– - Что очнись-то? я не пьяный! нечего дуру-то строить! Признавайся!
И он, рассвирепев, замахал руками, застучал кулаками по столу, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее и не истоптать ногами.
Ольга догадалась, что беда собирается над ее головой, и не то от страха, не то от обиды затряслась, заплакала и, закрыв лицо руками, припала головой к столу.
– - Что нюни-то распустила? У! у!., проклятая! -- проворчал Андрей и дернул жену за руку. -- Скажешь, неправда это?
– - Ей-богу же, неправда, -- сквозь слезы, с отчаянием проговорила Ольга. -- Из чего это ты взял? Если бы я знала, что ты обо мне думаешь, я бы не поехала, -- продолжала она, всхлипывая. -- Думала, на радость приеду, а ты вот как меня принял.
– - А разве неправда? -- уж не так уверенно допрашивал Андрей.
– - Знамо нет. И как это у тебя язык поворотился сказать, -- уж совсем смело заговорила Ольга. -- Кто ж за меня заступится, бедную? -- И она заголосила еще громче.
Андрей стоял как ошеломленный, гнев его спал; слезы жены растрогали его? "А что, как неправду земляк сказал? Позавидовали, может, люди, что хорошо живем, и наплели на нее, чтобы расстроить нас".
– - Ну, будет, не реви, -- проговорил Андрей более мягко. -- А вот коли неправда, побожись на икону, тогда поверю.
Ольга, утирая слезы и всхлипывая, уставилась на икону, перекрестилась и сказала:
– - Вот, не слезть мне с этого места, не дожить до завтрашнего дня…
Голос ее прервался от волнения, но Андрей этого не заметил, ему хотелось верить, что она говорит правду, лицо его просветлело, он улыбнулся и сказал:
– - Ну, уж так и быть, давай помиримся, -- и подошел к жене.
Ольга бросилась к нему на шею и снова зарыдала, ей и стыдно было, и жаль Андрея, и рада она была, что пронеслась туча над ее головой…
На другой день Андрей повел жену Москву показывать, побывали они и на гуляньях в Сокольниках, слушали музыку, глазели на народ, угощались в трактире с машиной. Показал ей также все замечательные места. А на прощанье повел ее в ряды и накупил ей наряду и гостинцев.
Целую неделю прожила Ольга у мужа и так нежно увивалась круг него и ласкалась к нему, что Андрей так и таял от счастья. "Ишь ведь, как она меня любит, и где же это видано, чтобы такая жена да неверна была!"
Наконец пришло время и расставаться. Дал Андрей денег Ольге для передачи отцу и проводил ее до заставы. Но как только Ольга выехала из Москвы, так охватила ее тоска, защемило сердце, и расплакалась баба, на этот раз искренними, горькими слезами…
Почти всю дорогу Ольга не осушала глаз, и совесть ее мучила, и жаль было мужа оставить. С ужасом думала она, что свекор опять будет приставать к ней. Измучилась баба, придумывая, как бы избавиться от старика и как бы так концы схоронить, чтобы муж не узнал. А как это сделать?.. "Ох, быть беде, погубила я свою голову… -- плакалась баба. -- Вернется Андрей в деревню, все равно узнает, что тогда будет делать? И нечистый меня дернул отпереться! Что бы лучше сразу покаяться, в ногах прощенья попросить, может быть, взмиловался бы, простил; а не простил бы, тоже все одно: двух смертей не бывать, а одной не миновать, по крайней мере, не мучилась бы так".
Исстрадалась вся за дорогу Ольга, побледнела и похудела, точно после болезни. Приехала она домой, передала гостинцы старикам, нехотя ответила на расспросы их и, отговорившись нездоровьем, ушла в горенку.
Филипп встретил сноху угрюмо. Все время, пока она была в Москве, он ходил пасмурный, в его голове бродили ревнивые мысли. "Небось потешается она теперь с ним, -- думал он, -- чай, не как со мной обходится. Эх-хе-хе… Молодой к молодому и льнет, а я ей под пару ль?"
Он вспоминал, как она всегда отбивалась от него, и горько ему было. "Правда говорится, насильно мил не будешь, -- так и есть", -- думал он. И иногда ему приходило в голову бросить непристойное дело; как ни на есть, а нехорошо, -- но когда он увидал Ольгу, то все это вылетело из головы, и он сказал сам себе:
"А, черт их дери, все равно, любит ли, не любит, а уж не брошу ее, что будет, то и будет". И в этот же вечер решил по-прежнему к снохе пойти.
