Домик, полуразваленный и убогий, так неотрывно вписывается в тихий лесной пейзаж, что едва ли можно разделить их друг от друга. Он совсем не кажется чуждым природе человеческим жилищем и выглядит так, что почти можно вообразить, будто бы старые, дряблые, сухие деревья завалились так сами собой, построив на окраине леса маленькое, похожее на бобровое жилище, укрытие.
Даже птицы не боятся сесть на чердаке, пролезая через щели худой крыши. Разве что сейчас, поздней осенью, их здесь уже почти не видно, хотя погода в этих местах еще остается теплой.
Сейчас тут тихо, как никогда. У дома, рядом с ямой, наполненной камнями, сидит молчаливый старик. Рядом с ним, глядя в яму и ничего не говоря, так же неподвижно сидит очаровательная женщина, в странном, непривычном для этих мест наряде, в черном платье и со сплющенной, широкополой шляпой. И оба молчат уже так долго, что даже белка пробегает мимо, словно перепутав их с деревьями.
Вдруг раздается скрип. Маленький зверек, на миг застыв на месте, тут же бросается удирать обратно, а из дома выбирается мальчик, видимо, устав прозябать в скуке.
Старик тут же оборачивается.
— Мальчик, иди-ка в дом. — Говорит он тихим, строгим голосом.
— Ну так я же…. — Недоумевает Алеша, но не успевает даже закончить.
— Иди в дом. — Говорит волшебник еще строже, но тут же смягчается, понимая, что не стоит заставлять мальчика беспокоиться. — Алеша, иди, посиди еще в доме. Потом я все тебе объясню.
Мальчик с удивлением взглядывает на колдунью. Айва сидит рядом со стариком, на еще одном появившемся из ниоткуда камне. Она не двигается, даже голову не поворачивает, сидит молча, немного склонив голову. И все бы ничего, но эта странная, виноватая поза отличается от всех других, какими до сих пор пользовалась колдунья. Всегда она казалась беспечной, легкой, чудной, а теперь выглядит удрученной.
Впрочем, делать нечего. Приходится слушаться волшебника и идти в дом. И мальчик даже не сердится, хотя все чаще в уме пробуждается сердитое недовольство. На этот раз его легко удается побороть, и Алеша возвращается в дом, затворив за собою дверь.
Снова тишина. Вновь маленький зверек выбирается на лужайку, опасливо принюхиваясь и осматриваясь, но колдунья внезапно заговаривает, и белка тут же шмыгает на дерево, уже, кажется, не собираясь возвращаться.
— Так и будешь молчать? — Спрашивает Айва.
Старик вздыхает.
— А что я должен сказать?
— Правду!
Совершенно внезапно Айва оживляется. Выпрямив спину, она поворачивается к старику, наклоняется и глядит широко раскрытыми, золотыми глазами, блестящими в редких лучах проникающего сквозь деревья солнца.
— Ты знаешь, что я не виновата! Сдались мне эти пустоголовые бестолочи! — Продолжает колдунья. — Проклятый богатырь! И ночь, и….
— Хватит, Айва, успокойся.
Колдунья стихает, успокаивается, но глаз с волшебника не сводит.
— Ты тоже это знаешь, знаешь, что по-другому просто не вышло. — Говорит она мгновением позже, уже спокойным, тихим и сосредоточенным голосом, все еще храня на лице хмурое выражение, но тут же снова напирает, только уже не повышая голоса. — Так чего молчишь? Отвечай.
— Змея не виновата, что укусила.
— Ты меня со змеей сравниваешь?
Старик не обращает на Айву внимания.
— Змея делает это лишь потому, что иначе не умеет, но когда убивает человек, то у него нет оправдания. И чем больше у человека сил, тем и вина его больше.
Айва ничего не отвечает, но по одному ее взгляду нетрудно угадать, сколько ярости пробуждается в ее уме от таких слов. Отвернувшись и скрестив на груди руки, колдунья хмурится, глядя куда-то в сторону, а потом встает с камня и вновь оборачивается к старику.
— Чушь! Да что ты понимаешь?
Старик не отвечает, и колдунью это только больше злит. Помолчав еще всего миг, она уже не пытается сдерживаться.
