Она пришла в деревню во время дождя. Крепкая, в мужской одежде, закутанная в промокший насквозь плащ, она вошла в кабак и устало уселась на скамью, пристроила у ног сумку. Сдернула с головы капюшон, откинулась на стену.
Кабак был полон детей, которых дождь загнал под крышу. Прерывать игру им не хотелось, и они кинулись туда, где их всегда ждало ласковое слово и ломоть хлеба. Рамона часто присматривала за чужими детишками, пока родители были заняты в поле. Новая баронесса оказалась капризной, что ни день, то новые подати. При ней не раз вспоминали старого барона. Вернётся ли он домой?.. Этого никто не знал. Что там творится, в святых землях, далеко на востоке? Говорят, там одни язычники и у людей пёсьи головы, а у кого-то на лице растёт по два носа…
Аццо, сын нового кузнеца, подобрался поближе и уставился на гостью во все глаза. Была она чернява, с крупными чертами лица, большим острым носом, большим ртом, квадратным подбородком. Внимательные тёмные глаза были глубоко посажены. На лбу и щеках были следы от старых ссадин. Будь она мужчиной, такое лицо сочли бы выразительным. Как женщина она была уродлива.
— Хозяюшка! — окликнула она, не слишком стараясь смягчить свой грубый голос. — Подай вина! Да пожрать чего бы.
Рамона хмыкнула, но вина принесла. Гостья перехватила её взгляд.
— Не хотела грубить, — устало произнесла она. — Долго шла. Промокла.
— Снимай плащ, — предложила кабатчица, — обсушу.
Гостья покачала головой.
— Поесть дай. Наемся — и пойду.
— Да куда ты пойдёшь, в такой ливень? — заспорила Рамона. — Снимай плащ, говорю, выдумала тут! Кашу хочешь?
— Хочу, — кивнула гостья. — Да посоли погуще.
Она сунула руку за пазуху, что-то нащупала, и выложила на стол три медяка. Рамона ловко сгребла плату в передник и забрала плащ гостьи. Та откинула голову назад и закрыла глаза.
— Эй! — не выдержал Аццо. Другие дети тихонько подобрались поближе. — А ты кто?
— Зовут меня Врени. Большеногая Врени. Я пришла прямиком из города Карога. Отдохну здесь — да и пойду дальше.
Дети моргнули. Где находится город Карог, они не знали.
— А что ты делаешь? — не отставал Аццо.
— А у вас крыс морить не надо?
Аццо помотал головой.
— Тараканов? Клопов? Жуки, может, посевы жрут?
Дети запротестовали.
— У нас такая ведьма, что никакие жуки не страшны! Она каждую весну поля заговаривает!
— Тогда я цирюльник, — заключила Врени и в доказательство извлекла из-за пояса здоровую бритву.
Аццо подошёл ещё ближе и теперь пристально разглядывал лицо странной женщины.
— А это у тебя откуда? — спросил он, показывая на её лицо, украшенное застарелыми шрамами.
— Это? — не слишком удивилась Врени и глотнула вина. — А, это в одной деревне однажды решили, что я ведьма. Крысы-де у меня шибко быстро дохнут. А у них как раз засуха. Кто виноват? Ведьма виновата!
— Они тебя сожгли? — испугано спросил Аццо.
— Что ты! У них там был замечательный такой обрывчик. И если с него столкнуть ведьму, она обязательно полетит, кому хочется разбиться? Тут-то её из самострела прикончат.
— И ты?..
— А я не полетела, — хмыкнула Врени. Рамона поставила перед ней горшок каши и Врени с благодарным кивком запустила туда ложку.
— Ведьмы же не летают! — возмутился Аццо. — Если хотят узнать ведьму — её бросают в воду!
— Скажи это им, — посоветовала Врени. — Вот приди и скажи: я, мол, от той ведьмы, которую вы не добили в поза-ту весну. Решил рассказать, как правильно ведьм топить надо. Будут тебе они ведьму топить, когда у них засуха!
— А костёр? — ляпнул Аццо. Рамона, проходя мимо, отвесила мальчишке подзатыльник.
— Зачем тратить дрова, когда у них есть такой замечательный обрывчик? — угрюмо засмеялась Врени.
— Будет тебе детей пугать, — пробурчала Рамона и налила гостье ещё вина. Врени кивком её поблагодарила.
— А что, лечить людей у вас есть кому? — поинтересовалась гостья, делая ещё глоток.
— Знахарь у нас есть, — похвастался Аццо, кивая в угол кабака.
— Невидимый, что ли? — удивилась девушка. Стол в углу был пуст.
— Да нет! Только он там каждый вечер сидит! Приходит, доску расчерченную достаёт и предлагает сыграть кто пожелает. А то и вовсе непонятные игры приносит. Он у нас знаешь, какой? Из города прилетает жуть какой страшный злой волшебник, так он ему зубы лечит!
Врени хмыкнула.
— Злой волшебник, говоришь…
— Ну да! Его сама баронесса у себя принимает! Только это тайна!
— Вот и не болтал бы, — отвесила Рамона ещё один подзатыльник мальчишке. — Не слушай его, Врени, он выдумывает.
— А ведьма? — спросила Врени.
— Ведьма как ведьма, — пожала плечами Рамона. — Хорошая была девка, сейчас баба тоже ничего. Прижила ребёнка незнамо с кем. Ничего так девочка, добрая. В деревню ходит, матери помогает, пирожков там принести или травки лечебные больным передать.
— Так у вас и знахарь, и ведьма? — уточнила Врени. — Богато живёте.
— Повезло, — пожала плечами Рамона. — Так послать за знахарем? Он недалече живёт, а до ведьмы брести по лесу.
Врени задумалась и покачала головой.
— Нет. Пойду я. Принеси плащ.
— Так он не просох ещё.
Гостья промолчала. Рамона вгляделась в решительное лицо Врени и всплеснула руками.
— Куда ты пойдёшь? Холодно, дождь, да ты и больна даже! Не выдумывай! Оставайся, а я пошлю за знахарем, когда развиднеет.
— Я не больна. Не тревожься, я просто так спросила. Принеси плащ.
— Куда ты спешишь? — нахмурилась Рамона. — Гонится за тобой кто?
Врени усмехнулась, услышав в голосе кабатчицы подозрение.
— Заступником клянусь, нет. Не тревожься, я не принесла с собой зла. Только мне отдыхать не след, вот и всё.
— Свою голову не приставишь, — махнула рукой Рамона. — Иди, коли не сидится.
— Да, вот ещё, — остановилась Врени. — Дай вина на дорогу и хлеба.
Она отцепила от пояса флягу и протянула кабатчице вместе с ещё двумя медяками.
— Тут слишком много, — хмыкнула Рамона, но деньги взяла.
Врени усмехнулась уголком рта. Такую цену в деревенских кабаках платили свои, местные. Путникам всё всегда выходило дороже. Но не в этот раз. Повезло. Она забрала флягу, узелок с хлебом спрятала за пазухой, накинула на плечи не просохший плащ и вышла в дождь.
Магда сидела у котла с зельем предвидения и с ненавистью смотрела в его глубины. Зелье показывало только одно. Не какие-то картины прошлого, будущего или настоящего, а образ — того, кто занимал все её мысли. Того, кого она поклялась убить. Того, кому она была обязана жизнью.
Ведьма зачерпнула чёрной соли и посолила варево. Образ не пропал и даже не изменился. Такое бывает. Такое случается, и с ведьмами тоже. С ведьмами чаще всего. Самое сильное желание будет неисполнимым. Ей почти слышалось, как где-то там, не то в преисподней, не то за границей мира заливается хохотом Враг.
Ещё рано. Ещё слишком рано.
Но…
Заскрипела входная дверь. Магда вскочила на ноги, сжала в руке кухонный нож.
— Я сказала тебе, чтобы ты никогда — слышишь, никогда! — не переступал этого порога!
— Перепутала меня с кем, хозяюшка? — раздался в ответ грубоватый голос. Женский. Магда облегчённо выдохнула, положила нож на стол, стыдясь своего порыва. Потом снова нащупала рукоять.
— Я тебя не знаю! — резко ответила ведьма.
— Да уж само собой.
Незнакомка прошла на кухню и поклонилась хозяйке.
— Большеногая Врени меня называют, — представилась женщина. — А ты, небось, здешняя ведьма.
— Ведьма, — признала Магда, пристально разглядывая гостью. Крепко сбитая, большие ноги оправдывали прозвище. Руки тоже большие, крепкие, не привыкшие к женской работе. — За чем пожаловала?
— Помощи ищу, — глухо отозвалась женщина. — Верю в Освобождение, сестра.
Магда покачала головой.
— Я больше тебе не сестра. Я отказалась от Освобождения.
Врени смерила её пристальным взглядом, пожала плечами, повернулась и шагнула к выходу.
— Да погоди ты! — рассердилась ведьма. — Что за дело хоть у тебя?
Врени снова смерила её взглядом.
— Да уж. Деваться мне некуда.
— Что за дело? — снова спросила ведьма.
Врени махнула рукой и вышла за дверь. Магда осталась в полном недоумении.
Она едва успела вылить зелье и помыть котёл, когда странная гостья вернулась — и не одна. На плече она тащила насквозь мокрого монашка.
— Ты… — потеряла дар речи ведьма. — Ты это что ко мне принесла?!
— Человека, — отозвалась Врени, затаскивая монашка в дом. — На дороге нашла. Избил его кто-то и напугал до полусмерти. Побои я бы и сама свела, а с испугом не знаю как справиться.
— Да ты в уме ли? Притаскивать в дом ведьмы беглого монаха! А если его ищут?!
— Вот и поможешь, — хмыкнула Врени. — Не могла же я его бросить.
— Мир есть зло, — отчеканила Магда. — Смерть есть Освобождение.
— Я не прошла посвящения, я не могу дать Освобождение, — покачала головой Врени. — Его смерть была бы напрасной. А я тебя вспомнила. Ты та ведьма, которая отвертелась от высшего посвящения. Ну, что же. Назови свою цену. У всего есть цена. Договоримся.
— Зачем тебе это нужно? — сдалась Магда, наклоняясь над монахом. Тот оказался молоденьким парнишкой, чьё тщедушное тело терялось в бесформенном балахоне. Вид у него действительно был неважный. Страх, побои — ведьма принялась его ощупывать, проверяя, не сломано ли чего, — потом ещё дождь, промочивший беднягу насквозь. — Дрова колоть умеешь? Надо его согреть.
— Отчего же не уметь? — согласилась Врени. — А до остального… не спрашивай.
— Дровяник под навесом за домом, — указала ведьма. — Ничего не сломано. Повезло пареньку. Надо сжечь его одежду, если ты его прятать собираешься.
— Сожги, — согласилась Врени и подхватила топор.
— Стой! — вдруг произнесла Магда. — Ты не прошла посвящение, так, что, собиралась?
Врени покосилась на монашка. Тот был без сознания.
— Собиралась, — призналась она. — Старший брат отказался за меня говорить. Не готова, говорит.
— А кем бы ты стала, если бы прошла?
— Я? — усмехнулась Врени. — Убийцей.
К вечеру дождь стих, а к утру подсохло настолько, что Магда пошла в лес, собрать кое-что нужное, да, может, если сердце потянет, побывать у алтаря, спросить совета. Монашка она напоила зельем, от которого он проспит два дня и две ночи, а, когда пробудится, душа его вернёт спокойствие. Это поможет — на время. Врени осталась с ним — под строгий наказ по кухне не шарить. Цирюльница только пожала плечами.
— Да уж знаю, с ведьмой не связываются, — отозвалась она.
Оказавшись в лесу, Магда не приступила к делу сразу. Знахарь бы начал искать травы. Ведьма сняла обувь, распустила волосы, развязала пояс и скользнула между деревьев. Прежде чем срывать травы, надо было почувствовать лес, уловить его дыхание… лес дышал спокойно, мирно… но что-то нарушало мирную тишину. Это как болезнь — человек ещё здоров, но опытный глаз видит, что что-то не так.
— Ну, здравствуй, Маглейн, — произнёс знакомый голос. Ведьма в ужасе распахнула глаза.
Он стоял далеко от неё — тёмная тень в лунном свете. Держал пустые руки на виду. И усмехался. Магда не видела этого, но знала, он усмехался. Виль. Виль-батрак, убийца, проклятый. Прозревший. Высший посвящённый. Человек, который спас ей жизнь. Человек, который хотел лишить её самого дорогого. После того, как она освободилась от проклятия, его заменил Виль.
— Здравствуй, Виль, — хмуро поприветствовала она. — Или мне тебя звать «Медный Паук»?
— Сама решай, — отозвался Виль и неторопливо двинулся в её сторону. Магда попятилась.
— Зачем ты пришёл? Ещё не пришло время.
— Неласково встречаешь, — засмеялся батрак. — Поговорить хочу.
— Не о чем нам разговаривать, — огрызнулась Магда, чувствуя, что теряет самообладание. — Я говорила тебе — забудь о моём существовании. Исчезни. Моя дочь тебе не достанется.
— Ай-ай-ай, Маглейн, — покачал головой батрак, подходя ближе и усаживаясь на землю. — Всё обмануть хочешь папашу Виля.
— Мне плевать. Я помню всё, что ты для меня сделал. Поэтому говорю тебе — просто уйди.
— Кого ты дома прячешь? — вместо ответа спросил Виль.
— Не твоё дело.
— Не моё так не моё, — кивнул батрак, отвязал от пояса флягу и приложился к ней. — До завтра не уберутся ли?
— Откуда я знаю? — устало вздохнула Магда.
— Тогда завтра сюда приходи.
— И не подумаю.
— Придёшь, Маглейн, придёшь. Поговорим. О девчонке твоей поговорим. О жизни. Нам с тобой есть о чём поговорить.
— Не о чем нам с тобой разговаривать, — рассердилась Магда. Но знала: придёт. Нельзя всю жизнь провести в страхе.
В дом она вернулась, когда солнце уже перевалило через половину неба. Врени помыла пол, кинула остатки еды собаке. Пёс был старый, по пустякам не лаял, и Магда давно держала его только из жалости. Вернувшись, ведьма ничего не сказала непрошеной гостье. Не похвалила за помощь, не отругала за самоуправство.
Часть принесённых с собой трав разложила-развесила на чердаке для просушки, часть, вскипятив воду, заварила и оставила остывать. Подумав, принялась готовить обед.
— Что это с тобой? — спросила Врени, появляясь на кухне. — Ты вернулась сама не своя.
— Ты меня не знаешь, — жёстко ответила ведьма.
— Не знаю, — согласилась Врени. — Но с такими лицами просто так не возвращаются.
— Не твоё дело.
— Не моё, — снова согласилась цирюльница. — Но, может быть, я смогу помочь.
Магда повернулась к гостье и пристально посмотрела ей в глаза. Во взгляде ведьмы вспыхнула и погасла надежда.
— Ты не поможешь, — сказала Магда. — Вряд ли ты станешь убивать проклятого.
— А кого ты хочешь убить? — деловито спросила Врени. — Ведьм из общины или Медного Паука, который…
Она не договорила. Магда отшатнулась, глаза её загорелись злостью и недоверием, а пламя в очаге покраснело и взметнулось в человеческий рост, обнимая котёл с похлёбкой.
— Откуда ты знаешь? — очень тихо спросила ведьма. В доме повисла тишина. Казалось, всё вокруг замерло, ожидая, когда гнев ведьмы прольётся наружу.
— Догадалась, — беспечно отозвалась Врени. — В общине ты не бываешь. Про твоё неудачное посвящение до сих пор говорят. Ну, так ответишь? Ведьмы тебя не взволновали, да и не стали бы они являться за тобой в твой лес. Медный Паук? Чего он от тебя хочет?
Магда какое-то время колебалась. Потом протянула руку к огню. Кроваво-красный лепесток пламени скользнул в её руку, не причинив ей вреда, и весь остальной огонь приобрёл обычный свет и опал. Врени, не теряя самообладания, смотрела на ведьму и ждала. Магда повела рукой, в которой она держала лепесток пламени. Губы её шевельнулись, произнося заклинание.
— Никто не может обмануть ведьму в её собственном доме, — тихо сказала ведьма. Лицо Врени оставалось таким же спокойным, взгляд — любопытным и чуть-чуть участливым. Ложь не исказила его.
— Он хочет получить мою дочь, — призналась Магда. — Чтобы воспитать её таким же чудовищем, как он сам.
Врени нахмурилась.
— Он хочет дать ей высшее посвящение?
— Он хочет иметь помощника-колдуна, воспитанного им так, как он сочтёт нужным. Чтобы помогал ему в его мерзостях. У меня родилась девочка, но его это не остановит.
— У тебя родилась девочка с колдовским даром? — недоверчиво переспросила Врени. Колдовство — не дар, это проклятие, это знали все прозревшие. — Кто же её отец?
— У неё нет отца, — категорично ответила ведьма. — Нет, у меня родилась обычная девочка. Обычная. И я хочу, чтобы она выросла обычной жизнью.
— Тогда не вижу беды, — холодно отозвалась Врени. — Если он просил ребёнка с колдовским даром, а у тебя такого нет — что за беда?
— Ты не знаешь Медного Паука, если спрашиваешь об этом, — хмуро ответила Магда.
