- Так это и есть Иисус? Отлично. Схватить его!
- Что происходит? Отпустите его! В чем дело? Кто вы такие?
- Иуда, тридцать серебряников можешь оставить себе. Святейший Анна дарит тебе их.
- Анна? Это деньги первосвященника?
- А чьи бы ты думал?
- Я не желаю денег первосвященника! Отпустите Учителя!
- Учитель, мы будем сражаться за тебя!
- Учитель, мы не дадим арестовать тебя!
- Уберите клинки, чада мои! Смотрите, вы отсекли ухо стражнику. За это ухо не заплатить бы вам головами! Стража, и вы уберите клинки. Они не будут сражаться!
- Учитель, как же так?
- Чада мои, оставьте! ... Всё уже предрешено. Ничего не изменить. Если Анна и Каиафа так желают меня услышать, что посылают за мной такой отряд, мой долг пойти и встретиться с ними.
- Иуда, как ты мог?
- Я??? Я не виноват! Это - ловушка!
- Рассказывай! Забирай свои кровавые деньги и уходи прочь!
* * *
- Что случилось! Как такое могло случиться!? Эти деньги - были ловушкой! Этот человек - шпион первосвященника! Всё подстроено заранее. Какой позор! Какой стыд! Как пережить! Эти деньги - они и вправду - кровавые! Лучше умереть. Ничего другого мне не остается. Да и не надо...
ЧАСТЬ III
ЗАПРЕЩЁННЫЙ ДНЕВНИК
Я родился в шестой раз. На этот раз я был сын человеческий. У нас на родине многократное рождение в порядке вещей, первые шесть лет (шесть земных лет) у новорожденного как бы два сознания: одно - прошлое, спящее, другое настоящее, бодрствующее. За шесть лет они полностью сливаются, и человек становится самим собой - таким, каким он был до последнего перехода. По достижении этого возраста человек восстанавливается во всех гражданских правах, хотя внешне он выглядит как ребенок. А до той поры он живет у "матери", как у кормилицы, а для остальных людей он как бы находится на излечении в стационаре. По окончании курса "лечения" он возвращается в старую семью, если она у него была, но и для новой семьи он никогда уже не станет чужим... Это так привычно, это - в порядке вещей. Но это у нас, на Лазурите. Это - общепринято, потому что это единственный способ достижения бессмертия души, а сознание бессмертия души - это единственный способ достижения гармонии и полноты счастья.
Те, кто изобрел бессмертие, не успели воспользоваться плодами своего открытия, но они заслужили благодарность всего населения Лазурита. А это - без малого триста планет. Прошло немало времени, пока научились осуществлять идею перерождения души в посмертном потомке. Человек переносит своё "Я" в будущего потомка в момент его зачатия, сознание плавно угасает в старой оболочке и медленно пробуждается в новой, ощущение такое, как будто долго и хорошо поспал... Старая оболочка прекращает свое существование за ненадобностью, но это никого не тревожит, поскольку сознание полностью переходит в новую. Для этого требуются некоторые препараты, специальный комплекс психофизических тренировок, производимых с раннего детства, конечно, в идеале - врачебная помощь. Но в моем случае - в случае космолетчика - разведчика, такую помощь ждать было неоткуда. И все же выбора у меня не было. Я потерпел аварию, поскольку сразу не распознал древний город - садиться на город было немыслимо, но и повернуть было не легко. В результате резкого изменение курса подкрылки не выдержали удара слишком плотной атмосферы... и авария. Жители этой планеты наблюдали яркую звезду, которая упала в ночи в пустыню...
Я оказался один, смертельно раненный, без надежды на помощь где-то на задворках галактики и понял, что у меня не осталось выбора - я должен умереть. Дома мои раны назвали бы пустячными. Дома - это на одной из трехсот планет или в космическом пространстве между ними. Но здесь скудных остатков моей аптечки едва хватило на то, чтобы зашить, вправить, подклеить, обезболить всё, что можно, и обеспечить прилив сил, необходимый для двухдневного перехода через горячие пески. Днём и ночью я шагал, как робот, на автопилоте. По прямому маршруту, указанному биодатчиком, выход к людям, в город через барханы песка...
Я был похож на одного из них, когда добрался до города: лохмотья, борода, обветренное лицо, загорелое тело...
Я увидел её и перестал видеть других, ибо она была красавица даже по нашим меркам. Генетически все люди очень близки. Это я знал не только из теории, но и по собственному опыту, ведь я - космолетчик, разведчик первой линии, открывший планеты Q-12 и Ахой-ахой. Эта планета была третья, а эта женщина была первой красавицей среди всех, кого я видел, а видел я много. Я улыбнулся ей, постарался сделать это как можно ласковей. Она ответила улыбкой - первый контакт с этой цивилизацией. Я улыбнулся ещё ласковей - она что-то сказала. Я погладил её волосы и поцеловал руки. Она поначалу отпрянула, но потом прильнула ко мне на короткий миг. Затем схватила меня за руку и увлекла за собой. Я не помню, куда и сколько времени я шел, помню только, что, очутившись в какой-то хижине или сарае, она замкнула ветхие двери и подперла изнутри доской. Когда она стала раздеваться и целовать меня, я вдруг понял, что я могу сохранить свое "Я", продлить жизнь своей душе так же, как мы делаем это дома. Никто и никогда не делал этого с представителями другой цивилизации, но у меня появился шанс. Ампула со снадобьем встраивается в зуб, её можно прокусить, но делать это надо тогда, когда слияние уже началось... Я так и сделал. Она оказалась девственницей, но я не успел удивиться, поскольку сознание начало уходить из моей старой оболочки и заполнять будущую новую... Моё "Я" сладко засыпало, и в самый острый и сладостный момент слияния я на время перестал себя ощущать, как будто погрузился в сон. В этот миг тело космолетчика перестало быть моим, перестало ощущать что бы то ни было.
