Просыпаться от головной боли приходилось и раньше. От боли во всем теле, в каждой мышце — словно выкрутили и вкрутили криво суставы, — тоже. От привкуса крови во рту — не раз. От всего вместе…
Айнар сел на затхлой соломе. В полумраке мелькнула крупная тень, похожая на мышь или крысу.
— Что…
— Не ожидала от тебя, — голос Гарат раздался справа и чуть выше. Она устроилась на каменном выступе; каталажка оказалась каменным мешком. Ни окон, ни дверей: только далекий лоскут света на высоте метров трех. Айнар мог ошибаться. Шевелить головой, руками и ногами чересчур больно, он предпочел замереть.
Гарат продолжила:
— Они бы тебя не кидали в дыру, если бы не начал драться.
— Драться?
Попытка подскочить оказалась лишней. Лучше привалиться к отсыревшей стене, ощущая затылком скользкий налет. Не шевелиться. Сотрясение мозга, синяки, но не перелом черепа, без разрыва селезенки вроде тоже обошлось. Айнар на всякий случай потрогал живот. Ребра издали тонкий хрустящий звук, словно раздавили сапогом ракушку. Перед глазами взорвалось.
— Драться, — Гарат подсела к нему. — Ты попытался отбить нас у стражников. Очень решительно и благородно, но глуповато. Парень, конечно, ты крепкий, но против четверых вооруженных людей…
Айнар скрежетнул зубами, когда она дотронулась до «ракушек» торса, откуда-то достала спрятанный фонарик — местные приняли бы его за Искру, ослепила на долю мгновения.
— Зрачковый рефлекс почти в норме. Сотрясение есть, небольшое. В ребрах трещины. Уйма синяков, кровоподтеков и ссадин, можно не считать. Жить будешь.
Айнар попытался кивнуть. Его затошнило: не из желудка, а от шеи и горла шибануло кислотой желудочного сока.
— Если тебя утешит, стражникам тоже досталось.
— Я не помню…
«…убил надзирателя. Точно знаю: сделал. Как? Что произошло? Как я сбежал?»
Мысли катились камнями. Голубое пятно неба растягивалось в спираль и снов сжималось линялой тряпкой. Гарат поднесла к губам пахнущий плесенью жестяной стакан, вода оказалась неожиданно свежей и вкусной, даром что с характерным привкусом гипса.
«А мы за глину платили».
— Не помню, — повторил Айнар. Гарат потрепала его по волосам — легким, почти материнским жестом.
— Неважно. Жаль, что тебе досталось, конечно, но нас все равно убьют через пару дней. Сам Светоч прибудет на казнь.
— Све…
Айнар слышал. Светоч решит, что делать с преступниками. У Гарат сомнений по поводу правосудия Орона не нашлось. Айнар догадывался: она права.
— Что делать?
Гарат села на солому рядом.
— Ничего.
Айнар поморщился.
— Инстру… менты.
— Забрали. Конфисковали как вещественное доказательство нашей вины. Неважно, что будут на них смотреть, будто еж на анатомический атлас. Главное — все отнять…
— И поделить.
Гарат фыркнула.
— Делить вряд ли станут. Просто не поймут ценности.
Айнар задохнулся от красного с оранжевой кромкой прилива из центра черепа.
— У меня там… много всего.
— Догадываюсь. У меня тоже. Антибиотики, между прочим. Где их тут еще достанешь? Плесени, конечно, хватает прямо вот на стене, — ее взгляд скользнул по осклизлым сводам. — Только все ж не то.
«Плесень… стены».
Оранжевый вспыхнул рубином. Айнар сформулирует мысль позже.
— Тебе лучше не двигаться и лежать.
— Какая разница. Если Светоч…
— Пока живы — живы.
Гарат вдохнула.
— И дернул же тебя черт стырить эту «свечку». Хотя, конечно, мелкая Искра только предлог. Я виновата, доверяла плешивому говнюку и его толстопузому братцу. Они-де хотели настоящую больницу в Ороне организовать, все лили мне мед в уши: без Искр только лучше. Да-да, мы видели, на что ты способна. Впечатляет, впечатляет… Я поверила, знаешь: разум-не разум, но жадность должна была взять верх.
