Ах, этот день настал! Чудесный день, когда мы собрались вместе, чтобы узнать о последних событиях в жизни «Гертруды Хант» и вынести суждение глупым существам внутри. Добро пожаловать, уважаемые гости! Во время нашей последней встречи мы узнали больше о Деррил из Ис, одинокой женщине-оборотне, и наблюдали, как Дина напоминает Никати, что хранители гостиниц — это сила, непохожая ни на какую другую. Сегодня мы представляем вам новое испытание «Конкурс талантов».
Внимание: следующая глава содержит краткое описание жестокого обращения с животными. Вселенная огромна, и не все придерживаются одних и тех же стандартов.
Свет раннего утра осветил балкон Косандиона и мешки под его глазами. Он сделал глоток кофе из кружки и посмотрел на нее.
— Почему такой сладкий?
— Потому что вы не спали прошлой ночью, — сказал Шон. — Вам нужна глюкоза.
Косандион нахмурился и сделал большой глоток.
Ората заерзала на своем сиденье.
— Может, бустер…
— Нет, — твердо отрезал Косандион.
Ората посмотрела на Ресвена. Канцлер развел руками.
— Может, хоть, пару капель для глаз, — сказала Ората. — Ну, для зрения.
— Что не так с моими глазами?
— Они налиты кровью, — сказала я ему.
Косандион не спал почти сорок восемь часов. Позапрошлой ночью он разобрался с предательством Версии. Мы легли спать ближе к двум часам ночи, а он все еще бодрствовал. Когда я встала 2 часа спустя, чтобы разобраться с последней аферой душегубов, он еще не ложился. Прошлой ночью ситуация повторилась. Ората проговорилась, что Альянс консерваторов оказался более острой проблемой, чем ожидалось. В борьбу вступили другие политические группировки, и ситуация стала «немного напряженнее».
Ночью Косандион несколько раз ходил по комнате, потому что это помогало ему думать, а «Гертруда Хант» из-за этого каждый раз будила нас с Шоном, и именно поэтому мы двое решили присоединиться к нему на утреннем брифинге.
Я где-то читала, что недостаток сна накапливается. После того, как все это закончится, и мы вернем Уилмоса, я просплю неделю. В отличие от Косандиона, я не могла бодрствовать 48 часов подряд без какой-либо химической помощи.
Косандион протянул руку. Ората вскочила, вложила ему в пальцы маленький пузырек и вернулась на свое место. Суверен закапал по две капли в каждый глаз и решительно поставил пузырек на стол.
Ресвен подошел, взял блюдо с прекрасными маффинами Орро и протянул его Косандиону, словно тот был двухлетним ребенком.
— Пожалуйста, Летеро, откусите кусочек.
Косандион спокойно посмотрел на него.
— Сон или еда, — сказала Миралитт. — У вас должно быть хотя бы одно.
Косандион взял булочку и откусил маленький кусочек.
— Давайте перейдем к рейтингам.
Ората выглядела так, словно откусила лимон.
— Суркар лидирует во всех категориях, набирая в среднем 17 очков.
Косандион продолжал жевать булочку.
— Еще бы, конечно он.
— Это все то чертово шоу. — Ората замахала руками.
— Какое шоу? — спросил Шон.
Она взглянула на Косандиона, тот кивнул.
Ората постучала по своему планшету и повернула к нам голографический экран. На нем панорамный снимок поля боя устремлялся к зрителю, следуя за хищной птицей, которая пикировала над полем. Тела в доспехах устилали окровавленную землю. Тут и там все еще бушевали поединки, бойцы спотыкались о трупы. Изображение сфокусировалось на крупном воине в старинных доспехах Доминиона. Он перелез через холм мертвых к скале, торчащей из тел. На вершине скалы другой боец, забрызганный кровью, взревел, размахивая копьем.
Претендент добрался до скалы и сорвал свой помятый нагрудник, обнажив потрясающе мускулистую грудь. Миралитт подняла брови.
Двое мужчин столкнулись. Оружие зазвенело, ударяясь друг о друга. Они кружили на скале, режа и кромсая. Наконец, претендент прыгнул и вонзил меч в горло противника. Раненый схватился за шею, плюнул кровью, споткнулся, замахал руками, казалось, забыв, что в его горле торчит лезвие…
Герой подпрыгнул и ударил ногой по рукояти меча, вонзив его в мужчину и сбив его со скалы. Чудесным образом все бойцы на поле боя остановились, чтобы посмотреть, как падает тело. Оно приземлилось как мешок с картошкой.
Герой снял свой шлем. Он был удивительно похож на доминионскую версию Суркара. Если бы не очевидные различия в размере и пигментации, они могли бы быть двоюродными братьями.
— Я бы посмотрел это, — сказал Шон.
Косандион закатил глаза.