— Ты же решил, что мальчишка сказал правду? Будто бы он хочет разбогатеть, хоромы себе отстроить…. Бред!
Старик оборачивается, но не пытается остановить, видя, что колдунья уже распалилась.
— Тише, Айва, прошу тебя. — Лишь говорит старик, пытаясь немного успокоить колдунью. — Мальчик может услышать.
— Да плевать! Не нужны ему никакие богатства, только он сам не понимает! И черт бы с ним! Почему ты до сих пор не догадался? Ему нужна власть! Что он делать будет с хоромами один? Да ему плевать на хоромы! Он говорил, что тогда все будет иначе! Он думает, будто тогда все будет хорошо! Ему нужно знать, что есть место, где он будет в безопасности! Где все, кто ему дорог, могли бы не опасаться умереть от какой-то чертовой болезни! Ему нужна власть! Власть, старик! И ты этого не понял.
Волшебник хмурится.
— Айва, я прошу, успокойся. — Повторяет он напряженно.
— Змея! — Смеется колдунья, игнорируя старика. — Лицемер! Знаешь, что? Я спасу мальчишку и без твоей помощи, а ты сиди тут и дальше, пока лес не проснется!
— Айва! — Повышает голос старик.
Он знает, что не сможет остановить колдунью, что не может пошевелиться, ведь и так уже рискует привлечь ужасных чудищ магического леса тем, что пробудил свои силы, но ум так и просит отыскать возможность что-нибудь сделать.
Айва тоже все это прекрасно сознает, понимает, что сейчас волшебник занят, чтобы хотя бы попытаться ей мешать, и пылкие чувства заставляют Айву действовать.
— Всегда ты твердишь одно и то же, всегда ты пытаешься меня учить. Ты знаешь, что я не виновата!
— Ты знаешь сама, что это не так! Вина лежит только на тебе! Я знаю, что у тебя не было выбора, но это не значит….
— Да ни черта ты не знаешь! — Перебивает колдунья.
И даже повысив голос, старику не удается остановить Айву хоть ненадолго, чтобы успеть с ней обо всем поговорить.
— Айва! Стой! Что ты задумала?
Колдунья не отвечает. Бурча что-то себе под нос, она заходит в дом, потом выходит, а на лице старика все заметней проявляется беспокойство. Он никак не может увидеть, что происходит, и понять, что задумала Айва, но наверняка понимает, что добром это не кончится.
— Собирайся…. — Доносится до волшебника голос колдуньи из дома, и старик на мгновение застывает, начиная понимать, что задумала Айва.
— Айва. — Зовет он. — Перестань. Ты сделаешь только хуже.
Двинуться старик не может. Ему приходится сидеть, растрачивая все силы на то, чтобы поддерживать спрятанную внутри ямы с камнями печать. И Айва об этом знает, а потому не беспокоится, не прячется, даже не пытается скрывать от волшебника свою затею и скоро выводит из дома удивленного и растерянного мальчика.
— Живее. — Говорит ему Айва. — Путь не близкий.
— Айва, не смей! — Кричит из-за угла старик, и мальчик с недоумением встает на месте.
Колдунья это сразу замечает, берет Алешу за руку и спокойно, без особой спешки, но упорно ведет его куда-то прочь.
Мальчик не успевает даже застегнуть старую, дырявую телогрейку, доставшуюся ему еще от отца. Айва идет не слишком быстро, но Алеша все равно спотыкается, от растерянности не зная, как себя повести.
— Айва! — Доносится голос старика.
Уже в десятке шагов звук начинает тихнуть. Волшебник и не зовет, догадываясь, что Айва не послушает. Теперь ее намерения становятся ясны, надежды, что колдунья лишь капризничает и быстро успокоится, сразу же развеиваются, а пошевелиться волшебник все равно неспособен, иначе рискуя впустую растратить много сил, которые ему нужны были для открытия печати. И можно только позавидовать самообладанию волшебника. Спокойно вздохнув, он лишь на миг закрывает глаза, и даже сейчас остается спокоен, и пока колдунья ведет мальчишку прочь от старого, маленького, тесного домика, волшебник остается поддерживать открытую печать, сохраняя надежду все исправить.
