— А кто в нем будет жить?
— Ты, папа и я.
— В целом городе только три человека? Так не бывает.
— Бывает, Зямочка. В мире есть удивительные города.
Сырые деревяшки едва скрипят под ногами. Снежинки? Дождинки? Мелкие капельки. Дрожат, дрожат. Или это люди. Или деревья. Бритый мальчишка с маленьким чубчиком смешно чихает и долго неуклюже вытирает нос рукавом фуфайки. Какая грустная мелодия. Вальс. Где-то далеко-далеко. Тихо-тихо. Небо плачет. Скрипка плачет. Скрипка? Да. Это скрипка. Откуда? Иду по деревянной мостовой. Иду, как завороженная. Я ищу начало музыки. Зачем? Не знаю. Опаздываю на работу. Иду совсем в другую сторону. Правильно! Правильно! Мелодия звучит громче, громче. Ничего не чувствую. Снега, дождя, листьев. Только музыку…
— Гриша!
Я кричу страшно, пронзительно. Он сидит около мятника Ленина.
— Гриша!
— Рахиль, родная! Ты пришла ко мне на свидание. Я знал, я знал, что ты придешь. Я верил! Каждый день верил. Все пять лет.
Прижимаюсь к его горячей щеке. Жар! У него жар.
— Гриша! Гришенька, что с тобой? Ты болен?
— Это пустяки. Это все пустяки. Я встретил тебя! Где Зямочка? Наш Зямочка? Он жив?
— Да! Да! Он рядом. Он дома.
Зямочка смущенно смотрит на Гришу.
— Ты кто?
— Я? Я… твой папа.
— Папа! Папочка! Ты вернулся! Ты построил все города и вернулся! Теперь мы будем строить наш волшебный город. Для тебя, меня и мамы.
Гришины худые руки обнимают крепкие мальчишечьи плечи…
Ночью я выхожу из дома. Я копаю мокрую осеннюю землю. Черную, мягкую, снежную. Я кладу в нее деревянную узорную шкатулку. Это могилка для писем Лазаря. Разве можно хоронить письма? Их надо сжигать. Нет! Я скажу Грише. Потом, позже, когда он окрепнет, поправится. Я скажу правду. Он поймет. Бросаю черные комья на деревянную крышку. Что-то страшно знакомое, жуткое вспыхивает в моем сознании. Развороченные вагоны. Шпалы. «Сегодня май и ты моя!» Где ты, Лазарь? Господи! Что же будет?
В комнате жарко. Гришу знобит. Я много топлю. Мы лепим пельмени. Бабушка Варвара, Гриша, я и Зямочка. Завтра Новый год.
— Мамочка, надо сделать счастливый пельмень.
— А с чем?
— Корочку положи.
— Нет, лучше зубочек чеснока.
Настоящие послевоенные пельмени. Белое тесто. I Красный фарш из трех сортов: говядина, баранина и гусь. Бабушка Варвара принесла его в честь праздника. Я сделала Зямочке из перьев костюм индейца. Гриша раскрасил их чернилами и марганцовкой.
— Мамочка! А мне попадется счастливый пельмень?
— Не знаю. Кто счастливый, тому и попадется.
— А я буду много-много наедаться, и мне попадется.
— Правильно.
— Папа, а тебе когда-нибудь попадался счастливый пельмень?
— Нет.
— Бедненький. А мне всегда попадается. И в том году, и в позатом, и в позапозатом. Знаешь, что нужно сделать, если попадется? Желание загадать.
— Думаешь, сбудется?
— У меня всегда сбывается. Мамочка, я придумал, давай сделаем четыре счастливых пельменя: для тебя, для меня, для папы и для бабушки Варвары, чтобы у всех желания сбылись.
— Давай. Только знаешь, все эти пельмени могут оказаться у одного человека.
Зямочка кладет голову на руки. Задумывается. Господи! Как он похож на Лазаря. Он даже голову также клал на руки, когда задумывался. Отчего это происходит? Одинаковая внешность, походка, движения. Словно один и тот же человек с разницей в двадцать семь лет.
— Я придумал! Если мне попадется первый пельмень, я его съем, а второй отдам тебе, а третий — папе, а четвертый — бабушке Варваре, а пятый — Кузьме.
— Коту-то зачем пельмень с чесноком?
— У Кузьмы тоже есть новогоднее желание.
Желтые прозрачные капли бараньего жира плавают в горячем молоке. Пахнет лекарствами, кислым тестом, влажным козьим пухом. Гриша пьет горячее молоко. У него опять обострение туберкулеза. Ему невкусно. Он морщится, отставляет стакан.
— Гришенька, ну что ты, как ребенок. Выпей залпом.
— Пусть чуть остынет. Иди сюда. Иди ко мне.
Подхожу. Сажусь рядом.
— Рахиль, ты… ты такая красивая, как царица Эстер.
Ты стала еще красивее за эти годы. Рахиля… ты… ты не бросишь меня?
— Почему? Почему ты подумал об этом?
— Не знаю… Мне сегодня снилась Польша. Я кружил, кружил тебя на руках. Помнишь нашу сосну над обрывом? Сосну с двойным стволом. Такую странную сосну, как будто двое влюбленных.
— Ой! Гришенька! Мне же надо сбегать на работу в ателье. Я совсем забыла. В три часа привезут сосны.
Дома поставим. Нарядим.