- С восьми до девяти. Осталось несколько минут. Не волнуйся, сыночек, сейчас он выйдет.
Я прошел на цыпочках к столу, где под пепельницей лежала записка от ребят. "Куда ты пропал? Ждали до часу ночи. Утром не исчезай. В крайнем случае, сбор в пять часов вечера на базе. Свадьба в шесть. Готовь тосты - ты тамада".
Прочитав записку, я приблизился к двери и заглянул в замочную скважину: мать и сын стояли в конце коридора у единственной лестницы, перекрыв тем самым выход из корпуса...
Окно выходило на заднюю часть двора. Людей видно не было, рабочий день начинался позже. Поэтому, еще раз убедившись в том, что семейка отрезала всякую возможность покинуть базу нормальным способом, я влез на подоконник и, повиснув на руках, спрыгнул на свежевспаханную землю.
Времени у меня было в обрез. До встречи с Алей надо успеть получить деньги за дом, позвонить в Москву и осмотреть курятник Рамиза.
"Получить деньги! Получить деньги! Получить деньги!" Эта фраза билась во мне, пока я почти бегом добирался до дома победителя соцсоревнования. С кем и в чем он соревновался, интересно, и кого победил? Меня-то уж точно. Я отчетливо ощутил это, когда его жена, выйдя к калитке, заявила, что он недавно ушел.
- Как ушел?!
Рука непроизвольно потянулась к сердцу: со стороны могло показаться, что мне что-то понадобилось в левом внутреннем кармане пиджака.
Жена его, объясняя, что он ушел ненадолго и просил зайти попозже, внимательно следила за моей рукой, предполагая, что я ее вот-вот вытащу. Но так и не дождалась. Даже добравшись до почты, я не мог оторвать руку от груди, в глубине которой началось какое-то жжение, усиливающееся при каждом вздохе.
Назвав телефонный номер Стрижова, я опустился на скамейку, исписанную мужскими и женскими именами и датами их встреч, и просидел неподвижно до тех пор, пока мне не сказали, что номер не отвечает. В Москве было около восьми, так рано Стрижов уйти из дома не мог. Не исключено, что на ночь он отключил телефон, поэтому я попросил повторить разговор через час...
Постояв у могилы матери - холмика земли с временной железной табличкой, на которой черной краской были коряво выведены фамилия и инициалы, - я разыскал в дальнем углу кладбища каменщиков, тесавших надгробные плиты из бледно-серых скальных обломков. Выяснилось, что они могут начать работу в любой день и закончить в течение недели. Я выбрал самый красивый, как мне показалось, кусок скалы, и мы договорились, что к концу дня они получат окончательный ответ, когда можно начать работу.
Рамиз и Феликс появились на базе ровно в одиннадцать на редакционном газике. В номер к себе я подняться не мог, резонно предполагая, что на втором этаже меня подстерегают вундеркинд и его мамаша; во дворе стоять тоже не было смысла, в любую минуту семейка могла спуститься вниз. Поэтому я сидел в тени уличной чинары неподалеку от ворот базы. Здесь и застали меня ребята.
- Ты что здесь сидишь?
- Жду вас.
- А почему здесь?
- Там этот вундеркинд с мамашей. - Признание было сделано не без умысла.
- Да пошли ты их к черту, - рассердился Феликс. - А ты что, не успел просмотреть тетрадь?
- В этом-то и дело, что не успел...
- Так бы и сказал им. Пусть завтра придут.
- Как-то неудобно. Ну, поехали?
- Поехали.
- Из-за них я и деньги твои второпях не захватил, - пожаловался я Рамизу, когда мы достаточно отъехали от базы.
Он огорчился, конечно, но постарался, чтобы мы не заметили этoгo.
- Ничего... До вечера они подождут... - Он имел в виду своих кредиторов.
- Мы можем заехать по дороге на почту? - спросил я у Феликса. - Очень нужно поговорить с Москвой.
- Что же ты не сказал, я бы тебе прямо в номер заказал... Поверни к почте, - попросил он шофера, который тоже учился в нашей школе и уже тогда был знаменит своими рыбацкими способностями; особенно хорошо он бил рыбу острогой, чем и заслужил на всю жизнь кличку Убийца, совершенно не идущую к его редкоусому худенькому лицу. Он был каких-то сложных русско-немецко-армянских кровей, но, как и все жители нашего городка, прекрасно знал азербайджанский...
Сердце опять дало о себе знать, когда я поднял трубку телефона и услышал сквозь писк и шорохи помех голос московской телефонистки.
- Не отвечает ваш номер, - скороговоркой сообщила она. - Что будем делать?
- Подождите еще немного, девушка, очень прошу вас, не может быть, чтобы его не было дома...
И именно на этих моих словах Стрижов снял трубку.
- Алло, Стрижов, это я, Эдик! - Я так закричал, что Феликс и Рамиз, стоявшие у входа, удивленно оглянулись. Я убавил голос. - Получил?
- Да... - Он, видно, недавно проснулся.
- Прочитал?
- Да.
- Ну как?
- Нормально.
- То есть как нормально? Объясни подробней, пожалуйста.
- Парень с мозгами.
- А ты можешь ему помочь?
- Каким образом?
- Он приедет в Москву с матерью. Я дам твои координаты. Можно?
- Можно.
- Спасибо тебе огромное, Стрижов.
Уже дав отбой, я вспомнил о тетрадке. Но даже если бы Стрижов немедленно выслал ее по почте, раньше чем через неделю она бы не пришла. А раз так, то я и сам мог бы выслать ее дня через три. Но главное другое - теперь я смело мог сказать всем, что ознакомился с содержанием тетради и берусь помочь вундеркинду. Да не оскудеет талантами родная земля! Настроение мое значительно улучшилось. Одно дело, пусть не самое главное, было сделано.
- Поехали!..
Дворик Рамиза был забит истошно пищащими желтыми комочками.
Строительство курятника, очень походившего на обычный сарай, близилось к завершению. Пока Рамиз подбрасывал будущим курицам корм, Феликс улыбаясь давал пояснения:
- Разведение кур - самый нерентабельный бизнес. А говоря точнее, это совсем не бизнес - курица, пока вырастет, съедает корма ровно на ту сумму, которую можно получить потом при ее продаже. Заработать что-то можно только на яйцах, - тут Феликс развеселился окончательно и перешел на шепот, - но у него, бедняги, одни петухи, кур почти нет...
Вышедший из машины Убийца тоже захихикал.