Утро следующего дня наступает под шумный гул осеннего ливня. Холодными, мокрыми объятиями сваливается он с неба на вымотанную долгим летом землю. И все замирает. Одинокий, полуразваленный домик мокнет под тяжелой дробью капель. Там, в окружении хилых стен, царит смерть.
Поодаль от домика замерла небольшая деревенька. И там тихо, будто всюду с дождем пришла тоска. Везде молчание, и лишь трескотня мощного ливня наполняет мир звуками, будто ничего кроме не существует.
Недалеко, под большим, старым, раскидистым деревом, в молчании замер старик, устремив взгляд к маленькому дому. Над ним, развалившись прямо на ветвях, спит молодая, красивая женщина, задремавшая под шепот дождя. Ближе к середине дня она просыпается, смотрит вниз на старика, недовольно вздыхает и спрыгивает, легко и невесомо паря в пушистых объятиях ветра.
Спрыгнув, заговаривает колдунья не сразу. Со всем своим нетерпением, в этот раз она не торопится начать разговор, медлит, и дожидается, пока ливень стихнет. А когда капли начинают реже бить по листве старого дерева, подступает к старику на шаг.
— Неужели это тебя расстроило? — Заговаривает колдунья спокойным, ровным голосом, таким, какой нечасто скользит на ее пышных губах.
Старик вздыхает, но не поворачивает голову и не отводит глаз от маленького домика.
— Хм. — Кряхтит он задумчиво.
Но колдунья еще не теряет терпение и спокойно ждет.
— Всегда печально смотреть, как кара падает на голову безвинного.
Женщина в ответ слабо усмехается, но без придыхания, не давая спутнику узнать о своей насмешке.
— Безвинного? — Говорит она. — Разве такие бывают?
— Не притворяйся, будто ты меня не понимаешь.
— А я и не притворяюсь. — Складывает колдунья руки на груди. — Этот недоумок по своей воле зашел в проклятый лес, сам угодил в лапы медведя. Значит, он и раньше мог туда зайти. А раз так, то он сам и навлек на сестер проклятие. И после этого ты зовешь его безвинным?
Но старика ее слова не пронимают.
— Ответь, — говорит он спокойно, — если он передал сестрам проклятие, то как оно не убило мальчика раньше них?
— Да откуда мне знать? — Отвечает колдунья недовольным голосом, отводя глаза в сторону. — Может, они его в лес ходить и приучили.
— И, по-твоему, они виноваты в том, что заработали проклятие? — Спокойно любопытствует старик, повернув голову к спутнице. — Думаешь, что тот, кто навлек на себя болезнь, тоже виноват в этом сам?
Колдунья молчит, раздумывая, но старик не отворачивается и долго ждет ее ответа.
— Тебе не хуже меня известно, что проклятие и болезнь совсем не одно и то же. — Заговаривает она после долгой паузы. — Но если охотник угодил в капкан другого охотника, то он и сам не умнее зверя.
Старик в ответ слабо улыбается и поворачивает голову в сторону маленького домика. Тут же слабая, почти незаметная улыбка тает на его лице, но колдунья успевает ее заметить, во время приглядевшись.
— Никто из них неспособен видеть черные путы колдовского проклятия. — Снова заговаривает старик медленным, спокойным тоном. — Охотник может обнаружить капкан, а обычный человек не в силах видеть растущие на его теле колдовские язвы.
— Вот, снова! — Сердито восклицает колдунья. — Ты знаешь, что я хотела сказать!
Старик улыбается заметней, прикрыв глаза веками. Но спустя миг, едва он открывает глаза вновь, улыбка опять мгновенно слетает с его лица.
— Нет, А́йва. Все совсем не так.
Колдунья нахмуривается, вперившись в старика взглядом, но он не обращает на ее сердитое лицо внимания.
— Значит, не помнишь? — Продолжает старик. — Оглянись вокруг. Ты не узнаешь эти земли?