Колдунья быстро узнает, что в местности Алеша совсем не ориентируется. Она даже сердится поначалу, но быстро успокаивается и даже начинает улыбаться мальчику, помня, что это из-за жителей деревни Алеша не выбирался далеко от дома. А к тому же, он всю жизнь провел в этом старом, разваленном жилище, на границе проклятого леса, рядом с людьми, которые всегда видели в мальчике только монстра.
Впрочем, дорогу удается отыскать легко. Айва и сама плохо знает эти земли, но ей известно, что где-то вблизи от первых деревень обязательно должен находиться княжеский город. Княжества на этих землях никогда не были большими, так что в нескольких днях пути отсюда должен быть город, а в самом неприятном случае до него десяток дней пути верхом.
Пробираясь через кусты и полоски леса, обходя дома стороной, Айва с мальчиком находят дорогу, колею, едва не успевающую целиком зарасти травой. Колдунья, ухмыляясь, поворачивается к мальчику и готовится показать ему величие своего могущества и развлечение, по которому она успела соскучиться, и тут же обретает радостный вид.
— Смотри внимательно, мальчишка! — Заговаривает Айва воодушевленным голосом. — Сейчас ты узришь мою истинную силу!
Алеша раскрывает удивленно глаза, а колдунья простирает к небу руки, и будто специально в это мгновение ударяет гром, прокатываясь волной дрожи по серому осеннему небу. Мальчик едва не вздрагивает, изумленный, но Айва и сама пугается грома, опускает руки и поворачивается с хитрой улыбкой.
— Ну, может и не истинную силу… но будет весело!
Колдунья вдруг становится похожа на девочку, улыбается, радостно встряхивает кулаками и даже подпрыгивает, и Алеша, глядя на нее, совсем теряется.
— Ну что, готов? — Успокаивается колдунья. — Вперед, мальчишка! Насладись этим мгновением как следует!
Ничего не объясняя, Айва начинает быстро рисовать прямо в воздухе печать. Тонкими, длинными пальцами она легко и непринужденно водит перед собой, заставляя проявляться в воздухе магический символ. Наполненный множеством граней и линий, он одним своим видом уже может впечатлить, но нарисованный изящными жестами прямо на весу, там, где только что ничего не было, хотя бы маленькой дымки, магический знак превращается в зрелище, которое околдовывает и завораживает мальчика своей красотой.
Знак выглядит совсем иначе, чем те, которые видел Алеша. Он и тогда едва успел их разглядеть, а на этот смотрит вблизи, но все равно мальчик способен заметить, что этот знак гораздо сложней, в нем намного больше линий и черт, но разглядеть его как следует, Алеша все равно не успевает.
Едва Айва заканчивает рисовать знак, как он начинает светиться, разрывается ослепительной вспышкой и исчезает. А в следующее же мгновение Алеша начинает взлетать, неуклюже барахтаться в воздухе и в испуге тянуться руками к колдунье, в попытках ухватиться хоть за что-нибудь.
Айва, смеясь, поднимается в воздух одновременно с мальчиком. Сжалившись над ним, она подтягивает Алешу к себе, и тот мгновенно обхватывает колдунью руками, вцепившись так крепко, как только может.
Колдунья взглядывает на мальчика странным, необычным взглядом, добрым и чутким, гладит по голове и легко успокаивает одним лишь этим прикосновением.
— Не бойся, мальчик. — Улыбается она. — Почувствуй, как ветер несет тебя на своих крыльях.
И в следующее мгновение ветер, как и сказала колдунья, быстро уносит ее вместе с мальчиком вдаль, оставляя позади дом, старика и весь прежний мир Алеши, с которым мальчик так и не успевает проститься.
Старик же остается неподвижно сидеть на камне, продолжая магический ритуал. И легче заметить то, сколько волшебник тратит усилий, чем то, какие результаты это дает. Под светом наконец появившейся на небе луны, у него на лбу начинает блестеть пот, но вокруг ничего не меняется, все так же лежит, распластавшись перед волшебником, плоская, неглубокая яма из камней, а он все так же сидит и на утро, не смыкая глаз и держа ладони над камнями.
