Дорога легла между лесом и пашней. Красная пшеница только начинала поспевать, но уже превратились в рекламу МакДональдса. Алые посевы и желтое — сухая трава, там, где суккулент уже вытянул всю поверхностную влагу. Копнешь чуть глубже: соли, отрава. Над местными жителями постоянно висел дамоклов меч «поля станут солончаком». Спасались орошением. Так или иначе, Искры работали, с магией-то хоть к каждому колоску-кактусу подведешь воду и подкормку.
Удобно они тут устроились.
Впрочем, Айнар вспоминал волка, и переставал завидовать.
Дорога оказалась пыльной, серебром поблескивала выступающая соль. Ртутная, предположил Айнар: характерные серые с блеском кристаллики.
— Лошади дохнут? — спросил он у Гарат. Та тащила огромный рюкзак на спине, он предложил помощь, но получил только «отстань».
— Чего?
Она прикрыла рот платком, чтобы не дышать пылью. Хорошая идея, несмотря на прохладу раннего утра, Айнар поступил так же. Он объяснил про ртуть. Гарат кивнула:
— Дохнут, конечно. Ну тут же как: проклятый лес Цатхан, отвоевывай у него каждый акр земли. Искры разрушают яд, но по всей дороге «столпы чистоты» не поставишь.
— Ага.
Айнар уже придумывал, как бы так нейтрализовать опасность. Грунтовые воды, солончаки. Смесь азотной, серной кислоты, перманганат калия, старый способ. Зато проверенный, недорогой, никаких Искр не нужно.
Собственно…
— Искры не нужны, — сказал Айнар, и, когда Гарат быстро на него глянула, изложил свою идею.
Та улыбнулась.
— Давно надо было Техника найти. Ну да ничего, как раз хорошо попал, Светочи в Пылающем Шпиле власть делят, под шумок можно поработать нашими методами. Ты совершенно прав: законы физики и химии здесь работают. В точности, как в нашем мире. И это — важно.
Она собиралась добавить что-то еще, но далекое пятно, которое близорукий Айнар вовсе не заметил, приобрело физическое воплощение вполне реальной телеги, запряженной тощей клячей. Полосатая, похожая на зебру, лошадь понуро брела, под копытами искрила ядовитая пыль. На козлах сидел костлявый мужичок. Айнар с любопытством уставился на местного: дешевая одежда из грубого некрашеного сукна, из-под обтрепанной кепки торчат рыжие космы.
«Мои хозяева одевались получше. Иногда в красные рубахи и камзолы, расшитые золотом».
Он вздрогнул, потер переносицу. Вселенцы-поселенцы. Подселенцы. Да хватит уже, когда это прекратится, дайте одну память. Надоели эти множественные умы Билли Миллигана, туда их в качель.
Гарат словно услышала его:
— Тише, тише. Постарайся стать незаметней, — она смерила здоровяка взглядом. — Ладно, очки сними. У них такой штуки нет.
— А как же…
Искры, конечно. Только на рабов в шахтах Искры не тратят.
Гарат выбралась на середину дороги и замахала руками.
— Тпррр, — «зебра» остановилась бы и сама, она никуда не торопилась, но мужичок все равно натянул поводья. — Эй, ты чо на дорогу вылезла? Тьфу, Светоча на вас, темнорожих, нету!
«Ого, знакомая песня», — Айнар едва не скривился. Мужик был бледнокожий, с веснушками, трехдневная щетина — рыжеватой, как и немытые волосы.
Добро пожаловать в другой мир.
— Довезешь до Орона — золотой дам, — блеснула монетой Гарат.
Мужичок мигом сменил тон:
— Прости, госпожа. Так бы сразу сказала, что ты из знатных! Небось, еще и Светоч! А он — твой…
— Просто довези нас до Орона, — оборвала Гарат.
Айнар запрыгнул в телегу, словно всю жизнь этим и занимался. Помог Гарат, они вдвоем устроились среди мешков с посевами: красная пшеница напоминала мелкие плоды кактусов, такие еще растут в жарких странах. Внутри много семечек, они-то и становятся мукой.
