«Мрак после удушающего света — это оригинально», — Айнар не удержался от ухмылки. Еще бы научиться наощупь добираться до умывальника, кровати и… всего остального, а так — его устраивало. Тьма ощущалась приятной, словно к воспаленным векам приложили чистую ткань, смоченную в отваре корня таума.
По ощущениям тьма наступила часов десять назад. В животе бурчало от голода, но воды пока хватало, умывальник не иссяк вместе с яркой милостью Светочей — или проклятием, тут уж как рассудить. Если его просто морили голодом, то выбор так себе, он ожидал худших пыток после того, как заявил Линнан эт Лан: вы всего лишь узурпаторы.
Нет никаких «магов» и «немагов». Нет никаких «Светочей», любой может стать таким, как вы — каждый крестьянин, каждый нищий, каждый раб.
Линнан эт Лан сказала тогда с очень приклеенной и очень фальшивой ухмылкой: «Кроме тебя, Гаситель», а потом — спецэффекты сработали на отлично, — свет и впрямь погас, но Айнар только расхохотался во весь голос.
— Напугали ежа голой…
Он не договорил, снова срываясь на смех.
А затем заснул и проспал долго, с наслаждением, наконец-то темнота приняла в объятия, даже холод не мешал насладиться умиротворяющим покоем. Сейчас приходилось двигаться по камере наощупь, и все равно — это лучше слепящего света. Из двух зол Айнар выбирал меньшее.
«И что, никаких пыток?»
Это его всерьез беспокоило. Линнан эт Лан определенно сбежала к кому-то старшему, умному. К настоящему палачу. Она-то была всего лишь очередной девчонкой, Айнару с ними везло, вот взять хотя бы Зоэ из Орона, Зоэ Кейпер, которая подкинула ему в первый раз утерянные вещи. Или Иванку, спасшую после нападения наемных убийц.
Хорошие девочки. Может, и Светоч Линнан эт Лан не хуже.
Может, Айнар вообще с ней подружится.
Гарат Ашшала не запрещала ведь ничего подобного, правда? Только хотела, чтобы он помог уничтожить магию… нет, не так. Научить людей технологиям помимо магии, но, думал теперь Айнар, а есть ли в этом настоящий смысл? Если любой способен владеть чарами, то не лучше ли миру Глеоры, Тесхена, Воосы и прочих там Кьеннингарских островов идти своим путем?
Ах да. Конец света. Апокалипсис — слово из чужого мира, Айнару оно казалось смешным, неприличным, как эвфемизм для названия полового органа или акта, — и почему-то от магии. Он поговорит еще с Гарат, а то и с «Белкой», с теми, кто…
«Отправил меня сюда, да, Билли. Хватит меня игнорировать».
Снова этот второй.
«Билли — это ты второй».
— Отстань, — в темноте мысли путались. Наверное, на то и рассчитывали Светочи. В темноте он будет говорить и наболтает еще больше.
«Билли, не тупи…»
— Заткнись.
«Я все равно еще поговорю с Гарат насчет всей этой магии. Когда выберусь отсюда. Если».
Айнар достал до умывальника из положения сидя и плеснул в лицо и на волосы холодной воды. Он и без того мерз, но это ощущение почти бодрило, заставляла мысли двигаться быстрее.
Светочи знали о («Билли»!) том, что он не совсем обычный человек. Раб по имени Айнар Венегас столкнулся с кем-то еще; прежде, в самом начале, другой был главным, а сейчас сдался.
И это как-то связано с магией.
— Во мне нет магии. Ни единой капли. Линнан считает. Что это плохо.
Антивещество.
Голова болела, но сильнее мучали спазмы в желудке. Голод заставлял тереть под ребрами, легче не становилось. Айнар попытался зачерпнуть еще воды, но влага лишь заставила живот урчать еще громче.
— Да ладно, заморить голодом в темноте? Это довольно скучно. У вас, наверняка, фантазия получше.
Наверняка, ему следовало радоваться: всего-навсего голод. Всего-навсего темнота. Вырванные ноги, раскаленные прутья, кислота на слизистые оболочки — все это куда хуже.
Нет, радоваться не получалось. Жрать все равно хотелось слишком сильно, Айнар, пожалуй, заплатил бы ногтем или двумя за хороший обед, если только там окажется достаточно мяса и картофеля, и еще те сладкие штуки из красной пшеницы с медом.
«Зря я подумал о еде».