И все же, к утру что-то изменяется. Услышав громкий шорох поблизости, старик напрягается. Он всматривается уставшим взглядом туда, откуда пришел звук, хмурится, ждет, что к нему может выскочить зверь, пусть даже и не пораженный опасным проклятием, но из кустов выскакивает маленький грызун и тут же уносится в сторону, где и исчезает.
После этого старик, вздохнув, начинает бубнить. Вокруг него постепенно выростает большой круг из маленьких камней, но затем камни врастают обратно в землю, прячась за ее покровом. Теперь волшебник позволяет себе вздохнуть немного спокойней.
Круг из камней, полоса шириною в целых несколько шагов, уже почти успела исчезнуть вновь, зарасти обычной травой и укрыться землей, и осталась лишь тонкая полоска, едва заметная под ковром преющей травы и листьев, как вдруг, старик замолкает, расслышав позади шорох.
Волшебник поворачивает голову, а обернувшись, тут же замирает, увидев полное сердитого гнева, испуганное и растерянное лицо незнакомой женщины.
Маленькая старушка похожа на опоясанную бочку, в сарафане и с фартуком, в разодранной душегрейке, от которой кроме меха ничего почти не осталось, и со злобным, ненавидящим взглядом, стоит и молча смотрит, будто не знает, что сказать. Старик только открывает рот, но женщина тут же оживает и заговаривает.
— А ну молчи! Молчи, проклятый! — Ругается незнакомка.
И волшебник подчиняется, хотя его покорность старушку все равно не успокаивает. Она вдруг теряется, поудобнее перехватывает длинный серп, успокаивается и заговаривает только спустя несколько мгновений.
— А ну отвечай, — строго велит старушка, — да врать мне даже не думай, ясно? Говори, проклятый, чего с мужиком моим сделал? А ну!
Старик поворачивает голову сильнее, хотя и не может развернуть ее полностью, ведь старается не двигать всем остальным телом, а потому глядит лишь искоса, но даже и так давая разглядеть свое изумление.
— Откуда же мне знать, как выглядит твой мужик? — Спрашивает волшебник спокойно, пытаясь не раскалять ситуацию.
Старушка вдруг теряется, и становится ясно, что пришла она без четкого плана, раз таким простым вопросом удается ввести ее в ступор, но прежде чем она решается что-нибудь сказать, волшебник заговаривает снова.
— А впрочем, тут и думать нечего. — Говорит он, спокойно отворачивая голову к яме, полной камней. — Никого здесь не было, так что мужика твоего я не видел.
Взгляд женщины начинает пылать яростью уже тогда, когда старик не успевает произнести из всех слов и половину, а только он договаривает, как незнакомка тут же делает шаг вперед, занося руку с крестьянским оружием.
— Врешь! — Говорит она с таким чувством, что хрипота в голосе пробивается даже без крика. — Небось, за дуру меня держишь?!
Старик поворачивает голову и снова взглядывает из-за плеча, и на этот раз женщина успевает заметить его изможденное лицо, такое измотанное, будто старик только вышел из темницы, женщина на миг успокаивается. Сочувствие не задерживается на лице старушки, и она мгновенно облачается в еще более гневное выражение.
— Правду говори! Отвечай, проклятый!
— А с чего мне врать? — Спокойно отвечает волшебник.
И женщина делает еще шаг.
— Думаешь, не смогу ничего?! — Потрясает она серпом и подступает еще на шаг. — Да коли надо, я тебя по частям так мелко нарежу, что даже муравьям растащить будет несложно. А ну, правду мне говори!
Старик остается невозмутим. Неторопливо он поворачивает голову обратно, но теперь продолжает выглядывать из-за плеча время от времени, следя за тем, как близко подобралась старуха.
— А я честно и сказал. — Говорит старик. — Не видел я никого.
Женщина подходит еще ближе на шаг, но заговорить не успевает.
— Сижу уже третий день тут. И никого не видал. — Продолжает волшебник.
И вдруг, женщина останавливается. До тонкой, светлой полоски камней, которую она не замечает, остается всего шага три, да еще шага четыре от полосы до старика, но слова волшебника неожиданно легко запутывают незнакомку, и она даже немного опускает серп, взявшись за него обеими руками.
— Как же, третий день? — Щурится женщина, заговорив спокойнее. — Врешь, небось!
Старик в ответ даже посмеивается.