Он таскал такие мешки. Однажды его перепродали, потому что в шахте заболел и харкал кровью, но хозяину удалось скрыть болезнь, так что сделка вышла выгодной. Айнар умирал, таская мешки. Красная пшеница на пару тонов ярче крови. Он точно знает.
— Айнар?
Гарат положила руку ему на ладонь.
— Я… просто как будто помню все, но не совсем, и вспоминаю по ходу…
— Это нормально.
Она понизила голос, хотя мужик на козлах даже не думал оборачиваться.
— Защитная реакция психики. Травматичные воспоминания этой твоей… версии скрыты. Но это не амнезия, у тебя будут еще такие…
— Вьетнамские флешбеки, — несмешно пошутил Айнар.
— Вроде того. У этого человека… у тебя была непростая судьба. Как и полагается настоящему «избранному».
— Ты говорила про фатальную полидактилию или что-то в этом роде.
— Фатальную семейную бессонницу. Прионное заболевание, около семи-десяти случаев во всей популяции. Я имею в виду не здесь, а…
— Понял.
Они оба замолчали. Темная зелень леса Цатхан по одну руку, красное зарево посевов — по другую. Айнар думал что-то о схожести и контрасте, инь и ян, а потом задремал.
— Просыпайся, соня.
«Еще пять минуточек, я будильник поставил пораньше, и вообще первым уроком физра, потом нормативы сдам…»
«Поднимай зад, ленивая скотина. Опоздаешь к раздаче жратвы — до ночи голодать придется»
Айнар вскинулся, дико оглядываясь по сторонам. Рыжий мужик меланхолично жевал травинку возле телеги, его зебра-лошадь фыркала. Наверное, ждала, пока распрягут, дадут воды и овса. Или что они здесь ели, если уж пшеница похожа на помесь кактуса с клубникой.
Гарат Ашшала потрепала его по плечу. Айнар сжался, воображая удар плетью, и тут же расслабился.
— Я это… — он зевнул.
— Правильно, выспался. Мы на месте.
Ноги отчаянно затекли. Он потер лодыжку, коснулся старого и давно заросшего шрама, как будто от зубов.
«От оков-капканов. Склонных к побегам рабов не убивают, зато отрезают пятки: ходить можно, но медленно».
Тогда в последний момент передумал хозяин, раб был нужен прямо сейчас: мешки таскать. Как раз трясучая напала на десятерых мужчин, а проклятого тесхенца никакая хворь не брала.
«Уймись, Билли».
Он довольно неуклюже спрыгнул с телеги, зато Гарат помог со всей галантностью, на какую был способен. Рыжий хмыкнул и отвернулся, Айнар разглядел священный жест: три пальца вместе. Символ Светочей, только возница перевернул и сплюнул. Местное проклятье, хотя и не особенно действенное: на уровне стандартного «чтоб тебе провалиться». Магией владел не каждый.
— И тебе спасибо, добрый человек, — насмешливо сказала Гарат, от которой тоже не укрылся характерный жест. — Возьми вот, — она протянула монету. — Зовут-то тебя как?
— Не ваше дело, — монета, впрочем, исчезла в толстом кожаном кошельке-«мошне». — Ступайте-ка подобру-поздорову.
Айнар считал, что идея очень даже хорошая. Он снова осмотрелся: город Орон вызывал ассоциации с понятием «замкадье», хотя ни в Москве, ни в пригородах квартиры снимать не доводилось. Добротные дома из камня, красная черепица крыш. Улицы покрыты блестящей пылью, не мощеные, но все аккуратные и ухоженные, а рядом с каждым домиком палисадник. Растения смотрелись узнаваемо-незнакомыми, словно кто-то перепутал приметы, вывел невероятное ГМО, вроде помидоров-алоэ. Синее небо придавило пыльный городок, как яркая крышка. Леса отсюда видно уже не было. Айнар предположил, что проспал границу «концентрированной магии», и если придется спешно возвращаться, то дороги к «избушке на курьих ножках» точно не найдет.
Безумный мир. Сельская местность без времени и эпохи, подумалось Айнару. Откуда-то он знал, что город небольшой, но важный. Сюда съезжались крестьяне из окрестных деревень, а на главной площади Орона проводились торжища. Их благодетель тоже не просто так «зебру» гнал: пшеницу озимую продавать.
