.
— Они вышли на орбиту Колинды три земных дня назад и сразу же начали сканировать поверхность в поисках энергетических аномалий, — сказал Шон. — Мы поддерживаем защитный экран над террасой и балконом. Он оставляет небольшой энергетический след. Поскольку Колинда не населена разумными существами и не имеет промышленности, мы выделялись.
— Они знали, что на этой планете у гостиницы есть дверь, — сказал Косандион. — Не только это, но и их судну было приказано прибыть в Колинду за девять часов перед тем, как первый кандидат вошел в гостиницу, — сказала я. — Рот Косандиона превратился в жесткую линию.
Кандидаты и их делегации понятия не имели, в какую гостиницу они направлялись, пока не прибыли в «Гертруду Хант». Доминион настаивал на секретности.
— Когда был отдан этот приказ, только три человека из Доминиона знали, что у «Гертруды Хант» была дверь на Колинду, — сказал Шон.
Сам Косандион, Миралитт и Ресвен. Миралитт и Ресвен приехали на экскурсию по гостинице, и мы отвели их в Океанский обеденный зал. Они увидели Колинду. Миралитт расспрашивала меня о ней. Она хотела понять, было ли это слабым местом в нашей безопасности. Я дала ей подробное объяснение.
Волк смотрел на Косандиона глазами Шона.
— Насколько вы доверяете своим людям?
Выражение лица Суверена потемнело. Перемена была настолько внезапной, что мне пришлось побороться с желанием встать с кресла и отступить.
— Больше, чем двое из моих людей знали, — сказал он. Косандион коснулся экрана. Он запульсировал кроваво-красным.
— Кто остальные? — спросила я.
— Ората, — сказал он. — Ресвен вкратце рассказал ей о возможностях вашей гостиницы и своих впечатлениях от нее, которыми она поделилась бы со своим персоналом.
Да уж.
На экране появилось лицо Ораты. Ее серебристо-голубые волосы были взъерошены, а на щеке виднелась складка от подушки.
Косандион вывел на экран лицо пирата.
— Кто проверял этого человека?
Ората моргнула, и в ее глазах вспыхнула тревога.
— Версия Денома.
Это имя упало, как коктейль Молотова, обдав нас троих своим взрывным огнем.
Шон и я мало, что знали о внутренней работе Доминиона, но это имя упоминалось практически в каждой передаче. Версия Денома, отпрыск известной семьи Доминиона, известной своим политическим и гуманитарным вкладом, потрясающая, образованная и элегантная. Год назад у нее начались отношения с Косандионом, а семь месяцев назад они закончились. Было дикое предположение, что она войдет в супружеский отбор, и столь же громкое разочарование, когда она этого не сделала. СМИ Доминиона дали ей прозвище, призванное описать ее уникальную красоту и шарм. Они назвали ее Аалинда Воун. Так я вспомнила ее имя. Аалинда Воун переводится как «Особенная снежинка».
Голос Косандиона мог заморозить сверхновую.
— Приведи ее ко мне.
ВЕРСИЯ ДЕНОМА БЫЛА ПОИСТИНЕ ПОТРЯСАЮЩЕЙ ЖЕНЩИНОЙ. ЕЕ КОЖА была светло-серого цвета, а волосы более темного цвета с оттенком корицы, необычного для Доминиона. Бледно-оранжевое платье, облегающее ее высокую, стройную фигуру, оттеняло и то, и другое. Черты ее лица были резко очерчены, скорее сильные, чем утонченные, отголосок агрессивной красоты, характерной для высшего класса Доминиона. Тот же самый генетический пул произвел Калдению десятилетия назад, но там, где Ее Милость была tour de force[16], Версия была ледяной принцессой. Она держалась так, словно ее позвоночник не знал, что может согнуться.
Она вошла в тронный зал позади Ораты в сопровождении четырех гвардейцев столицы при полном вооружении. В то время как Ората отправилась в дом Версии и задержала ее, Ресвен и Миралитт осознали кризис. Они смотрели, как она вошла. Миралитт выглядела холодной и бесчувственной, как мраморная глыба, а Ресвен пылал со жгучей враждебностью.