«Не вышло».
Айнар попытался пожать плечами, но получилось только застонать. Гарат проворчала: «Не шевелись ты», а потом осторожно подсунула под спину немного соломы посуше. Сырой холод все равно доставал до костей, но он улыбнулся ей с благодарностью. Это получилось.
Он попытался заснуть, но желтое и оранжевое сменяли друг друга, редко добавляя обморочной зелени. Когда становилось муторнее, Айнар цеплялся кончиками пальцев за стену, и под слоем слизи она оказалась мягкой: песчаник или скорее гипс, пористый и податливый.
— Мы могли бы… проколупать путь наружу, — засмеялся Айнар.
— Что?
— Как этот. Узник замка Иф.
Гарат потрогала его лоб, проверяя не началась ли лихорадка.
— Граф Монте-Кристо, — слова зажигали вспышки в голове, хрустели ракушечной хрупкостью на ребрах, катили волны мутори. — Ложкой. Наружу.
— Какая ложка, какой граф. Нас завтра-послезавтра казнят. По-твоему Светоч через десять лет приедет? Если только бурильный аппарат достанешь. Из штанов, не иначе.
Айнар фыркнул сомнительной шутке, несмотря на месть мозга-безе и ребер. Гарат была права: времени им не хватало. Жаль, идея оставалась хорошей. Правда жаль.
Гарат взяла его руку и гладила пальцы, и он почти физически ощущал ее бессилие. Словно кто-то шептал на ухо — и ему, и ей: вот, на что вы способны. Гнить в плесневелом колодце, беспомощные, как перевернутые на спину навозные жуки, и вся ваша не-магия без инструментов, вакцин, чудодейственных таблеток превращается в ничто. Гарат смогла бы вправить вывих, но не вылечить по мановению Искры сотрясение мозга или сломанные ребра. Айнар просто валялся грудой бесполезного мяса и костей.
Он задремал.
Ему снилась женщина, сотканная из невероятных, ярких цветов. Оттенки зашкаливали за грань человеческого восприятия, когда проснется, Айнар не вспомнит и не назовет, потому что даже художники со способностью отличить травяной от вердепомового, ниагару от барвинкового, а фуксию от орхидеи, не дали бы имени тому, что не способен воспринять человеческий глаз. Женщина подошла к нему и склонилась, покачав головой.
«Айнар Венегас, беглый раб, убийца торговца Эрика Камерра».
«Я не помню никакого Эрика Камерра».
Она ухмыльнулась, зубы текли радугой, и все же Айнар разглядел подробности: острые клыки, словно у вампира.
«Отлично помнишь, просто не хочешь вспоминать. Каково это, схватить камень и бить по костям черепа, пока они хрустят, словно яичная скорлупа? Каково это, прятать тело, принося кровавую жертву диким Искрам…»
«Отвали».
«Конечно, теперь ты не сочтешь деяние ужасным. Раб восстал против рабства. Раб освободился».
Женщина заполыхала ярче, фигура размылась до белизны: все цвета и оттенки, видимые-невидимые, сливаются воедино рано или поздно.
«Оставь меня в покое».
«Айнар Венегас. Хочешь знать свою судьбу?»
Он хмыкнул:
«Что, помру через день? Или этот приезжий Светоч превратит меня в живой факел со своими Искрами?»
Хохот звенел в ушах и глотке. В нем смешивались инфра- и ультразвук вместе со слышимым диапазоном. Девушка-радуга играла не по правилам, зато оставалась верна себе.
«Возможно, так. Или же тебя назовут Гасителем — и ты уничтожишь этот мир».
Белое стало ярким.
Как сверхновая.
Как смерть звезды.
Как атомный взрыв.
— Прекрати орать.