Эти слова заставляют лицо колдуньи потерять сердитый вид, а взгляд искать кругом знакомые черты. Понять, о чем говорит старик, все равно не удается, но ответа он не ждет и продолжает говорить, промолчав лишь миг.
— Мальчишка не попал в капкан. — Говорит он тише. — Он родился уже в капкане.
Колдунья прищуривается, желая узнать, что пытается донести старик. Она его не торопит и только смотрит, но пока все еще не понимает.
— Оглянись вокруг. — Продолжает старик. — Все, куда достанет твой взгляд, все эти земли, эти травы и деревья, все это проклятый лес. Здесь прежде не было реки. И я не ошибся, когда сказал, что до живой земли еще два дня пути. Но с тех пор, как я ступал по этой земле в последний раз, прошло уже слишком много времени. Хотя, это и не удивительно, что ты успела забыть.
И после его слов, впервые за эти дни на лице колдуньи проявляется изумление. Ее большие, горящие ярким золотом глаза полностью открываются, удивленно разглядывая окрестности, а ум не хочет согласиться.
— Что за нелепость? — Спрашивает колдунья тихим, потерявшим пыл голосом. — Но, если здесь есть люди….
— Не дай глазам обмануть свой ум. — Перебивает старик. — Взгляни на дом этого мальчишки. Он выглядит так, будто стоит здесь уже пару сотен лет. Бревна покосились, крыша съехала, дерево отсырело, и выросла плесень. Готов поспорить, что в той деревушке все дома точно такие же. Ни одного целого, нетронутого гнилым духом жилища.
Колдунья оглядывается, и больше не находит, что сказать. Деревню и так почти не видно, едва торчат вдали печные трубы, а к тому же мешает еще и непроницаемая стена дождя.
— Это не старое поселение. — Заканчивает старик длинную мысль. — Эта деревенька здесь появилась совсем недавно. Может, два поколения, может, три. Но она уже успела сгнить так, будто простояла несколько сотен лет. Так что мальчик не виноват. Он не выбирал, где ему родиться.
И ненадолго повисает молчание. Дождь медленно гаснет, роняя на землю все меньше капель. Шум становится тише, постепенно исчезает, и вдруг наступает полная тишина. Еще не успевают отмереть птицы, но уже пропадает треск ливня. И только редкие капли еще падают с листвы, звонко ударяясь в гладь натекшей лужи.
— Значит, такая у него судьба. — Вздыхает колдунья.
И постояв еще миг, она отпускает с груди руки и делает шаг.
— А теперь идем. Помочь ты ему в любом случае уже не можешь, и делать нам здесь нечего.
Но старик остается на месте.
— Не спеши, А́йва. — Зовет старик.
Колдунья оборачивается и мгновенно нахмуривается.
— Хватит. — Велит она сердито. — Не зови меня так.
Но старик в ответ только улыбается. Он ничего не отвечает на ее недовольство, а вместо этого опять заговаривает о мальчике.
— Нам еще рано уходить. Этот мальчишка не так прост, как ты думаешь.
— Пф! — Отворачивается колдунья. — Мне все равно. Идем. Ты всю дорогу меня мучил. Теперь не жди, что я позволю тебе развлекаться.
— Разве тебе не интересно узнать, почему его не тронуло проклятие?
Колдунья оборачивается. Но по ее лицу просто угадать, что уступать она не собирается.
— А с какой стати?
И в этот миг, кинув на старика взгляд, колдунья замечает на его лице эту слабую улыбку. Отчего и в ее выражении проявляется это же настроение, уголок губ слегка приподнимается и отплывает в сторону, а веки опускаются ниже, поселяя на лице колдуньи хитрую, приятную ухмылку.
— Что? — Тут же спрашивает она.
И старик не тянет с ответом.
— Ты же видела его сестер. — Говорит он. — Проклятие их убило, но его почти не тронуло. Даже мы это не сразу заметили. Тебе не интересно узнать, почему?
— Да какая разница? — Отмахивается колдунья, разочарованно выдыхая и отворачиваясь. — Мало ли, как это могло произойти? В любом случае, теперь он тоже проклят.