Мы с Шоном стояли в стороне в мантиях с поднятыми капюшонами. Для стороннего наблюдателя мы двое выглядели безликими, молчаливыми и неподвижными. Эта драма должна разыграться без помех. Строго говоря, мы не должны были быть здесь, но я стала параноиком по поводу безопасности Косандиона. Шон всегда был параноиком, так что это сработало.
Версия подняла голову и ударила Косандиона наказывающим взглядом. Даже сидя, Косандион был высоким, а приподнятая платформа его трона возвышала его на шесть футов над головой Версии. И все же ей удавалось смотреть на него свысока.
Грядет что-то нехорошее.
— Я вижу, ты наконец-то понял, — сказала она. Ее голос был глубоким, речь уверенной. Она, казалось, ни капельки не нервничала. Нет, она с нетерпением ждала этого противостояния, и теперь она наслаждалась им. Все, что она делала, было преднамеренным.
Косандион превратился в статую. Он сидел неподвижно, словно он и его трон слились в единое целое, которое было Сувереном. Когда он заговорил, его голос был ровным и размеренным.
— Почему?
— Пять месяцев, Косандион. И вот я здесь, в точно таком же положении, в каком была до нашей связи. — Она взглянула на Орату. — Я должна была получить ее работу. Это было наименьшее, что ты мог бы сделать в качестве компенсации.
Ората ощетинилась.
Голос Суверена стал холодным.
— Я не знал, что отношения со мной требуют компенсации.
— О, пожалуйста. Отношения с Сувереном, мужчиной, который будет уделять вам целых пять процентов своего внимания. Мужчиной, который никогда не бывает доступен, который поглощен работой, который при первой встрече дает понять, что он ограничивает чувства. Мужчиной, который объясняет, что ты достаточно хороша для секса и случайных разговоров, но никогда не подойдешь для большего. Какие бы крохи внимания он ни уделял, это будет происходить на его условиях и по его графику. Что это была за фраза, которую ты использовал? «Управлять ожиданиями, чтобы избежать недоразумений» и «неспособен к серьезным отношениям». Какая женщина не была бы в восторге?
Ресвен открыл было рот. Косандион постучал указательным пальцем по подлокотнику, и челюсти канцлера защелкнулись.
— Ты преследовала меня, — сказал Косандион. — Я согласился встретиться с тобой, чтобы обсудить это. Я был честен с тобой, и ты заверила меня, что того, что я предложил, достаточно. Тебя никто не заставлял. Насколько я помню, ты была полна энтузиазма.
На лице Версии дернулся мускул. Ее самообладание ослабло. Калдения никогда бы не позволила себе подобной оплошности.
— До того, как мы переспали, я была восходящей звездой, — выдавила она. — После этого я стала некомпетентной дурочкой, которая имела доступ к Суверену в течение 5 месяцев и не смогла извлечь из этого никакой политической выгоды. Ты превратил меня в посмешище. Когда вы с Парсеоном расстались, он стал министром третьего ранга.
— Повышение было до того, как начались их отношения, — сказал Ресвен. — Министр Парсеон ходатайствовал об отсрочке его утверждения, поскольку его обязанности не позволяли ему посещать столицу в течение первых двух лет. Вы можете найти запись об этом в правительственных архивах, в разделе…
— О, заткнись. — Версия поморщилась. — Ресвен, слишком поздно играть роль няньки при сироте. Твой маленький мальчик уже совсем взрослый. Он способен говорить сам за себя.
— Вы некультурная женщина. Вы позорите свою семью, — выплюнул канцлер.
— Это ненадолго. Скоро моя семья и все в Доминионе узнают, что за то, чтобы отмахнуться от меня, придется заплатить.
За эти годы у меня было много партнеров, мужчин, женщин, гуманоидов и нет, но ни один из них не остался рядом со мной. Бедный Косандион.
Версия нетерпеливым движением головы откинула волосы назад.