— Медный Паук, — отозвалась цирюльница таким голосом, словно зачитывала страницу в одном из старинных бестиариев. — Разбойник, убийца, высший посвящённый. Самого низкого происхождения. Ему заказывают почти одно только духовенство, чёрное, белое — не имеет значения. Ходят слухи, что он может пробраться в полную крепость врагов и выйти оттуда никем не замеченным. Ходят слухи, что ему приходилось творить добрые дела, причём бесплатно. Деньги его не интересуют, но плату он назначает большую. Ходят слухи, что он был твоим любовником. Ходят слухи, что ты наложила на него проклятие. Не доверяет ни мужчинам, ни женщинам, но за предательство жестоко мстит. Несколько раз его пытались убить, попытавшихся больше никто не видел. Много пьёт и в подпитии всегда много болтает, но ещё никому не удавалось на этом сыграть.
— Он не был моим любовником, — покачала головой Магда.
— Ты беспокоишься о своём ребёнке и отказываешься мыслить здраво.
Ведьма помолчала. Встала, заглянула в комнату, где лежал принесённый Врени монашек. Тот мирно спал. Зелья действовали как надо, его лицо постепенно расслаблялось. Врени спокойно ждала на кухне. Магда вернулась туда, пошевелила огонь в очаге.
— Я могу передать человеку дар, — тихо сказала ведьма.
Врени подняла брови.
— Разве он знает об этом?
Магда пожала плечами. Она сказала неправду. Дочь ведьмы не могла бы вырасти обычной жизнью. Кто бы ей позволил?.. Уметь лучше, чем не уметь. Знать лучше, чем не знать. Ведьме нужна ученица. Земле нужна ведьма. Она могла бы передать свой дар дочери в любое мгновение… но тогда она её лишалась.
— Ты хочешь, чтобы я убила его? — уточнила Врени. — Твои проклятия не работают?
— Я его не проклинала, — снова покачала головой ведьма. И снова слукавила. Проклинала, конечно. Пыталась закрыть ему пути. Ничего не помогало. Может быть, решись она на по-настоящему чёрное колдовство… нож мог бы выпасть у него из руки или повернуться и вонзиться в его сердце. Может быть… Ей приходилось решаться на злое колдовство. Первый раз её заставили. Потом… потом… приходилось… Если не останется другого выхода… если.
— Я откажусь, — предупредила Врени. — Не люблю браться за невыполнимые задачи. Он не подпустит меня с моим ядом, а ножом я действовать не люблю.
Магда махнула рукой.
— Возьми мазь с той полки и иди к своему монашку. Его надо натереть с ног до головы. Справишься?
— А то!
Врени шагнула к двери, но вдруг остановилась.
— А взрослому человеку ты можешь дар передать?
Магда усмехнулась.
— Кому угодно.
Ей было двенадцать лет, когда она открыла в себе дар. И тринадцать — когда она впервые убила человека.
До двенадцати лет её жизнь складывалась… обычно. Большая семья. Много работы и мало хлеба. Дети рано начинали помогать родителям. Это их не смущало: в их деревне так жили все. Земля плохо родила, поборы города были огромны. Из города сюзерен посуровее, чем из какого-нибудь графа, ведь граф один, а у города господ много. Одежда была ветхая, еды не хватало, мясо даже по праздникам не видели, вина и подавно, многие болели. Рослую девку отдали в кабак — скрести полы, таскать воду, мыть котлы. Тоже обычное дело. Врени считала, что ей повезло: иногда можно было отскрести пригоревшую кашу и набить пустой желудок.
А потом и это закончилось.
Сначала появился дар. Странный дар, который Врени потом всю жизнь держала в тайне. Просто однажды она удрала на речку купаться. А когда вернулась, кабатчица, злая сварливая бабка, бывшая с Врени в дальнем родстве (как и все в деревне) заперла девочку в чулан. А в чулане полно тараканов. Врени всегда боялась тараканов. Что произошло — она сама не знала. Только очень-очень захотела, чтобы они исчезли. Так бывает в детстве со всеми. Но не со всеми бывает, что тараканы дохнут. Без яда, просто дохнут от мысленного приказа.
Потом пришёл казначей. Из города. Он пришёл отобрать у людей последнее — и вся деревня гудела, обсуждая, как бы его извести. Врени, конечно, никто не спрашивал. Но она внимательно слушала. Она всегда внимательно слушала, что говорят взрослые. И всегда молчала. Промолчала и на этот раз.
Сначала она пыталась убить его так, как убивала тараканов, клопов, мышей, крыс и прочую вредную живность. Но… дар молчал. Это ей было не дано и в глубине души девочка вздохнула с облегчением. Было бы страшно жить, умея такое.
Но казначей!
И тогда Врени решилась попробовать. Ей казалось, ничего не будет — для неё. Кто узнает?
Казначей умер.
Вот только дураков в деревне не было.
Одно дело — по ночам, заперев двери и ставни, тихонько шептаться, мол, вот помер бы казначей…
А другое дело — когда он в самом деле помирает. Посреди деревни, поев в ней горелой каши (другой кабатчица не готовила).
Врени обвинили сразу. Видели, как она подсыпала что-то в кашу, пока несла обед дорогому гостю. Ей было тогда тринадцать лет. Она не думала, что от неё все отрекутся.
Кашу её заставили съесть всю. Она даже не пыталась сопротивляться. Поняла уже, что жизни ей не будет.
Но толчённые тараканы, отравленные её волей, не принесли неудачливой убийце никакого вреда. Её бы даже отпустили… вот только городу нужно было выдать убийцу.
…кто открыл окошко — слишком узкое для взрослого человека, в которое не по летам рослая Врени протиснулась с трудом, изодрав в клочья ветхую одежду?.. Врени не знала. Ей хотелось думать, что это была мать. Как бы то ни было, она сбежала.
Все проклятые с этого начинают: они теряют то, что у них было. Дом, семью, детей или родителей… все проклятые проходят этот путь. Врени добралась до ближайшего города и затерялась в толпе. Домой она больше не возвращалась.
Врени отогнала воспоминания и принялась за дело. Цирюльница, она не смущалась при виде человеческого тела. Как того требовало ремесло, она могла подстричь, побрить, вскрыть нарыв, вырвать зуб, сложить сломанную руку, выпустить дурную кровь. Могла бы, не дрогнув, той же бритвой перерезать горло, но делала это редко. Если руки привыкнут к убийству, как ей будут доверяться почтенные горожане? Вид уродливой девки с остро заточенной бритвой и так пугает, и многие дрожали в её руках. Цирюльников всегда не любят. Боятся и не любят. Хотя не так, как боятся и не любят крысодавов, а Врени это делала мастерски и никому не открывала секретов мастерства. А ещё из убитых ею насекомых получался отличный яд. Яд, который не сможет распознать даже самый опытный знахарь. Потому что нет его в природе, такого яда. Очень удобно.
Насвистывая под нос в меру похабную песенку, Врени принялась обмазывать монашка лечебной мазью. Паренёк ей нравился. Ей вообще нравились люди, о которых приходилось заботиться. Конечно, это не принесёт ей высшего посвящения, но есть в жизни и другие радости…
Магда со страхом шагнула в лес. Прошло семь лет. Они не были спокойными, эти семь лет, но они были. Многое изменилось. Кроме одного. Неизменен её долг — и чудовище, которое не даст себя обмануть.
О, она могла бы сбежать! Сбежать и всю жизнь прятаться, бояться собственной тени. Но в том-то и беда, что земле нужна ведьма. А ведьме нужна ученица. И земля. Своя земля, которая приняла, которая спасала и укрывала. Только эта и никакая другая.
— Здравствуй, Маглейн, — раздалось у неё за спиной. — Что, не ушли твои гости?
— Здравствуй, Виль, — устало вздохнула ведьма. — Нет, не ушли. Чего тебе надо? Говори — и разойдёмся. Срок ещё не вышел, а унижаться перед тобой — в другой раз, знаешь ли.
— Неласково встречаешь, Маглейн, — засмеялся батрак. — Не приветила, не накормила…
— Сам же ко мне в дом не пошёл, — слегка усмехнулась Магда.
— Незачем твоим гостям меня видеть, — отмахнулся батрак. — Я к дому-то подошёл, да раздумал стучать. Откуда ты Большеногую знаешь?
— Сама пришла, — проворчала ведьма. — Все вы сами приходите… житья от вас нет… А ты её знаешь?
— Как не знать? Она недавно от высшего посвящения отказалась. Дура девка и гордая слишком.
— Ты, что ли, был её старшим братом? — заинтересовалась Магда.
— Избави Освободитель! Только такой сестры мне не хватало! Говорю же, дура девка.
— Так а в чём дело-то? — спросила заинтригованная ведьма.
— Да… Слышал я, как Ржаной Пень перед общими старшими братьями отчитывался за такую сестрёнку. Сказали ей младенца зарезать, а она заартачилась.
— Младенца? — удивилась Магда. — С каких это пор прозревшие воюют с младенцами?
— Вот и она так сказала. У рыцаря цур Ортвина младший сын родился, он старшего решил наследства лишить. Тот же был приятелем твоего этого… хмыря, который себя Дюком[5] звал. Если бы у цур Ортвина был другой наследник, этого бы — на порог и пинком. Старшенький и решил подсуетиться. Нашёл кого надо, весточку послал. Ржаной Пень и решил взяться.
— Младенца?!
— Баба, — сплюнул батрак. — И Большеногая твоя — тоже баба. Высшее посвящение — не для таких, как она. Кто своим умом думает, старшего брата не слушает, кто решает — тут могу, там не могу. Если ты отрекаешься от мира — какая разница, кого и когда?
— Тебе, небось, не младенца зарезать велели, — ядовито отозвалась ведьма.
— Я здоровый мужик, — хмыкнул батрак. — Я могу и посерьёзней дело взять.
— А она — нет?
— А она детей слишком любит, — засмеялся батрак. — Дура девка. Раскричалась, мол, Ржаной Пень — продажная шкура и у уличной девки чести побольше будет. Что из-за него прозревшие станут наёмниками, чьими руками всякая шваль свои делишки грязные обделывает.
— И он это стерпел? — удивилась Магда.
— Стерпел — не стерпел, а только на щеке у него шрам остался, аккурат от бритвы. И рукой он как-то плохо двигает.
Магда засмеялась.
— Говорю — дура, — повторил батрак и отцепил от пояса фляжку. Глотнул, протянул ведьме, но она покачала головой. — Если уж взялась своей железкой размахивать, то зачем живым отпустила?
— Может, он быстрее бегает, — хмыкнула Магда. — Ладно, Виль. Говори, зачем пришёл.
— Где девчонка твоя? — вместо ответа спросил батрак.
Магда подобралась, готовая защищать своего ребёнка.
— Где бы ни была, это не твоё дело!
— Прячешь, значит. От папаши Виля прячешь. Ай-ай-ай. Всё хитришь, Маглейн, всё изворачиваешься.
— Слушай меня, «папаша»! Первое — ещё не пришло твоё время. Второе — девочка лишена дара, это не дар, это проклятье, он не передаётся, он не просыпается у детей колдунов! Условие не выполнено, она не твоя! И третье — в семь лет или позже, с даром или без — ты её не получишь! Слышишь?! Ты никогда её не получишь, ты…
— Уймись, Маглейн, — прервал её батрак и сделал ещё глоток. — Всё это я уже слышал. Всё хитришь.
— Ты…
— Уймись.
Магда прислонилась к дереву и скрестила руки на груди.
— Тебе что-то нужно, — спокойно сказала она. — Иначе ты разговаривал бы по-другому.
— Умница, Маглейн. Догадливая.
— Говори, что надо, и проваливай!
Виль усмехнулся и глотнул ещё вина. Поболтал фляжкой, прислушиваясь к бульканью. Смерил стоящую перед ним ведьму изучающим взглядом.
— Кто-то меня очень не любит, — наконец произнёс он.
— С чего бы это, а, Виль? — засмеялась Магда.
— Мне перестали доверять, — пояснил Виль, не обращая внимания на реакцию Магды. — Меньше рассказывают. Реже дают задания. Два раза… нет, три… кто-то убрал святошу, на которого я нацелился, прежде меня. И после этого общие старшие братья высказали мне… неудовольствие.
— И что ты от меня хочешь? — нахмурилась ведьма. — Я больше не верю в Освобождение, я не имею отношения к вашим делам.
— Но ты сохранила дар. Он мне нужен. Я не могу ждать, пока подрастёт твоя девчонка.
— Ты хочешь, чтобы я отыскала твоего врага? — уточнила Магда.
Виль вгляделся в её лицо. Она протянула руку и он передал ведьме свою флягу. Магда сделала большой глоток. Вино было так себе.
— Да, — просто ответил батрак.
И Врени, и Виль отнеслись к предложению Магды с многообещающей солидарностью. Магда рассказала свою идею утром, когда Виль, наконец, согласился зайти к ней в дом и позавтракать как человек, а не как собака. И вот теперь, накормив обоих проклятых, Магда объяснила, что советует им сделать.
— Нет, — спокойно произнесла Врени и скрестила руки на груди.
— Ты совсем с ума сошла, Маглейн, — поддержал её Виль. — Подумать, что я соглашусь стать старшим братом для этой дурноватой девицы, которая…
— Подумать, что я соглашусь стать сестрой этого выродка, который… — подхватила Врени.
— …не слушает старших и не способна выполнить простейшее задание, — закончил свою мысль батрак. — Да от неё толку меньше, чем от твоей собаки.
Врени немедленно взвилась, но тут же взяла себя в руки.
— То задание было подлостью, — холодно процедила она, — Ржаной Пень специально дал мне его, чтобы отказать в посвящении.
— Младенца прирезать — нашла трудность! — парировал батрак. — У тебя духу не хватило, так и скажи. Какая же ты после этого прозревшая?
— А у тебя бы — хватило? — прямо спросила Врени. — И рука бы не дрогнула?
— А то! — хмыкнул Виль.
Врени вдруг усмехнулась, недобро и мрачно.
— Возможно… — медленно произнесла она. — Каждому проклятому — своё задание, так ведь? Хочешь, я назову то, что ты бы не мог сделать?
— Не хочу, — отрезал батрак.
— Виль, послушай… — заговорила Магда, не слишком уже надеясь примирить спорщиков.
— Ладно, валяй, Большеногая. С чем бы это таким я не справился?
— Однажды ты напился на встрече, — всё так же медленно заговорила женщина, — и, как всегда, принялся трепать языком. Кому-то из твоих собутыльников это показалось забавным… И они тоже молчать не стали…
— Как интересно… — издевательски ухмыльнулся батрак.
— У тебя есть брат, — закончила свою мысль Врени. — Найди и убей его. А после суди меня. Что ж ты сидишь? Ведь кровные узы — это оковы мира.
Виль протянул руку, взял ломоть хлеба и густо посолил. Откусил кусок, посолил ещё гуще.
— Ты знаешь больше, чем это полезно для здоровья, Большеухая Врени, — сообщил он спокойно. Магда забеспокоилась. Она слишком хорошо знала батрака, знала и его повадки. Ещё пара слов — и он возьмётся за нож.
— Виль, ты в моём доме, — напомнила она.
— Ну и что? — хмыкнул батрак и глотнул вина. — Подружки твоей нет здесь, которая крови боялась. Кстати, куда она делась?
— В замок, — ответила Магда. — Вир теперь шателен[6] Ордулы.
— А барон чего же? — удивился батрак. — Что ж он свой замок Серому-то отдал?
Магда вскинула на него глаза и опустила взгляд. Он не знал.
— Барон уехал. В священный поход. Три года как. Он чуть не погиб в сражении. Как только оправился — на коня и умчался. Вестей нет. Теперь у нас баронесса, Нора. Она уехала в Барберг и велела построить ей замок там. А пока живёт в Тамне.
— Ну, эта нами направит, — покачал головой Виль, на мгновение становясь тем, кем он когда-то был — батраком, выросшим в Латгавальде, деревне близ старого замка барона цур Фирмина.
— Она повысила подати, — ровным голосом произнесла Магда. — А в Ордуле жить не пожелала. Сказала, не хочет вспоминать.
Виль усмехнулся, Магда вернула ему улыбку. Батрак был тем самым человеком, который вынес Нору, тогда глупенькую молоденькую девушку, из замка её отца, захваченного негодяями. Но баронесса этого не помнила — вампирша Вейма изменила ей память.
— Всего семь годков тут не был, — произнёс батрак. — А как всё изменилось-то…
Он перевёл взгляд на Врени, которая молча слушала их разговор.
— Сядь, — хлопнул он по лавке, — не стой над душой.
Женщина не ответила. Виль отцепил от пояса флягу и сделал глоток. Потом посмотрел на цирюльницу.
— Может, и дрогнула бы, — признал он. — Я бы тоже не взялся. Противно.
Врени села рядом с ним и поставила на стол свою флягу.
— Я понял тебя, — сказал батрак ведьме. — Твоя болтливая приятельница может быть полезной. Но мне нужно не это. Мне нужен твой дар.
— Мне действительно нужно высшее посвящение, — отозвалась Врени, не давая Магде ответить, — но не настолько, чтобы подставлять свою шкуру ради неизвестно чего.
— Боишься? — поддел её батрак.
— Мне лень, — прямо ответила женщина.