* * *
Я родился в шестой раз. На этот раз я был сын человеческий. Я помню себя ребенком, помню тех людей, которые считали меня своим сыном. Отец был плотником. Он не был ни плотником, и ни отцом мне. Просто он чинил мебель, пришедшую в негодность, за это соседи угощали его наливкой, я для меня давали сушеных фруктов. Я не называл его отцом, люди не называли его плотником, но мою мать люди считали его женой, так как жили они под одной крышей.
Я помню всё о своём детстве. Теперь я пишу дневник. Пожалуй, его следовало бы озаглавить "Гадкий утенок", или, быть может "Маугли". И хотя я в совершенстве изучил литературу своей второй родины, я с сожалением осознаю, что мой дневник никогда не станет достоянием этой культуры. Это невозможно. Потому что если бы они осознали истоки того, что мной описано, поняли кто я, по сути, и кто я для них, они протестовали бы всей душой против правды. Потому что самое подходящее название для моего дневника - "Евангелие от Иисуса".
* * *
Я хотел понять их. Когда мне это удалось, я ужаснулся.
* * *
Я осознал, что не были они ниже меня, но страшным было то, что они были такими же, как я. Изучая их, я познал самого себя. Я почувствовал себя частью этого народа, и во мне было то же зло, что и в них. Но я раньше этого не замечал, ибо я жил по другим законам, и легко мне было быть справедливым и добрым. В их жизни это было нелегко, или даже вовсе невозможно.
Мы не пишем дневников. Трудно писать о себе плохое, а если не писать этого, а только хорошее - то это не дневник. Создавать ложный образ о себе стыдно даже перед самим собой. Поэтому мы не любим читать о себе не только то, что пишут о нас другие, но и то, что написали когда-то сами. С возрастом приходит это понимание, мои соотечественники все понимают это. Лучше быть лучше, чем кажешься, чем казаться лучше, чем быть. Поэтому дневники не пишет никто. Но я решился. Наверное, потому, что я уже не вполне житель Лазурита. Я уже и сам не вполне осознаю, кто же я такой.
* * *
Я наблюдал за ним достаточно долго, чтобы понять, что он делает. Этот человек мне был симпатичен. Он стоял по пояс в воде и обращался к людям. Он убеждал их омываться, смывать с себя грязь мирскую, а с ней очищаться от греховных мыслей. Он призывал их думать о вечном, отрешившись от сиюминутного. Он призывал оттолкнуть от себя зло и повернуться навстречу добру. И хотя он несколько смутно толковал разницу между добром и злом, всё же это был акт оздоровления морального, совмещенного с физическим действием, это помогало, его последователи испытывали облегчение. Поскольку дикое состояние, в котором они находились, требовало какого-то действия наряду с духовным очищением, его метод был очень хорош для них. Я узнал его, но мне захотелось познакомиться с ним поближе. Я подошел и обратился к нему:
- Я хочу выслушать твое слово и омыться у тебя.
- Кто ты?
- Мое имя тебе ничего не скажет. Я пришел издалека.
- Мне кажется, я знаю тебя. Ты - Иисус, сын Марии. Мы состоим в родстве.
- Да, Иоанн, и всё же я пришел издалека.
- Я знаю. Расскажи, что тебя тревожит?
- Меня тревожит, что люди живут не так хорошо, как могли бы при том достатке, что посылают им плоды их трудов. Многие из них жестокосердны, думают о наживе и не помогают друг другу.
- Что же тебе до этих людей?
- Чужая боль иногда сильней собственной. Люди живут в дикости, они доставляют друг другу мучения и тем тешатся, спасаясь от собственных невзгод. Я много наблюдал и изучал людей. Чем больше изучал, тем меньше мне нравилось то, что я вижу. Я видел людей, кого веселило чужое несчастье, поскольку позволяло чувствовать себя счастливыми, хотя это было далеко не так. Жизнь человеческая ценится повсюду низко, здоровье не ценится вовсе, а любовь считается товаром.
- Только девки торгуют любовью!
- Девки делают это открыто, остальные поступают также, но называется это иначе. Такую любовь, которую нельзя продать, не замечают, а если и заметят, так растопчут. Любовью торгуют все - правители и стражники, священники и нищие, купцы и землепашцы, хозяева и рабы. Каждый старается либо урвать побольше за любовь или дружбу, или за услугу словцом или поступком, либо купить всё это у других. Покупающих себе услады уважают все, продающих большей части презирают, тех же, кто не продает и не покупает, ненавидят.
- Даже если ты прав - тебе-то что до этого?
- Люди живут так, как нельзя жить людям. Я их не смею осуждать, ведь это мой народ.
- Только царь называет людей своим народом.
- Неужели?.. Я не могу презирать их - я могу лишь любить их, любить даже сильнее, чем тех, кого оставил ...
- Ты оставил кого-то?