Старик нахмуривается, и не сводит глаз с маленького домика.
— Хм. — Кряхтит он задумчиво. — Не думаю. Кроме того, мальчишка хорошо разбирается в травах. Его явно кто-то учил с ними обращаться. Хотя, он путает зелья с отварами, но это ерунда.
— Да и пес с ним. — Теряет колдунья терпение.
Она шагает вперед, переступает через небольшую лужу и встает напротив старика.
— У нас нет времени, чтобы с ним возиться. — Заговаривает она изменившимся тоном, обретая серьезное выражение. — Северные королевства, великая цель, конец света и бла-бла! Не помнишь? Не ты ли мне этим все уши прожужжал?
Но старик ничего не отвечает и только улыбается шире.
— Кто знает? — Говорит он с довольным, безмятежным выражением. — Может, этот мальчик станет вестником тьмы, если не вмешаться, а может, сумеет рассеять мрак, который вскоре поглотит эти земли. Кто знает, может, мы не зря встретили его в лесу, обреченного на гибель. Мы уже вмешались в его судьбу. Не должны ли мы теперь принять за это ответственность?
Колдунья вздыхает, роняет голову в руку, второй упираясь в бедро.
— Только не это. — Качает она головой, потирая лоб. — Ты же не хочешь сказать….
— Именно. — С улыбкой перебивает старик. — Мы должны остаться. Посмотрим, сумеем ли мы помочь. В любом случае, иного шанса спастись у него не будет. Вряд ли в деревне есть мастер проклятий, или целители. Мы же с тобой хоть что-то знаем, хоть и не те мастера, которые мальчику нужны.
Колдунья медленно опускает руки, а затем опять складывает их на груди. Молча она глядит на старика, но тот продолжает ухмыляться, скрыв глаза под веками, и не отводит глаз от полуразваленного домика. А спустя миг, женщина выставляет ладони вперед и на мгновение опускает взгляд.
— Нет. Все. Хватит. — Качает она головой, после чего опускает руки на бедра и поднимает сердитый взгляд. — Ты меня во все это втянул, но я не обещала заниматься всякой ерундой, какая придет в твою седую голову. Или мы идем дальше, или я возвращаюсь назад.
Старик, улыбаясь, медленно поворачивает к ней голову и открывает глаза.
— Потратишь еще десятилетия, чтобы вернуться? — Говорит он спокойным голосом. — Разве не тебе хотелось поскорее выбраться из леса?
Колдунья, сердясь, опять скрещивает на груди руки и отворачивает голову.
— На ветрах, — говорит она спокойнее, чуть подумав, — я быстро доберусь. И года не пройдет.
И лицо старика в тот же миг наполняется серьезностью, теряя все следы едва заметного довольства.
— И ты готова пробудить силу проклятого леса, только бы не потратить несколько месяцев на благое дело?
— А с какой стати? — Зло отвечает колдунья, начиная кривляться. — Вот ты после с этим носатым и разбирайся. Он, как ты там сказал, рассеет тьму? Вот и рассеивайте на здоровье. А мне надоело.
Но уйти колдунья не торопится, и это сердит ее саму только больше. Старик ничего не говорит, только смотрит, но женщина к нему не оборачивается, не желая выдерживать этот строгий взгляд на его лице.
— То не делай, это не делай, не колдуй…. — Бурчит она, еще не решив, как поступить. — Но вот интересный уродец и ему надо помочь, потому что я так сказал. Да иди ты в бездну!
— Странно. — Отвечает старик безмятежным, спокойным тоном, скрывая в выражении улыбку. — Я думал, мальчишка тебя заинтересовал.
— Ага. — Бросает колдунья сердито. — Коромыслом на лице!
— Ну, как бы там ни было, а в травах он больше твоего понимает.
Но колдунья продолжает сердиться.
— Так усынови его, и живите счастливо. — Буркает она.
Только старика ее слова все равно не трогают.