— Врени, — заговорила Магда, — ты со мной ещё не расплатилась. Жизнь за жизнь, человека за человека.
— Он ведь не должен был умереть, — возразила Врени.
— Так ведь и ты не умрёшь, — усмехнулась Магда.
— О каком человеке речь? — как бы невзначай поинтересовался Виль.
— Врени принесла, — кивнула Магда. — Монашек. Здесь такие не ходят. Братья Камня так одеваются, у нас их почти нет.
Братьями Камня называли орден, взявший на себя заботу о паломниках, идущих в священные земли и, реже — о паломниках, отправляющихся на поклон к другим реликвиям.
Медный Паук присвистнул.
— Откуда ты про них знаешь, а, Маглейн?
— Видела, — глухо ответила ведьма. — Когда барон в священный поход собирался.
— И зачем тебе этот святоша? — не отставал батрак.
— Спроси Врени, — устало вздохнула Магда. — Мне она ничего не пожелала объяснить.
— А ты и рада стараться.
— Он нуждался в помощи. Не выбрасывать же его под дождь.
— Я бы выбросил, — пожал плечами Виль. — Давай, Большеногая, рассказывай.
— Не твоего ума дело, — непреклонно отозвалась цирюльница.
— Моего, моего. Надо же мне знать, кого ты к моей сестрёнке притащила.
— Врени твоя сестра, — покачала головой Магда. — Я к вам давно отношения не имею.
— Это уж мне решать, — отмахнулся батрак. — Говори, Врени.
Цирюльница закатила глаза.
— Есть люди, которые его очень не любят, — безразлично ответила она. — И другие люди, которые хотят видеть его живым.
— А ты и рада стараться, — хмыкнул батрак. — Хоть одного человека ручками своими нежными убила?
Врени неприятно улыбнулась.
— Про епископа Хейна из Анша знаешь?
Виль скривился.
— Ещё бы не знать. Помер за два дня до того, как я до него добрался. Ох, и разозлился я тогда!
— Моя работа, — усмехнулась цирюльница.
— Его не тебе поручили, — нахмурился батрак.
Магда буквально кожей почувствовала, как убийца подобрался, словно готовясь к прыжку.
— Не мне, — кивнула Врени. — У него дом был в городе. Женщина там прибиралась. У той дочка была. Я к ним заглянула как-то. Тараканов развелось.
— Не ахти она прибиралась, — неприятно засмеялся батрак.
— Ну, и узнала, — так же безразлично продолжала Врени. — Ждать тебя, уж прости, времени не было.
— А ты добрая, — заухмылялся Виль. — Таким нечего среди прозревших делать.
— Не тебе решать, — отрубила цирюльница.
— Как не мне? — картинно удивился батрак. — Ты же ко мне в сёстры просишься.
Магда закатила глаза.
— Шли бы вы отсюда оба, — посоветовала она. — У меня дел по горло.
— А с монашком что будешь делать? — деловито поинтересовался батрак.
— На ноги поставлю да и выставлю за порог. Дороги назад ко мне он не сыщет, что здесь было — не вспомнит.
Врени нахмурилась.
— Далеко он уйдёт.
— Тут сама думай. Можешь сесть на опушке и караулить. Мне он без надобности.
— Ты бы его выслушала, прежде чем прогонять, — посоветовала Врени.
Батрак расхохотался. Магда удивлённо подняла брови.
— Врени, он монах! Что же ты думаешь, очнувшись, он скажет: спасибо, добрая ведьма, за лечение и приют? Радуйся, что вообще…
— Спасибо, добрая ведьма, за лечение и приют, — эхом откликнулся незнакомый мужской голос. Магда ахнула и схватилась за нож. В очаге вновь взметнулось пламя, освещая стоящую в дверях тщедушную фигуру монашка. Был он в одних портках, ведь перемотанный повязками и перемазанный целебной мазью и с трудом стоял, держась за косяк.
— Что же ты оплошала, Маглейн? — спокойно произнёс батрак, поднимаясь и отступая в тень. В руке у него будто бы сам собой вырос нож. Врени скрестила руки на груди, пристально рассматривая своего подопечного. — А говорила, два дня проспит.
Магда развела руками. Такие люди бывают. Слабые телом, но слишком сильные духом. На них плохо действует дурман, вернее бить по голове, чем опаивать. Такие люди бывают. К счастью для всех — они встречаются редко.
— Много услышал? — хмуро спросила она, откладывая нож.
— Я понял, где я оказался, — слабым голосом ответил монашек. Но глаза его смотрели твёрдо и ясно. — Вы — проклятые. Зачем я вам?
— Сами себя спрашиваем, — из темноты засмеялся батрак.
— Лучше скажи, как ты здесь оказался, — покачала головой Магда. — Тебя нашли избитого и без сознания. Кто на тебя напал? Зачем?
Монашек пожал плечами и покачнулся.
— Какая вам разница?
— Не хочешь говорить? — с интересом спросил батрак. — Маглейн, давай я с ним побеседую?
— Не нужно, — твёрдо ответила ведьма. Батрак снова засмеялся. — Нам не нужны его тайны. Он поправится и уйдёт. И всё.
Монашек, казалось, что-то обдумывал.
— Я сбежал, — признался он. Ведьма пожала плечами. — Меня послали в Кертианское аббатство, работать над часословом, который орден братьев-заступников готовил в дар кому-то из баронов. Я не хотел.
— Какая тебе разница? — спросил Виль, всё так же не выходя из тени. — Что там святоши, что там.
— Мной хотели откупиться, — пояснил монах.
— А ты такая важная птица? — хмыкнул Виль. — Не похоже что-то.
— Про проклятую священную книгу знаете? — спокойно спросил монах.
Женщины пожали плечами.
— Слышал что-то такое, — отозвался батрак. — Будто бы один монах взялся написать да изукрасить священную книгу за ночь, да не справился и позвал на помощь Врага, а тот, мол, и рад стараться. И теперь, мол, никто не может заглянуть внутрь, не сойдя с ума. Россказни!
— Её сделал я, — пояснил монах.
Виль присвистнул.
— И ты правда нарисовал в ней Врага? И как он вблизи? Сколько лет его прославляю, а никогда такой чести не удостаивался.
— Я писал её семь лет, — сказал юноша. — Начал ещё мальчишкой, но уже тогда я знал все секреты своего ремесла. Никто не поверил… кроме братьев нашего монастыря, которые видели меня за работой. Никто не может повторить мой труд, а если и сможет, я создам другой, лучше.
— Это прекрасно, — нетерпеливо ответила Магда, — Но что нам за дело? Сегодня отлежись, а завтра убирайся. Мне не нужен ни ты, ни твои тайны. Вижу, ты поправляешься.
— Я её украл, — вдруг сказал монашек. Магда закатила глаза.
— Это твоё дело.
— Да погоди ты, Маглейн, — хмыкнул батрак. — Пусть доскажет, убить мы его всегда успеем.
— Ты. Никого. Не убьёшь. В моём доме, — отчеканила Магда.
— Больно надо! Я и за порогом дождусь.
— Не обращай внимания, — посоветовала ведьма. Юноша хорошо держался, но Магда видела, с каким трудом он стоит. — И немедленно вернись в постель!
— Да брось, Маглейн. Рассказывай, парень. Зачем украл-то?
— Хотел продать, — просто ответил юноша. — Вдруг найдётся дурак, готовый заплатить за легенду?
Врени тихонько засмеялась.
— Такой дурак, похоже, нашёлся. Только заплатили не тебе. Это книгу у тебя отобрали разбойники?
— Они её искали, — уклончиво ответил монах.
— А ты припрятал? — догадался Виль.
Монах кивнул и покачнулся.
— Врени! — потребовала Магда. Цирюльница понятливо потащила ослабевшего монашка в постель.
— Как звать-то тебя? — в спину им просил Виль.
— Полди, — слабо отозвался монашек. — Брат Полди.
Уложив подопечного в постель и напоив его двойной дозой сонного зелья, Врени вернулась на кухню. Магда сидела молча, вглядываясь в языки пламени и цирюльница не решилась спросить, что ведьма там видит. Батрак чинил расшатавшуюся скамейку, отпуская оскорбительные замечания по поводу того, чем ведьма на ней занималась. Магда ему не отвечала.
Врени помедлила и протянула ведьме изодранную рясу.
— Я осмотрела её, — тихо сказала цирюльница. — Ничего нет. Сожги.
— У меня в чулане старый мешок валяется, — отозвалась Магда. — Из него сделаем новую, будет брат Полди нищенствующим монахом. Мирянина из него всё равно не получится.
— Дайте-ка сюда, — вмешался Виль. — Дуры-бабы, вам бы только жечь да выбрасывать.
Магда безучастно смотрела, как опытные пальцы разбойника ощупали грубую ткань рясы. Швы, капюшон, рукава… и всё же пропустила момент, когда Виль что-то обнаружил.
— Вот теперь — убирайте, — хмыкнул батрак. — Письмецо монашек нёс. Ну-ка, посмотрим.
Ни Врени, ни Магда даже не подумали его остановить.
— Печать с гербом, — проговорил Виль. — Ну-ка… что это за зверёк такой интересный… огнём пыхает… аж из ушей лезет… Ну-ка, Маглейн, не нашего ли барона письмо?
Ведьма насторожилась, но ничего не успела сказать, когда батрак сломал печать и развернул короткое письмецо.
— Ого! Маглейн, смотри-ка, это тебе!
Магда не глядя, протянула руку. В груди гулко стучало сердце. Батрак беспрекословно отдал ей письмо, но встал у ведьмы за спиной. Врени осталась стоять в дверях. Начало и конец письма было написано почерком самого барона, середина — рукой его доверенного секретаря.
Из военного лагеря под Ааком — в баронство Фирмин.
От милостью Заступника барона цур Фирмина — Магде, милостью барона проживающей на его землях.
Магда!
Это письмо — одно из многих одинаковых писем, которые будут посланы с братьями ордена Камня. Дела обстоят так непросто, что из двадцати посланных писем доходит только одно, поэтому мы придумали посылать одно и то же много раз в надежде, что хоть какое-то дойдёт.
(далее рукой секретаря).
Это письмо может быть тебе доставлено одним из многих братьев ордена Камня или даже несколькими из них. Со мной всё благополучно и с людьми, которых вверил мне Заступник, тоже. Дело наше движется медленно, но Заступник с нами и мы продвигаемся к святому граду. Я бы не стал писать, если бы не встреча, наполнившая моё сердце тревогой. Среди вольных рыцарей я встретил человека, который называл себя когда-то Дюком. Ты достаточно хорошо его описала, к тому же с ним был старший сын рыцаря цур Ортвина, лишённый отцом наследства. Я понимаю, почему они присоединились к священному походу: совет баронов и церковь обещали прощение всех грехов и преступлений тому, кто будет храбро сражаться за нашу святую реликвию. К тому же он не из тех, кто мог бы жить в мире и покое, а святое дело ничем не хуже любого другого. Здесь немало людей самого разного пошиба. Некоторые из них настроены грабить и нескольких пришлось повесить в назидание прочим.
Алард покуда ведёт себя примерно. Он отважный рыцарь, не понаслышке знающий о чести и мужестве. Но я слишком поздно заметил, что он крутится возле моих людей и расспрашивает их о жизни в Фирмине. Он спрашивал также и о тебе, хотя говорить о ведовстве в святом походе кажется недопустимым. Боюсь я, что Алард проведал о рождении твоей дочери. Я заметил его ухищрения слишком поздно. Собирался пресечь, но он ушёл и сам и больше в наш лагерь не заходит. Я не знаю, зачем ему понадобились сведения о тебе и твоей дочери. Он не может ни дать ей своё имя, ведь у него нет имени, ни позаботиться о том, чтобы девочка ни в чём не нуждалась, ведь такие, как он, неспособны к заботе, что он и выказал своим поведением по отношению к тебе. Пишу тебе, чтобы ты была настороже. Алард не покидает общий лагерь и ни он, ни старший сын цур Ортвина не отправляли писем. Я постараюсь известить тебя, если это изменится.
Магда мельком глянула приписку, написанную рукой барона и, как она ни крепилась, у неё вырвался такой протяжный всхлип, что в комнате застонал и заворочался опоенный монашек, а Врени вздрогнула.
Виль протянул руку и отогнул край письма.
Не проходит ни дня, когда я не жалею, что тебя нет с нами, и ни одной ночи, когда я не радуюсь, что ты осталась в безопасности дома.
Алмарик цур Фирмин
Батрак протяжно присвистнул.
— Интересные письма тебе наш барон пишет, Маглейн… С чего бы вдруг, а?
— Не твоё дело, — отрезала Магда.
— Скучает по тебе… — не отставал Виль. — Чем это ты его выхаживала после раны?
— Что?! — рассердилась ведьма. — Да, барон был моим любовником! Почему бы и нет?!
Врени подняла брови. «Он был любовником», а не Магда была любовницей. Батрака заинтересовало другое.
— «Был», а, Маглейн? Кто кого бросил?
— Никто, — глухо ответила Магда. — Он уехал. Я осталась.
— А чем тебя парнишка тот не устроил? Волчонок Арле, кажется?
Магда слабо улыбнулась.
— Арне. Он стал миннезингером.
— Песенки о любви слагает? Самое то по нему. А ты слушать не захотела?
— Я дала ему отворотное зелье, — пояснила Магда.
Больше она говорить ничего не стала. Арне хотел любви. Хотел того волшебства, которое рождается между двумя душами. Она больше ничего не могла чувствовать. Барону… барону хватало уважения. Они сошлись, когда она выходила его после той раны, полученный в короткой и страшной Северной войне. Сошлись случайно, ничего не ожидая и не требуя друг от друга. Магде казалось, что барон к такому не привык. Ей же… ей было всё равно. Пока он не сказал, что уходит.
Врени внезапно открыла рот, словно хотела что-то спросить или сказать, но бросила короткий тревожный взгляд на разбойника и промолчала. У Магды сжались губы. Виль перевёл взгляд с одной женщины на другую и тоже, кажется, что-то понял.
— Не твоё дело, Виль, — грубо произнесла Магда. — Тебя моя жизнь не касается.
— Да спи ты с кем хочешь, на здоровье, — отмахнулся батрак. — Свою голову не приставишь. Как тебя баронесса-то наша, не обижает?
— Она не знает, — пожала плечами ведьма. — Никто не знал.
— Таились, видать.
— Видать, таились, — согласилась ведьма.
Магда ушла в деревню, оставив проклятых одних. Грозить, чтобы лишнее не шарились по кухне, она не стала. Врени и так не станет, Виль и так не удержится. Неважно. В её доме не было ничего, что он мог бы найти. А красть зелья батрак не станет. Зачем ему, если ведьма и так поделится?
Врени, подумав, вымыла посуду после завтрака и пошла во двор колоть дрова. Виль посмотрел на это, пожал плечами, отобрал у женщины топор и принялся за работу сам.
— Пошла бы, рясу своему святоше пошила, — предложил он. — У Маглейн, поди, и другие дела есть.
— Я не умею, — коротко ответила женщина. Батрак неприятно засмеялся.
— Не тому училась, значит, а, Большеногая?
— Значит, не тому, — согласилась она.
Виль наколол дрова и пошёл править забор. Он давно покосился и держался только из страха перед ведьмой.
— Не ходи за мной, — бросил Виль через плечо. — Не люблю.
Врени смерила его задумчивым взглядом.
— Я могу поспрашивать кое-кого, — предложила она. — Глядишь, что и узнаю.
— С чего бы это, а, Большеногая?
— А ты не об этом просил?
— Не тебя. Маглейн.
— А она просила меня.
— Небось и про девчонку свою рассказала, а?
— Не без этого, — в тон ему отвечала женщина.
— А где её прячет — ничего не сказала?
Врени усмехнулась.
— Ничего, Медный Паук.
— А если скажет — расскажешь папаше Вилю? Ради посвящения, а?
— Я передумала, — отозвалась цирюльница.
— Вот как, — неприятно удивился проклятый. — От Освобождения отрекаешься, значит?
— К нему ведут разные пути. Твой мне не подходит.
— А, тогда живи, Большеногая. Глядишь, и приблизишь. К кровососам подашься?
— Нет, — коротко ответила Врени.
— Небось, думаешь, Маглейн тебя своей ученицей сделает, а?
Цирюльница не ответила.
Виль отложил топор, которым заострял колья, и, повернувшись, тяжело посмотрел на женщину.
— Ну и дура. Маглейн никогда не возьмётся тебя учить.
— Почему это? — лениво спросила цирюльница, стараясь не показывать, что слова батрака задели её за живое.
— Она думает, папаша Виль глухой, слепой и тупой, — сплюнул батрак. — Будто я не знаю, что она девку свою хочет обучить. Потому и от меня прячет.
— А тебе так приспичило — маленькую девочку отнять у матери? — враждебно спросила Врени. Виль снова сплюнул.
— Дуры бабы! — рассердился он. — Заладили своё! Договор есть договор и сделка есть сделка. Моя девчонка и никуда она от меня не денется. А Маглейн ей же хуже сделает своей заботушкой.
Он схватил топор и вернулся к работе.
— «Отнять у матери»! — передразнил он. — А сейчас она, скажешь, с матерью?
Врени промолчала.
— Ничего. Время ещё есть, — сам себя утешил батрак. — Как её назвали хоть, не знаешь?