Сейчас, весной, торговля оживлялась перед летними страдами. Потом крупные праздники только на Урожайную, до нее больше пяти месяцев.
Гарат уже шла к вывеске «Ведро и карась», — и при мысли о карасях представились белесые глубоководные рыбы из грунтовых вод. Они скорее походили на угрей.
«Да хватит меня путать».
— Спасибо, господин, — Айнар поклонился зыркавшему из-под своей шапки крестьянину.
— Катись-катись.
Рыжий отвернулся. Айнар помялся, но счел за лучшее догнать Гарат. Худая и легкая, та двигалась чрезвычайно быстро, как перо по ветру. Она стояла на ступенях «Ведра и карасях» метрах в пятистах от телеги, когда Айнар догнал.
— Не бросайте меня, — ему пришлось бежать. — Я тут никого не знаю, и…
— Угу. За мной иди. В таверне помалкивай, понял?
— А мы собираемся…
— Пока — не знаю, что мы собираемся. Вернее, тут базарный день будет, — Айнар знал и кивнул, Гарат помедлила и продолжила. — Попробую свои услуги предложить. Зубы рвать, нарывы вскрывать. С таким люди иногда и без Искр справлялись, не бежать же с каждым чирьем к Светочу, ну и заодно можно чуть дальше удочку закинуть…
Он осеклась и покачала головой. Айнар помедлил, галантно открыл тяжелую дверь и пропустил даму вперед.
Внутри царила та тишина, за которой приходят до обеда, чтобы сделать передышку после ранних утренних торгов и набраться сил до вечера. На стенах горели светильники, похожие на масляные, но без фитиля и жижи. Мелкие Искры, неполноценные, отработавшие свое. Светочи отдавали такие «огрызки» за бесценок. Некоторые храбрецы из уличного ворья даже рисковали залезть в Пылающий Шпиль и нагрести кристаллов-стекляшек бесплатно, Айнар где-то слышал о пройдохах, наверное, на корабле. Работа гребца скучная, монотонная, вот и пытаешься ее сделать проще.
Рассказывал ему глеорец, Джезел или Джейме его звали. Он все говорил, что сначала Светочи создают большую, огромную, как дом, Искру. Затем ее дробят на помельче, продают богатым людям. Искры гаснут, богатеи возвращают их Светочам, те плохо-хорошо пересаживают в кристаллы помельче и так до бесконечности, пока не останутся вместо Искры угольки. Айнар тогда спросил: а после угольков что?
Джезел-Джейме не ответил. Он был вором, воровал «мелкие» Искры из Пылающего Шпиля, так и попал в рабство.
И еще Айнар думал, что вот плывут они на корабле «Циана Тар-Оронен», в честь первой королевы-Светоча Глеоры, а на веслах все равно рабы. Боль в мышцах соврать не даст: никаких Искр. Ну и какой получается прок?..
— …а тебе чего, особое приглашение надо?
Здоровяк с красным лицом и руками помахал кулаком перед носом.
— На свечку засмотрелся, — признался Айнар.
— Он немного с придурью у меня, — повздыхала Гарат, снова потащила за собой, пока не толкнула за отдельно стоящий в дальнем углу закопченный стол. Лавка оказалась низковата рослому Айнару, колени уперлись в стол.
— Не тупи.
«Билли Миллиган вынырнул».
«То есть, настоящий Айнар… нет, не «настоящий». Я — настоящий, а это…».
Он открыл рот, Гарат отмахнулась.
— Знаю, знаю. Акклиматизация. Не рассказывай, все через такое проходили, вспомни из своей физики что-нибудь про наложение света и эффект аберрации.
— Не знаю насчет аберрации, — неуверенно начал Айнар. Перед ним поставили миску с мясом и желтой то ли кашей, то ли картошкой. Здоровяк зыркнул на них с Гарат мрачновато, да и вообще Айнар предпочел бы симпатичную блондинку в роли официантки, но выбора ему давали еще меньше, чем времени на «аберрацию».
К вареву из картошки с мясом полагалась еще и кисловатая жижа, похожая на квас, пиво и малиновый морс одновременно. Из айвы варят, пояснила Гарат. Ей явно хотелось курить.
— План ты понял?