Гарат Ашшала сидела в позе, которую едва можно было распознать как медитативную: ноги скрещены, спина прямая. Айнар посмотрел наверх: голубой клок сменился молочно-белым. Ночь выдалась лунная.
— Долго я спал?
— Часов семь. Если тебе нужно…
— Спасибо, разберусь.
Еще он хотел есть и пить, и осведомился об этом, на что Гарат фыркнула:
— Воду можешь слизывать со стен, авось — не отравишься. В любом случае, какая разница, правда? И нет, кормить не будут, никому мы не нужны. Светоч достанет из колодца-тюрьмы своей магией, а потом нас просто сожгут.
«Инквизиция», — Айнара передернуло. Он со стоном принял прежнее положение.
— Никакой надежды?
Гарат пожала плечами.
— Возможно, нас вернут в другие тела, если понимаешь, о чем я. Для мира? Для задания? Пожалуй, нет. Прости, Айнар Венегас, — внезапно ее вороний каркающий голос дрогнул. — Я виновата в том, что случилось. Не стоило доверять ублюдкам-Кейперам…
Айнар хотел что-то ответить. Его опередил голос издалека.
— А вот и нет. Среди Кейперов есть те, кто хочет вам помочь.
Они с Гарат одновременно подняли головы; Айнар глухо застонал, а потом широко улыбнулся.
— Да, это я, — сказала Зоэ Кейпер, ее освещал факел, огонь отражался в бледных глазах. — Мне понравились твои штуки. Я весь день высекала огоньки из камней, а потом решила прийти к вам…
Зоэ Кейпер пожала плечами.
— Кто бы вы ни были, а Светоч обойдется. Штука с кремнием и железом хороша… Айнар Венегас.
Веревка с тяжелым грузом свалилась без предупреждения: просто мелькнуло рыжее зарево факела вместе с тощенькой фигуркой, и рухнула изрядная тяжесть. Айнар не рисковал шевелиться, зато наблюдал, как Гарат отвязывает его саквояж и собственный рюкзак — пальцы со сломанными ногтями, видно даже в темноте, что грязные до черноты. Руки дрожат.
Груз плюхнулся на солому.
— Извините, больше ничего не придумала. Украла у папеньки ваше. Он, знаете ли, на самом деле никакой мне не папенька и любит шарить у меня под юбкой, мерзкий старый козел, так что я бы не обиделась, если бы Светочи его забрали в Пылающий Шпиль на допрос. На месяц-другой. Можно на полгода.
Айнар и Гарат переглянулись. Последняя пожала плечами.
— Мы…
— Да нет, ничего не надо обещать. Просто выберитесь отсюда, ну и подгадьте моим родственничкам в кашу, большего от вас и не нужно. Айнар, а ты милый, хотя и тесхенец.
Зоэ Кейпер приложила ладонь к губам в почти неуместном посреди Глеоры жесте воздушного поцелуя, а затем исчезла вместе с факелом. Веревка, впрочем, осталась висеть.
— Так, — сказал Айнар. — У меня есть пара идей, как отсюда выбраться. Гарат, ты не могла бы проверить веревку?
— Ты что-то придумал?
Он кивнул.
— В саквояже кое-что есть. Правда, нужно будет сделать расчеты и потом убегать куда быстрее, чем если бы мы копали заостренной ложкой. Нет-нет, не беспокойся за меня. Мне паршиво, но не слишком, я просчитаю все что нужно. И идти тоже сумею.
— Точно?
Гарат раскрыла рюкзак.
— У меня есть анальгетики. Но они не вылечат тебя от сотрясения мозга и переломов ребер, знаешь ли. А у тебя клиническая картина во всей красе — от рефлексов Бабинского до нистагмов.
— Отлежусь и буду как новенький. Я живучий. Итак.
Айнар сделал глубокий вдох. Красное и желтое мелькнули, а потом он коротко ойкнул, потому что Гарат воткнула шприц в ляжку. Боль отступила почти сразу.
— Отлично. Поехали.