Герой схватил флаг, вытащив его из-под трупов, торжествующе водрузил у своих ног и проревел.
— Воины! Товарищи! Смотрите! Тиран мертв! Пусть его смерть послужит предупреждением тем, кто осмелится претендовать на нашу свободу!
— «Храните нашу свободу!», — пробормотала, читая, Ората. — Не очень хорошая надпись.
— Они смотрят это не из-за надписей, — сказала Миралитт.
— Факт, но они смотрят. В огромных количествах. — Ресвен взглянул на Орату. Она закрыла лицо руками.
— Я клянусь на этом поле, залитым кровью наших боевых соплеменников, что мой клинок не успокоится, пока не будет уничтожена любая угроза нашей свободе. Пока мое сердце бьется в груди, я буду стоять за справедливость и мир.
Камера переместилась на нескольких воинов, стоящих среди бойни внизу.
— Довольно зрелищно, — сказал Шон.
— Да, у них был большой бюджет, — сказал Ората. — Они даже взяли Самриона на главную роль. Он интеллектуальный, утонченный актер. Обычно он учувствует в мистических и интригующих шоу. Мы разговаривали перед выпуском. Он сильно извинялся. По-видимому, они заплатили ему неприличную сумму денег. Я не знаю, чем они его кормили, чтобы довести его до такого размера…
— Кто такие «они», и когда они успели выдать вот это? — спросила я.
— Они — это семья Энфори, — сказал Ресвен, — владеющие одним из крупнейших видеоканалов, и выступающие против преемственности Летеро. Они проиграли и не хотят смиряться с этим.
— Личности кандидатов были обнародованы семь месяцев назад, — сказала Ората. — Они собрали все воедино довольно быстро. Сжатые сроки, но не невозможные.
Герой схватился за флагшток и помахал им.
Послание было ясным: Доминиону нужен был воин, чтобы встать на защиту его свободы и привести его к славе, а Косандион им не был.
— Какую пользу они получают от победы Суркара? — спросил Шон.
— Никакую, — ответил Косандион. — Выбор Суркара в качестве пары вовлек бы Доминион во внутренние разборки Орды. Он принесет очень мало пользы и много проблем, проблем, которые будут занимать и отвлекать меня. Это один из многих камней, которые они бросают на моем пути, надеясь, что я споткнусь об один из них.
Я не была политиком Доминиона, но даже я понимала, что единственный способ нейтрализовать Суркара — разрушить его имидж непобедимого воина, и я понятия не имела, как Косандион собирается это сделать. Он точно не мог приказать Миралитт выйти на арену и надрать тому задницу.
— Что с остальными по рейтингам? — спросил Косандион.
— Амфи, леди Вексин, Бестата, Прайсен Ол, Оунд, Никати, Цианид, Унесса, — доложила Ората. — Шоу также дало Бестате толчок, а Оунд, который имел неплохой рейтинг после дебатов, сильно опустился ниже. Кроме того, им совсем не понравилось свидание с Цианид. Они определили, что это было скучно, но она имела на него право.
Она была кошкой.
Ресвен подтолкнул вторую булочку к Косандиону. Косандион разломил ее пополам и откусил кусочек.
— Все ли готово для 2-го испытания? — спросила Ората. — Вам что-нибудь нужно?
— Нет, мы все предусмотрели, — сказал Шон.
Мы действительно подготовили арену. Остальное зависело от кандидатов, и никто не мог сказать, что они придумают.
— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА 2-Е ИСПЫТАНИЕ! — ОБЪЯВИЛ ГАСТОН. — ВЫ готовы?
Какофония свистов, скрипов, топота, аплодисментов и воплей подтвердила, что делегации действительно готовы.
Мы перетасовали рассадку, исключив секции донкаминов, клюв-убийц и «Команду Хмурых», поэтому все разместились ближе к сцене. Косандион вернулся в свою секцию, мы спрятали его тронную гору под полом арены. Дверь в портал была закрыта, а мост, соединявший его со сценой, убран. Туман тоже исчез. Он был дорогой, и я приберегала его для отборочных церемоний.
Гастон, который доводил толпу до возбужденного безумия с центра сцены, практически сиял в своем ослепительно белом наряде. Когда я спросила его, сколько одежды он привез с собой, он сказал мне что, так как вырос на болоте и носил лохмотья, он с лихвой пытается компенсировать себе это. Я не знала, что на это ответить, поэтому извинилась и ушла.
Косандион наблюдал за предварительным шоу с бесстрастным выражением лица. Он пил третью чашку кофе, и я попросила Орро сделать с кофе перерыв, пока Суверен не начал нервничать.
Я быстро осмотрела арену. Все были там, где и должны были быть. Святой Экклезиарх со свитой были на месте, секция наблюдателей была в порядке, и все делегации присутствовали. Тони был над ареной. Сегодня он будет заниматься спецэффектами.