Дверь открылась. Айнар пропустил этот момент, и тут же себя обругал — надо было выскочить, кинуться в драку… ах да. Темнота немного рассеялась, обрисовав фигуру Линнан; после мрака желтоватое свечение обожгло и без того воспаленные глаза. Айнар сжался в углу и закрыл голову руками. Он пытался предугадать: что еще они придумали, какую пытку изобрели. Ответил его желудок: в камере одуряюще запахло жареным мясом, картофелем и густым заварным кремом с ванилью и горьковатыми пряностями, название которых вспомнить не получалось.
Рот наполнился вязкой до сухости слюной.
— Мы ведь можем поговорить?
Света стало больше — будто спичкой по векам чиркнули и серы засыпали для верности. Айнар снова сжался.
«Жареное мясо с брусничным соусом».
«Картофель с маленькими кусочками сала, а еще там специи, точно есть укроп».
В животе заурчало так отчаянно, что он снова сжался, теперь пытаясь унять голодный спазм. Стало даже стыдно немного: прошло меньше суток, голодать доводилось и дольше, ничего страшного. Он не умирает, он просто хочет жрать, а Линнан держит целый поднос — огромный поднос, поблескивающий тускловатым старым серебром, и на нем пять тарелок, кувшин из толстого прозрачного стекла. В кувшине красное, то ли вино, то ли морс.
Айнар заставил себя перевести взгляд на саму Линнан, и едва не отпрянул: на правом глазу мокла кровавая перевязка. Одежду она выбрала темную и строгую, попыталась нанести макияж, пряча болезненность, только бинты и кровь все равно перетягивали на себя все внимание.
— Что с тобой случилось? — спросил Айнар, и задался другим вопросом: а мне не все равно? Ей выбили глаз? Она провела пару неудачных заклинаний, Искра взорвалась, словно пороховая петарда? Очень неприятно, но что мне за дело?
Еще он вновь подумал: она с подносом и ранена. Я успел бы сбежать.
Поздновато, свет возвращался, пускай и без бешеной белизны. Клетка стала непроницаемой.
— Не твое дело, — резковато ответила Линнан.
— Не мое, — согласился Айнар. В животе снова заурчало, он едва удерживался от какой-нибудь глупости. Вроде ляпнуть: «Я жутко голоден, дай мне эту проклятую еду!»
— Темнота научила тебя хорошим манерам, — пухлые губы Линнан растянулись в ухмылку. Волосы у нее по-прежнему меняли цвет, уложенные в красивую прическу локонами, а вот рот казался обветренным, не розовым, а слишком ярко-красным, покрытым коркой запекшейся крови. — Теперь ты готов открыться и измениться? Готов спасать мир вместо того, чтобы уничтожать его? Ощутил, насколько ужасающа тьма?
Айнар подобрался. Поджал босые ступни. Над головой висел умывальник, если он резко встанет, набьет шишку.
— Вообще-то я первым делом отлично выспался в этой вашей темноте. Мне понравилось.
Ему следовало прикусить язык, но не удержался:
— Да и для твоего глаза полезнее полумрак, извини за медицинский совет.
Линнан вцепилась зубами в нижнюю губу. Тонкая пересохшая кожица поддалась, она отодрала ее и сплюнула на пол — даже несмотря на голод Айнара чуть замутило.
— Не твое дело.
— Да, конечно. Извиняться не буду, впрочем. Что дальше?
— Я могу дать тебе пищу.
Айнар потер переносицу, пустую без очков.
— Можешь.
— Я хочу накормить тебя, — продолжала Линнан.
— Вероятно.
— А еще вот, что я могу, — теперь она удерживала массивный поднос одной ладонью, похоже, вовсе не ощущая веса. Левая двигалась чуть неровно, координацию, решил Айнар, портило «половинчатое» зрение. Тем не менее, она провела над тарелкой со стейком. Завоняло горелым мясом. Вспыхнул синеватый огонь, и на белый пол ссыпались угли.
Айнар скрежетнул зубами.
— Тут еще два отличных ломтя. Свежие, с кровью и пряностями. Тесхенскими пряностями, — уточнила Линнан. — А еще грибной бульон и печеный с салом картофель. Ах да, совсем забыла про пирожные. Смотри, — теперь она взяла в свободную руку эклер и раздавила его, по пальцам жирными потеками поползла желтая начинка.
На угли упала капля. Айнар сдержался, не кинулся вылизывать эту грязь, зато Линнан коснулась липкого пальца кончиком языка.
— Ты голоден.
— Не слишком, — Айнар сглотнул слюну в очередной раз, но спазм в желудке подавить не сумел и скривился. — Я хорошо выспался, появился аппетит. Не более того.