— Пламя твоей души буйное и капризное, как переменчивый ветер. Впрочем, как и обычно. — Говорит старик, и на этот раз колдунья ничего ему не отвечает, пытаясь игнорировать. — И странно видеть, что ты так безразлична к его злой судьбе.
Колдунья поворачивает голову, но только смотрит. А старик молчит, зная, что долго она не выдержит молчания.
— Это еще почему? — Спрашивает колдунья, пытаясь задавить в себе злобу.
— Взгляни на этот домик. — Говорит он тем же спокойным голосом. — Смерть готовится войти в него и забрать жизни тех двух несчастных. И мальчик вынужден смотреть и ждать, ничего не в силах поделать. Разве тебя это совсем не волнует?
Колдунья отворачивается, глядит в сторону с неприязнью, но отвечает спокойным, тихим голосом, похоже, растратив злобу.
— Все когда-то умирают.
Старик набирает воздуха, собираясь заговорить, но на этот раз ошибается, решив, что мысль колдуньи ограничивается этими словами.
— Оглянись вокруг. Сейчас осень. — Говорит она спокойно, неторопливо, медленно поводя кругом взглядом. — Все эти травы умирают. Животные, насекомые, деревья. Каждый день смерть приходит в тысячи домов, каждый день она царит почти всюду. И вернее сказать, что она никуда не пропадает. Она все время здесь, вокруг, подстерегает каждый миг.
Колдунья поворачивается к старику и находит на его лице изумление, пусть слабое, но заметное. Но только сейчас это не останавливает ее слов.
— Зачем жалеть одно существо из всех, что умрут сегодня? Или завтра? Чем один достойнее кого-то другого? — Продолжает колдунья говорить, увеличивая темп. — Тот, кто сам не может от нее сбежать, лишь этим не заслуживает внимания. Сотни… тысячи… даже, наверное, больше, каждый миг какое-то безвинное, как ты говоришь, существо, погибает лишь затем, что так вышло. И никто в этом не виноват. Так какой смысл вообще обращать внимание?
Старик задумывается. Не ожидав такого ответа, он молчит, уводя все дальше поток своих мыслей. А колдунья, видя его промедление, подходит ближе и продолжает говорить спокойно, больше не собираясь растрачивать силы на злобу.
— А теперь идем. — Говорит она, уверенная в своей победе. — Если тебе так хочется, то по дороге можем спасти десяток жуков. А жизнь мальчишки, как и любого другого жука, все равно ничего не стоит.
— Не сравнивай….
— Ладно. Хорошо. — Быстро перебивает Айва, снова ругаясь. — Накормим каких-нибудь оборванцев. Поумничаешь, поделишься с ними мудростью. И того пользы больше будет.
И она сразу разворачивается, собираясь сделать шаг. Но все же старик находит, что ответить.
— Ты права. Нет одной жизни, которая ценнее другой.
— О. — Довольно щурится колдунья. — Не ожидала, что ты….
— Но права ты лишь отчасти. — Сразу перебивает старик.
И колдунья тут же выдыхает, скривив лицо.
— Пф…. — Шипит она от неудовольствия. — Я снова не права, какая неожиданность.
Старик едва заметно улыбается.
— Все так, как ты сказала. — Продолжает он объяснять. — Но тот, кто не сочувствует чужой смерти, тот не может понять ценности своей. Эта печаль и наполняет осень ее загадочным великолепием. Все кругом умирает, но мы привыкаем думать, что оно лишь засыпает до весны. А тогда, когда рождаются новые травы и бесчисленные орды насекомых, когда все начинает кипеть жаром молодой, стремительной жизни, разгорающейся всего на одно лето, тогда в людские сердца проникает такая же неудержимая радость, какая тает в них молчаливой, серой осенью.
Колдунья выслушивает, скрещивает на груди руки, не отворачивает головы, но взгляд отводит в сторону.
— Какой прекрасный треп. — Ехидничает она. — Ну, а раз так, насладись этим печальным мгновением, и идем дальше. Мне уже тошно становится оттого, что это я должна тебе все объяснять.
Но старик все равно остается на месте.
— Неужели, тебя никак не уговорить?