Шон расположился рядом со Святым Экклезиархом. По-видимому, пожилой мужчина специально потребовал его присутствия. Его Святейшество все еще притворялся дряхлым. В данный момент он забыл про это, поскольку они с Первым Ученым были вовлечены в оживленную дискуссию, и он размахивал руками с энергией человека вдвое моложе его.
Шон посмотрел на меня. Для всех остальных выражение его лица было нейтральным, но я знала его лучше. Это был его многострадальный взгляд.
Одна из помощниц Куки, миниатюрная торговка с соболиным мехом и ярко-зелеными глазами, прыгала вверх-вниз в секции наблюдателей, махая мне маленькими лапками. Она могла бы просто попросить позвонить, но она этого не сделала, что означало, что она хотела сказать мне что-то лично. Я расширила узкий мост до секции наблюдателей, шириной едва ли в фут. Человек прошел бы по нему с осторожностью. Маленькие лисы могли пронестись по нему, как по твердой земле. Она подбежала ко мне, сунула в руку листок бумаги и бросилась назад.
Я убрала мост и посмотрела листок. На нем изящным почерком Калдении было написано: «Жизненно важно, чтобы В вышла последней, а олух прямо перед ней. Пожалуйста, побалуй меня».
Я взглянула на Калдению. Ее Милость кивнула мне.
Теперь она передавала мне записки, словно мы сидели в классе и должны были прятаться от учителя.
Я осмотрела секции. Суркар, одетый в длинный плащ, сидел в первом ряду, в центре секции отрокаров. Нетипичная одежда для отрокаров, если только не зимой. Леди Вексин была на своем ожидаемом месте, с головы до ног закутанная в сверкающую золотистую ткань.
Что задумала Калдения? Что бы это ни было, порядок конкурсантов не имел для меня особого значения. Мы должны были сделать перерыв между кандидатами 5 и 6, где Бестата должна была быть кандидатом 6, потому что Тони сказал мне, что ее выступление требует некоторой настройки. Не было ничего плохого в том, чтобы позволить Суркару идти предпоследним, а леди Вексин — за ним. Если случится что-нибудь странное, мы с Шоном справимся с этим.
Я постучала по своему наушнику.
— Время начинать.
— Итак, поприветствуем нашего первого кандидата! — прогремел Гастон и ушел со сцены, драматично погрузившись в нее.
Я включила прожектор с белым светом и остановила его на «Команде Улыбок». От края их секции к сцене образовался проход. Амфи встала. На ней было серебряное платье, украшенное бледно-золотыми цветами, которые струились по ее телу, как сверкающий поток. Узкая лента зеленого цвета была вплетена в ее волосы — дань костюму Косандиона во время его свидания с Цианид.
Амфи прошла по помосту, пересекла сцену и встала в центре. Медленная мелодия заполнила арену, сначала тихая, но становящаяся все громче. Амфи открыла рот и запела, ее голос прорывался сквозь музыку.
Позади нее из-за края сцены появилась светящаяся виноградная лоза с двумя побегами, изумрудным и серебряным. Они переплелись друг с другом, закручиваясь спиралью, обрастая листьями, прорастая бутонами, ветвясь и скручиваясь, словно подпитываемые ее песней.
Супер тонко. Оставалось только закончить неоновой вывеской, на которой были бы сидящие дереве силуэты, Косандион и Амфи, с подписью «ц-е-л-у-ю-т-с-я». Вчера Гастон и Тони репетировали с кандидатами, и теперь я поняла, почему Тони после этого назвал ее простушкой.
Песня достигла крещендо. Амфи взяла последнюю звонкую ноту и замолчала. Виноградная лоза позади нее расцвела золотыми цветами.
— Прелестно, — сказал Косандион.
Комплимент прозвучал искренне. Возможно, со всеми конфликтами и кризисами, которые ему приходилось разрешать, воспитание ребенка с Амфи начинало выглядеть привлекательным. Она явно обожала его, они оба были из Доминиона, и это обещало быть несложным.
Арена разразилась аплодисментами, и снова появился Гастон, чтобы сердечно сопроводить Амфи обратно на ее место.
Я снова включила свет, и следующим был Прайсен Ол. Он спустился, одетый в новую синюю мантию, выглядя скромным и красивым.
Он прочистил горло и объявил.
— Я сочинил стихотворение, чтобы отпраздновать это событие, которое случается раз в жизни. Я смиренно предлагаю его вам.
Он глубоко вздохнул и начал.
— Тьма огромна. Вселенная холодна…
Стихотворение длилось пять минут. Оно было прекрасно, и рассказывало о том, что каждая звезда была для кого-то солнцем. В конце концов, Святой Экклезиарх прослезился, а Первый Ученый положил крыло ему на грудь над сердцем, чтобы тот успокоился.
