Конечно, в Далласе не бывало заключенных, так что этот костюм, наверное, был новым. Швы не поддавались. Придется найти, чем их разрезать.
К счастью для меня, пластик на передней панели автомата Супер был выгнут настолько, что мог треснуть. Я врезалась пяткой в его середину — один резкий удар, который я использовала, когда Билл был полон, но мне нужно было проехать еще три квартала. Он оставил в логотипе дыру размером с фут и отломил несколько пластиковых осколков.
Один из них выглядел идеально: достаточно длинный, чтобы расширить досягаемость, и достаточно острый, чтобы разорвать швы. Я протянула руку, чтобы взять его, и ощутила жгучий солнечный свет на тыльной стороне своих ладоней. За пластиковой крышкой находилась паутина пронизанных кристаллами нитей, каждая из которых пульсировала горячей чистой солнечной энергией.
Я не была против такой жары. Глядя на сине-белые вены, светящиеся внутри их нитей, я могла думать только о том, что произойдет, если я порву одну из этих нитей. Если я выпущу эту энергию…
Нет.
Сосредоточься, Шарли.
Я вытащила нужный мне осколок из разбитой поверхности автомата. Его кончик был достаточно острым, чтобы прорвать нить практически без усилий — мне повезло, потому что я не могла бы приложить еще больше усилий.
Плечи были самыми труднодоступными швами. Как только я их порвала, дальше все было просто: я оторвала штанины, аккуратно разрезала пуговицы, а затем зубами стянула рукава до манжет. Я спустила штанины до носков и заерзала, выгибаясь, как жук на спине, чтобы выбраться из оболочки.
Это выглядело глупо. Будто кто-то прицепил грузовик к задней части моего костюма и поехал. Но мне было все равно: я получила тридцатисекундный порыв прохлады, который дал мне достаточно сил, чтобы сообразить, что где-то здесь должен быть кондиционер.
Торговые автоматы были недешевы в обслуживании — я знала, потому что Говард чуть не сорвался, когда Ральф сломал автомат в Страшной гряде. Любой, кто хоть что-то знал о машинах, знал, что они плохо работали при экстремальных температурах, жарких или холодных. И то, что сейчас происходило внутри машины, было экстремально.
Полиция ни в коем случае не бросила бы автомат там, где не было прохлады.
Несмотря на то, что мои распухшие пальцы с каждой минутой теряли чувствительность, мне не понадобилось много времени, чтобы найти элементы управления кондиционером. Они были встроены в стену за маленькой тонкой металлической дверью с плоской ручкой с правой стороны. Я повернула руки, пока не смогла просунуть пальцы под ручку. Потом потянула.
Ничего.
Ручка щелкала, и я слышала, как защелка выдвинулась из гнезда, но дверь не открылась. Даже когда я отклонилась и навалилась всем своим весом, ничего не произошло. Будто рама была слишком тугой или петли заржавели…
Или кто-то заварил отверстие.
Именно это и произошло. Я провела пальцами по правой стороне двери и ощутила свежие следы сварки, идущие сверху вниз. С другой стороны я нашла три торчащие петли. Вот и все — я никак не могла его открыть.
Говард, должно быть, сказал полиции, что мне нельзя доверять управление. Вероятно, он рассказал, как я использовала бы их, чтобы разорвать всех на куски, хотя компонент, который мне нужно было бы перегрузить, находился вверху шахты и за доской, для открытия которой требовался специальный инструмент.
Мне конец.
Голова гудела, а в горле так пересохло, что я кашляла минимум три раза между каждым вдохом. Я врезалась в заднюю часть машины и провела руками по темному полу, пока не нашла бутылку сока. Прежде чем я успела до нее добраться, машина начала трястись. Она раскачивалась, будто ползла по ряду канав, и бутылка отлетела.
Я долго гонялась за ней по каждому сантиметру пола. В конце концов, я бросилась на нее, просто чтобы она остановилась. Синяк, который я уже чувствовала на своем бедре, стоил затраченных усилий. Я сунула бутылку между коленями и старательно открутила крышку.
Когда я, наконец, поднесла ее к губам, я поняла, что что-то было не так. Внутри бутылки ничего не болталось. Содержимое ощущалось как твердая масса. Я так хотела пить, что решила игнорировать предупредительные сигналы, которые моя голова доносила до языка. Я наклонила бутылку назад и, хотя чувствовала, как через горлышко сочилась теплая струйка, я не остановилась.
Только после того, как эти кусочки просочились сквозь сморщенную кожу моего языка, я все выплюнула.
СуперСок, должно быть, свернулся на жаре. Теперь он стал прогорклым. На вкус он был похож на запах гниющей мыши — и этот вкус въелся в трещинки моего рта, как клей. Я не могла от этого избавиться. Даже после того, как я выплюнула все на пол, этот вкус остался.
Во мне не хватало жидкости, чтобы меня стошнило, поэтому я упала на четвереньки и дрожала до тех пор, пока не кончились силы. Пока мышцы не заболели. Я могла либо привыкнуть к тому, что у меня во рту дерьмовый вкус, либо от усталости не обращать на это внимание.
Мне нужно было прекратить.