— Чего тут не понять? — Айнар пожал плечами. — Будет ярмарка, мы там фокусы показываем. Только не магические, а самые что ни на есть…
— Стоп.
Гарат ткнула ложкой в варево.
— Фокусы показываю я. Ты пока смотришь и… не знаю, давай будешь изображать слабоумного, что ли.
Айнар открыл рот, чтобы обидеться вслух, сам почему-то засмеялся.
— А ты моя мамочка?
Попало в цель. Тонкие брови на худощавом лице взмыли вверх:
— Чего-о, какая я тебе мамочка? Я, что, на старуху похожа?
— Прости, прости, — не заржать получилось только потому что Айнар в принципе редко прежде смеялся. — Сестра. Хорошо? Можно даже младшая.
Тут, конечно, он льстил. Айнар выглядел молодо — лет на двадцать пять, на самом деле, наверное, был еще младше. Сам он не помнил, сколько ему; невольничьи годы — один за десять.
— Мы чужаки, тесхенцы. У тебя одежда совсем «не местная», — Гарат если и сердилась, то уже не на него. — Ладно, для фокусников как раз сойдет. Светочи такого не любят, однако терпят: даже они понимают, что при каждом короле должны быть шуты.
— А ты когда-нибудь видела Светоча? — Айнар спросил для поддержания разговора, совсем не ожидая, что лицо Гарат опять превратился в коричневый гранит.
— Да, — проговорила она. — Не хочу это обсуждать.
«Почему…»
«Билли Миллиган» тоже не знал, но передернуло аж до холодка по спине и мерзопакостных мурашек. Айнар боялся Светочей, и похоже, все их боялись — даже те, кто молился об Искрах на урожай, на механизмы, на кузнечные меха или подобие гончарного круга: неподвижный столб с грязью, где из света и магии рождаются обычные кувшины, кружки, тарелки, а то и ночные горшки.
«Прикладная, мать ее, магия».
Огрызки-Искры, маленькие свечи на стенах, горели ровно, как электрические лампочки. Гарат буркнула «жди здесь» и отправилась к стойке, где хозяйничал уже знакомый здоровяк — он как раз поставил кружку местного пива перед женщиной в довольно грязной одежде. Можно было пойти за спутницей, но Айнар поозирался по сторонам, улучил момент и цапнул «свечку» со стены. Крепилась она не очень надежно, а руки у него были сильные — поддалась.
И осталась гореть на ладони, словно люминесцент-фонарик. Айнар быстро спрятал добычу в карман. Хозяин заметит пропажу — подымет шум, позовет стражу, в каталажку их упрячут или еще что-нибудь в этом роде.
Воры, мол.
Никакие не воры. Для науки надо.
Орон — в честь Цианы Тар-Оронен, первой королевы-Светоча, одной из основательниц Глеоры. Айнар что-то слышал, но мало, рабов не учат истории. Гарат набросала схему города с парой пояснений, упомянула Циану Тар-Оронен, потому что все торжество-ярмарка собиралось вокруг ее статуи. Статуя считалась священной.
— С Искрами? — поинтересовался Айнар.
— Нет, просто статуя. Обычный камень. В общем, трактирщик мне подсказал, где будет место для фокусов, но лучше его занять прямо сейчас, а то потом не протолкнемся.
Айнар сунул в рот последнюю ложку рагу и допил пиво. В кармане пряталась «свечка», пропажу никто не заметил: очень удачно рядом висела еще и связка бурого лука, пришлось ее немного сдвинуть, чтобы прикрыть пустой крюк. Хотелось рассмотреть добычу поближе, подробнее. Пока нельзя.
Людей в трактире прибавилось, на улице тоже. Рыжий крестьянин ушел, но появилось десяток телег с такими же рыжеволосыми и бледными, как мокрый сыр-моцарелла, лицами.
— УФ-индекс невысокий, да? — жарило-то прилично, Айнару пришлось вытирать пот со лба рукавом.
— Да. Причем, в Тесхене — тоже. Откуда темный оттенок кожи — понятия не имею, генетического анализа, сам понимаешь, не особо тут проведешь.
Айнар кивнул. Информация казалась бесполезной, а потом он решил — пригодится, мало ли.