— Да зачем мне? — Кряхтит он устало. — Ты на лицо мое глянь. Я аж сам чувствую, как щеки впали. Стоило заговорить, как они только от зубов отлипли.
И теперь, приглядевшись внимательней, старушка все же слегка позволяет себе разжалобиться, но и поверить так просто словам волшебника не желает.
— Да как же это? — Прищуривается она слегка. — Сюда они и пошли вчера, да так и не вернулись. А ну правду мне всю говори? Чего сделалось с ними? Небось, видал.
Старик опять вздыхает, сознавая, с каким столкнулся упорством, но женщина еще больше смягчается и подходит еще на шаг, внезапно сильно переменившись в выражении.
— Али боишься чего? — Спрашивает она жалостливей. — Так ты скажи. Но ежели соврешь….
Она уже собирается подступить еще на шаг ближе, как вдруг старик оживляется.
— Стой, где стоишь. — Велит он строго.
Незнакомка, испугавшись, даже прижимает серп к груди, вцепившись в него обеими руками. В первый миг она широко раскрывает глаза, не в силах побороть испуг, но затем, опустив взгляд, начинает стыдиться, виня себя за внезапно охвативший мысли страх. Сразу после старушка перехватывает серп в одну руку, опять начинает глядеть на старика гневно, но стоит на месте, как он и велел.
— А с чего мне тебя слушать? — Говорит она.
И волшебник мгновенно успокаивается, видя, что женщина пока не собирается подходить ближе.
— Слушать меня не обязательно, — спокойно отвечает волшебник, — но иначе, живой тебе не уйти.
Незнакомка тут же снова вскидывает руку с серпом, будто бы может достать с такого расстояния и сердито хмурится, забывая о жалости.
— Да ты, видать, совсем ополоумел?! — Ругается старушка. — Пугать меня удумал?!
— Вовсе нет. — Сразу же отвечает старик. — Хочу предостеречь.
Женщина отшатывается на шаг назад, вздыхает испуганно и крепче хватается за серп.
— Ах! — Прикрывает она рот, а руку с серпом выставляет перед собой. — Да ты никак меня отвадить отсюда хочешь?! А сам-то ты кто такой? Небось, леший, али перевертыш, али еще какая дрянь?
— Перевертыш? — Удивляется волшебник. — А видала ли ты хоть одного? Знаешь хоть, что перевертыш лишь тем может обернуться, чей крови сумеет испить? А теперь подумай, будь я перевертышем, где бы я тут, в лесу, кровь человеческую нашел?
— А….
— А будь я еще чудищем каким, так на человека бы не был похож. — Не дает волшебник перебивать. — Или не видала никогда чудищ? Оно и видно, раз честного человека дрянью всякой зовешь.
Женщина задумывается, и тут же становится ясна простота и откровенность ее спокойного ума, зревшего на окраине людских земель.
— И то верно. — Честно признает старушка.
Хотя и серп она не опускает, а уже в следующий миг снова исполняется сердитой подозрительностью.
— Да только зубы мне не заговаривай! — Вдруг снова потрясает женщина серпом. — Коли ты не перевертыш, так откуда ж столько знаешь? Врешь, поди!
Старик устало вздыхает, качает головой, но остается спокоен.
— Не вру я, никакой я не перевертыш.
— Да мало ли, — тут же заговаривает женщина, — какая еще нечисть тут водится? Вон, на себя погляди, хуже мертвеца.
— Меня бояться не стоит. — Говорит старик, чтобы не давать молчанию затянуться.
Женщина лишь снова щурится, незаметно старается подступить ближе, только старик это замечает.
— А вот ту ведьму, которая меня заколдовала….
И ему даже не приходится договаривать. Незнакомка тут же приседает, будто сейчас не устоит, но не падает, а мгновенно берет себя в руки, прижимая серп к груди.
— Ведьму?! — Изумляется она.
Затем, женщина испугано, хотя и внимательно оглядывает старика и, кажется, легко проникается его словами. Во всяком случае, с его уставшим видом, оказывается нетрудно запутать легковерную крестьянку.
— Иди ж ты! — Удивляется женщина. — Да быть того не может!