Врени развела руками.
Магда вернулась домой поздно, уставшая, и сразу заговорила с Вилем, который раздувал огонь в очаге: ночь была холодная.
— Я сварю тебе провидческое зелье. Время пришло. Но что мы там увидим… я не знаю.
— И на том спасибо, — проворчал батрак.
Магда достала из сумки краюху хлеба и разломила на три части.
— Это нам до завтра, — сказала она. Нельзя готовить на очаге, где варилось провидческое зелье. А брат Полди пока поспит.
— Сказала бы, я бы живо добыл, — буркнул Виль, но хлеб взял.
Магда повернулась к Врени.
— Про тебя спрашивали в деревне. Я сказала, что ты пришла купить у меня трав для лечебных снадобий, да загостилась. Про монашка твоего ничего не слышали и ты не говори.
Врени молча кивнула.
— Завтра его уведёшь, до света ещё. Завяжешь ему глаза, так надёжнее. Да скажи, пусть забудет обо всём, если хочет покоя.
— Зря ты так, Маглейн, — вмешался батрак. — Расспросить бы его…
— Мне ни к чему его тайны, — равнодушно отозвалась ведьма. — Что он украл и откуда сбежал… неважно. Пусть уходит.
— Какая ты нелюбопытная, Маглейн, — засмеялся батрак.
— Мне не нравится, чем пахнет в лесу, — пояснила ведьма. — От тебя смердит, от Полди смердит ещё больше. Его я могу прогнать, ты… ты уйдёшь сам. Я сварю тебе зелье — и убирайся.
— Ох, Маглейн, — укоризненно произнёс батрак. — Неласково ты с папашей Вилем.
— Трав дам, если хочешь, — продолжала Магда. — Дорогу зашепчу. Только убирайся.
Виль подбросил поленце в огонь. Тот вспыхнул и тут же опал.
— Как её зовут хоть?
— Не твоё дело!
— Маглейн… Ты что, думаешь, я на неё порчу буду наводить? Не глупи.
— Эрна, — нехотя ответила ведьма и лицо её против воли осветилось нежностью.
— Эрлейн, — протянул Виль, внимательно наблюдавший за ведьмой.
— Эрлейн, — согласилась Магда. Руки заныли от тоски по маленькому телу, доверчиво прижимающемуся к матери. Она повернулась к батраку с нескрываемой злостью, но тот обескураживающе улыбался.
— Доброй ведьмой будет, а, Маглейн? — спросил он. — В мать небось пошла?
Магда покачала головой.
— Я такой не была, — откровенно ответила она. — Младшая дочь и… отец не хотел меня. А мать его во всём слушалась. Эрна… у ней всё иначе.
— Как цветок небось растёт, — продолжал батрак. — Мамина радость. Глазки голубенькие, волосы светленькие…
Врени предусмотрительно отступила в комнату. Огонь погас, как будто его залили водой. Повалил густой чёрный дым. Во мраке выделялась как будто светящаяся фигура ведьмы — в светлом платье со светлыми волосами, она одна не скрывалась клубами дыма. В комнате слабо закашлялся брат Полди. Виль хотел ухмыльнуться, но тоже разразился надсадным кашлем.
— Вот к чему были твои вопросы, Медный Паук! — прошипела Магда. — Ты её видел? Отвечай мне! Ну же!
— Кха-кха-кха! — отозвался батрак. Кажется, это было ругательство.
Магда повела рукой. Дым втянулся в очаг, в нём снова запылал огонь. И, конечно, её фигура не светилась.
— Вот баба спятившая! — сердито буркнул Виль. — Не видел я твоей девчонки. Совсем одурела! Уж и пошутить нельзя. Какой же ей ещё быть, коли вы с тем твоим хмырём оба светловолосые да светлоглазые?!
Магда пожала плечами. В своём доме она могла бы и убить, если была бы нужда.
— А ты сильна, — с уважением протянул Виль. — Тогда хороша была, а сейчас ещё сильнее стала. На пользу тебе эти семь лет пошли.
Он косо взглянул на Врени.
— Отправишь их — потолкуем. Зелье твоё посмотрим. Да и вообще разговор есть. И о тебе. И о девчонке твоей. Дай только дожить.
Он зло покосился на женщин и вдруг спросил:
— Кровлю-то давно перекрывала? Крыша не протекает?
Кровлю перекрывали последний раз года три назад, по приказу барона.
— Займусь завтра, — заключил батрак. — Не привык я без дела сидеть.
Они ушли на рассвете — Врени и покачивающийся от дурманящего зелья брат Полди. По настоянию Магды монаху завязали глаза со строгим наказом развязать не раньше опушки. Они шли в сторону Корбина, туда, где проще затеряться. Магда запретила Врени говорить Полди о том, где он получил приют и помощь, но не слишком верила в то, что та сдержит обещание. Ведьма уже не знала, кому верить.
Виль за день перекрыл кровлю, починил всё, что нуждалось в точилке и к вечеру сидел на кухне и точил ножи. Магда принесла из деревни хлеба и сыра и поделила их с батраком. Подумала, достала баклагу.
— Не хорошее вино, но лучшее из того, что Йаган делает, — пояснила она. — А твоим пойлом только крыс травить.
— Какое достал, — буркнул Виль, но вино взял. Ведьма же едва притронулась к еде и питью.
— Воды натаскай, — попросила она.
— Уже, — отозвался Виль.
Магда хмыкнула.
— Ишь ты!
Она вылила воду в котёл и принялась помешивать. Сначала — пустую воду.
— Не мешай мне, — бросила ведьма через плечо и щёлкнула пальцами. С ближайшей полки сами собой полетели к ней лечебные травы. И принялись медленно высыпаться в котёл. — Как скажу — встанешь рядом. Да смотри, не касайся ни воды, ни меня. Понял?
— Не учи учёного, — отозвался батрак, наблюдая, как ведьма помешивает волшебный напиток, добавляя туда то безобидные травы, а то что-то тошнотворное, вроде кишок лягушки.
Огонь почти погас, когда зелье, наконец, сварилось.
— Встань напротив меня, — приказала ведьма. — Положи руки на край. Будет больно — терпи.
Котёл был обжигающе… холодный, хотя варево в нём кипело и бурлилось.
— Подумай о том, что хочешь узнать, — продолжала ведьма. — А после плюнь в самый центр. И ни в коем случае не отпускай котёл. Ну же!
От плевка зелье вскипело. По поверхности пошли волны, едва не касаясь рук, держащих край котла. Потом варево опало и поверхность стала зеркально-чёрной.
— Плохо дело, — проговорила Магда и, протянув руку, коснулась центра. От пальца пошли круги, темнота посветлела… и сменилась полумраком, в котором еле угадывались человеческие фигуры.
— Лучше уже не станет, — пояснила Магда.
— В темноте они, что ли, сидят?
Ведьма покачала головой.
— Нет, темнота зелью не помеха. Там сидят люди, которые искренне верят в Заступника. Вера ограждает их от моего взгляда. Другая ведьма бы ничего не разглядела, но я отказалась от Освобождения, сохранив при этом дар.
— Как мне повезло-то, — ухмыльнулся батрак.
— Тихо! — приказала Магда. — Второй раз даже я не вытяну.
Темнота ещё немного посветлела. Стало видно, что люди сидят в круглой комнате, но лиц разглядеть было невозможно.
— Это второй святой поход, — настойчиво говорил чей-то голос. — Первый, явный, мы уступили мирянам. Второй, кроме нас, совершить некому.
— Брат наш, — елейно подхватил другой голос, — орден оценит твою жертву. Когда ты исполнишь свой долг, молитвами нашими и покаянием ты будешь отчищен от всякого греха.
— Но магистр Эрвин… — неуверенно ответил третий голос.
— Это необходимая жертва! — перебил первый голос.
— Магистр Эрвин погряз в гордыне, — мягко добавил елейный. — Наш долг перед ним, нашим братом, спасти его прежде, чем Заступник отвернётся от него и закроет врата своих чертогов.
— Ты уверен, что справишься один? — нетерпеливо спросил четвёртый. — Может, тебе нужны помощники?
— Я должен всё сделать сам, — уже уверенно ответил третий. — Старшие братья знают способы проверять искренность посвящённых.
— У тебя всё готово? — спросил первый.
Третий не ответил, но, видимо, кивнул.
— Вы наладили связь? — спросил четвёртый. — Без этого все труды насмарку!
— Этим занимается брат…
Имя прозвучало неразборчиво.
— Ржавый Нож согласился принять последнее милосердие Заступника, — с явным удовлетворением отозвался пятый голос.
Последним милосердием Заступника назывался договор между судьями и обвинённым в ереси. Жертву избавляли от сжигания заживо, но взамен несчастный должен был рассказать всё, что пытался скрыть, и принести покаяние. Если его рассказ не нравился братьям-заступникам, еретика продолжали пытать.
— Хорошо… — довольно отозвался первый голос.
— Мы оставили заказ в дупле, на которое он указал, — продолжил пятый. — На следующий день записка исчезла.
— Тогда пора, — решил первый голос.
— Брат… — имя второй голос опять прозвучало неразборчиво, — зайди ко мне за благословением после утренней молитвы — и отправляйся с помощью Заступника.
Тот, видимо, опять кивнул.
Зелье посветлело, исчезли неясные тени.
— Это было прошлое, — задумчиво произнесла Магда и с интересом взглянула на лицо Виля. Тот стиснул кулаки.
— Магистр Эрвин, — прошипел батрак. — Магистр ордена Камня, возглавлял монастырь на северной дороге.
Магда кивнула. На севере был знаменитый храм, в котором хранились мощи святого, по преданию остановившего дракона. Туда стекались паломники из двух стран, орден Камня охранял их по пути, давал приют страждущим. После смерти магистра разразилась война, на которой был ранен барон цур Фирмин. Впрочем, магистр не был не только причиной, но и даже поводом. Просто северные соседи решили воспользоваться моментом. Орден Камня не вмешивался в мирские дела, но был категорически против вторжений что с севера на юг, что с юга на север: они мешали паломникам. А без магистра они не сумели собраться.
— Дурацкий заказ, — продолжал Виль, — но я взял его. Магистр Эрвин ничем нам не мешал. Братья Камня вообще ничем, кроме своих паломников, не интересуются. Братья говорили — только ты сможешь войти в укреплённый замок и выйти с головой слепого. Но он был мёртв, когда я пришёл. Мне не сказали — кто. Но это был один из нас. Кто-то и после перебегал мне дорогу.
Магда хмыкнула.
— Чего они хотят? — задумчиво произнесла она. — Не похоже, чтобы ты их интересовал сам по себе. А вот братья Камня… Или проклятые?
— Прозревшие, Маглейн, — назидательно поправил батрак.
— А ты стал обидчивым, — засмеялась ведьма. — Ну? Ты узнал, что хотел?
— Не терпится меня выставить, а, Маглейн? Я же говорил, нам надо поговорить.
— Нам не надо разговаривать, — отрезала Магда. — Тебе надо убраться из моей жизни подобру-поздорову. Я ничего не хочу знать ни о твоих тайнах, ни о тайнах проклятых.
— Ты скрываешь что-то от папаши Виля, — продолжал батрак. — Расскажи, а?
— Отвяжись от меня, — вздохнула ведьма. — У нас разные дороги. Я тебе больше не сестра.
Виль сунул руку за пазуху, а, когда достал, в ней лежала искусно вырезанная детская игрушка. Лошадка на колёсиках.
— Зачем это тебе, а, Маглейн?
Магда подняла брови.
— Ты спрашиваешь меня, зачем мне детская игрушка? — удивилась она. — Ты совсем помешался.
— Эта новенькая. Не выросла ли твоя девочка из таких игрушек?
Магда закатила глаза.
— Не туда метишь, — усмехнулась она, отбирая лошадку. — Проваливай, Виль.
Батрак смерил её оценивающим взглядом, но больше спорить не стал.
— Бывай, Маглейн. Ещё свидимся.
Он шагнул за порог, но Магда вдруг его удержала.
— Возьми, — сказала она и сунула батраку перекрученный корешок.
— Это ещё что? — подозрительно спросил Виль. Магда зло засмеялась.
— Будет туго — брось в огонь.
— И что будет? — дотошно уточнил батрак. — Я исчезну в клубах дыма?
— Догадливый, — отозвалась ведьма. — Он даст дыма как целый костёр, в который бросили охапку мокрой травы. А как исчезнуть — сам придумаешь.
Виль испытующе вгляделся в лицо ведьмы, но подарок взял. Шаг за порог, хлопнула дверь… шагов ведьма уже не услышала. Виль умел ходить бесшумно.
Ведьма с трудом дождалась следующего утра. Едва рассвело, она заторопилась в замок барона. Она не ходила туда вот уже… три… четыре дня? Ей они показались вечностью. Но она не могла, не смела пойти туда до того, как уйдут все её нежелательные гости. Теперь путь был свободен. Ведьма привычно заметала следы, хотя, конечно, никто не мешал тому же Вилю дождаться её у замка… Но он не стал.
Не догадался.
Пока не догадался.
Она вошла в замок, привычно поднялась на второй этаж и отправилась в покои, в которых когда-то томилась тяготящаяся отцовской властью Нора. Теперь там жил шателен Ордулы со своей семьёй.
Хлопнула тяжёлая дверь.
— Леон! — позвала она.
— Мама! — отозвался детский голос, к ведьме прибежал двухлетний мальчишка и бросился в её объятья.
Ведьма прижала его к себе, потом отстранила и взъерошила волосы.
— Я скучала, Львёнок, — призналась она.
Мальчишка напыжился и отстранился.
— Папа Вир посадил меня на лошадь! — важно сообщил он.
— Да ты у нас настоящий рыцарь! — рассмеялась ведьма.
Вир и Вейма усыновили ребёнка. Магда была им благодарна. Её ненужный ребёнок. В этом не было ничего плохого. Не наследник. Не колдун. Никому не обещанный. Она поставила барону условие — их ребёнок не будет наследовать титул. Он не вырастет под гнётом долга, который испортил отношения цур Фирмина со своими старшими детьми. Барон согласился, но настоял, чтобы ребёнок был воспитан как полагает рыцарскому сыну и будущему рыцарю. Ведьма не стала спорить.
Проклятые считали, что Вир усыновил мальчишку, чтобы скрыть бесплодие своей жены. Им было понятно, почему ребёнок не оборотень: кто бы из стаи пожертвовал своего сына? Но кто его настоящие родители, проклятых не интересовало. Слепые… слепые не знали. Вейма скрыла беременность подруги и своё бесплодие. Никто не удивлялся, что ведьма навещала подругу и её маленького сына. Ребёнок, конечно, знал. За ним следили, чтобы он не проболтался, но Львёнок был на удивление разумным мальчишкой.
— Ты не слушаешь! — рассердился мальчик. — Я хочу лошадку! Ты принесла лошадку?
— Конечно, — засмеялась ведьма и протянула игрушку сыну.
Потом вдруг прижала ребёнка к себе. Сын и наследник шателена, пусть и приёмный, Леон рос самым защищённым мальчишкой во всём Фирмине. Но всё же… никто не должен знать.
Шагов слышно не было, но Леон вдруг высвободился из материнских объятий. Ведьма подняла голову. Перед ней стояли Вейма и обнимающий жену за плечи Вир. Вампирша принюхалась и поморщилась.
— Приходил? — коротко спросила она. Вир, который тоже чуял знакомый запах проклятого, не стал ничего уточнять. Магда кивнула.
— Мне не нравится, чем от тебя пахнет, — покачала головой вампирша.
— Кто эти люди? — спокойно спросил Вир.
— Папа Вир! — вмешался Львёнок. — А мама мне лошадку подарила, гляди!
Оборотень внимательно осмотрел игрушку. Как и на все изделия, которые делала Магда, на эту были нанесены особые насечки. Лошадка была оберегом. Замок просто ломился от оберегов, сделанных, сшитых, сплетённых, собранных, зашёптанных ведьмой.
— Прекрасная лошадка! — похвалил Вир. Оборотень, он предпочитал сражаться пешим, но умел и верхом, как и всякий порядочный рыцарь.
— Поиграй с лошадкой, Львёнок, — ласково предложила Вейма. — Мы поговорим с твоей мамой и она с тобой поиграет.
Леон надулся, но, перехватив строгий взгляд «мамы Веймы», тряхнул светлыми волосами и убежал играть.
Магда протянула друзьям письмо.
— Где находится Аак? — спросила она.
Вейма подумала и повела подругу в таблиний[7] барона. Там рядом со старым столом, на котором под крышкой скрывалась карта Тафелона, был второй, новый, с картой святых земель. Вир по знаку жены поднял крышку.
— Смотри, — показала Вейма.
Магда заморгала, уставившись на город на самом берегу моря — и на другой, подкрашенный красной краской, который прятался в горах. Город, который барон поклялся освободить от армии язычников.
— Вот так продвигается, — ахнула она.
Вир успокоительно похлопал ведьму по плечу.
— Его милость не стал бы лгать. Если он говорит, что он продвигается к святому граду — значит, он продвигается. Не ломай себе голову.
Он понюхал письмо и передал жене.
— Это письмо написано было недавно, — сказала вампирша. — В пути оно провело… не многим дольше, чем если бы его везли лично тебе. Как ты его получила?