Он уснул вновь, почти желая вновь увидеть Красочную Леди, как мысленно обозвал видение. Спросить, кто такой Эрик Камерр, и что еще может рассказать о прошлом «Билли Миллигана»; раба-Айнара Венегаса. Вместо того провалился в гулкий сумрак, колодец внутри колодца, клетку в клетке.
Гарат вернется.
Или нет, но тогда и надеяться не на что, а беспокоиться и тревожиться — точно ровным счетом никакого смысла.
Подземный ход, проверила она перед тем, как уйти, вел наверх. Показалось, что в подвал какого-то дома. Гарат взяла большой скальпель — оружие. Фонарик оставила Айнару. Тот погасил блеклый синеватый свет: экономить нужно, батарейка не вечная.
В каком-то смысле Искры лучше, бросовая, погасшая и почти уже лишенная всякой магии «свечка» прохладно сияла себе, даже не собираясь разряжаться. Пылающий Шпиль вечен.
Пылающий Шпиль воздвигся до времени и, подобно оси мира, держал на себя континенты, моря, самую планету.
«Откуда я это…»
Айнар проснулся, задремал снова. Гарат вколола ему обезболивающего и дала мятных конфет от тошноты. В животе урчало: конфеты жгли пищевод, сотрясение или нет, сейчас бы тарелку рагу. Яичницу из четырех яиц с куском сала и жгучими, до слез из глаз, приправами.
Интересно, палачи выполняют последнюю волю осужденных? Сытный ужин, свидание с родственниками, визит симпатичной сговорчивой девочки…
Очередной мятный леденец напомнил: лучше не шевелиться. Он потратил многовато сил на импровизированную натриевую бомбу. "Замок Иф" оказался из мякины, и выбраться было бы несложно. Едва удалось убедить Гарат остаться. Но это имело смысл.
Или нет?
Вверху драный лоскут покрылся белесой молочной коркой. Небо светлело.
«Если Гарат не вернется» …
«Вернется».
Молоко выцветало. Клочок мглы расползался и линял в голубое. Заснуть больше не получалось. Айнар старался не шевелиться — ребра царапались, как будто изнутри прорасти собирались. Время тянулось с той тоскливой медлительностью, когда ты ничего не можешь поделать; так сидят перед дверями операционной, пока по ту сторону врачи пытаются спасти близкого. Так ждут результатов экзаменов или приговора в суде.
Приговор-то Айнару и без того известен. Светоч не выбирают полумер, а Кейперы постараются вытрясти из них все полезное. Можно кинуть монетку: быстрая смерть или долгие пытки в Пылающем Шпиле.
Откуда знает про пытки?
«Слышал».
«Билли Миллиган» откликнулся бодрым утренним жаворонком. Рабы сплетничали, если выпадала свободная минутка, об ужасах главного дворца-храма Светочей. Никто не возвращался из застенков Пылающего Шпиля. Оттого легенды о выжженных до сухой корки языках, пророщенных сквозь черепа пленниках собственных зубах — кости протыкают десны, щеки, все лицо покрывается наростами, — звучали реалистичнее. Каждый новый рассказчик прибавлял от себя подробности.
«Зубы и ногти потрясающие части человеческого тела, Айнар Венегас. Кость и рог, клыки и копыта. Ногти можно подстригать — ничуть не больно, да и зубы сами по себе, если не считать содержимого внутри нерва, не ощущают никакой боли. Иронично, что лучшие пытки — это»…
Блеск щипцов. На них прозрачное с красным пульсирующим фрагментом. Потом белое — тоже с багровым навершием и розовой вязкой нитью.
Айнар проснулся.
Гарат легонько хлопала его по щекам.
— Ты чего орешь? — осведомилась она.
— Кошмар приснился, — честно сообщил Айнар, спросил у «Миллигана»: это было с тобой? Тебе вырывали зубы и ногти, — и украдкой проверил, да нет, вроде все на месте, руки тоже целые.
— Ну так к черту кошмары, там уже рассвело, — фыркнула Гарат. — Прежде, чем спросишь: да, все получилось. В наилучшем виде. Скоро за нами придут, а тебе еще подготовиться… вообще-то я сама могу, ну это ты у нас Техник. Обрати внимание, я сделала все, как ты сказал.
