И он вышел. Босой, в белой рубахе, Ингольв походил на этакого поверженного апостола; кликнув двух трэлей, он велел истопить баню и объявил, что с ним вместе в баню пойдут Сэмунд, Хавард и Гест.
Когда все трое пришли в баню, старик сидел с пивом и кружками, пригласил их раздеться, сесть рядом и тоже отведать пива.
Потом он сказал, что обдумал одну вещь, о которой ему как-то раз сообщил Сэмунд.
— И я пришел к выводу, — продолжал он, не глядя на сына, — что он прав насчет Рёрека. Рёрек — старый, подозрительный язычник, не достойный ни родства с нами, ни нашей дружбы. Потому-то я решил так: пусть Раннвейг убежит с Ториром сыном Дага, а Сэмунду я даю полномочия замириться с оппландскими соседями, прежде всего со Стейном сыном Роара, ибо его слово здесь самое веское.
Все это Ингольв произнес на одном дыхании, как бы с силой выбросил из себя, после чего перевел дух.
— Ничего не скажешь, совсем новая песня, — пробормотал Сэмунд.
— Только никому ни слова, — продолжал старик. — В том числе и Раннвейг с Ториром, ведь по их лицам народ мигом все поймет. Они поедут на север к Ингибьёрг и до поры до времени останутся там, Рёрек-то наверняка осерчает… А хватит ли у Торира сил добраться до Халогаланда?
— Хватит, — ответил Гест, прежде чем Сэмунд открыл рот.
— Хватит, — подтвердил и Хавард. — Но сделать это нужно до того, как ляжет снег. Так что времени в обрез.
— Завтра ночью?
— Да, — сказал Гест.
— С какой стати сестре бежать от такого немощного старикана, как Рёрек? — недовольно буркнул Сэмунд, но отец резко его оборвал:
— Довольно! Чтоб я больше не слышал от тебя этих ребячливых разговоров! Твоя задача теперь — миром решить дело с Рёреком; предложишь ему в жены Асу, а еще большой выкуп и непременно убедишь его, что Раннвейг и Торир сами ударились в бега, против нашей воли.
Сэмунд усмехнулся:
— По крайней мере, тут ты сделал правильный выбор.
— Будем надеяться. А теперь выметайтесь отсюда, хоть вонища от вас по-прежнему, как от поросят. Я хочу побыть один. — Ингольв вздохнул и напоследок прибавил: — А ежели ты, Хавард, желаешь о чем-то меня спросить, придется тебе подождать. Пусть сперва Раннвейг с Ториром уедут.
Гест и Сэмунд встали, намереваясь выйти вон, однако Хавард с места не сдвинулся.
— У меня много вопросов, — буркнул он, — я ведь не знаю пока, какое будущее ты уготовил мне. Но перво-наперво хочу спросить вот о чем: Ингибьёрг и Раннвейг состоят в родстве, так разве Рёрек не станет искать сестру там?
— Нет такого обычая, чтобы женщина умыкала мужчину и увозила к своим родичам, — ехидно заметил отец. — Все обстоит как раз наоборот, в особенности если мужчина более низкого рода, К тому же у Торира есть родня к югу от наших мест, Рёрек будет искать их там.
Сэмунд опять усмехнулся:
— Нашему отцу хитрости не занимать.
— Что верно, то верно, — сказал Хавард.
Ночи стали темнее, листва потихоньку, точно мед, сплывала с деревьев, потому что ветра не было. И на следующий день после совета в бане Ингольв объявил, что настала осень и пора отпраздновать festivitas omnium sanctorum,[86] как принято во всем христианском мире, с застольем и истовыми молебнами.
Гест, Сэмунд и Хавард целый вечер сидели вместе с остальными, но пили мало. Около полуночи Ингольв отслужил небольшую мессу, как его научил Гест, а в заключение сказал, что теперь можно еще немного выпить, дабы освятить остаток ночи, ибо так тоже принято в мире.
Гест с Сэмундом вооружились и пошли в тот дом, где ночевал Торир, а с ним еще девять человек; оглушив парня, они перетащили его в один из свайных амбаров и окатили водой. Торир очухался, завопил было про красные вражьи щиты, потом в голове у него прояснилось, и он увидал перед собою Сэмунда, господина своего, который, презрительно глядя на него, изложил вышеозначенный план, а под конец сказал, что, если Торир не исполнит все, как велено, он будет тотчас убит.