Про Настасью Филипп думал, что она ничего про его дела не знала. Правда, Настасья долго ничего не подозревала. Несмотря на то что непристойное обращение ее старика со снохою всем в глаза кидалось, она и подумать не могла, что Филипп на такое дело способен. Наконец нашлась какая-то кумушка, которая намекнула ей на это дело и посоветовала построже приглядывать за стариком с снохой. Настасья так и обомлела. "Не может этого быть", -- говорит. "Правда истинная, -- божилась баба, -- неужели тебе самой невдомек", -- и выложила баба ей все, что знала про это дело. Настасья так и завыла. "Ох, матушка моя, царица небесная! Ох, горе-то какое. Думано ли про такой грех". Сгоряча Настасья тут же хотела накинуться на мужа, но, подумавши, решилась подождать, когда сноха из Москвы вернется, тогда, может быть, подойдет и такой случай, что на месте преступленья застать их будет можно…
В тот вечер, как приехала из Москвы, Ольга не стала и ужинать. Филипп тоже ел плохо и все поглядывал на сноху. Настасья заметила это и решилась сторожить их: для этого она притворилась больной, легла спать на печке и вскоре сделала вид, что уснула. Филипп заметил это, потихоньку встал с лавки, где он спал, и юркнул из избы. Настасья подняла голову и стала думать, что ей делать теперь.
Подумавши немного, Настасья быстро соскочила с печки, взяла спичек и, подбежав к двери, приложила ухо к скважине и стала слушать. Ей ясно послышался шепот, возня около постели снохи, тогда она не вытерпела, отворила дверь и притворно испуганным голосом стала звать мужа:
– - Филипп, а Филипп, где ты? Вот тут кто-то возится, не залез ли кто?
Филипп не отзывался. Тогда Настасья зажгла спичку, подошла прямо к снохиной постели и откинула полог. Она увидела Филиппа, державшего за горло Ольгу; хриплый стон вырвался из груди бабы. Увидя жену, освирепевший старик соскочил с кровати и встал перед ней.
– - Ты что тут делаешь, злодей? Ах ты бесстыдник! Что ты затеял-то! -- кричала Настасья, наступая на мужа.
– - Молчать! Не твое дело, пошла на свое место! -- крикнул Филипп и кулаком отшвырнул жену прочь.
Настасья взмахнула руками и ударилась об стенку.
– - Ой, батюшки мои! да что же это такое? -- заголосила Настасья. -- Я народ созову, разбойник этакий! Филипп схватил ее за плечи, впихнул в избу и шипя проговорил:
– - Убью, если пикнешь!
Но Настасья не унималась.
– - Не боюсь я тебя, разбойник, снохач проклятый! Жаловаться на тебя буду, в волость пойду, перед всеми осрамлю!..
Филипп опять было подошел к кровати, на которой лежала Ольга с посиневшим лицом и почти без сознания, но в это время он услыхал, как растворилось окно на улицу и Настасья закричала в него: "Караул!" Он вскочил в избу, отдернул старуху от окна и так ударил ее, что она покатилась на пол без чувств.
Дрожа от гнева, Филипп вышел из избы, сел на завалинку под окном и из боязни, что старуха опять начнет кричать в окно, не решился сойти с места вплоть до утра.
Когда опамятовалась Настасья, начало уже светать. Кряхтя и охая, поднялась она с пола и села на лавку и вплоть до утра просидела в раздумье, что ей делать, как отомстить мужу, -- и решила твердо пойти жаловаться.
Потихоньку вышла она из избы на задворки и пошла огородами.
Не прошла она и половины огорода, вдруг слышит, бежит кто-то за ней, оглянулась она и остолбенела от страха: за ней гнался Филипп.
– - Ты куда это собралась?
– - А тебе что за дело?
– - Пошла домой!
– - Не пойду, отстань от меня, беззаконник этакий!
Филипп схватил ее за шиворот и ударил в спину кулаком.
– - Пошла, коль говорят!
– - Ой, ой! -- завыла Настасья. -- Да что же ты делаешь-то? Или думаешь, на тебя расправы не найдется? В волостную пойду, все расскажу. -- И она, собрав все свои силы, кинулась было бежать через огород.
– - А, а! в волостную! Жаловаться? -- хриплым голосом кричал Филипп, хватая ее сзади. Обеими руками он вцепился ей в косы и повалил на землю.
– - Жаловаться? Я тебе покажу, как жаловаться, вот тебе… вот… -- И он стал бить ее куда ни попало.
Настасья кричала отчаянно, он свирепел все больше и больше и наконец стал бить ее сапогами. На крик Настасьи стал сбегаться народ. Бросились было отнимать ее, но Филипп так разошелся, что долго никто не мог подойти к нему. Когда наконец оттащили Настасью от Филиппа, она уже не подавала голоса. Лицо ее все было в крови, мокрые пряди волос разметались вокруг шеи. Не было слышно ни вздоха. Люди, собравшиеся вокруг нее, переговаривались вполголоса и покачивали головами.