Магда рассказала. Подумав, она рассказала и о том, что увидела в провидческом зелье. Вампирша покачала головой.
— Орден Камня, — произнесла она задумчиво.
После замужества Вейма стала не такой нервной и порывистой, какой была прежде. И часто думала больше, чем говорила вслух.
— Ни от кого не секрет, что братья-заступники хотят их подвинуть, — пожал плечами Вир. — Сначала святые земли, потом реликвии в нашей стране… не успеем оглянуться, по дорогам нельзя будет проехать, не заплатив ордену Камня пошлину. И есть будем в их приютах, и спать там, и лошади все будут у них, и даже телеги. Конечно, братья-заступники забеспокоились.
— Они давно начали, — добавила Вейма. — Магистр Эрвин умер четыре года назад.
— И монастырь их как-то сам собой перешёл под руку к братьям-заступникам, — дополнил Вир.
Магда пожала плечами.
— Меня это не интересует, — отозвалась она. — Есть наша земля — остальное неважно.
Вейма укоризненно покачала головой. Ведьма отвернулась.
Да.
Конечно.
Она не забыла.
Она помнит.
Как тут забыть о том, что барон, едва узнал, что ведьма носит его сына, сел на коня и уехал в ставку рыцарей, собирающихся в священный поход. О чём он договаривался с братьями-заступниками, которые собирали людей, благословляли их, обещали всяческую помощь и отпущение всех грехов — он не рассказал. Но клялся всеми святыми, своей землёй, властью барона и головой нерождённого ещё сына, что отныне и впредь никто из братьев-заступников не сунется на его земли. Если он возглавит отряд, посылаемый Тафелоном. Он, лучший военачальник в стране — это признавали даже враги.
Бесполезно прятаться от мира.
Мир придёт к тебе сам и отберёт всё, что пожелает.
Он не хотел ехать. Сначала — не хотел. Не приехал, когда его звали. Но вскочил на коня, едва узнал, что ведьма ждёт его ребёнка. И уехал. Чтобы их защитить.
Магда не была этому рада.
Она не была даже благодарна.
Жертва, которую принёс им мужчина, ставший отцом её второго ребёнка, казалась ей чрезмерной.
И жертва, которую принесла она…
— Меня не интересуют тайны священников, — упрямо повторила ведьма.
Вейма махнула рукой.
— Что Эрлейн? — спросила она.
Лицо ведьмы посветлело.
— Пишет, — улыбнулась она. — Уже научилась… Здорова. Скучает, птичка моя.
— Мы тоже скучаем, — мягко проговорила Вейма.
Ведьма тяжело вздохнула.
— Мне надо было его убить, — выговорила она.
Вир пожал плечами. Он понимал Магду как никто другой. За своего волчонка он перегрыз бы глотку любому. И за свою жену и, уж конечно, за приёмного сына. Но Медный Паук был слишком удачливым разбойником, чтобы убивать его, не попытавшись договориться. Он даже пробовал… один раз они мирно разошлись и даже неплохо выпили вместе. Два раза только скорость оборотня спасла Вира от смерти или увечья и ещё один раз он чуть не загрыз батрака, но в последний момент умудрился сдержаться. Больше он разговор о Магде и её дочери не заводил.
Может быть, он попробует ещё раз.
Когда у него будет что-нибудь, очень для Виля нужное.
Брат Полди оправился от влитого в него насильно дурмана и обнаружил, что идёт по дороге в одежде нищенствующего монаха. Рядом с ним размашистым шагом шла уродливая плечистая баба, одетая как мужчина.
— Я — Большеногая Врени, — пояснила женщина, когда убедилась, что подопечный способен шагать сам и даже неплохо соображает. — Нашла тебя в канаве у дороге. Тебя избили и ограбили…
Она придирчиво оглядела его новые лохмотья и поправилась:
— Просто избили. Но ты, конечно, в своём смирении не станешь жаловаться. Им воздастся в ином мире.
Брат Полди не сразу понял, что это не рассказ, а инструкция.
— Что с моей одеждой? — спросил он.
— Сожгли, — пожала плечами женщина. — Уж больно приметная. Если хочешь что рассказать али спросить — поторопись. Скоро мы выйдем на людную дорогу, там лишнее не поболтаешь.
Полди провёл руками вдоль одежды и махнул рукой. Письмо, которое ему дали в родном ордене, не было важным, оно не было даже единственным отправленным. Не донёс он — донесёт другой брат. Ему и дали-то это письмо просто потому, что Кертианское аббатство уж точно ближе к Фирмину, чем город Сюдос, под которым стоял его монастырь.
— Что ты от меня хочешь? — спросил он.
— Что я хочу? — удивилась цирюльница. — Мил-человек, ты меня с кем-то перепутал. Это тебе нужна помощь, а я только выполняю заповеди Заступника нашего и помогаю тому, кто следует Его путями.
Монах поморщился.
— Зачем ты притворяешься? — тихо спросил он. — Такие, как ты, ничего не делают просто так.
Врени засмеялась.
— Я просто нашла человека, которому нужна помощь, — ответила она. — Доведу тебя куда скажешь, и распрощаемся.
— Я не знаю, куда идти, — признался монах.
— Ах да, ты же сбежал, — кивнула цирюльница. — Ну, а о чём ты думал, когда дал дёру?
— Ни о чём, — покачал головой брат Полди. — Я просто испугался.
— Чего?
Брат Полди развёл руками.
— Наш монастырь совсем маленький, в нём нет воинствующих братьев. Мы живём трудом и миром. Сами возделываем землю, сами заботимся об огороде, пасём скот. Приют путникам мы даём не чаще, чем бедный крестьянин, у которого нет лишней краюхи хлеба.
Врени хмыкнула. Братья Камня любили прибедняться. Она не удивилась бы, если бы узнала, что у них в подвалах оседало немало сокровищ ордена.
— Единственное, что даёт нам славу — это наши переписчики, — продолжал брат Полди голосом до того жалостливым, что его захотелось стукнуть.
— И ты — один из них? — уточнила Врени.
— Я лучший, — без тени гордости или самодовольства отозвался монах. — Меня освободили ото всех обязанностей, чтобы я мог посвятить себя совершенствованию в своём искусстве. Поговаривали о том, что мне надо взять ученика, но я ещё слишком молод…
— А потом вам написали братья-заступники?
— Письмо содержало немало намёков, — с горечью ответил монах. Врени покачала головой. Юноша действительно был ещё очень молод. — Там писали про гордыню… про служение… про общее дело Заступника… Говорят, магистр Эрвин тоже получал намёки на гордыню. И где он теперь? Где теперь их монастырь? А ведь его братья были воинами! А мы? Нам нечем себя защитить!
Врени пожала плечами. Она плохо разбиралась в магистрах и орденах.
— Они сказали, что хотят лучшего переписчика. Отправили меня.
— И ты сбежал.
— Я написал Книгу Врага, — напомнил монах. — Я не хочу знать, что для меня приуготовили братья-заступники. Они тоже могут заинтересоваться, как я уговорил Врага мне позировать.
— А ты не думал о том, чтобы выбрать Освобождение? — закинула удочку Врени.
— Что? — споткнулся монах. — А. Я понял тебя. Нет. Я слишком люблю этот мир, чтобы сойти с ума и поверить, что в нём есть что-то плохое. И потом…
— Да?.. — заинтересовалась цирюльница.
— Вам тоже могут понадобиться мои услуги, — еле слышно произнёс монах.
— А чего ты хотел? — удивилась женщина. — Ты же лучший.
— Я не хочу, — решительно ответил Полди. — С меня хватит. Ни о чём так не мечтаю, как о тихой жизни и покое.
— И ты украл свою книгу? — хмыкнула Врени. — Дорогущую книгу с бесценными картинками? Чтобы продать как можно дороже?
Брат Полди смутился.
— У меня не очень хорошо получалось в огороде, — признался он.
Врени рассмеялась.
— Могу помочь. Где ты спрятал своё сокровище?
Брат Полди покосился на неё и покачал головой.
— Спасибо, но мне ничего не надо, — отозвался он.
— Брось, парень, — рассердилась цирюльница. — Тебе же нужен посредник!
— Не ты, — коротко отозвался монах.
— Эй! — возмутилась задетая за живое женщина. — Да тебя, видно, крепко по башке-то приложили! Куда ты пойдёшь, кого ты найдёшь, а? Посмотри на себя! Кто тебя на порог пустит?
Брат Полди осторожно попятился.
— Я пройду именем Заступника, — твёрдо ответил он.
— Тебя зарежут на пороге, — презрительно бросила цирюльница.
— Добрая женщина, — вздохнул монах. — Ты оказала мне помощь и я тебе благодарен. Но позволь мне оставить свои мысли при себе.
Врени ещё никто не называл доброй женщиной и это обращение ей не понравилось.
— Блаженный дурак, — презрительно бросила она.
Разойтись им, однако, было некуда: дорога нигде не разветвлялась, к тому же она собиралась в Раног, где думала кое-кого встретить.
Брат Полди осенил её благословляющим знаком Заступника, чем оскорбил ещё больше, и зашагал по дороге, всем своим видом показывая, что хочет остаться один. Врени задумалась.
Книга Врага может стоить немалых денег, а этот дурачок просто напрашивается на то, чтобы его ограбили… но выпытывать из него тайны, похоже, бесполезно. Те разбойники не были, конечно, большими умельцами в этом деле, но Магда говорила, что монах слишком силён духом… убить проще, чем заставить. И этот человек рассказывает, как испугался братьев-заступников? Полно, что они могут ему сделать? Такой переписчик самим нужен.
Худшее — заперли бы где-то и заставили бы работать… но разве не этим он занимался всю свою жизнь?..
Врени покачала головой. Откуда он пришёл? Надо бы узнать, где у ордена Камня есть маленький и никому не нужный монастырь. Если с Полди передали письмо, не находится ли монастырь на пути на восток? Какие письма проходят через них?
Проще проследить за ним, чем пытаться выпытывать. Плохо, что он её уже знает.
Врени раздосадовано хмыкнула.
Этого она не ожидала. Казалось бы, дело верное. Она и правда помогла бы любому, кого нашла вот так, избитым и брошенным в канаве… но, положим, рассчитывала на благодарность. И на доверие. Монашек не так-то уж прост. Совсем не прост… Какой дорогой он шёл и куда мог спрятать Книгу Врага?
И надо ли ей отвлекаться на Книгу Врага, если её задание — защита этой никчёмной жизни? Покоя он хочет!
По улицам Ранога проскакал всадник на чёрном коне. У почтенного горожанина Лонгина, чья жена каждый день творила немного добра для жителей Ранога, был, с точки зрения других почтенных горожан, только один недостаток. Горячая любовь к бешеной скачке на своём чудовищном коне. Целыми днями Лонгин сидел дома, но в любой момент мог выскочить на улицу и помчаться. То за городские ворота, а то просто носился по городу. В городе шёпотом говорили, что он ссорится с женой, осуждает её не знающее границ милосердие, а быстрая езда позволяет ему утишить гнев.
В каком-то смысле так оно и было.
Лонгин доскакал до своего дома, соскочил и бросил поводья подоспевшему конюху. В своё время человек этот был придирчиво выбран из прочих за сочетание крайней тупости с отличным знанием лошадей. Лонгин зыркнул на конюха, угрожающе приказал коню:
— Пойдёшь с ним и без фокусов!
Жеребец его мог иногда поднимать бунт, а сегодня Лонгину не хотелось тратить силы на усмирение неблагодарной скотины.
Но, вроде, обошлось. Конь немного погарцевал, пофыркал, но смирился и покорно пошёл за слугой.
Лонгин вошёл в дом. Там было всё по-прежнему: и половички, и зеркало, и прялка. У окна сидела белокурая девочка и при свете дня разбирала по складам потрёпанную книжку. Услышав шаги волшебника, девочка подняла голову.
— Дядя Лонгин! — обрадовалась она. — Смотри, как я умею!
— Показывай, — без улыбки согласился маг. Девочка принялась зачитывать слова из книжки, торопясь и проскакивая отдельные слоги. В комнате ощутимо потемнело. — Э-э-э… нет, не так. Медленнее, пожалуйста, и с выражением.
Девочка повторила ещё раз. Последнее слово ей пришлось читать по памяти: комнату обняла тьма.
— Вот и умница, — рассеянно потрепал маг девочку по головке. Потом спохватился. — Чем ты сегодня занималась? Ты занималась логикой?
— Сил-логиз-мы, — с трудом выговорила девочка, — такие скучные!
— Я не это спрашивал, — мягко заметил маг.
— Занималась! — сердито ответила девочка.
— Умница. А теперь то же самое, задом наперёд.
— Но я не помню! — запротестовала девочка.
Маг вздохнул. Коснулся книги и её страницы посветлели.
— Ну-ка. Без запинок, иначе мы провалимся в преисподнюю.
Очень медленно и старательно девочка прочитала страницу задом наперёд.
В комнате снова стало светло.
— Здорово! — просияла девочка.
Лонгин кивнул. Это был простой фокус, его умели все ученики Чёрной башни.
— А мы маме напишем? — тут же потребовала девочка.
— Давай, пиши, — согласился маг. Девочка живо обернулась, достала из сундучка под окном пергамент, с полки над прялкой — огниво, трут и чернильницу с пером. Закусив губу, она принялась высекать искры и поджигать пергамент. Огонь неохотно выпускал коготки, но всё же потихоньку распробовал предложенную пищу. Торопясь и роняя кляксы, девочка принялась выводить кривые буквы.
ДАРАГАЯ МАМОЧКА! У МЕНЯ ВСЁ ХАРАШО. ВСЕ ЗДОРОВЫ. Я ТОЖЕ. ОЧЕНЬ СКУЧАЮ. Н…
— Убирай руки! — приказал маг, пристально следящий за девочкой. Она послушалась и пергамент охватило пламя, которое не давало ни дыма, ни пепла и ничего больше не поджигало. Девочка радостно улыбалась. Когда мама разведёт огонь, она увидит в нём эти буквы.
— Ты не учил бы ребёнка магии, — озабочено произнесла Виринея, открывая дверь в комнату. — Идите оба ужинать.
— Брось, — неуверенно отмахнулся волшебник. — Это простенький фокус.
— Магда за такие фокусы нам спасибо не скажет.
— А мы ей не будем рассказывать, — по-мальчишески предложил волшебник. Девочка радостно засмеялась.
— Ох, Эрлейн, — обняла её женщина. — Не к добру это.
— Скажешь, у меня плохо получается? — надулась девочка и, вырвавшись из объятий, пошла на кухню.
— Отлично получается, золотко, — согласилась волшебница.
Лонгин пропустил девочку вперёд и уселся за стол напротив неё. Волшебница быстро поставила на стол тарелки и наполнила их ароматным супом. Девочка схватилась за ложку, Лонгин вопросительно посмотрел на жену. Её настроения он угадывал как никто другой.
— Смотрю я на неё… — вздохнула женщина. — Всего месяц у нас живёт, а столько радости… Почему мы своих-то не завели?
Лонгин удивлённо поднял брови и тоже взялся за ложку. Были у них какие-то разговоры. Не то безопасность, не то какой дар ещё ребёнок унаследует, не то он боялся, что ребёнок помешает его занятиям. А теперь вон, бегает. И вроде бы даже и не мешает.
— Сам не понимаю, — пожал плечами волшебник. — Дурак был.
— Тётя Виринея! — вмешалась девочка. — А мы посмотрим на братика?
— Доешь и посмотрим, — пообещала волшебница. — Э, нет, так дело не пойдёт. Ты же давишься. Давай-ка похвали еду: ешь медленно.
Под внимательными взглядами обоих волшебников Эрна спорить не решилась и только нетерпеливо ёрзала, хлебая суп. Едва доев, она отбросила ложку и вскочила на ноги.
— Посмотреть на братика! — закричала она, пританцовывая вокруг волшебницы.
Виринея крепко взяла девочку за руку и повела в комнату к зеркалу.
— А на маму мы посмотрим? — приплясывала Эрна.
— Нет, — решительно ответила Виринея. — Мама уже большая. За ней подглядывать некрасиво.
— А за братиком красиво?
— Он пока маленький. Вот подрастёт — и некрасиво будет.
— А дядя Лонгин мог бы подглядеть?
— Дядя Лонгин не умеет, — улыбнулась волшебница. — Это белая магия.
— А мама умеет?
— Мама делает это иначе. Она варит зелья.
— А я научусь? Тётя Виринея?
— Не знаю, золотко.
— Тогда давай смотреть братика!
Виринея коснулась зеркала кончиками пальцев. Поверхность помутнела, а потом стала проясняться. Эрна легонько побарабанила по стеклу ладошками.
— Братика! Братика! Покажи братика!
— Золотко, не надо… — забеспокоилась волшебница, но тут отражение комнаты сменилось коридором замка, по которому маленький мальчик катил деревянную лошадку на колёсиках.
— Смотри, я тоже умею! — обрадовалась девочка.
— Эрна, хорошая моя, не надо трогать волшебное зеркало руками.
— А лошадку мама сделала! Смотри! Она тоже волшебная!
Прежде, чем волшебница успела вмешаться, детский пальчик ткнул прямо в игрушку. Зеркало немедленно почернело. Эрна пискнула и спряталась за волшебницу.