— Это даже не совсем техника.
Он сел поудобнее. Голову слегка отпустило: тяжелая и залитая чем-то вроде морской воды вместо мозга, но боль ушла, мятные конфетки не требовались. Очень кстати, пакетик из-под леденцов показывал дно.
— Впрочем, ладно. Когда за нами должны прийти?
— Скоро, — предрекла Гарат настоящим вороньим карканьем, сходство с хмурой птицей у нее порой было невероятное. — Торопись давай.
— …так вот они, господин, вот они. Преступники-с, да-с.
Синий клочок заполнился кругом головы: сначала поменьше и желтоватый, близорукий Айнар скорее догадался, чем узнал Франа Кейпера, потом — массивный, с толстой шеей — Удо воздвигся, попыхтел, и исчез.
Гарат было задремала, свернувшись калачиком, как тощая уличная кошка, но быстро открыла глаза.
— Светоч с ними, — проговорила она скорее губами, чем голосом.
— Мда? И как он доставать нас бу…
Айнар не договорил. Его рвануло вперед. Невидимая веревка врезалась под и без того сломанные ребра, и он задохнулся, рот наполнился кислотой со слабым запахом мяты. Слюна потекла по подбородку, а сам Айнар забился в воздушном потоке, сам себе напоминая зажатую между двумя слоями стекла муху.
Такой же жестокий лифт подхватил Гарат. Она обреченно замерла.
Вещи остались внизу, заботливо спрятанные за дырой, так что оба предстали перед судьями только что не обнаженными; грязная одежда, куски соломы в волосах, кровоподтеки.
Айнара швырнуло на землю.
— Это они? — третий голос звучал издалека, незнакомый и глубокий. Как шторм на Кривом море. Холодные соленые брызги и неожиданно жестокие удары воды.
— Да-с, господин-с.
Кожаные с золотым шитьем башмаки Франа Кейпера мельтешили перед носом. Айнар пытался поднять взгляд, он никогда не видел прежде Светоча, любопытство брало верх даже над болью и тошнотворной муторью резкого подъема.
— Вот они, вор, значит, и эта… смутьянка. Ходила по домам, предлагала свои услуги-с, да-с…
— Даже ко мне сунуться осмелилась, но я-то верну служу, уж поверьте, — присоединился Удо, выкатывая каждое слово, как многотонный валун.
Айнару удалось вывернуться. Поднять взгляд.
Он едва не ослеп.
Светоч, конечно, как еще они могли назвать этого человека.
Это был юноша с чеканными чертами лица, широкоплечий, с тонкой талией. Он возвышался над Кейперами, как молодое сильное дерево над двумя старыми пнями.
Его волосы сияли серебром — собственным живым светом, текучим и подвижным; Айнар подумал о платине, о жидком металле-галлии, а то и сразу о радиации. День выдался пасмурным, и волосы сверкали изнутри куда ярче заморенного чахлого солнца.
Юноша устремил на пленников равнодушный взгляд таких же серебряных глаз: как монеты на веках покойника, только с подсветкой изнутри.
Его присутствие неуловимо меняло пространство, рябью от сильного жара. Окраина города с чахлыми бесхозными деревьями, кустарником и жесткой травой, дома где-то на линии горизонта — все померкло и выцвело до старой фотографии, даже не кинохроники. Остановилось.
«Свет».
«Свет движется… быстрее».
Айнар почти сформулировал свою полуобморочную «эврику», но Удо Кейпер пнул его слоновьей ножищей под многострадальные ребра. Айнар взвыл.
Светоч брезгливо поморщился:
— Интересные экземпляры. Прикажите отволочь их на площадь, суд состоится там.
Кейперы захихикали.
— Изволите пригласить людей? — Фран недаром выбился в бургомистры, соображал плешивый старик лучше своего брата.
— Да, — ответил Светоч. — Всех до последнего. Пусть все видят.