— А ты взгляни на меня. — Отвечает старик. — Хуже мертвеца. Не твои слова ли?
Женщина молчит, но старик не дает времени раздумывать.
— Вот что, — зовет он, выглянув опять из-за плеча, — лучше уходи скорей, пока она не вернулась. И подходить ко мне не вздумай, я уже не жилец, но ты еще можешь уйти.
Незнакомка молчит, отступает на шаг назад, а затем возвращается на полшага.
— А как же мужик мой? Как же я…. — Начинает она тихо шептать.
— Здесь их не ищи. — Сразу перебивает старик. — Здесь их точно нет. А про ведьму и думать забудь. Поняла? Иди домой, займи себя делом. Само все как-нибудь да наладится.
— Да как же я без мужика-то своего? — Начинает женщина чувственно причитать, делая еще полшага вперед.
— Назад! — Тут же повышает голос старик.
И этим он легко заставляет незнакомку отступить еще на два шага, хотя она и хватается вновь за рукоять серпа обеими руками, опять сердито хмурится, глядит недоверчиво, а взяв себя в руки, снова шагает вперед, становясь на прежнее место.
— Это что же мне теперь, — говорит она печальным голосом, хотя и с сердитым выражением, — что же, просто бросить о них думать? Да ты чего….
— Я не говорил тебе забыть о них. — Вновь перебивает старик. — Но если с тобой что случится….
Женщина не перебивает, слушает внимательно и еще несколько мгновений всматривается в затылок старика, ожидая, что он закончит фразу, но волшебник намерено этого не делает.
— Погляди на меня. — Вдруг заговаривает старик вновь, подождав немного. — Мне отсюда уже не выбраться, но ты должна уходить, пока ведьма сюда не вернулась. Хотя, вряд ли она станет приходить на проклятое место. Забудь сюда дорогу, и никому не говори, что здесь видела. А иначе, она найдет тебя.
Женщина продолжает молчать. Она даже не шевелится какое-то время, и старик не сразу догадывается, что так просто смог напугать незнакомку больше, чем собирался.
— Иди же, скорей. — Говорит волшебник громче, стараясь расшевелить женщину.
И тогда женщина, помявшись, опускает серп, начинает кивать, отступает на шаг, а затем поворачивается, но застывает.
Она уже ничего не успевает сделать, даже просто вскрикнуть. Волшебник, отвернувшись, слышит, как позади раздается странный звук, короткий рык, а после жуткий, пугающий хруст сломанных костей, но громкий, отчетливый и потому ужасающий.
Старик тут же поворачивает голову, все еще оставаясь сидеть и не двигая больше ни одним мускулом. И хотя он не может заглянуть за спину, но даже и так видит, как валится на землю обезглавленное тело старушки, заливая полянку вокруг быстро натекающей кровью, а за телом женщины остается стоять громадный зверь, сжимающий челюсти и ломающий пастью кости сломанного черепа.
Пораженный. Волшебник даже так это понимает, видя зверя лишь краем глаз. Половина морды неестественно большого волка раздулась, клыки торчат из-под губы в разные стороны, и мерзкая, ядовитая вонь постепенно вытесняет остальные запахи.
Зверь начинает рычать, оскал становится шире, раздается грозный рык, и зверь пригибает голову, собираясь рвануть вперед. Жуткий звук издает он, готовясь наброситься на следующую жертву. Рык совсем не похож на тот, который издают деревенские собаки, пусть даже самые злые из них. Его рычание будто бы рождается в глубине тела, а просачиваясь через сжатые зубы, становится грозным еще больше, и так жутко гремит, что кажется, будто даже кривые, торчащие в разные стороны клыки, от этого звука начинают дрожать.
Волшебник остается спокоен даже в такой миг, и вместо того, чтобы хоть подвинуться, он начинает оглядываться по сторонам, с подозрительностью осматривая ту часть окружающего пейзажа, которая состоит из деревьев и кустов и до которой способен дотянуться его взгляд.
— Не стоит тебе этого…. — Начинает старик.
Зверь не слушает, не терпит, когда волшебник закончит и наговорится, он снова начинает рычать, и теперь еще злее, готовясь в следующее мгновение растерзать жертву, он срывается с места и бросается вперед, но волшебник даже сейчас не реагирует, лишь смотрит из-за плеча, но не собирается пошевелиться.