— Лжец из тебя скверный, — Линнан покачала головой. — Прошло трое суток с твоей последней трапезы.
«Ах вот почему в живот как гвоздей напихали».
— Ты умираешь от голода, и ты умрешь, если не примешь мои условия.
Ломтики картофеля золотились в окружении белой чесночной подливки. Стейк истекал горячим соком. Эклеры возвышались горкой — три штуки, не считая уничтоженного.
— Дешево ж ты меня купить собираешься, — сказал Айнар. — За тарелку жратвы.
— Ты никогда большего и не стоил, раб! — Линнан схватила еще один ломоть стейка — в две ладони, не меньше. Пепел осыпался в ту же секунду. Серый бесплодный пепел.
«Почему бы и не согласиться. Я ведь могу потом отказаться, верно? Я стоял на эшафоте, и меня готовились сжечь, а потом я взорвал Светоча живьем. Они просто люди. Ничего дурного не случится, если я…»
От запаха кружилась голова. Голод усилился настолько, что превратился в тошноту.
— Не выйдет, — Айнар отвернулся.
Он уже знал: в пепел обратится все. Даже поднос. Светочи сжигают еду, металл — и целые деревни.
— Тогда оставайся в своей темноте! — крикнула Линнан. Единственный уцелевший глаз мигнул напоследок красным.
Алым, в тон крови на губах.
Корень таума горький с характерным железистым привкусом. Приправленная молочайным соком кровь.
«Пей».
Его рвет солью и водой. Вода с солью.
«Пей».
Молочай, кровь, вода, соль.
Словно некая формула из элементов, сложи и получишь результат.
— Воосцы используют алхимию, — говорит тот, кто вливает в рот корень таума, а потом меняет перевязки на ранах. Самая большая на бедре: огромная синяя рыба, название которой так и не узнал, пыталась сожрать. Зубы у рыбы были желтые с прозеленью, воняли тиной, утопленником. Наверняка, рану приходилось промывать много раз, чтобы не загнила. — Но ты способен на большее, я знаю.
Мужчина типичный глеорец. Высокий, статный. Чуть более смуглый, чем обитатели туманного Могро или окрестных земель — несложно догадаться, что он прожил несколько месяцев или лет в Воосе.
Еще до того, как Глеора вступила в войну со свободным народом?
Или уже после?
— Пей, пей. Мальчишка. Я думал, ты будешь старше. Искал тебя почти пятнадцать лет, сбился со счета… столько времени потеряно. Но ты еще мальчишка, потому — ничего страшного. Пей.
Он пил.
Мужчина с завязанными в хвост волосами. Волосы цвета темного золота — золота, что лежало на дне морском. Течения в Кривом море неверные, сегодня холодные, завтра теплые, только самые опытные моряки с помощью Искр предсказывают поведение — говорят, что не столь полагаются на Искры, сколько на приметы, вроде того, насколько высоко прыгают летучие рыбы и насколько низко летают чайки с альбатросами.
— Пей.
Он дает еду. Рыба, водоросли, запеченные моллюски. Снова рыба. Невкусно, горько. Пей. Ешь.
Тебе надо жить.
Это он так говорит.
— Я спас тебя, чтобы ты изменил мир, — говорит однажды.
Они в маленькой хижине на берегу моря. Кривое море по ночам светится зеленым, зарево висит на горизонте и расплывается по волнам, отчего черное соединяется со светом, перемешивается, как земля и трава. Берег всегда влажный. Песок красноватый с золотым блеском, будто под цвет волос моряка. Узловатые водоросли подбираются к хижине, но умирают, засыхая, не достигнув порога.
По другую сторону от моря гряда леса. Это лес Цатхан — вотчина диких Искр.
Нестрашно.
— Ты выйдешь отсюда и станешь чем-то другим. Я сделаю тебя другим. Светочи хотят, чтобы ты…
«Эрик Камерр».
Так зовут мужчину, и он вовсе не похож на работорговца. Он одет как моряк, а правую руку держит у пояса, словно готовясь выхватить меч. Никакого меча у него нет. Только хижина у моря, рыба, водоросли, корень таума.
Эрик Камерр.
Питье на вкус все сильнее отдает медью и кровью.
Кровь Эрика Камерра прольется так скоро.
