- Нет.
Их просто трясло от беззвучного смеха.
- А почему ты ему не сказал?
- А зачем, пусть растит петушков для народа... Ему же главное при деле быть.
Подошел радостный Рамиз.
- Все в порядке. Хорошо, что заехали. Теперь до вечера будут сыты. Оглянувшись, он окинул нежным взглядом своих питомцев. - Нравятся? Правда, симпатичные?
-Очень... Поехали?
-Может, чайку выпьем?
Но я отказался: еще предстояло найти какой-нибудь предлог, чтобы распрощаться с ними до вечера.
-Может, попаримся? - предложил Феликс в машине. - Я свое сегодня уже отпахал. Банька затоплена...
Пришлось изобразить из себя эдакого чудака ученого, Эйнштейна на выезде.
- Никак не могу, ребята. Мне надо побыть одному... Пораскинуть мозгами...
Это заявление было принято с почтительным огорчением...
- Сбор в пять на базе, - напомнил Феликс, когда я вылез из машины. - Не опаздывай...
Ровно в двенадцать я был на Куре, в условленном месте. Али не было. Видимо, репетиция затянулась. Но когда минут десять первого вместо нее на мосту появился Октай, воинствующий вид которого отметал все надежды на случайность его появления, стало ясно, что произошли какие-то непредвиденные осложнения: кроме Али, никто не мог сказать ему о времени и месте нашей встречи, но что заставило ее так поступить? Вступать в какие-либо переговоры с этим правдолюбцем не имело никакого смысла, ни к чему бы хорошему это не привело. Только Аля могла все объяснить! Но где я мог ее найти?..
Во Дворец она не приходила. Очень приветливая моложавая сторожиха сказала, что никакой репетиции сегодня вообще не было, ребята подождали Алю и разошлись...
В общежитие я до наступления темноты пойти не решился, и так я вел себя слишком неконспиративно.
Конечно, странное исчезновение Али огорчило меня, но уверенность, что с ней в конце концов все уладится и объяснится, почему-то не покидала меня, когда я разыскивал ее; гораздо больше волновала затянувшаяся история с продажей дома...
На этот раз скупщик домов по дешевке оказался у себя. Но встретил меня с таким постным выражением лица, что стало ясно: мои старания пошли прахом!
- Подвели, - сказал он, - людям верить нельзя. Свои же деньги не отдают.
- Какие деньги? - Я полез в левый карман пиджака.
- Свои кровные дал ему на хранение, теперь голову мне морочит: сегодня приди, завтра приди. Собственные деньги получить не могу... - Он не понимал, почему я молча шарю в кармане, вместо того чтобы как-то выразить свое отношение к услышанному. - Мне же перед тобой неудобно, - сказал он после довольно долгого и тягостного молчания. - Если дело так пойдет, я только две смогу дать... Третью я никак не организую...
- А две есть?
- В шесть часов будут... - Он тоже полез во внутренний карман пиджака и вытащил сложенный вдвое лист бумаги. - Может, пока расписку напишем?..
Я повернулся и пошел к калитке. Не потому, что решил послать его к черту, - к сожалению, у меня не было такой возможности, слишком я от него зависел, просто мне нечего было сказать. Еле сдерживая слезы, я уходил к калитке, чтобы он их не увидел.
- Куда же ты? - Он догнал меня и схватил за рукав. - Детьми клянусь, в шесть деньги будут... Две тысячи, как договорились... Ты придешь?
Не глядя на него, я мотнул головой и вышел на улицу.
В просторной приемной на втором этаже приземистый парень в новенькой нейлоновой сорочке и черном галстуке заворачивал в плотную листовую бумагу какие-то книги, тремя большими кипами высящиеся перед ним на столе.
На меня он даже не посмотрел, а на довольно громкое "здравствуйте" ответил еле заметным движением головы.
Дверь в кабинет председателя была открыта, место за столом пустовало. Напротив располагался кабинет заместителя. Поинтересовавшись, будет ли председатель сегодня, я назвал его по фамилии, которую успел прочитать на табличке со сведениями о днях и часах приема посетителей.
- Неизвестно, - ответил парень, продолжая с профессиональной ловкостью заворачивать книги.
- Дело в том, что я завтра улетаю в Москву и мне нужно поговорить с товарищем Талышевым по очень важному вопросу.
Москва была ввернута специально, чтобы произвести впечатление, - не каждый же день, черт побери, приходят на прием москвичи! Но парень так и не взглянул на меня.
- Простите, - сделал я новую попытку привлечь его внимание, - а к кому я могу обратиться по интересующему меня вопросу.
- Не знаю.
- А вы его секретарь?
Тут он наконец бросил на меня короткий косой взгляд: слово "секретарь" ему не понравилось.
- Помощник.
- Очень хорошо... Я, собственно...
- Слушай, товарищ, имей совесть, - раздраженно прервал он меня, - ты видишь, я занят... Имей терпение...
Он заворачивал в бумагу по три книги, а всего их было штук двести. По самым скромным подсчетам, раньше чем через час он бы не освободился.
- Дорогой мой, - рассердился и я,-у меня нет столько времени. Неужели трудно ответить на простой вопрос?
Он не удостоил меня ответом; лоснящееся от пота лицо ничего, кроме крайнего внимания к заворачиваемым книгам, не выражало. Иногда он пошмыгивал носом.
-Я с тобой говорю! - шагнул я к столу. - Не слышишь, что ли?
Теперь я стоял совсем рядом с ним, ну просто в нескольких сантиметрах, но он упорно продолжал делать вид, что не видит меня и не слышит.
И тут сказалось напряжение двух последних дней. В Москве или в Баку все неминуемо кончилось бы милицией, но провинция есть провинция - здесь мой крик в сочетании с ранее выданной информацией об отъезде в Москву был воспринят как сигнал опасности: он рефлекторно вытянулся, все еще не выпуская из рук бумагу.
- Отвечай, когда тебя спрашивают, болван! Если вообще хочешь здесь работать! И перестань шуршать бумагой!.. Когда будет председатель?!
- Скоро!
- Как его зовут?