Зверь разевает пасть, продолжая рычать. Бросившись вперед, он мгновенно, одним прыжком добирается до тонкой линии из камешков, окружающей старика, и еще только касается лапами земли, не успевает ничего понять, рвется вперед, чтобы вонзить клыки в шею волшебника, как земля под его ногами вдруг проваливается. Всего мгновение, всего касание, как почва исчезает из-под волчьих лап, внезапно обращаясь чернотой бездонного подземелья, а старик так и продолжает смотреть за спину на зверя, пораженного колдовской чумой проклятого леса, пока тот не проваливается вниз, в разверзнувшуюся вмиг яму.
Старик, взглянув на труп несчастной старухи, вздыхает и начинает бормотать, и вскоре дыра в земле опять зарастает почвой и травой, а волшебник, освободив уста, снова начинает с подозрением всматриваться в окружающие кусты, но сколько он ни ждет, никто больше не появляется из леса.
Не зная о том, что происходит с волшебником, колдунья в то же самое время никак не может нарадоваться чистой прохладе влажного, осеннего запаха. Ветер стремительно уносит колдунью вместе с мальчиком все дальше от проклятого леса, и Айва долго не может нарадоваться долгожданной радости полета.
В нескольких аршинах над землей, Алеша едва может что-то разглядеть. С удивлением он обнаруживает, что земля внизу проплывает так стремительно, что глаза сразу начинают болеть, как только попытаешься всматриваться и различать детали.
Вдали медленно движутся кусочки леса, а впереди бескрайнее поле. Сквозь шум ветра, закладывающего уши, иногда слышится звонкий смех колдуньи, и Айва даже не оглядывается на мальчика, все не уставая радоваться и время от времени громко и довольно хохотать. А Алеша, прижимаясь к колдунье, с опаской глядит вниз, предвкушая долгую и беспокойную ночь, и при всем желании не избавляясь от назойливого страха.
Когда наступает утро, старик как раз заканчивает ритуал. До сих пор он не перестает оглядываться, все дожидаясь, когда покажется новый зверь. Впрочем, никто не собирается беспокоить волшебника, и ему приходится отвлечься от волнений, чтобы закончить начатое.
После долгих ожиданий и скучного труда, просидев все время неподвижно, растратив много сил, волшебник напрягается снова, чтобы закончить работу. Вдруг, камни в яме перед ним начинают шевелиться. Вскоре, будто из воды, из ямы, забитой камнями, поднимается заметная, изменившая цвет и ставшая темно-красной, фигурка. Лишь тогда старик позволяет себе выдохнуть, расслабиться и, наконец, пошевелиться, чтобы забрать готовый амулет, изготовленный из собранных им трав, подготовленных Алешей.
Заготовка из глины, на которую старик убил почти целый день, теперь уже становится ненужной. Аккуратно сдавив ее между ладоней, волшебник заставляет разломиться слой пересохшей и отвердевшей глины, и в его руке остается лишь маленький, темно-фиолетовый камешек странной формы.
Старик присматривается с недоумением, хмурится, словно увидел что-то неожиданное. Амулет не напоминает своей формой ничего особенного. Скорее, он похож на слепок, получившийся случайно, на кусок слипшейся грязи.
У волшебника не остается времени для раздумий, и он прячет амулет в маленькую, кожаную сумку на поясе, которую обычно не увидеть из-за плаща. Не медля, старик оборачивается в сторону, куда ушла колдунья, но не торопится сразу пойти следом. Прежде, он заходит в дом, отыскивает припасы, которые Алеша хранил в тесном погребе в доме, но после, волшебник тут же выходит, набрав в дорогу еды, но не собираясь оставаться дольше ни на мгновение. И проглатывая овощи на ходу, старик отправляется в путь, закрыв дверь, но понимая, что вряд ли ему придется сюда когда-либо вернуться.
Айва готовится закончить путь, уже промчавшись на крыльях ветра до столицы окраинного княжества, а старик лишь сейчас отправляется следом за ней и мальчиком, но обоих новый день встречает холодной серостью осеннего неба. Тепло продолжает с каждым мгновением покидать уставшую от жаркого лета землю.