Фотограф опять вспомнил о своих аппаратах.
- Зачем это нужно? - негромко спросил я у Феликса, давая понять, что не одобряю шумихи вокруг своего имени, и уж во всяком случае здесь, в родном городе.
- Я понимаю... Что делать? - Феликс развел руками. - Задание редакции. Сделаем небольшой материал, буквально из десяти строк, что-то вроде интервью, и на этом кончим.
Ведомые Аликом, мы уже направлялись к машинам - черной "Волге" и ядовито-зеленому "Москвичу".
- Я всего на пару дней... хочется с вами побыть... без официальностей... И чтобы поменьше народу знало.
- Знать-то уже все знают и без газеты, - рассмеялся Феликс. - Ты что, забыл, куда приехал? Садись...
Мы вчетвером сели в "Волгу", а фотографа отправили на "Москвиче".
- Ну ничего, мы тебя в таком месте поместим, что даже при большом желании найти будет трудно, - заверил меня Феликс.
- Где это?
- На гребной, у Эльхана. Когда ты приезжал прошлый раз, она только строилась...
- Там отлично, - наконец и Рамиз произнес какие-то слова.
Я обернулся. Доброе, благородное лицо Рамиза с седеющими уже и тщательно зачесанными назад висками не выражало ничего, кроме радости по поводу моего приезда. Даже намека на обиду не ощущалось. Но я-то знал, что обида есть и вина моя несомненна...
- Здесь тебе полностью гарантированы покой и изоляция, - заверил Феликс, когда старичок охранник сомкнул за машиной невысокие, сваренные из труб ворота гребной базы. - Посторонних сюда не пускают, а гребцы народ не надоедливый...
И тут, как бы специально, чтобы опровергнуть Феликса, из-за угла центрального корпуса, к которому мы двигались, появилась полная, ярко одетая женщина, в туфлях на высоких каблуках, а за ней еще более толстый мальчик в очках и с портфелем. Уже позже я разглядел, что ощущение яркости в ее одежде вызвано главным образом трикотажной кофтой, пестрой от надписей, призывающих к миру и дружбе. Но в первую минуту все возможности восприятия были подавлены потоком слов, которые женщина на меня обрушила, одновременно выталкивая вперед очкастого мальчика. Коллективные попытки Феликса, Рамиза и Алика остановить ее остались незамеченными. Колыхание сливающегося с шеей подбородка перебрасывалось на взволнованную грудь, родинки на которой кидало вверх и вниз, как лодочки в безбрежных и белых от пены волнах океана.
Она говорила безостановочно, часто облизывая губы оранжево-красным языком: необходима незамедлительная помощь ее мальчику-вундеркинду с невероятными математическими способностями - и кто же, как не я, такой знаменитый, всеми уважаемый человек, может и должен оказать помощь юному дарованию! Рекомендательное письмо на мехмат Московского университета, где мечтает продолжить образование мальчик, перескочив через три класса школы, - вот что требовалось на данном этапе. И конечно же общение: хотя бы несколько бесед с чудо-мальчиком, жаждущим поведать свои идеи и замыслы понимающему человеку. В этом городе бедняжка всех перерос и настрадался по интеллигентному общению на своем уровне. Нужен человек, способный оценить то, что мальчиком уже сделано.
- Потом, попозже... - Феликс выхватил из рук вундеркинда толстую тетрадь, которую тот успел вытащить из портфеля, пока мать о нем говорила.
- Дифференциальные уравнения с частными производными... - сказал вундеркинд гордо. - Функциональный подход...
Эти непонятные женщине слова возбудили ее еще больше:
- Умоляю вас. Вы должны ознакомиться. Он такой умница! Вы получите огромное удовольствие! Гарантирую.
- Хорошо, хорошо... - Ознакомимся. - Размахивая тетрадью, Феликс слегка потеснил женщину, и нам удалось вступить на лестницу, ведущую к входу в корпус.
В двухкомнатном "люксе" было холодно - вовсю работали кондиционеры.
Алик, поставив чемодан, бросился их выключать. В одной комнате стояло пианино, в другой рядом с телефоном красовался кассетный магнитофон.
- Ну как номерок? - спросил Рамиз. - Не хуже, чем в Москве?
- Отличный.
- Простудиться можно. - Алик, выключив оба кондиционера, аккуратно повесил пиджак с медалью в платяной шкаф. - Тут чьи-то вещи, - удивленно переглянулся он с Рамизом.