Он странно улыбается, и колдунья сразу это распознает. В его выражении неожиданно проявляется хитрый прищур, который никогда почти нельзя отыскать на серьезном, усталом и почти неподвижном лице старика.
— О, вот как ты заговорил? — Всматривается колдунья в глаза собеседника. — И ты говоришь, что носатый меня заинтересовал?
— Как насчет спора? — Вдруг интересуется старик.
И колдунья, заинтригованная таким неожиданным предложением, мгновенно поддается чувствам и расплывается в хитрой улыбке, прищуриваясь и снова укладывая руки на груди.
— А? Я не ослышалась?
Старик улыбается.
— Я согласен принять спор на твоих условиях. — Объясняет он. — Попробуем выручить мальчишку, и если получится, то побеждаю я, а если нет, то выигрываешь ты.
Колдунья медлит, ничего не говорит, долго всматривается в лицо старика и вдруг рассмеивается.
— Ха-ха! — Не может она успокоиться. — Нет! Ха-ха! Так не пойдет!
Она продолжает смеяться, едва находя силы вставить несколько слов, но старик терпеливо дожидается, пока колдунья успокоится и не торопится ее разубеждать.
— Ха-ха! Ух! Фуф! — Вздыхает женщина. — Потрясающе! Просто восхитительно! Все-таки, умеешь ты меня позабавить, старик!
Но и теперь, когда колдунья почти успокоилась, старик терпеливо ждет и не спешит ее убеждать.
— Но… нет. — Постепенно успокаивается колдунья, начиная дышать спокойнее, но все еще справляясь с охватившим ее приступом хохота. — Так не пойдет! Ты сказал, что примешь мои условия, так слушай! Я сама помогу мальчишке избавиться от проклятия. И это будет означать твое поражение!
— Хо-хо. — Кряхтя, посмеивается старик. — И как же тогда выиграть мне? Или это в твою задумку не входит?
Колдунья глядит с улыбкой и задором, а ее приподнятое настроение легко отражается на лице в лучистой и радостной улыбке.
— Ты выиграешь в том случае, если сумеешь избавить его от проклятия раньше меня! И только так. — Говорит она. — Но это еще не все. Слушай внимательно, старик! Обещай мне, что когда ты проиграешь, ты будешь исполнять все мои прихоти, пока мы не доберемся до северных царств! Обещай, что будешь служить мне, как самый верный раб, и не посмеешь даже на лице выражать свое недовольство! Вот тогда, черт с тобой, я буду готова остаться!
Старик, вновь смотря на маленький домик, медленно опускает тяжелые веки, но не прячет за ними взгляд. А его лицо, неизменно безмятежное, теперь обретает совершенно необычное спокойствие. И даже колдунья, смотря на него, теряет довольную улыбку и быстро успокаивается.
— Ну что? — Подступает она ближе к старику. — Согласен?
Но старик вдруг печально вздыхает, хотя его выражение ни капли не изменяется.
— Так мы можем сделать только хуже. — Говорит он.
Но колдунья не отступает, подходит еще ближе, кладет локти на плечи старика, обняв его шею, и горячим дыханием начинает щекотать прямо у самого уха.
— Так, и никак иначе. — Шепчет она и сразу же отстраняется.
В мгновение выражение на ее лице изменяется. В строгих, тонких и прямых чертах ее лица, серьезность обретает пугающие черты, способные внушить ужас каждому, кто не способен угадать мысли колдуньи.
— Или прими судьбу и навсегда забудь про этого мальчика.
Но старика даже взгляд ее горящих золотом глаз напугать неспособен, и он, обернувшись, спокойно улыбается.
— Будь по-твоему. — Говорит он. — Я обещаю, что исполню наш уговор.
И колдунья снова расплывается в улыбке, обнажая ряды белых, особенно ярких на фоне ее золотых глаз, ровных и больших зубов. А стены маленького домика в это мгновение сотрясаются душераздирающим, хриплым криком мальчишки. Смерть опустошила дом под стихший шум ушедшего дождя.