Она провела рукой по кудрям и сказала:
— Некоторые женщины сбривают свои волосы до нуля. Но я просто не могу заставить себя сделать это — и, кроме того, мне нравится, как это выглядит.
Мне тоже это нравилось. Когда я впервые увидела это, я была немного шокирована: все женщины в Далласе были с распущенными длинными волосами. Я никогда не видела женщину с такой короткой стрижкой, как у Анны. Но мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы мне это стало нравиться.
— Не знаю, смогла бы я носить свою так, — неуверенно сказала я, потянув за конец косы.
— Тогда тебе нужно получить шляпу. Скрути ее и заправь вот так… — Анна протянула руку и перекинула мою косу на макушку, — так они подумают, что у тебя короткие волосы.
— О, — кожу головы так сильно покалывало, что я едва могла сосредоточиться. — Им нравятся длинные, да?
— Боже, они не могут насытиться этим. Чем длиннее, тем лучше — не знаю, почему. Но как только ты узнаешь, что им нравится, их довольно легко сбить с толку, — Анна убрала руку и постучала по бандане. — Тебе тоже следует приобрести такую — чтобы прикрыть лицо. И всегда старайся носить что-то громоздкое, если можешь. Думаю, это ты уже сделала, — она игриво дернула за мой полосатый комбинезон, — это чертовски уродливо.
Огонь догорел до такой степени, что от него исходило больше жара, чем пламени — наверное, поэтому у Анны была расстегнута зеленая куртка. Серая рубашка под ней была далеко не громоздкой.
Мы продолжили болтать о жизни, и я заметила, что она корчила гримасы, когда говорила. Мой взгляд притягивало к ее губам, когда она улыбалась, и к ее бровям, когда она говорила что-то серьезное. Время от времени, прямо перед тем, как рассмеяться, она морщила нос и усмехалась.
Я не могла не задаться вопросом, похожа ли я была на Анну, когда говорила. Интересно, двигалось ли мое лицо, как ее, и не поэтому ли Нормалы съеживались каждый раз, когда видели это. Потому что если это было так, то я не понимала, почему они считали это таким отвратительным.
Я думала, что это было… мило.
— Вы слышали, что случилось с Брендоном? — внезапно сказал Джон Марк.
Голос у него был легкий, будто он говорил о погоде. Но яркие части его глаз блестели, как ножи, скользя взглядом по Уолтеру.
— Нет, что случилось с Брендоном? — Уолтер не смотрел на меня и не вздрагивал. Он был так удивлен, что мне было трудно поверить, что он был невиновен.
— Сам себя убил.
— Нет.
Мурашки поползли под моей кожей, пока я пыталась держать лицо ровным, сидеть спокойно. Настроение вокруг лагеря потемнело, как небо над нами, и я не могла не задаться вопросом, знали ли рейнджеры, что произошло. Может, я просто воображала, но мне казалось, что Анна прижималась ко мне намного сильнее, чем раньше.
Будто она думала, что я могла сорваться и сбежать.
— Да, кто-то поджег весь его лагерь — сжег его и нескольких его людей заживо. Уничтожили их припасы за год. Теперь остальным падам нужны ответы, — Джон Марк сломал палкой пальцами и бросил кусок в пламя. — Некоторые из них думают, что это мог сделать ты, Уолтер.
Он смотрел на Джона Марка так, будто только что почувствовал, как паук заполз ему в штаны.
— Мне? На кой черт мне идти за Брендоном?
— Что-то об игре в карты и коробке варенья.
— Ну да, он неплохо меня обманывал, — фыркнул Уолтер, — но меня обманывали и раньше, и я никого не обидел за это.
— Я так и сказал, — кивнул Джон Марк. — Я знал Уолтера пятнадцать лет и никогда не видел, чтобы он стрелял на поражение. Но они все еще злы, черт возьми. Некоторые из них хотят довести дело до Хэма. Так что я должен спросить прямо: ты убил Брендона?
— Неа. Я не прикасался к нему. Даже близко не подходил, — сказал Уолтер. И это была абсолютная правда.
Он не убивал Брендона.
Я это сделала.
Но никто не думал меня спрашивать — слава богу, — потому что я не знала, умела ли я лгать так же хорошо, как Уолтер.
Еще через мгновение Джон Марк снова выглядел счастливым.
— Да, я так и думал. Впрочем, встретиться с падами все же не помешает. Постарайся сгладить ситуацию. Харви говорил, что в следующий четверг они будут в старом отеле.
— Ну, нам просто нужно зайти и покричать, — сказал Уолтер. Затем он хлопнул себя по жилетке. — Хочешь попробовать синюю?
— Конечно, но я выпью свою порцию виски. Может, на этот раз я не упаду и не разобью себе голову.
Оба мужчины хохотали, будто это была самая смешная вещь, которую они когда-либо слышали. Затем Джон Марк выхватил из рюкзака бутылку и пошел за Уолтером к деревьям. Я не знала, почему они уходили каждый раз, когда что-то брали. Не то чтобы мы не знали, что они делали.
— Да, я не люблю таблетки, — сказала Анна, когда я указала на это. — Они заставляют меня чувствовать себя отвратительно. Я лучше просто покурю.
— Курю?
— Ага, — она улыбнулась от моего замешательства. — Вот, я покажу тебе.
Анна вытащила из переднего кармана куртки маленькую металлическую трубку. Внутри трубки было спрятано несколько тонких квадратов бумаги, наполовину обернутых вокруг чего-то, похожего на пучок сухих, крошащихся листьев.
— Это не табак, да? — спросила я.
— Ммм, не совсем, — сказала она с ухмылкой.
Она вытащила один из бумажных квадратов и насыпала толстую линию листьев посередине. Затем она плотно свернула его, стараясь не допустить, чтобы крошки выпали из концов. Потом она склеила бумагу.
Я смотрела, как она скользила языком по складке, полностью поглощенная потоком странных, новых мыслей.
Анна не Нормал. Если бы это было так, то она бы знала, что невежливо вот так высовывать язык. Мне бы никогда не пришлось увидеть, как она это делала. Мне никогда не пришлось бы решать, как к этому относиться, или пытаться выразить эти чувства словами. Но вот я балансировала между волнением и обидой… и наслаждаюсь каждой секундой.
То, что делала Анна — то, как она использовала свой язык, как дергались ее пальцы, когда она пыталась удержать бумагу, — это было ненормально. Не точно. Не идеально. Но очень красиво.
Но я все еще могла смотреть на это весь день.
— Вот. Видишь? — она покрутила свернутую бумагу между пальцами. — Красиво и плотно. Теперь нам осталось его зажечь.
Она держала бумагу между губами и взяла наполовину обгоревшую палку с края костра. Пламя, вырывающееся из угольков, быстро охватило бумагу; с его конца ленивым потоком вылетал дым.
Анна закрыла глаза и сделала глубокий вдох, сморщив рот вокруг самокрутки. Когда она, наконец, выдохнула, из обеих ее ноздрей вырвался белый дым. Он танцевал на ее губах и вниз по подбородку, наполняя воздух вокруг нас странным ароматным туманом.
— Хорошо, теперь твоя очередь.
Я взяла самокрутку осторожно.