Городок казался тихим, несмотря на «базарный день», люди на улицах провожали их равнодушными взглядами, большинство возилось в своих палисадниках, напоминающих обычные дачи с помидорами, огурцами, непременной колючей малиной и необходимостью вкалывать все недолгое питерское лето ради пригоршни бледной ягоды или половины мешка водянистой белесой картошки. Кое-где Айнар замечал «свечки» — поярче трактирных. Не самые хорошие, но рабочие Искры: качали воду из грунтовых колодцев, помогали отгонять вредителей. Квадратные дома с плоскими крышами подсказали еще одну догадку:
— И дожди тут редкость.
— Бинго, — отозвалась Гарат. Мимо процокала очередная зебра, а возница прищурился, услышав незнакомое слово. На телеге у него лежали крупные плоды, похожие то ли на дыни, то ли на кокосы.
— Хлебное дерево, — пояснила Гарат. — Так, и старайся говорить без незнакомых им терминов.
— Это ты сказала «бинго», а не я, — не удержался Айнар.
— Ну и нечего за мной повторять, студент.
Айнар фыркнул.
— Но насчет дождей прав. Сухая засоленная земля, только подземные течения хороши, вода чистая, свежая. Из подкормки растений — навоз и пепел, а пепел из леса…
— Постапокалипсис какой-то, — внезапно сказал Айнар, прикусил язык: опять сейчас зебра проскачет мимо, крестьянин перекрестится (или что они тут делают), призовет на головы чужаков неведомые колдовские кары. Ему повезло. В очередной телеге сидели визгливые твари, вроде мелких свиней или огромных лысых хомяков, так что хозяин ничего не расслышал.
— Свиньи вон какие.
Свиньи. Да.
— Генетически они ближе всего к капибарам. Но да, свиньи. Так, все. Готовься показывать фокусы.
Площадь была круглой, почему-то Айнар такой ее представлял. В центре — статуя на постаменте: грозная фигура женщины в развевающемся платье или накидке, с каменным огнем на ладони. Хотелось подойти ближе, проверить, засижена ли гранитная дева голубями. Должны же здесь водиться голуби. Эти крылатые крысы везде есть. Впрочем, так просто протолкаться не получилось бы, площадь уже забили телеги с курами, свиньями-капибарами, продавали полосатых жеребят и абсолютно обычных на вид коров. Гарат пояснила, что их пасут на лугах возле леса — «там трава еще держится».
Телеги теснились друг к другу порой так близко, что пришлось пробираться с извините-простите. Повсюду шныряли мальчишки-торгаши, продавали сладкую холодную воду, цукаты и пирожки. Парочка явно подрезала кошельки, рожи у них были самые что ни на есть вокзальные. Воздух раскалился от тепла и криков — «а вот лучшие яблоки» — «…свежие корни таума» — «почем свиней отдаешь? Десять гхэ за поросенка? Да ты с дубу рухнул, в Могро на золото цены ниже!».
Пахло лошадиным и человеческим потом, кислым молоком, навозом, травами. Статуя возвышалась посреди копошения снисходительным стражем. Айнар прищурился сквозь очки, глядя на Циану Тар-Оронен снизу вверх. Подойди бы поближе, да и… нарисовать известный символ. Фаллический. Идея на уровне третьего класса школы для умственно отсталых, конечно.
Он устыдился и вновь заторопился за юркой проворной Гарат, которая темной тенью мелькала между телегами, людьми, лошадьми и облезлыми собаками. После очередного «куды прешь, дылда тесхенская» извиняться расхотелось. Вежливость в Ороне — примерно, как на улице Дыбенко.
Айнару наступили на ногу, а он с удовольствием двинул обидчика локтем. Вот, так лучше. Он теперь не раб, а свободный человек, к тому же… гений, как там его Гарат обозвала.
«Ай, иди к черту, Миллиган».
Гарат подлезла под телегой. Айнару пришлось протискиваться между тряпичником с яркими платками, платьями, «китайско-рыночного» вида штанами, рубахами и уже знакомыми хлебными плодами. Босоногая девчонка подобралась к саквояжу, протянула тонкую лапку, чтобы сорвать замок.
— Кыш отсюда, — беззлобно шуганул девчонку Айнар. Она исчезла в толпе, как испуганная дворняга.