- Это, наверное, Октая, - объяснил появившийся в этот момент Феликс, швырнув на стол тетрадь вундеркинда, он со вздохом облегчения опустился на диван. - Что вы стоите? Садитесь.
Я подошел к шкафу: на одной из вешалок висел коричневый костюм, под ним стоял довольно большой чемодан.
- Да, это Октая... - подтвердил Алик. - Опять с Нелли поругался.
- Он тебе не помешает. Тут номеров много... Пива выпьем? - Рамиз полез в холодильник.
- Может пойдем в котельную? - предложил Алик. - Я для тебя раков наловил... Варятся там.
- Да успеем еще, - поморщился Феликс, - дай отдышаться. Жарко там...
- Я могу сюда принести.
- Давай тащи...
Алик побежал за раками. Рамиз извлек из холодильника несколько бутылок, жареную рыбу, нарезал хлеб. и мы сели за стол...
Через десять минут возникло ощущение, что я никуда отсюда не уезжал и никогда с ребятами не расставался. Но длилось это недолго - вслед за Аликом, тащившим ведро отборных раков и чем-то очень огорченным, что было ясно видно по его лицу, в дверях появился Октай.
От раков шел возбуждающий укропный запах, но никто и не подумал к ним притронуться, так озадачили всех слова, произнесенные Октаем еще с порога:
- Обязательно скажу! Кто-то же должен брать на себя грязную работу... - Он сделал вид, что не заметил протянутой ему руки. - За глаза жаловаться и осуждать легко. А что же никто в лицо ему правду не скажет?
- Перестань, - привстал с дивана Феликс.
- Это мне перестать? Да вспомните, что вы о нем говорили! А стоило ему приехать, сразу же растаяли?!
- Не время сейчас, Октай, - это опять сказал Феликс; Рамиз и Алик молчали, уткнувшись взглядами в ведро с раками.
- А кто определил это время? Правду или говорят сразу, или никогда не говорят. Мне это меньше всех нужно. Но кто-то же должен высказать ему то, что мы о нем думаем? Или уже нет у вас никаких обид и никого из вас он не предал? - Тут он выдержал паузу, подчеркивая справедливость высказанных упреков, и продолжил; теперь его речь была обращена только ко мне.
Прервать его не было никакой возможности - нечем заплатить по этому длинному счету. Наверное, еще более обидному из-за того, что за минувшие годы я не сделал ни одной попытки как-то смягчить, загладить вину...
Почему, например, я зазнался, как только поступил в университет?! Неужели десять лет дружбы, и какой дружбы - последним делились друг с другом! - не стоили того, чтобы я хотя бы раз в год вспоминал о них?!
А как я с собственной матерью поступил? Буквально в могилу не успели опустить, а я уже смылся назад, в свою Москву, ни с кем ме попрощавшись. Всех званий и наград никто еще не получил; что это я так выслуживаюсь?! И почему от друзей прячусь? Можно подумать, они одолевали меня какими-то просьбами, даже адреса моего в Москве не знают.
А что, собственно, от меня требовалось? Неужели за три года нельзя было хотя бы простенькое надгробие матери поставить? И это при моих заработках! На машину же у меня деньги нашлись!
А как я бедного Рамиза обманул?! Не надо было обещать, если нет возможности, хотя при чем тут возможности, элементарная жадность всему причина, глупая жадность. И случай с Рамизом - лучшее тому доказательство. Максимум через год я получил бы назад эту тысячу рублей, которую попросил у меня Рамиз, но я пожадничал, испугался, не дал человеку поправить свои дела. Будь у кого-нибудь из них деньги, разве ко мне обратились бы? Что поделать, если только я получаю пятьсот рублей в месяц, сам же рассказывал...
Несомненно, список обвинений был бы продолжен и дальше, но дверь за его спиной вдруг распахнулась, ударив, и, видимо, больно, по отставленной назад ноге, и в комнату с профессиональной внезапностью ворвалась его жена Нелли. Родом из Риги, она меньше всего была похожа на латышку - темные, мелко вьющиеся жесткие волосы придавали ее смуглому пышногубому лицу негроидный вид.
Окинув подозрительным взглядом сидящих в комнате мужчин, подруга жизни Октая ринулась к шкафу - другого места, где могли спрятаться женщины, не было.
- Да нет здесь никого, - сказал Феликс, раньше других понявший цель ее налета.