Айнар проснулся. Крик еще звенел эхом. На губах остался железистый вкус: кровь и горечь, на сей раз — от голодной желчи. Болью свело подреберье, спазмы приходили то реже, то чаще. Откуда-то Айнар знал, что если ничего не есть еще несколько дней, то потом вообще перестанет хотеться, и заявись Линнан эт Лан хоть с целой горой деликатесов, Айнар даже не повернет голову в сторону пищи, а запах мяса, картофеля, жареного лука или карамелизованного сахара вызовет лишь омерзение вплоть до нового приступа голодной тошноты.
Айнар добрался в темноте до умывальника и выпил воды. От нее становилось легче. Потом ползком — обратно, кровать словно поднималась на несколько метров каждый раз, и он боялся, что не хватит сил вскарабкаться, просто останется валяться на ледяном полу. Это не имело значения. Он терял тепло. Он остывал.
«Долго не задержусь».
Что-то внутри паниковало, поминало каких-то белок, какую-то Ленку. Это оно называло Айнара «Билли».
«Заткнись».
Свет мучителен, но и темнота немногим лучше. Свет выжигает все живое, как огонь в кузне, а в темноте заводится плесень, мыши, черви, призраки. Призраков вокруг стало многовато.
— Я убил Эрика Камерра, — произнес Айнар. Он знал об этом, и его это не беспокоило. Эрик Камерр — работорговец. Хотел продать раба Айнара Венегаса, которого вытащил после кораблекрушения. Все остальные погибли, даже господа, ехавшие в Воосу то ли воевать, то ли помогать войскам, ему же, крепкому и сильному, удалось разорвать путы гребца и плыть, захлебываясь солью, пока море не выплюнуло на сушу.
— Эрик Камерр меня спас.
Говорить вслух с собою плохая привычка. Айнар догадывался, сил не все равно не хватает на полноценную речь, он издает только жалкие нечленораздельные звуки.
— Эрик Камерр не был…
— Я расскажу, — образ Линнан вклинился так легко, словно она всегда стояла здесь, а может, так и было. Айнар привычно осклабился: если так, то ей приходилось наблюдать, как он ползает по клетке, справляет нужду. От него, наверняка, жутко воняет, несмотря на воду из умывальника.
В темноте она коснулась его руки. Айнар отдернулся, а потом нащупал бутылку.
— Выпей это. Обычную пищу сейчас нельзя. Не бойся, я не стану больше морить тебя голодом — ты победил, твой дух несокрушим. Но мертвым ты ничего не сможешь, даже твой план уничтожить всю магию этого мира провалится, верно? Ты можешь меня ненавидеть и не верить, только выпей до капли содержимое бутылки, хорошо?
Айнар хотел отбросить подачку, но губы сами потянулись к узкой трубке-горлышку. Оттуда потекло что-то густое, сладковатое. Оно пахло теплом. Оно было как материнское молоко. Айнар застонал от удовольствия: боль в желудке утихала, ледяной холод отступал. Чем бы ни оказалось в результате содержимое бутылки, оно возвращало его к жизни.
Айнар заставил себя оторваться от варева Светочей.
— Если ты надеешься купить меня так, то…
— Не надеюсь.
Линнан больше не показывалась, но все равно рассеивала темноту. Фигура шевелилась, искажала пространство. Айнару захотелось прикоснуться: проверить, настоящая ли его палач и спасительница.
Или снова видение? Эрик Камерр, теперь она.
— Я расскажу про Эрика Камерра. Прости, что хотела сломать и подчинить тебя себе.
— Да уж, это было не слишком-то вежливо.
— Помолчи, Айнар Венегас, — вздохнула Линнан эт Лан. — Мы с тобой на одной стороне. Видишь ли, я провалила задание: я должна была уничтожить твою личность, и тогда мой наставник…
Она осеклась.
— В общем, использовал бы по собственному усмотрению. У меня не получилось. Он решил поработать сам, и тебе это не понравится. Но… я передумала. Наверное, я хочу понять тебя, а может быть, подружиться. Пей эссенцию жизни, Гаситель Венегас. Готовься. Твои испытания далеко не окончены. Вскоре приду уже не я.
— Стой.
Айнар вскочил. Варево придало сил, он стоял посреди темной комнаты и озирался.
— Что мне делать?
— А вот это правильный вопрос. Но задать его должен ты: в конце концов, тебе однажды удалось справиться со Светочем, правда? Если ты выдержишь первый визит наставника, я попытаюсь помочь тебе.
— Но как же разрушение мира и то, что я само зло?
— Тьма не умирает, если погасить все источники света, — ответила Линнан, а потом больше не говорила, и Айнар понял: исчезла из закрытой камеры, словно растворилась во мгле.