Гарат заняла прилавок из перевернутой на попа огромной бочки. Айнар постучал по дереву — или не дереву, что-то вроде плотной травянистой структуры.
— Ты чего тупишь, давай, помогай!
Гарат разворачивала вывеску. Она изображала плошку, руку, лист травы, похожей на коноплю — полынник, местное растение, помесь полыни и подорожника, символ лекарей. Подпись гласила «ЛЕКАРСКИЕ УСЛУГИ», и секунду Айнар еще «тупил», потому что надпись была на незнакомом языке, буквы чужие. «Крестьяне неграмотные, а я — да. Откуда? Кто обучил раба…»
«Билли Миллиган» молчал. Айнар ойкнул, пробурчал «извини» под мрачным взглядом Гарат и растянул, наспех прибивая гвоздями из своего саквояжа, вывеску на двух складных шестах. Их Гарат приготовила с собой. Теперь прилавок обрел почти завершенный вид, а затем последовали инструменты то ли хирурга, то ли стоматолога, то ли средневекового коновала, если Айнар чего-то знал о средневековых коновалов.
Почти ничего. Здесь лечили, разумеется, Искрами. Искрами Жизни, вот как это называлось.
Люди проходили мимо. По соседству торговали сушеными фруктами, от них поднимался приторный густой аромат. Гарат ткнула Айнара:
— Ну, кричи.
— Что кричать?
— Да хоть что. Зубы, рвем зубы, удаляем чирьи, вычищаем раны! — нараспев у нее получилось почти мелодично. Айнар кашлянул и присоединился. Люди все равно проходили мимо, косились, изредка останавливались, даже шевелили губами. То ли картинки рассматривали, то ли знакомые буквы искали. Айнар заметил широкомордого тучного типа с огромным пламенеющим нарывом прямо над бровью, бледный и рыжеволосый, как остальные, он скреб покрасневшую складчатую лысину, но выбор сделать не решался. А ведь одет хорошо, наверняка, небедный.
Боялся. Искры — это понятно, а тут щипцы какие-то…
«Знаешь», — горло у Айнара уже побаливало, но он послушно рекламировал услуги, пытаясь переорать остальных торгашей.
«Знаешь, Гарат», — складывал он в голове, не решаясь высказаться. — «А зачем им твои скальпели и зубодерные инструменты, если можно все решить магией? Пуф — и готово. Как там в «Гарри Поттере» было? Авада Кедавра… стоп, плохой пример».
Толстяк ушел, никто больше не задерживал взгляда дольше, чем на пару боязливых секунд. У соседа фрукты раскупили до трети, солнце медленно перетекало из желтого к красноватому. Хотелось пить.
На языке теперь вертелось ехидное: ну да, мы, конечно, прямо-таки непримиримую войну магии объявили. Наука одерживает победу за победой. Сводки с фронта самые воодушевляющие.
— …удаляем зубы, чистим раны, — заунывно выводил Айнар. У него получалось с особым распевом, тесхенское наследие сказалось. Гарат вторила глуховатым прокуренным голосом.
Рынок понемногу редел, люди расходились кто по домам, кто запрягал полосатых лошадей. Приехавшие издалека, наверняка, торопились занять хорошие места в таверне, чтобы не ночевать под открытым небом или в амбаре, другие предпочитали подождать «до последнего клиента». Фигура Цианы Тар-Оронен взирала на неудачливых прогрессоров-попаданцев свысока, высокомерно, как должно быть, при жизни Светоч и смотрела на простых смертных.
Айнар перестал орать.
«Пойдем отсюда», — он собирался сказать именно это, только стоило оформить фразу в надлежащие аккуратные «скобки». Что-нибудь типа: в другой раз повезет больше. Может, завтра, если еще будет базарный день. Или город выберем получше, вот например…
— На помощь! — крик повис в холодеющем вечернем воздухе. Сосед с фруктами выронил хлебный плод, и тот упал на мостовую, разбрызгав темно-оранжевую, пахнущую дыней, мякоть. Двое зевак с леденцами оглянулись с растерянной неторопливостью. — На помощь! Помогите! Мой сын! Умирает! Помогите!