— Я нечаянно! Я не хотела!
— Тш-ш, солнышко, — успокоила девочку женщина и наклонилась, вглядываясь в черноту стекла. Поверхность как будто пошла рябью, помутнела и принялась медленно светлеть.
— Прошлое, — моргнула волшебница, прижимая к себе нахохлившуюся девочку. — Смотри, мы сейчас увидим прошлое.
Случившееся ей не понравилось. Совпадение, конечно. Просто зеркало уже было настроено.
Совпадение.
Конечно.
— Оно всегда такое… — задумалась Эрна, выглядывая из-за волшебницы, — грязное?
— Мутное, — поправила Виринея. — Ясно мы видим только то, что происходит сейчас.
— А будущее?
— А будущее мы не видим. Только то, что может произойти. Тш-ш, смотри. Твоя мама.
Они увидели Магду вместе с каким-то неприятным человеком, лицо которого пряталось в тени. Оба они вглядывались в котёл, где, как в зеркале, отражалась комната с круглым столом и людьми, сидящими вокруг в глубоких креслах.
— А чего это они? — вылезла девочка, но волшебница оттащила её от зеркала.
— Тш-ш, золотко, не мешай. Лонгин! Лонгин, иди сюда!
Чёрный волшебник встал рядом с женой и тоже принялся вслушиваться в разговор. При его появлении зеркало чуть замутилось, но чары белой магии это выдержали.
— Магистр Эрвин… — задумчиво произнёс он. — Как любопытно.
— Мне это не нравится, — нахмурилась Виринея. — Что это за тип рядом с Магдой?
— Я знаю! — вылезла у неё из-под руки Эрна. — Это дядя, которому меня мама отдавать не хочет.
Взрослые переглянулись.
— Деточка… — осторожно начала Виринея. — Кто тебе это сказал?
— Я уже не маленькая! — надулась Эрна. — Я сама слышала! Вы с мамой разговаривали.
— А что ты ещё слышала? — подумав, уточнил Лонгин.
— Что мама меня из-за него учить не хочет, — пуще прежнего надулась Эрна. — И вы всё время расстраиваетесь, когда у меня что-то получается. А ему ведьма нужна, потому что… потому что… нужна, в общем. Он её учить хочет. То есть меня.
— А ты хочешь у него учиться?.. — уточнила Виринея.
— Конечно, нет! Я к маме хочу! А он меня у мамы забрать хочет! Он плохой, страшный и мама из-за него плачет!
Наигравшись с сыном, Магда пошла по замку, где в её помощи нуждались не меньше, чем в деревне. Дети, когда-то привезённые бароном из Барберга, болели какой-то неприятной заразой и ведьма ломала голову, что это могло бы быть и не перекинется ли это на других детей. Покуда её травы помогали, но полностью вылечить их не удавалось.
Она переловила по очереди всех детей, пощупала, постучала, посмотрела глаза, носы и горла и, в общем, осталась довольна. Она как раз уговаривала старшего мальчишку и его мать дать себя осмотреть, когда к ней подбежал Уво-длинноногий, сын фенриха[8] Менно и сказал:
— Там на лугу какой-то дядька с Львёнком играет, а нас прогнал. Почему прогнал?
— Какой дядька? — вздрогнула Магда и побежала к воротам.
Картина, которая ей там представилась, была мирной до умиления… и сердце ведьмы защемило мучительной болью. Виль-батрак, который так и никуда не ушёл, весело подбрасывал в воздух её сына. Мальчик заливисто смеялся и просил ещё.
— А, — поприветствовал её батрак, не прекращая играть с ребёнком, — Маглейн. Затеяла секреты хранить от папаши Виля, а? Думаешь, я совсем ничего не понимаю?
— Оставь ребёнка, — потребовал выскочивший из ворот следом за ведьмой оборотень.
— Стой где стоишь, Серый, — посоветовал батрак. — Ты меня знаешь.
— Виль… — нежно выдохнула Вейма, которая медленно подкрадывалась к проклятому. — Посмотри на меня.
— Э, нет, — засмеялся батрак. — Второй раз не обманешь. Серый, скажи своей бабе, чтобы не двигалась. А то, сам понимаешь, неловко может выйти.
Он ещё раз подбросил ребёнка, который почуял недоброе и уже не смеялся. Бережно поставил мальчика на землю.
— Ну, беги, малец, к матери.
Львёнок опрометью кинулся к Магде. Она упала на колени, затормошила сына, осматривая, ощупывая чуть только не облизывая со всех сторон, но не нашла ни синяка, ни царапины, ни отметины — ничего плохого. Лёон разразился оглушительным рёвом. Вейма шагнула к подруге и подняла мальчика на руки. Легонько покачала, успокаивая его. Осторожно втянула воздух.
— С ним всё в порядке, — удивлённо произнесла она.
Батрак ухмылялся.
— Что ты затеял?! — вскинулась ведьма.
— Теперь ты поговоришь со мной, Маглейн?
— Чего ты хочешь? — нахмурилась Магда.
— Говорил же, разговор есть. Да не смотри на меня так. За кого вы меня все принимаете? Уже и поиграть с ребёнком нельзя.
Вир покачал головой, взял у жены мальчика и понёс его в замок.
— Ещё раз такое выкинешь — перегрызу глотку, — бросил он через плечо. — И проваливай из наших земель. Тебя приказано повесить на первом же дереве.
— Грози-грози, — хмыкнул батрак. — И не такие грозились.
— Оставь моих детей в покое, — потребовала ведьма.
— Окстись, Маглейн. Прекрати от меня шарахаться. Тебе от меня никуда не деться.
Он хлопнул её по плечу и повернулся к лесу.
— Успокойся и приходи. На этот раз мы всё-таки поговорим.
Магда провела вечер и ночь в замке. Успокаивала сына, стращала детей, чтобы в следующий раз от незнакомых дядек шарахались, а не требовали с ними поиграть. На десять раз обсуждала с друзьями произошедшее. Вир считал, что ещё одна такая выходка — и пора будет забыть, чем они все обязаны батраку, а Вейма — что его давно нужно удавить, только, пожалуйста, не при ней. Утром ведьма вернулась к себе домой. И уже не удивилась, когда нашла наколотые дрова, принесённую воду и даже горшок вполне сносно сваренной каши.
— Завела бы кур, — вместо приветствия предложил ей батрак. — И коза у вас когда-то водилась… А то в деревню за едой не находишься. Почему молоко в погребе не хранишь? Ты хозяйка или кто?
Магда заморгала.
— Ты что это придумал? Какие тебе козы и куры?
— Жить я здесь собираюсь, — невозмутимо сообщил батрак. — Смотрю, нора у тебя хорошая, домишко неплохой, комната есть свободная. Ты и так на кухне спишь, не стесню.
— Ты спятил?! Только тебя мне здесь не хватало!
— Не хватало, — кивнул батрак. — За домом-то следить нужно. Неужто и попросить было некого? Вот обрушился бы тебе на голову — узнала бы.
— Небось не обрушился бы, — растерялась ведьма. — Виль, прекрати надо мной свои шутки шутить! Что ты задумал, говори и проваливай!
— Опять ты за своё, — закатил глаза разбойник. — Уймись, Маглейн. Я тут подумал… не хочешь свою девку со мной отпускать — хорошо. Понимаю. Девочка, маленькая, ей ещё с мамой расти, ей ещё учиться и учиться колдовству, секретам там маминым…
— К чему ты клонишь?!
— Так я у вас поживу, — закончил свою мысль батрак. — Ты девочку поучишь, я девочку поучу…
— Не бывать этому!
— Уймись, Маглейн. Брось, пупок надорвёшь. Я же говорю тебе — никуда ты от меня не скроешься. Сына твоего нашёл — и девку найду. Давай лучше по-хорошему.
— По-хорошему — с тобой?!
— Ну, а что плохого ты от меня видела, а?
— Да ты… — начала было ведьма и осеклась. Если говорить по совести, то ничего по-настоящему плохого она от Медного Паука не видела.
Пока он не назвал свою цену.
— Моя дочь убийцей не будет!
— Может, дашь ей самой решать? — вкрадчиво предложил батрак. — Скажешь, я тебя плохому учил, а?
Магда вздохнула.
— Ты ведь не отвяжешься, — посетовала она.
— Мне сейчас некуда идти, — откровенно признался батрак. — Дел новых не поручают, искать самому неохота… сестра на порог не пустит, за братом до сих пор следят… а здесь и прожить можно. Опять же, клятва твоя. Не боишься беду накликать?
— Страшнее беды, чем ты, в этом лесу не водится, — в сердцах ответила ведьма и вышла во двор.
— А насчёт кур подумай, — вслед ей прокричал батрак.
Девочку привезли на третий день: Виринея категорически запретила мужу везти ребёнка на его страшном жеребце, к тому же надо было объясниться с соседями. К страшному разочарованию Эрны, которая проклятых коней не боялась, и всегда носила в мешочке у пояса кусок хлеба — на всякий случай. Жеребец Лонгина при появлении девочки смешно шлёпал губами и тянулся за подачкой. Но Виринея настояла на своём и они пересекли Корбин на пароме, проехали на дороге, а после отвели глаза спутникам и углубились в лес. К домику ведьмы их вела Эрна, перед которой, как и перед матерью, расступались кусты и разводили ветки деревья. Волшебники только головами качали, стараясь держаться поближе к девочке. Да, невозможно ведьме растить дочь так, чтобы она совсем ничего не усвоила. Вот только Магда могла сделать так, чтобы лес пропустить и её спутников, а Лонгин с Виринеей едва успевали уворачиваться от смыкающихся ветвей.
Увиденное во дворе у ведьмы не понравилось им обоим, хотя зрелище было, в общем-то, мирным. Виденный ими раньше в зеркале проклятый складывал из старых досок дровяной сарай, а Магда ворчала, что до его появления она прекрасно обходилась и так.
— Я тебя знаю! — испуганно попятилась к ногам взрослых девочка. — Из-за тебя моя мама плачет!
— Магда, что всё это значит? — скрестила руки на груди белая волшебница. Она смерила обоих взглядом. — Что он с тобой сделал?
— Он поживёт здесь, — уклончиво ответила Магда. — Какое-то время. По хозяйству поможет.
Виль присел на корточки, достал из-за пазухи яблоко. Обтёр его рукавом и протянул девочке.
— А твоя мама тебе рассказывала, как мы с ней в замок тайком пробирались, спасать её рыцаря?
— Н-нет… — растерялась Эрна. Покосилась на мать. Магда обречённо кивнула и девочка подошла ближе. — А у мамы был рыцарь?
— Ещё какой! — заверил Виль.
— А тётя Виринея сказала, чтобы я, когда тебя встречу, сделала вот так!
Эрна выставила перед собой ладошки и те засветились слабеньким белёсым светом. Виль ободряюще улыбнулся. Магда вгляделась внимательней, перевела взгляд на непреклонно застывшее лицо подруги, прислушалась к очень знакомому потрескиванию… и вспомнила, о каком заклинании идёт речь. Об одном из немногих, которым в Белой башне детей не учили не потому, что оно очень уж сложное, а потому, что у детей оно получается слишком уж хорошо. Ведьма ахнула, сорвала передник и набросила на голову батрака. Вовремя — сияние разгорелось и охватило всю фигуру девочки, сделавшись непереносимым даже для матери. У калитки с проклятиями заслонил лицо и отвернулся чёрный волшебник. Чары истинного света, заклинание простенькое, но для него нужно быть праведником… или ребёнком. Оно ослепляет всех, кто недостаточно праведен, а у тех, кто и вовсе порочен, может даже выжечь глаза.
— Здорово, правда? — довольно улыбнулась Эрна.
Магда подошла и положила руку на голову дочери. Сияние медленно погасло, а ведьма набросилась на подругу:
— Виринея, ты с ума сошла, таким вещам учить ребёнка?!
— Я думала, он её украсть попытается, — пожала плечами волшебница. — Девочка должна уметь себя защитить.
Батрак сдёрнул с головы передник.
— Здорово, — согласился он. — Только такие вещи лучше делать быстрее и без предупреждения.
— Я научусь! — пообещала Эрна и взяла протянутое яблоко.
— Подумать только, — пробормотал протирающий глаза Лонгин, — это милое дитя ещё два дня назад дулось, когда ей запретили кромсать дождевых червей, чтобы сварить «жутко страшное зелье».
— А говорила, «обычная девочка», — пробормотал Виль, поднимаясь на ноги. — Дар не унаследовала…
— Она была обычной девочкой, когда я отправляла её в город, — сердито ответила Магда, кидая на друзей недовольный взгляд.
Эрна вприпрыжку поскакала в дом.
— Пара фокусов ещё ничего не означает, — возразил Лонгин. — Усвоить их мог бы любой ребёнок, дай только повод. Это обычно проходит с возрастом. Если не развивать.
— А как сильно можешь развить? — заинтересовался батрак.
Лонгин пожал плечами.
— Пока рано говорить. Одни дети дальше пары фокусов так ничего и не могут. Другие — хоть и взрослыми начинали, достигают неплохих результатов. Мало способностей. Надо, чтобы человек принял дар. Или проклятие.
— А я тебя помню, — вместо ответа заявил батрак. — Ты мне вместо кошелька с золотом черепки подсунул.
Лонгин пожал плечами.
— А чего ты хотел? — удивился он.
Батрак сплюнул и пошёл в дом за девочкой.
— Магда, ты сошла с ума? — напустилась на ведьму белая волшебница. — Зачем ты остановила девочку?
— Это ты сошла с ума! — рассердилась ведьма. — Я тебя просила её учить?! Устроили тут… балаган. Что можно и что нельзя ему показали.
— Что он от тебя хочет? — не отставала волшебница. — Хочешь, я избавлю тебя от этого человека?
— Дамы, — вмешался Лонгин, обнимая жену за плечи, — вы бы подумали, что «этот человек» там один с девочкой.
Магда подхватила передник с земли и бросилась в дом.
Эрна, оседлав лавку на кухне, пыталась скакать на ней верхом и очень ругалась, что лавка больше не шатается и играть стало не интересно.
Виль сулил сколотить качающуюся лошадку и требовал оставить «полезную вещь» в покое.
— И тележку! — обрадовалась Эрна. — Мне знаешь как тележка нужна? Я буду с ней маме помогать!
— В доверие втирается, — прокомментировал вошедший вслед за Магдой Лонгин. — Очень умно.
Эрна покосилась на воспитателя и ткнула пальцем в батрака.
— И всё равно я с тобой никуда не пойду!
Магда закатила глаза и прижала к себе дочь.
— Не ходи, — согласился батрак. — Я пока у вас поживу.
— Магистр Эрвин, — задумчиво произнёс Лонгин. — Значит, братья-заступники задумали подмять под себя и прозревших, и орден Камня одним ударом…
Виль недобро покосился на Магду.
— Болтушка ты, Маглейн. Не ожидал.
Лонгин покачал головой.
— Скажи им спасибо, — кивнул он на жену и девочку. — Подозреваю, мы всё видели яснее, чем вы с Магдой.
— Ай-ай-ай, какая способная девочка, — заухмылялся батрак. — Маглейн, а ты говорила, ничего не умеет.
— Это белая магия, — раздражённо ответила ведьма.
— Да хоть бурая в крапинку, — отмахнулся Виль. — Главное, у неё получается.
— Если она увидела в зеркале то, что тебе показывало зелье, — проговорила Виринея, неприязненно косясь на батрака, — значит, с этим связана её судьба. Магда, ты бы поберегла девочку.
— Я могу предупредить кого надо на встрече, — предложил Лонгин.
— Совсем за своими книжками ума лишился, — рассердился батрак. — Ты хоть знаешь, кто это был? С кем он связан?
— С кем связан — тут ты прав, — признал волшебник. — А кто это был — видел, конечно. Что, Магда, зелье вам лиц не показало?
— Ну, и кто это был? — заинтересовался батрак.
— Монах какой-то, — пожал плечами чёрный волшебник. — Высокий, на щеке шрам. На встречах его не видел, но я там редко бываю, а он, небось, не посвящённый.
— Шрам, говоришь… — задумался батрак. — Не посвящённый, говоришь…
Брат Полди дошёл до самого Ранога, что вполне устраивало Врени. Пропустив его вперёд, она, едва миновала ворота, свернула в знакомый переулок и пронзительно свистнула.
— Эй, Гоззо! — крикнула она. Из подворотни выскочил тощенький долговязый мальчик. Врени поймала его за ухо и подтащила к себе. — Дело есть.
— Отстань! — заверещал мальчишка. — Ты за прошлый раз не расплатилась!
— Вдвое заплачу. Заткнись и слушай.
Она отпустила мальчика, тот хихикнул и уставился на цирюльницу.
— Сюда в город монашек зашёл весь побитый.
— Тю, — разочаровался Гоззо. — У таких ничего не вытащишь.
— Да ты дослушай! Я тут увидела, как два монашка подрались, а потом кто-то из них у меня кошелёк свистнул. Вот теперь думаю — этот или другой. Проследить за ним надо.
— У тебя? Свистнул? Смеёшься, что ли?
— И на старуху бывает проруха, — хладнокровно сообщила Врени. — Берёшься или нет?
— А зачем следить? — набычился мальчишка. — Давай я его пощупаю. Если тот, кошелёк — мой. Вот ты за два раза и расплатишься.