Следующим был Оунд. Он исполнил танец, и к концу мне понадобился момент от сенсорной перегрузки.
Цианид спела песню своего народа, которая была длинной и очень воющей. Делегация хиггр настолько прониклась, что присоединилась к концу.
— Я не могу этого вынести, — прошептал Шон в мой наушник. — Это как комната, полная кошек, которых медленно душат.
— Будь милым.
— Она искусная ткачиха. Почему она ничего не соткала?
— Потому что она не выдает свои секреты врагу. — Мой бедный оборотень. Я практически чувствовала, как у него подергиваются глаза.
К тому времени, когда Цианид закончила, большая часть аудитории достигла критической точки. Возвращение света прожектора стало облегчением. Я остановилась на Унессе. Нам нужно было что-то, чтобы разбудить нас, а она вряд ли будет петь. Почему-то я представить не могла, что душегубы придают такое же значение искусству, как и мы.
Унесса практически сбежала по помосту, подпрыгивая на каждом шагу. Хмм.
Часть сцены, двадцать футов в поперечнике, опустилась и поднялась обратно, вынося на общий обзор большую клетку. Внутри нее извивались и шипели зеленые ящерицы, каждая размером с большую домашнюю кошку.
Унесса подошла к клетке, открыла маленькую дверцу наверху и вытащила ящерицу. Экраны вокруг арены увеличили изображение рептилии. Вдоль ее позвоночника торчал ярко-красный гребень. Она попыталась вцепиться в Унессу, но та крепко держала ее за горло одной рукой, а другой открыла ее пасть, обнажив длинные, острые зубы.
— Ядовитая, — объявила Унесса. — Острые зубы. Очень быстрая.
Она бросила ящерицу обратно в клетку. С потолка спустился гигантский экран с цифровым таймером, 00:00 светилось ярко-красным.
Что она собиралась…
Над ареной прозвенел звонок. Цифры на таймере замигали. Клетка распалась, и пятьдесят ящериц бросились врассыпную. Унесса быстро, как атакующая змея, схватила ближайшую с пола, и одним плавным движением открутила ей голову.
О, дорогая Вселенная.
Она отбросила мертвое тело и схватила следующую ящерицу. Та закричала от ужаса, как испуганный щенок, и она свернула ей шею. Бросив ее, она схватила другую.
Люди Оунда в тревоге замахали плавниками, щелкая ими, сообщая о хищнике. Отрокары замолчали. Они были аккуратными охотниками, озабоченные сохранением популяции животных, чьи жизни они забирали, и они никогда не убивали ради развлечения. Это… это зверство шло вразрез со всеми охотничьими традициями Орды. Это была просто бессмысленная бойня, а ящерицы так кричали, метались и перелезали друг через друга, чтобы убежать подальше. Они не походили на рептилий. Они пищали как маленькие млекопитающие, охваченные чистой паникой.
Еще одна ящерица. Другая.
— Остановите ее! — зарычал Косандион.
Я опустила сцену вокруг Унессы, оставив ее стоять на каменной колонне. Выжившие ящерицы разбежались по арене. Душегубы скрипели и шипели от возмущения.
— Я предупреждал тебя, — сказал Гастон мне в ухо.
Было такое. Я заставила свой голос быть услышанным всеми, звуча тревожным шепотом.
— Суверен благодарит кандидатку Унессу Сибейт за ее демонстрацию.
Большой душегуб бросился к стене секции и провалился сквозь пол, когда Шон отправил его обратно в яму. Остальные деревья скрипели и качали ветвями, но оставались на своих местах.
Унесса сосчитала тела ящериц пальцем, указывая на каждое, и посмотрела на таймер.
— Двенадцать за семь секунд! — А потом она улыбнулась.
— Пришло время для короткого перерыва! — объявил Гастон и проводил ее обратно на место.
В каждой секции появились столы с закусками.
Косандион выглядел сердитым. Я никогда не видела его таким, ни когда он имел дело с Одикасом, ни даже когда он узнал о предательстве Версии. Проявление жестокости к животным со стороны Унессы застало его врасплох. Гнев исходил от него, как жар от раскаленного асфальта.
Я должна была попросить Гастона быть более конкретным, когда он упомянул об этом. Но даже если бы он объяснил, ничто из того, что сделала Унесса, не было запрещено условиями, предоставленными нам Оратой. Целью испытания талантов было выявить способности кандидатов. Это должно было стать сюрпризом и демонстрацией мастерства. Мы все знали, в чем особый талант Унессы. Она рассказала нам о нем во время своего представления. Она была хороша в удушении.