Гарат перепрыгнула за прилавок. Позже Айнар осознал, что так и не понял — как ей удалось за мгновение собрать все свои щипцы-скальпели и зубодерные инструменты, опередить на десяток шагов. Ему пришлось нагонять. Вывеска и прилавок остались позади.
— Умирает! — снова раздался крик. Первый голос был женский, второй мужской, потом снова женский.
Толпа собиралась метрах в ста от никому не нужной врачебной палатки. Зеваки бормотали об Искрах, мол, ни у кого нет с собой — хорошей такой. Искра Жизни нужна, заявила бабка с крючковатым носом. Молодая девушка, похожая на нее, дочь или внучка, пробормотала, мол, дома-то есть, но с собой не прихватили. «Э, да поздно уже. Помрет мелкий!» — вороной на заборе прокаркала бабка. Айнару снова пришлось проталкиваться, Гарат же двигалась с обычной своей легкостью, будто мелькала между людских спин, поясов, рубах, платьев.
— Мой сын! Он не дышит!
— Да отойдите, остолопы, ему воздух нужен!
— Не толпитесь!
— Мой сын, мой мальчик!..
Айнар протолкался еще дальше. Гарат уже склонилась над ребенком лет семи-восьми, он лежал на телеге, запрокинув голову. Светлокожий, рыжеволосый, как все местные — и с уже начавшими синеть губами.
— Отойдите, я помогаю.
Простоволосая женщина в цветастом платье повисла на локте:
— Помогите Гуннару! Умоляю вас, господин, помогите!..
Она была младше Ленки на вид, зареванная. Поодаль мял шляпу очередной мужик, судя по характерному растерянному виду — отец. «А че, а я че сделаю». Тупица, мысленно обозвал его Айнар.
— Конечно, — он кивнул матери ребенка.
— Давай, помогай, — Гарат быстро и ловко разворачивала инструменты. — Аллергическая реакция. Смотри, вот тут, — она показала на щеку мальчишки, где пылал налитый красным укус. — Пчела или оса. Отек Квинке, придется делать экстренную трахеостомию. Черт, надеялась обойтись простой интубацией, но отек слишком сильный…
— Ээээ, а я…
Айнар боялся крови.
У него затряслись руки, едва не выронил хирургические инструменты, которые раньше видел только в фильмах — зажимы, наверное, еще что-то. Гарат окатила его резко пахнущей жидкостью, вроде спирта или более активного дезинфектора.
— Давай быстрее!
Он сглотнул.
«Лишь бы не грохнуться в обморок».
Вот хохоту-то будет. Хотя нет, мальчишка задыхался, совсем не дышал уже минуту-две, скоро для него все будет кончено.
— Просто делай, что говорю, — буркнула Гарат.
Саму операцию Айнар запомнил плохо. Гарат работала очень быстро, будто каждый день по сотне таких вот экстренных трахеостомий проводила: вскрыла отекшую разбухшую шею, казалось, что из нее сейчас брызнет гной, как из воспаленного налитого прыща, но раздутое горло просто поддалось. Гарат вставила трубку, приказала Айнару фиксировать по краям.
Крови было не так уж много. Разрез — жутковатый, замутило, мир окрасился в серо-зеленые оттенки, но Айнар удержался на ногах. Резкий запах дезинфекционного раствора помогал сохраняться сознание, а еще плач женщины, матери мальчишки, и блеющий какой-то нерешительный голос отца. Мужчина оправдывался, мол, он вот все время был, продавали пшеницу и яблоки, откуда ж знали, что такое случится.
Несколько секунд не происходило ничего. Мальчишка с раздутой до размера башмака шеей так и лежал, глаза открылись и остекленело таращились в пространство. Теперь из разведенной гортани торчала трубка, Гарат продолжала работать, вколола Гуннару что-то из закрытой банки. Шприц у нее был стальной, многоразовый. Айнар такие только в фильмах видел, надо же, остались они еще.
— Помер малец-то, — пробормотал какой-то зевака.
— Ну дык, — подтвердил другой. — Ежели вот тебе горло-то разрезать, сам долго ли проживешь?
— Все тесхенцы, — третьей вклинилась женщина, дородная баба в зеленом с желтыми пятнами аляповатых цветов платье. — Убивцы!
«Сейчас начнется».