Ох и пустяковина же их ссора! Смех!
Степке кажется, что примирение произойдет просто, быстро, - он постучится, войдет в дом Перелыгиных, увидит отца Виктории, поговорит с ним, пошутит; затем Григорий Иванович скажет: "Степан, не делайте такой вид, что вы пришли ко мне!" - и позовет Викторию. Она выйдет, пригласит его в свою комнату, и там Степка скажет ей: "Пустяки все это, Виктория! Ты же знаешь, что я люблю только тебя!" Она тоже улыбнется и скажет, что все это действительно пустяки и она тоже любит его...
Степка вихрем взлетает на высокое крыльцо перелыгинского дома, передохнув, стучится в дверь. Сначала - тишина; Степка не дышит, ждет, затем слышит быстрые, легкие шаги. Сердце его замирает - Виктория! Дверь резко открывается.
- Вик... - начинает Степка и останавливается: это не Виктория, а Полина Васильевна. Здорово, выходит, похожи они, коли даже походка одинаковая. Добрый день, Полина Васильевна, - заминаясь, здоровается Степка. - Я пришел... я пришел к Виктории.
Полина Васильевна отвечает не сразу, словно ждет, что Степка еще что-то скажет. Но он молчит, переступая с ноги на ногу.
- Я к Виктории, - наконец повторяет Степка.
- Очень жаль, но ее нет дома.
- Вот беда! - огорченно говорит Степка. - Я думал... Ладно, Полина Васильевна, вы извините за беспокойство, а я похожу по улице, погуляю. Может быть, встречу ее.
- Пожалуйста, - отвечает Полина Васильевна, так и не выходя из темноты.
Гремит щеколда, раздается скрип, потом удаляющийся шарк войлочных туфель. Степка спускается с крыльца. Только теперь он замечает, что, собственно, никакого солнца уже не г, оно запряталось, и над Карташевом стынет довольно поздний холодный августовский вечер. Степке становится зябко, он сует руки в карманы.
За околицей заунывно лают собаки. Наверное, лают на выщербленный месяц. По переулку бесшумной тенью проходит человек, останавливается, смотрит на Степку и уходит. Брошенный им взгляд полон для Степки непонятной тревоги. Степка пробирается переулком, раздумывает, куда ему идти - направо или налево. "Буду ждать, - решает Степка. - Буду ждать хоть до утра! Мы не можем ссориться!" Он поворачивает назад, потихоньку бредет переулком с левой стороны перелыгинского дома. Сюда выходит одно окошко комнаты Виктории. Оно проливает в садик желтый, переливающийся на деревьях свет; на окошке желтые тюлевые занавески. Облокотившись на ограду, Степка смотрит на яркое окошко. Из садика пахнет смородиновыми листьями и малиной. И вот по изломанному желтому квадрату на деревьях пробегает быстрая, летучая тень, и Степка видит в окне силуэт Виктории, к которому приближается второй силуэт - мать.
Степка крепко зажмуривает глаза, пятится, у него больно ударяет в грудь сердце. Степке уже не зябко, а по-настоящему холодно, но щеки горят, точно ему дали пощечину.
- Дела как сажа... - зажмурившись, произносит Степка и бросается прочь от палисадника.
- Мама, кто приходил?
Полина Васильевна подходит к дочери, мягко обнимает, целует в висок. Они похожи, только Виктория чуточку стремительней, чуточку тоньше, и лицо ее с глубоко вырезанными, раздувающимися ноздрями много строже, чем у матери.
Поцеловав дочь, Полина Васильевна, не отпуская ее, пробегает взглядом по лицу Виктории. Хороша! Густой румянец, свежая кожа, фигура тонкая, гибкая, грудь высокая; очень хорош у нее нос - тонкий, с горбинкой, как у Григория, хотя Виктория мало похожа на отца. Хороша дочь, и говорить нечего!
А ведь Полине Васильевне поначалу было страшно: узнав о том, что не способна больше иметь детей, она мучилась, боялась, что из Виктории вырастет белоручка, неженка, эгоистка. Обладая твердым и решительным характером, Полина Васильевна заставляла себя быть с дочерью непреклонно строгой - не прощала лени, расхлябанности, требовала от Виктории во много раз больше, чем от других учеников. До шестнадцати лет не баловала ее нарядными платьями. Отец Виктории, Григорий Иванович, слишком мягкий, покладистый человек, и Полина Васильевна радовалась тому, что он, вечно занятый книгами, не вмешивается в воспитание дочери.
Да, в большой строгости воспитывала она дочь. Учила ее быть беспощадной к самой себе, вырабатывала волю, характер, заставляла по многу раз переделывать домашние задания, убирать и без того чистые комнаты, стирать для себя белье и платья, научила готовить обед, вышивать, ухаживать за садом. Когда Виктория была маленькой, она сама зазывала к ней в гости сверстниц-подруг, но с каждым годом подруг у Виктории становилось меньше, так как распорядок дня делался все строже: учеба, работа по дому, чтение. Книги для дочери Полина Васильевна выбирала сама.
Виктория училась хорошо, однако по литературе получала не больше четверки: учитель считал ее сочинения суховатыми и рассудочными. Полина Васильевна без особого беспокойства разделяла его мнение - да, в сочинениях не было душевных слов, зато она находила в них ум, знание дела.
Виктория вела большую общественную работу. Ее выбрали членом учкома, она много времени отдавала выпуску стенной газеты, отлично стреляла из мелкокалиберной винтовки, была второразрядницей по прыжкам в длину.