Я собрала оставшихся ящериц в вольер под ареной. База данных «Гертруды Хант» идентифицировала их как тумма-проворных. Они были, действительно, очень ядовитыми. Они также были чипированы продавцом. Как только испытание закончится, я попрошу Гастона отвезти их обратно в Баха-чар торговцу тумм, который продал их душегубам.
Душегубы выдрессировали Унессу, как терьера, охотящегося на крыс. За исключением того, что она даже не считалась домашним животным. Мы чувствовали привязанность к нашим питомцам, душегубы же ничего не чувствовали к Унессе. Тошнотворное чувство нахлынуло на меня. Я догадывалась, что с ней случится, если она не станет парой.
Косандион остановив ее, оскорбил душегубов и нарушил традицию. Доминиону грозят политические последствия, потому что даже не тот наклон головы имел последствия, когда ты публичная фигура. Я не думала, что его это волнует. Я посмотрела на его лицо. Нет, его это не трогало.
Тони внизу занимался перестановкой. От сцены не осталось и следа, пол арены снова опустел. Каменные колонны, каждая из которых была достаточно крепка, чтобы выдержать человеческую ногу, поднимались из каменных плит на разную высоту. Самая низкая была высотой пятьдесят пять футов, самая высокая на три фута выше. Между ними были промежутки в несколько футов.
Тони выстроил колонны в извилистую тропу, которая поворачивала налево, затем направо, затем снова налево. По бокам от тропы, там, где она изгибалась, появились три платформы. Каждая платформа поддерживала длинный шест, выступающий над тропой, с прикрепленными на длинных веревках тремя мешками, наполненными песком. Мешки в итоге лежали на платформах.
Очевидно, это была полоса препятствий. Это выглядело рискованно, увлекательно и, что самое главное, что ни одно маленькое животное не могло пострадать. Идеально.
— Готова? — спросил меня Гастон.
Я убрала столы с закусками.
— Не могу дождаться.
— И мы вернулись! Пожалуйста, тепло поприветствуйте нашего следующего кандидата, леди Бестату из Дома Меер.
Бестата подошла к первой колонне, подпрыгнула, зацепившись за нее руками, и взобралась на вершину, стоя на одной ноге.
— Для этой демонстрации, — объявил Гастон, — нам понадобятся добровольцы.
Вся секция отрокар встала.
— Нам понадобится только три. Пожалуйста, выберете между собой.
Последовала короткая потасовка, пока я наводила отдельные мосты от секции отрокаров к платформам. Появились три отрокара и заняли места на платформах.
— Когда леди Бестата доберется до очередной платформы этого коварного пути, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы сбить ее с колонн на пол арены, используя доступные вам мешки с песком.
— Савок из моей конюшни первому, кто собьет ее! — взревел Суркар.
Было мало вещей, которые отрокары ценили больше, чем лошадей-савок.
— Только с помощью мешков с песком! — добавил Гастон. — Она должна коснуться земли, чтобы ваш бросок был засчитан. Вы готовы, леди Бестата?
Она повязала на глаза кусок черной ткани.
— Готова.
Толпа одобрительно зашумела, предвкушая хорошее шоу. Косандион наклонился вперед, его лицо выражало только интерес, никаких следов возмущения не осталось. Оно все еще было там, он просто скрывал.
Прозвенел звонок. Бестата обнажила два длинных, тонких меча и прыгнула на следующую колонну, пробежав, как по твердой земле. Толпа зааплодировала.
Она бросилась к первому изгибу тропы. Отрокар на соседней платформе схватил первый мешок и запустил в Бестату. Она отпрянула назад, балансируя на носке левой ноги, опасно откинувшись назад. Для равновесия она вытянула мечи по бокам. Мешок просвистел перед ней. Она рванула вперед, и мешок, как гигантский маятник, качнулся назад, пролетев то место, где она только что была.
Второй мешок промахнулся на полсекунды. Третий прошел слишком широко, развернувшись на целый фут от рыцаря-вампира. Еще мгновение, и Бестата оказалась вне досягаемости, побежав к следующей платформе.
Следующий отрокар, крупная рыжеволосая женщина, сделала ставку на стратегию, а не на скорость. Она развернула первый мешок, послав его по кругу в сторону Бестаты, схватила второй, направила его немного вправо и отпустила. Первый мешок изогнулся, рассекая воздух. Каким-то образом вампирша почувствовала приближение и прыгнула на столб сбоку, прямо на пути второго мешка.
Толпа замерла.
Второй мешок летел прямо к ней, в грудь. Бестата взмахнула левым мечом. Черное лезвие взвыло, заряжаясь, и мешок упал на пол арены, разрезанный пополам. Песок рассыпался, как победное конфетти.
Зрители взревели.
Бестата побежала. Отрокар замахнулась третьим мешком, но было слишком поздно.