— Давай перейдем к делу. Ты ничего не можешь мне сделать. Я замела следы, и у тебя нет доказательств. Только обвинение в некомпетентности может остаться, и как только этот прекрасный беспорядок станет достоянием общественности, все увидят мои действия в правильном свете: глубокий, рассчитанный удар в сердце. Моя карьера взлетит, пока ты будешь залечивать свою рану и пытаться вернуть хоть какое-то подобие уважения в глазах общественности.
— Пирату, — сказал Косандион. — Презренному преступнику. Ты позволила ему пройти отбор, а затем передала конфиденциальную информацию его сообщникам, подвергнув опасности всех здесь присутствующих. Ты хотя бы знаешь, что он сделал?
Она улыбнулась.
— Каждую частичку. Массовые убийства, изнасилования, рабство. Он сделал все, что может сделать человек, когда ему дают оружие, ремесло и деньги без каких-либо моральных указаний. Его поносят даже его соратники. Вот почему я выбрала его. Это должно было быть отвратительно, Косандион, иначе оно не оказало бы необходимого воздействия. Я дала достаточно подсказок нужным людям. Продолжай. Попытайся скрыть это. Это станет абсолютным провалом. Каждая кровавая деталь его злодеяний будет показана на экранах Доминиона. Башня твоего жалкого высокомерия рухнет от одного быстрого удара. Я буду дорожить этим.
Ората сделала шаг вперед.
— Я могу все исправить. — Косандион взглянул на нее.
— Пожалуйста, Летеро. Она моя подчиненная. Позвольте мне это исправить. –
Косандион задумался.
— У вас есть время до завтрашней церемонии выбытия кандидатов.
Ората кивнула с серьезным выражением лица и постучала пальцем по наушнику.
— Селериан, разбуди всех. Да, всех.
Косандион слегка повернул голову. Миралитт кивнула охранникам.
— Посадить под стражу государственную служащую Деному.
— На каком основании? — взвилась Версия.
— Нарушение протокола. Неспособность поприветствовать Суверена, неспособность назвать Суверена по титулу и вмешательство в деятельность государственного служащего с намерением нарушить его обязанности.
— Что? — Версия отступила назад.
— Канцелярия отвечает за ведение записей о жизни Суверена и должна предоставлять эти записи по требованию общественности, — сказала Миралитт. — Вы обвинили государственного чиновника в неподобающем поведении перед Сувереном, что представляет собой затребование информации. Канцлер Ресвен обязан немедленно сообщить, где можно найти эту информацию. Сказав ему заткнуться, вы помешали ему выполнить свой долг, что представляет собой подавление.
— Это абсурд!
— Заберите ее, — сказала Миралитт.
Стражники повели Версию обратно к порталу. Я наблюдала, как они исчезают в сиянии.
— Свободны, — сказал Косандион.
Ората и Миралитт вышли из комнаты, глава пиар кампании почти побежала к порталу, а шеф службы безопасности направилась в свои покои. Остались только Косандион, Ресвен, Шон и я.
Выражение лица Косандиона дрогнуло. Эмоция исказила его лицо, смесь смирения, тупой боли и глубокого одиночества. Горькое фаталистическое принятие.
Пожилой мужчина опустился на колени перед Косандионом и взял его руки в свои.
— Мне так жаль, Летеро. Так жаль.
Шон взял меня за руку. Мы тихо удалились и поднялись наверх в нашу спальню. Мы сняли мантии, а затем я забралась в кровать рядом с Шоном и обняла его. Я не хотела чувствовать себя одинокой.
Шон обнял меня одной рукой. Некоторое время я лежала без сна, уверенная, благодаря теплу его тела, что с нами все в порядке, а затем я погрузилась в сон.
Энтони Джей Роббинс (урожденный Махаворич, родился 29 февраля 1960 года) — американский писатель, тренер, оратор и филантроп. Он известен своими рекламными роликами, семинарами и книгами по самопомощи, включая книги «Неограниченная сила» и «Пробуди гиганта внутри».
Проявлением силы