Уже в восьмом классе Виктория выделялась своей требовательностью, своим твердым характером. Она терпеть не могла расхлябанных, недисциплинированных ребят, презирала их.
В девятом классе Виктория стала совсем взрослой. Мать тогда назначили директором школы, и она стала меньше заниматься дочерью - была вполне спокойна за нее, и в кругу учителей уже поговаривали, что не страшно иметь и одного ребенка, если воспитывать его как следует. После девятилетки Виктория, не колеблясь, пошла работать на промысел, сказав Полине Васильевне, что в Карташеве выбирать не из чего, а два года отработать надо, и она постарается перед поступлением в институт хорошо проявить себя на производстве. Полина Васильевна не могла скрыть своей гордости за дочь: уж ей-то было известно, как порой трудно, с какими терзаниями идут на производство молодые люди. У ее дочери ни терзаний, ни разочарования не было. Не колебалась Виктория и при выборе профессии, еще в шестом классе решив: станет врачом. Станет потому, что врачи нужны, необходимы, что они делают большое дело. И она уверенно шла к институту.
До сего дня у Полины Васильевны не было причин для беспокойства о дочери. Внимательно оглядев ее и порадовавшись, что она так красива, Полина Васильевна еще раз нежно прижала дочь к себе.
- Кто же приходил, мамочка? -спросила Виктория. Полина Васильевна отпустила дочь, показав рукой на стул.
- Садись, поговорим, Виктория.
- Я слушаю, мамуся!
- Приходил Верхоланцев. Я сказала ему, что тебя нет дома.
- Но я же дома! - Виктория глядит на мать широко открытыми глазами. Выходит... Выходит, ты солгала! А ведь сама меня учила никогда не лгать. Что с тобой, мамочка?
- Ты же сказала, что не хочешь больше видеть его.
- Да, но нужно было бы сказать об этом Верхоланцеву прямо. Как ты могла поступить так, мамочка?
- У меня не хватило духу! - откровенно сознается Полина Васильевна, наблюдая за дочерью. - Потом... потом я думаю, что проступок Степана не так уж страшен, как тебе кажется. Мне думается, что он искренний и честный парень.
- Мама, между нами все кончено! - говорит Виктория, покачивая ногой и глядя на носок туфли. -Все кончено!
Полина Васильевна молчит. Да, дочь резка, определенна, решительна, Полина Васильевна сама воспитывала в ней это. Ей, Полине Васильевне, больше всего неприятны люди, в которых нет определенности. Она всегда говорила, что человек прежде всего должен быть четким, определенным. И у человека должна быть вол ч; вот это, пожалуй, главное. Сильная воля.
Полина Васильевна предполагает, что Верхоланцеву не хватает выработанной упражнениями воли. Случай со стрежевым неводом, странные, в общем-то, отношения с этой Колотовкиной, сегодняшний приход к Виктории - все это немного настораживает. Ей хотелось бы, чтобы будущий муж дочери был более волевым, более сдержанным. Она не одобряет поступка Верхоланцева, прибежавшего к Виктории мириться. Степану надо было бы проявить выдержку, добиться, чтобы Виктория поняла ошибку и сама бы пришла мириться. Мужчиной надо быть!
Но Полина Васильевна понимает, конечно, что в отношениях Верхоланцева и Колотовкиной нет ничего обидного для дочери, и она уверена, что Степан искренне и горячо любит Викторию, - и вообще он неплохой парень. Недаром учителя ее школы хорошо отзываются о нем, а преподаватель литературы говорит, что у Степана чистая, возвышенная душа. Это тот самый преподаватель, который считает суховатыми сочинения Виктории.
- Ты все хорошо обдумала, Виктория? - спрашивает Полина Васильевна, обнимая рукой дочь. - В твоем возрасте иногда нужно менять решения.
- Я стараюсь не менять своих решений, - прищуриваясь, отвечает дочь. Ты сама меня учила этому.
- Да, учила... - отвечает Полина Васильевна. - Но мне кажется, что эти... отношения с Колотовкиной - мелочь. Они дружны с детства, соседи. Об этом стоит подумать, Виктория!
- Мама, ты учила меня быть твердой!
- Да, да... - машинально произносит Полина Васильевна.
Да, она учила... А все-таки Степан ей нравится - о его семье в поселке отзываются тепло, уважительно; сам Лука Лукич Верхоланцев - один из тех людей, мнение которых дорого для нее.
Только сейчас Полина Васильевна понимает, что, открыв дверь Степану, она немного оробела. Пригласить юношу в дом она не могла потому, что боялась - Виктория наговорит бог знает что, а сказать, что дочь не хочет видеть Степана, у нее и на самом деле не хватило духа. Поэтому Полине Васильевне сейчас неловко и перед дочерью и перед собой за эту невольную ложь.
- Ты хорошо все обдумала, дочь? - спрашивает она.
- Да! - твердо отвечает Виктория. - Давай говорить начистоту, мама!
- А как же еще?! - удивляется Полина Васильевна. - Разве мы с тобой говорим не откровенно?
- Откровенно, мама! - успокаивает ее Виктория, поправляя оборки халата - приглаживает их пальцами, чтобы не топорщились. - Мы с тобой говорим откровенно, но ведь есть такие вещи, о которых даже между матерью и дочерью откровенно говорить не принято.
- Например? - скрывая беспокойство, спрашивает Полина Васильевна. - Я не знаю таких вещей! Ты имеешь в виду любовь, отношения между девушкой и юношей?
- Нет, мама, это тебя может не беспокоить. Я имею в виду другое.
- Что же, Виктория? Говори!