В секции наблюдателей Карат наклонилась вперед, сфокусировав взгляд на Бестате, явно оценивая ее потенциальную угрозу. Дагоркун потряс руками и проревел своим боевым голосом:
— Бросьте, чертов мешок! Не размахивайте им, как идиоты, бросайте!
Третий отрокар, худощавый, мускулистый мужчина средних лет, явно ветеран, должно быть, услышал его. Я была уверена, что люди по всему Далласу, вероятно, услышали бы его, если бы я не сделала арену звуконепроницаемой.
Ветеран схватил мешок одной рукой, откинулся назад, как метатель копья, и пульнул его. Мешок пронесся по воздуху и врезался в Бестату как раз в тот момент, когда ее правая нога коснулась следующей ступеньки-колонны. Мешок взорвался фонтаном песка. В течение мучительной полусекунды она балансировала на грани падения на пятьдесят футов вниз.
Если бы она упала, было бы больно. Падение с такой высоты нанесло урон бы даже вампиру в син-броне.
Если она упадет, я должна буду поймать ее.
Бестата отпрыгнула назад, расправив руки как крылья, превращая падение в прыжок. Ее правый меч упал на землю. Пока она летела, она выбросила правую руку над головой, и как только ее тело начало падать, она ухватилась рукой за другую колонну и вцепилась в нее.
Толпа закричала, Дом Меер торжествовал, а делегация Суркара была возмущена.
— Он ударил ее, он ударил ее прямо в грудь! Все кончено! — взвыл кто-то из секции отрокаров.
— Ни одна ее часть не коснулась земли! — закричал Дом Меер в ответ.
Отрокар-ветеран на последней платформе поднял второй мешок, прицелился и бросил его. Бестата согнула руку и прыгнула прямо вверх, на колонну. Мешок ударился о камень, на волосок не задев ее.
Бестата рванула вперед, прыгнув с нечеловеческой грацией.
Ветеран зарычал, схватился за веревку последнего мешка и дернул ее вниз. Верхушка шеста треснула. Он поймал его, стащил с нее веревку, сорвал мешок и взмахнул веревкой, как лассо.
Бестата добралась почти до последнего столба.
— Мошенник! — прошипела я в наушник.
— Должен ли я остановить это? — спросил Гастон.
— Нет, — прорычала я.
— Давайте посмотрим, чем закончится, — сказал Шон.
Отрокар метнул лассо. Бестата, как танцор, крутанулась на одной ноге, и с потрясающей точностью перерезала веревку. Прежде чем толпа поняла, что произошло. Она подскочила к последней колонне и сняла повязку с глаз.
Дом Меер, приветствуя кандидатку, вскочил на ноги. Карат встала, подняла руки над головой и захлопала в ладоши. Рядом с ней Дагоркун уставился на Суркара, вытянул правую руку ладонью к полу и опустил ее, будто нажимая на невидимый рычаг. Этот жест Орды обычно предназначался для молодых людей и подчиненных, которые позорили окружающих. Он означал: «Все кончено, и что бы ты ни сказал, этого не исправить».
Суркар сжал кулак и ударил им по стулу.
Ветеран закричал, выплескивая свою ярость. Бестата указала на него своим мечом и жестом указала ему вперед. Он направился к краю платформы. О нет, даже не мечтай. Я вытащила усик гостиницы. Он обхватил его за талию и вернул обратно в секцию отрокаров.
Потребовалось еще пять минут, чтобы вернуть арену в прежнее состояние и заставить всех успокоиться, и занять свои места. Наконец, сцена вернулась, и я остановила прожектор на гахеях. Никати отправился на сцену. В руках он держал струнный инструмент, что-то среднее между лютней и цитрой.
Прекрасно. Надеюсь, это будет элегантно и нежно, чтобы все успокоились и отдышались.
— Я только учусь музыке, — сказал Никати. — Пожалуйста, простите меня за то, если я сегодня оскорблю вас своим низким мастерством. Я был готов сыграть одну из наших классических песен, древнюю мелодию, которую многие до меня играли виртуозно, на что я могу лишь только надеяться в будущем. Но у меня было вдохновение. Сегодня я сыграю вам новую мелодию, которую вы никогда раньше не слышали. Я посвящаю ее леди Бестате.
Бестата вздрогнула на своем месте. Косандион сел прямее.
Никати сделал паузу, держа инструмент левой рукой, правая же зависла над струнами, и он заиграл. Оглушительная, пронзительная нота пронеслась по арене и превратилась в быстрый сложный аккорд, такой громкий, что он завибрировал у меня в груди.
О, черт.
Музыка взревела на арене, яростная, быстрая, стремящаяся, сражающаяся, отступающая и возвращающаяся еще громче, красивая и смертоносная, как рыцарь-вампирша, размахивающая своим клинком. Она нарастала и нарастала, пока я не могла больше выдерживать давление, и, наконец, восторжествовала, вылившись в душераздирающее крещендо, настолько трогательное и глубокое, что не было слов описать это.