Он довольно засмеялся.
— А если не тот, может, ему помощь нужна, — заявила Врени, отвесив мальчишке подзатыльник.
— А ты у нас добрая, — вредно захихикал Гоззо.
Врени одной поймала его за ухо и больно вывернула. Мальчик разразился пронзительным визгом. Второй рукой цирюльница полезла за пазуху и достала монету.
— Держи, — протянула она, отпуская Гоззо. — Пока я добрая. Это за прошлый раз.
Гоззо придирчиво осмотрел монету, укусил, остался доволен и убрал за щеку.
— Вдвое получишь, — напомнила Врени. — Ну? Чего стоишь?
— Монашек? Битый, значит? Сейчас в ворота вошёл?
— Мелкий такой, — пояснила Врени. — Щуплый. Беги давай. Близко не подходи, посмотри, куда ходить будет. Найдёшь меня где всегда, понял?
Гоззо сорвался с места и помчался по улице.
Врени проводила мальчишку взглядом и пошла в любимый кабак, где по временам собирались школяры — те, которым вечно не хватало ни еды, ни денег — и всяческое отребье. Села в углу, привычно откинулась на стену. Шум вокруг был успокаивающим. Она знала, что никто не станет присаживаться рядом с ней. Может быть, позже, когда она откроет глаза, откинет капюшон с лица, кто-то из завсегдатаев решится поставить перед ней кружку сидра или бокал вина. Она её примет… или нет. Если примет, это будет значить, что Большеногая в хорошем настроении и с ней можно поговорить о деле. Школяры, конечно, редко травят крыс. Но иногда они куда-нибудь да нанимаются… Всякое бывает в весёлом городе Раноге.
Она напряжённо думала. Проклятый монах пока под присмотром. Гоззо, конечно, тот ещё паршивец. Но дело знает. Надо — ночь спать не будет, а выследит. Куда монах пошёл? Зачем? Сколько у неё времени на свои дела? Не мешало бы подзаработать. Кое-что у неё есть, но Гоззо захочет и денег, и пожрать… Да и ходить за монахом, если дело выйдет, тоже на какие-то деньги надо. По всему выходило, нужна работа, да только монах этот… а ну как он куда соберётся, лови его потом…
Как бы к нему ещё подобраться…
Врени откинула капюшон. Перед ней тут же оказалась здоровая кружка сидра. Цирюльница принюхалась. Дрянь, но пить можно. С тем вином, которое наливали в той деревушке… как она называется?.. Как-то на вальд… С тем вином и сравнить нельзя. В Раноге ходили слухи про деревню, где виноградарь продал душу Врагу и с тех пор варит самое сладкое вино во всём Тафелоне. Говорили даже, что у него есть лоза, с которой всё до капли идёт лично на стол Врагу и такого, мол, никакая знать даже не нюхала.
В это охотно верилось.
Цирюльница сграбастала кружку и сделала глоток. Потом подняла взгляд.
— А. Это ты, Одо, — кивнула она. Одо был мелкий воришка, которому нравилось называть себя школяром, но чему он учился, не признавался даже в подпитии. — Чего надо?
— Дело есть, — ответил воришка, пристраиваясь рядом.
Врени хмыкнула.
— У тебя появился дом? И ты успел развести там тараканов? Кого ограбил для этого?
Одо заёрзал на лавке и потянулся приобнять Врени за плечи. Цирюльница сердито на него покосилась и Одо отодвинулся.
— Да ты послушай! Дельце-то плёвое. Я сейчас к одной богатой вдове нанялся…
— Твои делишки меня не интересуют, — покривила душой Врени. Ей уже приходилось пересекаться с Одо по… делам. Бывало это и к добру и к худу, причём поровну.
— Я сказал ей, что лучше тебя никто клопов не вытравит.
— Ты, что же, ждал меня? — нахмурилась Врени. Одо ухмыльнулся.
— Слушок прошёл, что тебя надо снова в наши края ждать.
— Сами по себе слухи не ходят. Говори, кто тебе и что сказал?
— Сепп сказал, — ответил Одо, слегка надувшись. — А ему — Ханк. А кто с Ханком говорил, про это его сама спрашивай. Только его тут нет.
— Да? — подняла брови цирюльница. Ханк был главной местной сплетницей и знал всё обо всех бродягах, нищих и воришках в Раноге. Если ему приплатить, мог рассказать и кое-что про прозревших… половина этого даже была довольно близка к правде. Врени собиралась с ним переговорить как-нибудь потом.
— Никто не знает, — пожал плечами Одо. — Был человек и сгинул. Может, ушёл, может, прибил кто. Он, знаешь, о каких людях болтал? Ух!
Врени как раз знала.
— Ты не спи, Большеногая! — подтолкнул её воришка. — Говорю, дело есть.
— Хочешь обнести свою вдовушку, чтобы я на стрёме постояла?
— Нет! — оскорбился Одо.
— Как мне повезло! — дёрнула углом рта цирюльница.
— Я сам на стрёме постою! — заверил воришка. — Я сказал хозяйке, что от тебя дом будет прям весь в дохлых тараканах, так она тебя впустит и к сестре уйдёт в соседний дом, пока служанка всё не выметет. Ты только в спальню войди, пошарься там, а я служанку отвлеку…
— Пшёл вон, — прервала его Врени и размахнулась кружкой. Воришку как ветром сдуло, но свою долю сидра его рожа всё-таки получила.
Цирюльница задумалась. Деньги на исходе, Ханк пропал… жаль. Она надеялась узнать у него что-нибудь о том, что творится у прозревших и кто из непосвящённых больше всех нос задирает. Врени закрыла глаза и принялась вспоминать, кого и где она может сейчас застать.
Воздух не шелохнулся. Ни скрипа, ни шороха, ни стука. Разве что как-то стало холоднее… только это не воздух, это замерзает кровь в жилах…
— Приблизим Освобождение, сестричка! — раздался беспечный голос.
— Проваливай.
— Приблизим, сестра, — настойчиво произнёс голос.
Врени открыла один глаз и покосилась на неожиданного собеседника.
— Верю в Освобождение, брат, — неохотно отозвалась она.
Вампир сдёрнул с головы бархатный берет и вытянул ноги. Демонстративно принюхался.
— С какими интересными людьми ты встречалась, а, Большеногая?
— Проваливай, Липп, — повторила Вренни. — Мне нечего обсуждать с вашим племенем.
— Какая ты неразговорчивая, — засмеялся вампир.
— Что тебе надо?
— Расскажи, — предложил вампир. — Где была, кого видела, а?
— Проваливай, — уже с отчаянием потребовала Врени. Про этого вампира ходили скверные слухи. Вопреки всем законам и проклятых, и кровососов он имел какие-то странные дела с людьми, то и дело меняя сторону. Доверять ему можно было не больше, чем бешеной гадюке. А стоило запахнуть жареным, как он принимался предавать направо и налево… Традиционно вампиры не вмешивались в дела людей и это единственное, что как-то спасало прозревших от опасной власти этих существ. Врени слишком хорошо понимала, что Липпу достаточно взглянуть ей в глаза, чтобы выведать все тайны и потом выгодно продать.
— Не обижай меня, — клыкасто улыбаясь, попросил Липп.
— Верю в Освобождение, брат! — взмолилась Врени, крепко, как в детстве, зажмуривая глаза. — Не трогай меня!
Липп взял её за руку и бережно поднёс к губам. Врени сперва похолодела. С укусом кровосос сможет вызнать всё её тайны. Но сразу же вскипела, вырвала руку — Липп не сопротивлялся. Врени вскочила на ноги. Шум в кабаке на миг прекратился — а после начался с новой силой. Большеногая славилась своим спокойствием. У Врени как будто помутилось в глазах…
— Сейчас принесу! — испуганно подскочила подавальщица. — Уж простите, госпожа, не заметила, не успела… несу-несу…
Врени села на место и грязно выругалась. Липп исчез. Он был очень сильным вампиром, раз смог заморочить столько народу среди бела дня. Ходили слухи, что он часто пьёт колдовское вино, что одна ведьма с ним по своей воле разделила кровь и что он выжил под губительными для вампиров чарами белой магии. Скрыться от него нечего было и думать.
Ходили и другие слухи, что в какой-то деревне обычный знахарь придумал сбор от вампиров, который не только отпугивал этих тварей, но и не позволял им читать мысли собравшего. Но что было сейчас об этом думать? Где этого знахаря искать? А Липп здесь и он не отстанет.
Врени осталась в кабаке, вяло помешивая ту остывшую жижу, которую здесь считали кашей, и запивала её пойлом, которое здесь подавали как вино. Дело было плохо. Скоро кабак закроется. А там, на улице, наверняка поджидает вампир. А ночью от него никуда не деться. А…
В кабак вбежал Гоззо. Непривычно испуганный, непривычно серьёзный. Он огляделся по сторонам и бросился к Врени. За ним вошёл… брат Полди. Монашек был бледен, держался за священный знак[9], висевший поверх рясы. Взгляд его, однако, был всё так же твёрд и ясен.
— Интересные у тебя знакомства, Большеногая, — промурлыкал Липп у Врени над ухом. — Милый мальчик. Два милых мальчика. Небось, и вкусные тоже…
Брат Полди огляделся и, к удивлению Врени, первым заметил Липпа. Без колебаний шагнул к столу, за которым развалился вампир.
— Куда ты меня привёл? — спокойно спросил он. Потом перевёл взгляд на Врени.
— А, это ты. Значит, и мальчик твой? Зачем ты его за мной послала?
— Как ты его заметил? — недовольно спросила цирюльница, успокоительно хлопая перепуганного Гоззо по плечу.
— Я помог, сестричка, — довольно сообщил вампир.
— Оставь его, — хмуро попросила Врени. Нащупала за пазухой кошелёк, достала горсть серебряных монет и сунула в руки мальчику. — Двигай отсюда, Гоззо. Дальше я сама.
Мальчика и след простыл. Липп проводил его голодным взглядом и вздохнул.
— Присаживайся, — вздохнула Врени. Липп приглашающе взмахнул рукой и Полди уселся, одинаково приветливо кивнув обоим проклятым.
— Как ты с ним связался? — спросила цирюльница.
— Я попросил этого доброго юношу указать мне дорогу к человеку достаточно богатому, благочестивому и уважаемому, — ответил брат Полди. — По его одежде я решил, что он относится к школярскому братству и, верно, знает здешних людей. А он указал, что за мной следят и вызвался помочь.
— Ты хоть замечаешь, что перед тобой вампир? — тихо, чтобы не услышали люди, уточнила Врени.
— Все мы дети Создателя, — невозмутимо отозвался монах и осенил себя священным знаком[10]. Липп зашипел и отпрыгнул подальше. Врени удивлённо моргнула.
— Ты что же — это серьёзно?! — ахнула цирюльница.
— Ты спрашиваешь меня, монаха, упорен ли я в вере? — в свою очередь удивился Полди.
Проклятые переглянулись.
— Ты же сбежал, — напомнила Врени.
— От неправедных служителей, — хладнокровно парировал монах.
Врени быстро соображала. Этот дурачок верит настолько сильно, что может своей верой отпугивать вампира. Она широко улыбнулась и похлопала по лавке рядом с собой.
— Садись сюда, добрый монах, — предложила она. — Ты, верно, голоден?
Она только сейчас сообразила, что Магда не давала монаху есть, пока он лежал в беспамятстве, а в дорогу у ведьмы для них нашлось только по куску хлеба. И этот человек прошагал от парома до Ранога?! Избитый, испуганный и умирающий от голода?!
— Кажется, да, — пожал плечами брат Полди. — Монаху в моей прежней рясе неохотно подавали. К тому же мне не хватало опыта.
— Выпей вина, — вкрадчиво предложил Липп, который так и не рискнул подсесть поближе.
— Не пей, — тут же вмешалась Врени, — иначе тебя никакой Заступник не спасёт от вампира.
— По обету я пью только воду, — пожал плечами монах. — Но, добрая женщина, ты напрасно обо мне беспокоишься.
Он повернулся к Липпу.
— Добрый юноша, ты подшутил надо мной?
— Я привёл тебя туда, где можно поговорить, — пожал плечами Липп. — Зачем тебе благочестивые жители города?
— Не говори, — тут же предупредила Врени. — Ты с ума сошёл? Это вампир. Он тебя обманет и предаст. Если ты начнёшь говорить, он увидеть в твоей голове все твои тайны и обкрадёт тебя. Он и спрашивает-то потому, что не может читать твои мысли.
— Сестричка, так нечестно! — запротестовал Липп. — Я же не рассказываю, кто ты такая!
— Я человек, — холодно ответила цирюльница.
— Знаешь, скольких она убила? — с вызовом спросил Липп.
— Все мы дети Создателя, — напомнил монах. Проклятые поражённо переглянулись.
— Ты меня вообще не боишься? — с детской обидой спросил Липп.
Врени засмеялась и окликнула подавальщицу. Ей пришлось показать кулак и потратить монету, чтобы монах получил не совсем уж отбросы.
— Добрый юноша, — вежливо произнёс монах, вовсю наворачивая принесённую кашу. — Жизнь и смерть человека — в руках Создателя, мы же — песчинки в его жерновах. Милостью Заступника мне открылся свет истины. Вы же пребываете во мраке и это, без сомнения, печально. Но дело моё не касается ни одного из вас. Так ты ответишь на мой вопрос?
— Видала? — повернулся Липп к Врени. — Где ты его нашла, такого интересного?
— В канаве, — пожала плечами Врени. Липп притворяется или действительно случайно вышел на монаха, уловив его запах в её мыслях?.. — Его ограбили.
— А ты у нас добренькая, да? Было что грабить?
— Тощий кошель, — отозвался доедающий кашу монах. — Я переписчик, ищу работу в миру. Покуда у меня нет ничего, кроме рясы и священного знака.
— А как же твоя вера? — хмыкнул вампир.
— Мирянам проповедь нужна боле, чем монахам, — отозвался брат Полди.
Врени смотрела на спасённого ей человека и давалась диву. Она не так много знала брата Полди, но прежде монах не был таким смиренно-елейным. Притворяется? Но вампир действительно не рискует к нему приближаться. Оба притворяются? Полно, зачем?
— Ты боишься, — вдруг прошипел вампир. — Посмотри мне в глаза и попробуй соврать, что это не так.
— Не смотри ему в глаза! — вскинулась Врени.
Полди, однако, проигнорировал её совет. Он поднял взгляд и бестрепетно взглянул в злые глаза вампира.
— Я не боюсь, — твёрдо сказал монах. — Тело моё боится, а я не боюсь.
— Зачем ты его отговариваешь? — обиделся Липп. — Я, может, по-хорошему хочу помочь.
— Это не про тебя рассказывают историю про скорпиона? — уточнила Врени. — Ты жалишь потому, что такова твоя природа.
Липп расплылся в клыкастой ухмылке.
— Спроси свою подружку Магду, — отозвался он. — Я же чую, ты с ней знакома.
— А, так это ты её принёс на встречу? — поняла Врени.
— Как она поживает? — вместо ответа спросил Липп. — Я бы её навестил, да боюсь, Виль меня за это прирежет. С него станется.
Виль. Не Медный Паук.
— Ты его знаешь? — заинтересовалась цирюльница.
— Я жил как-то в их деревне. Подделывался под сына кузнеца. То-то смеху было, когда они всё поняли! Видела бы ты их лица! И с Вилем знаком, и с братцем его и напивался, и его тоже на вкус пробовал.
— Виля?!
— Да нет, дура! Брата его. А Виль — мужик тупой. Никакой тонкости. Как-то после встречи остановил, траву вонючую, которую их знахарь против меня собрал, под нос сунул. Знаешь, какая гадость?! Я глаза тру, голова трещит, кости ломит, а он ухмыляется! Сказал, чтобы я брата его в покое оставил и возле ведьмы не крутился. Больно надо! Всего-то один раз ведьмочку покусал, так она сама предложила!
Врени замутило. Она дала себе торжественную клятву, что когда-нибудь придёт в ту деревню, найдёт там знахаря и возьмёт у него волшебную траву. И если Липп после встречи с ней уйдёт живым, то, значит, она не Большеногая Врени.
— Хорошо Магда поживает, — вслух ответила Врени. — Колдует потихоньку.
— А Виль?
— И Виль хорошо.
— Где ты его видела?
— Пока этому, — кивнула она на монаха, — помогала.
Липп принюхался, но тут же сморщил нос.
— Святостью смердит, — прошипел он сквозь зубы. — Врёшь ты всё, Большеногая. Не может Виль хорошо поживать. Ему старшие братья не верят. Стареет наш Виль. Хватку теряет. Ходят слухи, ему, что не поручи, всё провалит.
— А кто говорит-то? — лениво поинтересовалась Врени. — Может, врут всё?
— Ржаной Пень говорит, — язвительно ухмыльнулся вампир.
— Это не посвящённый, это шлюха, — отмахнулась Врени. — Шкура продажная. Врёт он всё.
— Ну, а что ты скажешь о Глиняном Лбе? — загорячился вампир.
— Одно слово — Глиняный Лоб, — засмеялась цирюльница. — Дурак редкостный. Если и знает что, то всё перепутал.
— Ну, а Кривой Пёс?
— Собака лает, ветер носит.
