- Двадцать пять.
- Когда вы познакомились?
- Полгода уже.
- А ты что, рассчитывал, что она двадцать пять лет сидела и ждала, когда появишься ты и сделаешь ей предложение? Она же живой человек все-таки...
- Слишком живой. - Алик мрачно вглядывался в фотографию.
- Пока не появилась эта фотография, у тебя были какие-либо сомнения?
- Нет.
- В таком случае считай, что ее не было. - Двумя решительными движениями я разорвал фотографию.
- У нее полно таких.
- Откуда знаешь?
- Сонька видела.
- Сделаешь с ними то же самое.
Он на мгновение задумался; взвесив что-то в уме, решительно замотал головой:
- Не получится. Сонька все равно разнесет по всему городу.
- Предупреди ее.
- Бесполезно. Она уже матери своей доложила. А ту никто не остановит.
- А с невестой своей ты хоть говорил?
- Нет.
- И что собираешься делать?
- Свадьбу отложить я не могу. Поздно... Придется подыскать какую-нибудь другую... другую невесту... - Алик встал. - У меня к тебе просьба: поговори с ней, объясни как-нибудь, - он показал на обрывки фотографии, - я не могу!.. Тут нужен авторитетный человек. Чтобы ей стыдно стало...
После ухода Алика я полистал тетрадь вундеркинда, исписанную страница за страницей непонятными формулами, и вышел во двор. Давно я уже не слышал такой тишины. Негромкий ровный рокот Куры только подчеркивал ее. Старик сторож предложил свежего чая, но я отказался и, поблагодарив, вышел на улицу.
Уже стемнело. При встрече с кем-нибудь можно было остаться неузнанным. Садами, мимо деревянных домов с черепичными крышами, сохранившихся только в этой, прибрежной части города, я вышел к подножию горы, к дому, где родился и вырос.
На калитке висел замок, собственноручно повешенный мною три года назад. Слабого вечернего света хватало, чтобы разглядеть небольшой, заросший сорной травой дворик и окно старенького домика, заколоченное в день моего торопливого отъезда... Я пошел дальше. Тремя кварталами ниже жил человек - единственный, кто мог помочь мне в создавшейся ситуации. Не бескорыстно, конечно... На альтруистические поступки он был не способен, это выяснилось еще в школе, когда он, учась в десятом классе, продавал нам, пятиклассникам, фотографии собственного производства по такой цене, что мы месяцами ходили у него в должниках.
Еще в школе он был совершенно седым и почти квадратным из-за очень коротких ног. Первый разряд по гимнастике все еще красовался на его груди рядом со значком победителя соцсоревнования. Уже начав с ним разговор, я вспомнил, что три года назад, когда я приезжал на похороны матери, он работал в торге. Он сам мне об этом сказал, когда вернулись с кладбища, отозвал меня в сторону и предложил продать ему дом. С соответствующими моменту скорбными интонациями, естественно...
От чая я наотрез отказался и сразу перешел к делу. Он и сам понимал, что визит мой к нему должен иметь веские основания, без особых причин я бы не стал искать с ним встречи: мы с детства недолюбливали друг друга...
Решение было принято еще в Москве, и, как ни трудно давалась мне первая фраза, я все же произнес ее, иного способа достать деньги не было.
- Ты мне говорил, что купил бы дом?
Он сразу же насторожился.
- Я говорил?
- Да, в день похорон.
Тогда я послал его к черту, и даже подальше, и этого он забыть не мог, как, впрочем, и о своем предложении: не так уж часто даже такие типы предлагают купить дом в день смерти владельца.
Он сделал вид, что ничего вспомнить не может.
- На похоронах? Что-то не могу припомнить... Я сам тебе сказал?
- Да, сам... Я еще обругал тебя.
- За что?
- На похоронах о таких вещах не говорят.
- Но мы уже вернулись с кладбища, по-моему?
- Вспомнил все-таки?
- Да что-то вроде было... Ну и что?
- Ничего особенного. - Каждый раз его туповатая хитрость вызывала во мне брезгливое раздражение. - Так хочешь ты купить дом или нет?
- Ты же тогда не согласился.
- А теперь, как видишь, согласен... Мне нужны деньги на дачу... - Я сказал первое, что пришло в голову, - он не отвязался бы, пока я что-нибудь не соврал.
- Под Москвой?
- Да.
- Отлично. А у тебя разве не было дачи?
- Была. Я перестраиваю.
- И сколько ты хочешь за дом?
- Я не знаю... Ты сам, по-моему, предлагал восемь тысяч...
- Правда?