Я свернулась на горячем полу и надеялась, что призрак вытечет из меня прежде, чем я проснусь…
— Добрый день, преступник, задержанный полицейским управлением Далласа. Сейчас 12 часов дня. Пора обедать!
Два предмета с силой врезались в щель торгового автомата. Я игнорировала этот звук и пыталась цепляться за полусон, в который я впала — этот сон мог, я была почти уверена, убить меня, если я позволю ему. Но сила падения сотрясла сломанную пластиковую переднюю часть торгового автомата. Это было достаточно громко и достаточно долго, чтобы нарушить мою концентрацию.
Ну, если я собиралась жить, то я могла бы и выпить.
Я усвоила урок: не было смысла пытаться нормировать СуперСок. Мне нужно было получить всю жидкость, которую я могла, сейчас, чтобы я могла потеть позже. Машина также уронила тюбик SuperQuik на обед. Закончив глотать сок, я наклонила трубку и выдавила все это в горло.
Это со вкусом курицы бок-бок, обычно я не против, но на вкус этот тюбик был больше похож на бок-бок, чем на курицу. Может, так было у меня. Мой язык был настолько травмирован, что я не думала, что он мог отличить плитку от ковра в этот момент. Поэтому я не придала этому большого значения.
Должно быть, я была голоднее, чем думала. Примерно через тридцать секунд после того, как еда попала в мой желудок, я ощутила поток энергии, пронизывающий все мое тело. Все казалось проще. Ничто не казалось безнадежным. Я вскочила на ноги и начала пробираться по машине в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь мне проникнуть в органы управления кондиционером.
Корпус динамика был приварен по всему периметру, а торговый автомат привинчен к полу. Я могла бы открутить болты, если бы у меня был нужный инструмент. А у меня его не было, а машина была так плотно прижата к стене, что я не могла просунуть за нее руки.
Я обыскала темные углы по обе стороны от автомата, мой ботинок наткнулся на что-то твердое. Это пятигаллонное ведро — такое я использовала для мыльной воды, когда нужно было помыть Билла. Я не знала, зачем внутри броненосца было ведро, но я не жаловалась. Я приподняла крышку и пошарила внутри, надеясь, что там мог быть какой-нибудь металлолом или хотя бы пара винтов, катающихся по дну.
Но нет.
Единственные съемные вещи, которые я нашла в машине, — это были ремни, удерживающие ведро на месте: полуэластичные шнуры с овальными головками. Эти овалы превратились в букву «С», когда я нажала на них по бокам, при этом один край загнулся к центру на крошечном шарнире. Я не была уверена, что мне принесут пользу пара ремней, но это было все, что я успела найти.
Мой язык покрылся коркой, и голова снова гудела. Пот тек непрекращающимся потоком, и моя рана не могла высохнуть. Ничто из того, что я делала, не облегчало обожженную кожу. Мне казалось, что у меня было два сердца: одно стучало между ребрами, а другое болезненно пульсировало в середине спины.
Тот небольшой заряд энергии, который я получила от еды, ушел. У меня кружилась голова, а желудок предупредил, что он был ужасно пуст — куда сильнее, чем был раньше. Я вытянула ремни на свет и на секунду села, чтобы подумать и отдышаться.
Три минуты спустя мой кишечник пылал.
— Ах! Какого черта …? — я прижала наручники к животу, морщась от боли. Это было знакомое ощущение, но я не ожидала, что буду ощущать его еще как минимум пять часов. И я не ожидала, что почувствую это так… агрессивно.
Что-то было не так с этим SuperQuik. Я знала, что он был невкусным. Я наклонилась и схватила выброшенный тюбик. Мне пришлось раздавить его пяткой, чтобы разгладить этикетку настолько, чтобы можно было прочесть мелкий шрифт:
Оставайтесь СУПЕР-энергичными с рационами выживания SuperQuik — вкусным средством со вкусом еды, наполненным специальными ферментами, разработанными для поддержания сытости в течение нескольких дней! Так что не проголодайся, будь СУПЕР!
Когда я перевернула тюбик, чтобы прочитать информацию о пищевой ценности, напечатанную на обороте, я увидела, что в одном тюбике было тридцать восемь порций — тридцать восемь порций. Это означало, что я только что проглотила эквивалент почти сорока приемов пищи за один присест.
— О… Боже… Боже, — простонала я.
И вот шла расплата.
Теперь я поняла назначение пустого ведра. Ужасная, отвратительная, унизительная цель. Я жалела, что сняла его с ремней, потому что теперь я должна была ковылять за ним, сжавшись, а оно укатилось к задней части машины.
Как только я, наконец, взяла ведро, у меня не осталось времени, чтобы пристегнуть его обратно. Времени едва хватило, чтобы перевернуть его и снять крышку, прежде чем начался ад.
Меня немного утешало знание того, что полиция не слышала, что происходило внутри броненосца. Если я собиралась умереть вот так, выпустив месячный запас еды с тонкостью грузовика, вылетающего из окна седьмого этажа, то я хотела бы, по крайней мере, умереть с осознанием того, что никто этого не слышал.
Я бы предпочла, чтобы позже они просто нашли мою вывернутую наизнанку оболочку тела и удивились, что, черт возьми, произошло.