— Он правду говорит? — спросил Торир у Геста.
— А то! — бросил Сэмунд.
— Мог бы и не грозить, — растерянно улыбнулся Торир. — Я же тут ради Раннвейг.
Сэмунд грозно замахнулся кулаком, Торир отпрянул, защищаясь. Гест велел обоим угомониться, подождал, пока не настала полная тишина, и как бы невзначай спросил, вправду ли Торир собирался сбежать с Раннвейг.
Сэмунд недоуменно воззрился на него.
Торир немного подумал и согласно кивнул, впрочем нерешительно и с легким вызовом.
— Ты с кем-нибудь говорил об этих планах? — продолжал Гест.
Торир опять задумался, потом сказал, что Раннвейг он словом об этом не обмолвился, не посмел, но доверился Арни сыну Навара, Ингольвову дружиннику из свейских краев, хотел выяснить, не пособит ли Арни найти прибежище в Свитьоде.
— Я никогда не доверял этому человеку, — сказал Сэмунд. — Но прислал его сюда мой брат.
— Вообще-то нам это на руку, — заметил Гест и снова обратился к Ториру: — Если после твоего побега Арни расскажет здешним людям про твои планы — а мы позаботимся, чтобы он так и сделал, — то, надеюсь, тебе понятно, что путь назад тебе заказан.
Торир сглотнул и кивком показал, что ему все понятно.
Сэмунд тоже задумался, кивнул и наказал будущему зятю ехать не северным трактом через Гудбрандсдаль, а сперва на юг и вокруг озера, через земли Рёрека, и дальше на север, по нагорью Хьёлен, на Сельбу. Он получит деньги, чтобы заплатить за лодочную переправу и проводникам, хорошо знающим побережье.
— В усадьбы не заезжайте и в разговоры ни с кем не вступайте, пока не перевалите через горы. Можешь дать клятву, что так и сделаешь?
— Клянусь, — сказал Торир, уже спокойнее.
Он был красивый парень, чуть сутуловатый, правда, и вертлявый, но сильный, крепкий в кости, а вдобавок замечательный охотник, Гест не раз завидовал его длинным ногам и проворству, однако сейчас только диву давался, как легко оказалось его сломить. Еще он заметил, что ему самому нравится эта игра, нравится быть вроде как одним из хозяев Хова, родичем Ингибьёрг и здешней ее рукою.
Они поднялись к опушке, зашли в лес, где ждали Ингольв, Хавард и Раннвейг. Факелов не зажигали, но Гест разглядел четырех лошадей, двух вьючных и двух под седлами. Ингольв взял Торира за плечи, повернул так, чтобы лунный свет озарил его перепачканное лицо, и сказал, что всегда питал к нему симпатию и относился с доверием. Торир покосился на Раннвейг, которая ободряюще улыбнулась, и заверил, что не подведет старика.
В прохладном ночном воздухе Гест чуял запах девушки, веяло не то розовыми лепестками, не то благовонными травами, как от женщин из ярловой свиты, от Гюды. Но она была в мужском платье, волосы подобрала и спрятала под капюшоном. Раннвейг обняла Торира, потом отца, преклонив колено, поблагодарила его, поочередно обняла братьев и наклонилась было к Гесту, однако он отпрянул и спросил:
— Теперь-то знаешь, что прячется в лесу?
— Нет. — Она засмеялась.
— Тогда я дам тебе вот это. — Гест вынул перстень, подаренный Ингибьёрг. — Как только доберетесь до места, отдай его Ингибьёрг и скажи, что хочешь позаботиться о девочках, о Стейнунн и Халльбере. Коли она осерчает, а это уж точно, скажи, что поступаешь так ради меня, она осерчает еще больше, но злость пройдет быстрее.
Раннвейг надела перстень на палец, поблагодарила, вновь тщетно попыталась обнять Геста и вскочила в седло. Торир уже сидел верхом, Ингольв держал коней под уздцы.
— Не теряйте времени впустую, — нахмурясь, сказал он. — Сроку у вас всего неделя.
Когда всадники скрылись из виду, Ингольв обернулся к Гесту:
— Не доверяю я ни Ториру, ни тебе, так почему же я все это делаю?