Последние звуки, затихая, замерли. Мои щеки были мокрыми от непокорных слез. На арене воцарилась полная тишина, будто все мы сговорились оплакивать окончание песни. Бестата выглядела потрясенной. Ее глаза были широко открыты, лицо бледное, руки сжимали меч, словно это был спасательный круг. Никати поклонился ей.
Я бы никогда такого не забыла.
Принц Гахеи отправился на свое место.
— Потрясающе! — прогремел Гастон. — Где еще во всей галактике нас бы так развлекали? Друзья, когда мы состаримся, мы поразим наших потомков легендой этого дня.
Я должна была срочно заняться своей работой. Я вытерла лицо рукавом. Я не была ни спокойна, ни умиротворена. Я чувствовала себя беспокойной и расстроенной, словно у меня отняли что-то драгоценное, и я должна была вернуть это. Эмоции от песни все еще бурлили во мне, и мне хотелось ударить по чему-нибудь, чтобы выпустить тревожность.
— Пожалуйста, поприветствуйте нашего следующего кандидата, — прогремел голос Гастона.
Я направила свет в сторону отрокаров и Храма Желания и остановила его на секции отрокаров. Вот, пожалуйста, Ваша Милость, как и просили.
Суркар встал и сбросил с плеч плащ. Толпа ахнула. В секции «Команды Улыбок» Амфи стала сливово-красной.
На Суркаре был южный килт, сапоги и ничего больше. Он был в том же виде, как у костра тогда ночью, разговаривая с Калденией. Это был не церемониальный килт, украшенный вышивкой и кожаными ремнями. Это был даже не обычный килт, который отрокары иногда надевали на неформальные мероприятия, такие как ужины с большой семьей. Нет, эта вещь была изодрана в клочья за годы носки и, по крайней мере, на два дюйма короче. Можно было сказать, что он появился на мероприятии с черным галстуком и в домашних спортивных штанах.
Я взглянула на Дагоркуна. Он закрыл лицо руками и ругался в них, произнося что-то грубое и злое. Карат похлопывала его по плечу.
Суркар вытащил большой, изогнутый нож из ножен на килте. Технически, он, вероятно, был коротким мечом. По форме он напоминал нож, но был больше самого большого охотничьего ножа-Боуи, больше похожий на мачете. Он взмахнул им, перебросил из руки в руку, крутя его в пальцах, словно он был прикреплен к нему магнитом, и спустился на сцену.
Я спросила Гастона, каким будет талант Суркара, и он ответил: «Танец с мечом». По лицу Суркара понятно было, что ни о каком танце речи нет. На нем было написано «убийство».
Он остановился прямо перед нами и указал на Косандиона своим мечом.
— Ты! Суверен, встреться со мной лицом к лицу, если осмелишься.
Чего?
— Докажи мне, что ты стоишь моего времени, — проревел Суркар. — Или ты будешь прятаться за своим троном и слугами, как слабак?
«… Его отец был таким же. Давайте просто скажем, что их дедуктивные способности оставляют желать лучшего. Некоторым людям просто необходимо столкнуться с очевидным».
Калдения. Она убедила его, что ему нужно продемонстрировать свое физическое превосходство самым очевидным из всех возможных способов. И теперь он был здесь, в своем килте, бросая вызов Косандиону, для которого даже не стоило переодеваться.
— Вот что происходит, когда Калдения общается с людьми, — прорычал Шон мне в ухо. — Ей лучше понимать, что она делает, или я запру ее в комнате, пока она не забудет, как выглядит солнце.
— Ну и что, Суверен? — потребовал Суркар.
Мое сердце колотилось в груди. Не принимай, не принимай, не принимай… Если он ответит на вызов, у нас не будет никакого способа уберечь его от травм. Она знала, что наша гостиница находится под угрозой. Она знала, почему мы это делали. Зачем ей подвергать нас опасности? Зачем ей выставлять своего племянника на арену с чемпионом отрокаров? Может, я ошибалась? И она хочет убить Косандиона?
Косандион встал. Ресвен осторожно, почти благоговейно, снял мантию с плеч Суверена. Под ним был черный костюм. Это была не броня, не боевой класс, это была простая одежда, которая облегала его, вообще не предполагая никакой защиты.
Косандион протянул руку.
— Нож.
Миралитт шагнула вперед, достала нож и вложила ему в руку. Это был черный фиксированный клинок с изогнутым профилем, длиной около семи дюймов, с простой рукоятью.
— Хранительница, мне нужен проход, — сказал Косандион.
Я не хотела прокладывать ему дорогу. Я хотела, чтобы он снова усадил свою задницу на трон.
— Дина, — сказал Косандион.
Ну что ж. Ладно. Я позволила «Гертруде Хант» вырастить узкий проход, изгибающийся от нашей секции к сцене внизу. Косандион кивнул и начал неторопливо и спокойно спускаться.
Обойти это было невозможно. Мы ничего не могли поделать.
Он достиг сцены. Я оставила помост на месте. На всякий случай.
Двое мужчин поравнялись. Они были одного роста, но отрокар был, по крайней мере, на пятьдесят фунтов тяжелее. Его плечи были шире, ноги были как стволы деревьев, а когда он взмахивал коротким мечом, мышцы вздувались на его огромной спине.
Это плохо кончится.
Суркар атаковал, направив клинок простым ударом сверху. Удар был базовый, но подпитывался его превосходящей силой и направлялся многолетним опытом. Он был непреодолимой силой, ведь Суркар вложил в этот замах всю свою массу, придав импульс.
Косандион поймал его запястье, потянул вперед, двигаясь в такт удару, и нанес удар ногой сбоку от правого колена Суркара. Хрустнул хрящ, звук усилился благодаря дюжине экранов. Нога Суркара согнулась, и сила, которую он вложил в свой удар, заставила его упасть на колени. Косандион выкрутил руку Суркара и с жестким щелчком вывихнул плечо.
Ого!
Рот Суркара открылся от шока. Такого не должно было случиться, и его разум все еще догонял реальность.
Косандион провел ножом тонкую линию поперек шеи Суркара, едва задев кожу, вырвал меч из ослабевших пальцев отрокара и осмотрел его.
— Спасибо тебе за этот дар, сын Граста и Ульде. Я сохраню его как память об этой встрече.
Суверен повернулся и направился к проходу.
Калдения сияла в секции наблюдателей, ее лицо было свирепым и наполненным гордостью.
Наэлектризованная арена взорвалась. Косандион спиной к зрителям поднялся по помосту обратно на свое место, и его лицо было мрачным и холодным.
Суркар, наконец, понял, что его побили. Он огляделся стеклянными глазами. Я прекрасно понимала, что было написано на его лице — это действительно произошло, и все это видели. Ситуация не просто потрясла его, она разрушила его мир. Все, что он считал правдой о себе и своем месте в этой жизни, оказалось ложным в течение секунды.
— Шон? — прошептала я.
— Я поймал его.
Суркар вжался в пол сцены, и тот поглотил его, сомкнувшись над головой. Я почувствовала, как Шон движется к лазарету.
— Пожалуйста, тепло поприветствуйте нашего последнего кандидата, — объявил Гастон. Он даже не пытался разобраться в том, что только что произошло. Правильное решение.
Косандион занял свой трон. Выражение его лица было жестким, будто высеченным из камня. Победа над Суркаром не принесла ему радости. Она даже не смягчила его гнев.
Леди Вексин встала. Тихая музыка заполнила арену, мелодия была грустная и полная тоски. Она спустилась по помосту из своей секции на сцену, мягко покачиваясь в такт музыки. Ее золотая вуаль соскользнула, развеваясь позади нее, как крылья прекрасной бабочки. Она позволила ей упасть на краю сцены. На ней было платье янтарного цвета, расшитое золотой нитью и усыпанное красными драгоценными камнями. Ее волосы были искусным каскадом, украшенным золотой паутиной, цветами из драгоценных металлов и диадемой, сверкающей драгоценными камнями. Браслеты покрывали ее руки.
Она провела пальцами по правому запястью, и браслеты упали на пол, на вуаль. Она взмахнула левым, и остальные украшения дождем посыпались вниз. Она сняла диадему с головы и бросила ее на золотую ткань, отбросив ее, словно та была сделана из фольги. Один за другим она вытаскивала цветы и позволяла им падать. Когда тонкая золотая паутина оказалась на полу, она помотала головой, распуская водопад темных волос. Она коснулась своего вышитого одеяния, и оно соскользнуло с нее. Она стояла, одетая в простое бело-голубое платье с широкой юбкой и свободными рукавами. Подул легкий ветерок, и почти невесомая ткань зашевелилась.
Леди Вексин сняла золотые туфельки и закружилась по сцене босиком, ее волосы развевались, тело покачивалось в такт музыке. Ее платье плыло вокруг нее, как облако. Она двигалась с невероятной красотой, неземной и одновременно очень человечной. Ее танец боролся со всем, что было мрачным и темным. В мире, который был гневом и недовольством, она была успокаивающим светом, нерушимым и могущественным, как любовь и надежда. Это был подарок, и он предназначался только одному человеку.
Косандион сидел очень тихо.
На арене были сотни существ, и все же никто из нас не существовал. Их было только двое. Это был их момент, и я затаила дыхание, чтобы не потревожить их.