— А Земляная Тыква?
— А что она говорит?
— А то она говорит, что дружок твой никуда не годится и доверия больше не достоин.
— А ты, небось, сам слышал, — подначила Врени.
Посвящённые обычно не выносили вампиров, хоть по обычаям прозревших и те, и те считались равно приближенными к Освободителю.
— Я умею слушать, — парировал Липп.
— Да уж не сомневаюсь.
Липп покосился на монаха.
— Ты что-то украл, — жёстко проговорил вампир. — И хочешь продать. Не разыгрывай передо мной святошу.
— Я взял то, что принадлежит лишь мне — и Заступнику, — ответил брат Полди. — Это не грех.
— Отстань от него, — посоветовала Врени. — На кой тебе священная книга? Ты её даже коснуться не сможешь.
— А тебе зачем? — хмыкнул вампир.
— А мне и незачем. Меня больше интересует, кто хотел ограбить бедного монаха.
— Кто-то, кому понадобилась священная книга, — расхохотался вампир.
Он хлопнул своих собеседников по плечам и исчез.
Брат Полди оглянулся по сторонам.
— Где он? — тихо спросил монах.
— Не знаю. Наверное, отправился охотиться. А, может, отвёл глаза и подслушивает.
Брат Полди осенил себя священным знаком и забормотал слова молитвы. Врени задумчиво смотрела на юношу.
— Ты это всё серьёзно нёс? — недоверчиво осведомилась она.
— Не совсем, — признался брат Полди. — Но мы все действительно дети Создателя.
— Вера помогает против вампиров, — проговорила Вренни.
Брат Полди поднялся на ноги.
— Мне пора идти, добрая женщина, — заявил он. — Да пребудет над тобой милость Заступника за твою заботу.
— Как?! — поразилась цирюльница. — Ты бросишь меня одну в этом кишащем вампирами городе?!
Теперь пришла очередь Полди удивлённо моргать.
— Ты же с ними одной веры.
— Это значит только то, что у меня нет никакой от них защиты, — раздражённо призналась цирюльница. — А Липп теперь зол на меня.
Брат Полди вздохнул.
— Хорошо, идём со мной. Но Заступником тебя прошу…
— Врени, — подсказала цирюльница. — Друзья и враги называют меня Большеногая.
— Врени. Пожалуйста, не надо никого убивать, пока ты ходишь со мной.
— А крыс?! — возмутилась Врени. — Клопов, тараканов, мышей? Их тоже прикажешь помиловать?
Вместо ответа брат Полди осенил её священным знаком.
В ночлежке для самых пропащих нищих их пустили в дальний угол. Там не смотрели ни на лица, ни на сословие. Было там тесно, душно и полно клопов. Врени брезгливо прислонилась к стене и закрыла глаза. В полумраке брат Полди не видел её лица. Когда открыла глаза, опустилась на грязную солому.
— Гадость, — тихонько признала она. — Но вампиры сюда не сунутся. Слишком противно. И клопы нам сегодня не страшны.
Брат Полди опустился на колени в ту же солому и принялся читать молитву. Врени отвернулась.
— Кто эти люди? — еле слышно спросил монах, окончив молиться и подсев поближе к цирюльнице. — О которых вы говорили с тем добрым юношей?
— Убийцы, — пожала плечами Врени. — Забудь о них.
— А… тот человек? С которым ты спорила в доме у ведьмы?
— Тоже убийца. О нём тоже забудь. Ты узнал слишком много.
— А… ты?
— Не такая удачливая, — зло засмеялась Врени.
— Как они убивают? — не отставал монах.
— Быстро. Незаметно. Надёжно. Ты что же это, святоша, нанять их решил? А как же вера в Заступника?
— Нет, не нанять, — покачал головой монах.
Врени сердито отвернулась и, не стесняясь мужчины, вытянулась на соломе. Прикрыла глаза и впала в чуткое забытье.
Рядом в соломе возился монашек.
— Врени… — тихо позвал он.
— А? — недовольно открыла один глаз цирюльница.
— А если бы я хотел их нанять, что мне делать?
— Шепнуть кому надо, — проворчала Врени. — Что это ты задумал, а?
— А если я никого не знаю? — настаивал Полди.
Врени рывком села и ухватила монаха за руку.
— Тогда всё. Если ты никого не знаешь, значит, тебе никто не нужен.
— Но как к вам приходят новые люди?
— Нам не нужны новые люди, — отрезала цирюльница. — Ты за кого нас принимаешь?! Думаешь, мы наёмники?!
— А как вы выбираете… — монах замялся, — с кем иметь дело?
— Тебя не касается, — жёстко ответила Врени.
Монах немного помолчал и снова заговорил:
— А почему ты решила мне помогать?
— За что мне это?! — простонала Врени. — Монах, ты собираешься спать?!
— Врени, пожалуйста, ответь мне.
— Ад и преисподняя! — еле слышно выругалась цирюльница. — Хорошо, слушай. Я не знаю. Мы не спрашиваем. Мне передали. У нас есть способы. Тебе лучше не знать.
Она помедлила.
— Те люди к этому отношения не имеют. Это другие… способы. Я шла и мне сказали, где тебя искать. Доволен?
— А… как меня описали? — спросил брат Полди.
Врени закатила глаза, но в полумраке этот жест остался без внимания.
— Тощий. Мелкий. Избитый. В рясе. О том, что ты такая заноза, мне не рассказывали.
— Вас таких много?
— Каких? — прорычала цирюльница.
— Таких, как ты. Которых могли нанять такими способами.
— Много, — сквозь зубы прошипела Врени. — Монах, ты дашь мне поспать?!
— А кому бы ты продала мою Книгу?
— Завтра, — отрезала Врени, вытянулась на соломе и демонстративно завернулась в плащ с головой.
Брат Полди страдал и духовно, и телесно. У себя в монастыре он привык к простой жизни, но там всегда было тихо и у него была отдельная келья. Здесь же… грязь, вонь, храп… он запоздало испугался насекомых, но пока никаких укусов не чувствовал. Он покосился в темноту, где мерно дышала Врени. Как у неё получалось так спокойно спать, он не понимал. Полди прислонился спиной к стене и принялся молиться, надеясь, что Заступник просветит его разум… или хотя бы поможет скоротать эту страшную ночь. Так он и задремал.
Он проспал утро, когда в узкие щели под потолком ночлежку неохотно залил утренний свет. Проспал пробуждение бродяг и нищих, не слышал, как они зевали, плевались, ссорились и расходились. Врени всё так же спокойно лежала рядом и спала. Проснулась она от того, что к ней шагнула хозяйка ночлежки. Цирюльница сбросила плащ и села. Толкнула в бок монаха.
— Чего тебе, Имма? — неприветливо спросила она.
— Давай, поднимайся, — потребовала хозяйка, жуткая бабища, которая показалась брату Полди чуть ли не родной сестрой цирюльницы. — Мне ещё убираться надо.
— Вот я и гляжу, ты спину наломала, чистоту тут наводя, — пнула грязную солому Врени.
— Много вас таких ходит, — неприязненно ответила Имма. — Хахаля ко мне ещё привела. Где ты его только нашла? Что, справный мужик на тебя не клюнул? Много ли проку от монаха?
Брат Полди удивлённо поднял глаза на женщину.
— Да благословит тебя Заступник, добрая женщина, — произнёс он и осенил её священным знаком. Та даже попятилась.
— Блаженный, что ли?
— Вроде того, — подтвердила Врени. — Святой человек. Так что придержи язык.
— А ты в монашки подалась, а, Большеногая?
— Душу не мешает от грехов отчистить, — усмехнулась цирюльница.
— Ты что — серьёзно?
— Серьёзней некуда. Ты дашь нам поговорить?
— Шашни свои будешь в другом месте крутить, — непреклонно скрестила руки Имма.
— И тебя туда же, — ухмыльнулась Врени.
— В чулан идите, — махнула рукой Имма. — Там намилуетесь.
Врени легко поднялась на ноги и протянула руку брату Полди. Он с трудом встал и только присутствие женщин помещало ему ухватиться за затёкшую поясницу.
— Пошли, — толкнула его в плечо Врени.
— Жратвы не дам, — прокричала им вслед Имма.
— Она назвала тебя Большеногой, она одна из твоих врагов? — уточнил брат Полди, когда Врени впихнула его в чулан. — Почему она нас пустила ночью?
— Кто, Имма? — удивилась цирюльница. — Нет, Имма как раз из друзей.
— А почему вы?..
— А, не бери в голову. Мало ли. Не с той ноги встала. Пустила бы она нас, если бы мы не дружили.
— О чём ты хотела поговорить?
Врени хмыкнула.
— Ты мне скажи, святой человек, зачем ты вчера искал человека «богатого, благочестивого и уважаемого»? Хотел ему свою книжку загнать?
— Я надеялся найти ценителя… — начал было монах, но Врени ответ не требовался.
— Если человек родился дураком, то умного из него не состряпаешь, — заявила она. — Растяпа! Что же, ты думал разжиревшие горожане будут с такой опасной вещью связываться?
Брат Полди нахмурился.
— Говори, что думаешь, — попросил он.
— Ты же в Раноге, городе знаний, дурья твоя башка! Вот и иди в университет! Там люди знают толк в разных хороших книжках, а уж от твоей раздуются как жабы по весне. Потом, заметь — братьям-заступникам университет неподсуден. Приятно, а? Кстати, не думал сюда переписчиком пристроиться?
Полди покачал головой.
— Нет… пока нет.
— Ну, что же.
Врени критически оглядела монаха.
— Вот что, — ткнула она его пальцем, — твой священный знак нужно продать.
— Я лучше умру, — немедленно ответил монах.
— А взамен купи в церкви попроще, — закончила свою мысль цирюльница.
— Мне дали этот знак, принимая в орден! — возмутился брат Полди.
— Вот-вот. Какой же из тебя нищий монах с такой дорогой цацкой?
Врени шевельнулась, размяла затёкшие плечи и Полди вжался в стену чулана, чтобы его не коснулась женская грудь.
— Спрячь хоть, дурья башка, — уже мягче предложила Врени. — И носи попроще.
— Я… ты права.
— Уж конечно. Так ты приди в университет и скажи, мол, у тебя на руках умер твой брат в Заступнике, тоже монах, и в бреду поведал тебе, где хранится реликвия, которую он… ну, скажем, спрятал от нечистых рук. Ты, мол, подумал и пришёл сюда. Чтобы почтить известные по всей стране учёность и благочестие университета. Понял?
— Но это же ложь!
— Ты же не хочешь прийти и сознаться в краже, а, монах?
— Н-нет.
— Тогда считай, что это… иносказание, так это называется?
Брат Полди кивнул.
— Брат Камня умер, родился нищенствующий брат. Так что — умер. И поведал.
Монах нахмурился.
— Зачем тебе это?
— Ах, да, — ухмыльнулась Врени. — И вот когда ты всё это скажешь и заверишь, что сможешь найти реликвию по приметам, ты сострой жалобную рожицу и добавь, мол, в миру у тебя осталась сестра. Вдова. С пятью детьми. И дом сгорел. И вот не можешь ты теперь спокойно жить, потому что всем им спать — ну, совсем негде! И потом на все вопросы отвечай только одно. Как ты за сестрицу тревожишься. А вот домик бы ей справить новый, да коровку прикупить… и тогда тебе больше ничего не надо.
— Но у меня нет никакой сестры!
— Да? Какая незадача? Тогда она на нас не обидится, если мы коровку ей не купим, а?
Брат Полди покачал головой.
— Ты погрязла в грехах и суетности.
— А ты погряз в глупости, — парировала Врени. — Это куда хуже. Сам же хотел спокойной жизни. На что ты её покупать собрался, такой честный?
— Я… Всё должно быть не так!
— Тогда валяй! — сделала широкий жест Врени. — Давай, иди, сделай как должно! Когда ты книжку свою крал, ты думал, дальше всё будет по-честному?
Брат Полди вздохнул.
— Почему ты мне помогаешь?
— Я уже говорила, — огрызнулась Врени. — Решай! Делаем по-моему или ты так и будешь топтаться?
Монах вздохнул ещё горше.
— Пусть будет по-твоему, — обречённо ответил он.
Врени хлопнула его по плечу и вытолкала из чулана. Когда они выходили из ночлежки, вслед им неслись такие откровенные предположения Иммы о том, чем они вдвоём занимались, что брат Полди предпочитал смотреть в землю и мечтал сквозь неё провалиться.
Они разделились у церкви. Врени осталась снаружи, а брат Полди зашёл внутрь — помолиться и выпросить, а если не выйдет, то купить (на деньги Врени) новый священный знак. Прислонившись плечом к стене, цирюльница лениво разглядывала улицу. Ей надо было подумать.
— Какой у тебя забавный монашек, — промурлыкал над её ухом Липп. — Что тебе от него надо?
— Денег хочу, как всегда, — лениво отозвалась Врени. Проклятый вампир не успокоился.
— Деньги всем нравятся, — подхватил Липп. — Поделишься со мной, а?
— Липп, отстань, — стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила цирюльница. — Иначе тебе или придётся убить меня или я на следующей встрече расскажу кому надо о твоих домогательствах.
— А мне эта мысль нравится, — отозвался вампир и ледяные пальцы сомкнулись у женщины на горле. Шею обожгло ледяное дыхание. Мимо всё так же шли люди. Шумела улица. Светило солнце. Никто ничего не замечал, только облезлый подзаборный кот сердито шипел на пустое место.
Врени спас Полди. Выйдя из церкви, он увидел происходящее и, не раздумывая, издалека осенил цирюльницу священным знаком. За спиной Врени раздалось раздражённое шипение, а после женщина поняла, что снова может дышать. Колени подгибались, но Врени заставила себя идти ровно.
— Что ему было надо? — спросил монах, когда цирюльница подбежала к нему и крепко взяла за руку.
— Поразвлечься решил, — передёрнула плечами Врени. Голос противно дрожал. — Надо же, не думала, что на меня на старости лет хоть кто-то польстится.
— Ты не выглядишь старой, — удивился брат Полди. — Сколько тебе лет?
— Сколько есть, все мои, — грубо ответила Врени. Она просто не знала, как не знала она и дня, в который родилась. Одно только было ясно: это было зимой. В её деревне летние дети не выживали: у родителей не оставалось времени присматривать за младенцами. — Пойдём отсюда.
— Иди! — втолкнула Врени монаха в ворота университета. — И помни: когда реликвию свою распишешь, тверди о сестрице. Они про место спросят, а ты — о том, что о сестре жалеешь. Только на прямой вопрос отвечай, мол, знаешь, помнишь. А подробностей не говори. Про сестру говори. Всё понял?
— Я понял, — отозвался монах.
Он как-то подобрался, стал увереннее и твёрже.
— Именем Заступника, брат мой, — сказал он привратнику, — позволь мне войти.
— Нищим не подаём, — неприязненно отозвался привратник.
— Я пришёл не просить милостыню, а вершить дело, порученное мне моим Создателем, — с достоинством ответил монах.
Привратник с сомнением смерил его взглядом, но одухотворённое лицо брата Полди сделало своё дело и монах вошёл внутрь.
— А тебе чего надо? — перевёл взгляд на Врени привратник.
— Брось, Большой Горст, — засмеялась цирюльница. — Пусти добром, дай заработать бедной девушке. Давно зубы не болели?
— Тебя пусти, а с меня потом спросят, — заворчал привратник, но Врени пропустил.
Цирюльница расположилась прямо посреди двора, достала из-за пазухи бритву, отстегнула конец ремня и принялась бритву точить.
Пока Полди, робея, входил сбоку в здание, в котором, его заверили, сидит «большое начальство», ему вслед нёсся весёлый голос цирюльницы:
— Стрижка, бритьё, а вот кому кровь отворить? Эй, красавчик, поцелуй меня, зуб даром вырву! А ты что хромаешь? Мозоли не надо резать? Эй, борода, бриться не пора?
Врени продолжала балагурить, не умолкая ни на мгновение. С приговором она вскрывала нарывы, вырывала мозоли и брила прямо в университетском дворе. К ней три раза подбегали посланные преподавателями школяры, которые требовали немедленно прекратить шум, но она не унималась. Цирюльнице казалось, что, если она будет молчать, вампир убьёт её у всех на глазах, а никто даже не поймёт, почему она неподвижно сидит. Её бы выкинули за ворота, но посланные школяры немедленно заинтересовывались её услугами и мирно вставали в очередь. Когда Врени уже немного охрипла, показался Полди.
— О, монашек! — неподдельно образовалась она. — Иди к нам! Лысину подновить не надо ли?
Брат Полди без улыбки подошёл к ней и встал за спиной. Она тихонько выдохнула и слегка расслабилась. Проклятый монах! И проклятый вампир! Они сделали её вялой как студень!
Надо было вставать и уходить, но она не успела. Брат Полди близоруко огляделся.
— Почему среди вас нет женщин? — спросил он школяров.
Все расхохотались.
— А кто их сюда пустит? — ответил один из них.
— Но я слышал…
— Факультет для девочек? — ответил школяр, у которого Врени только что вскрыла нарыв.
— Свободные искусства, — пояснил кто-то. — Сюда их не пускают.
— Но я слышал… женщина… сюда должна приехать женщина… Доктор богословия… и права…
— А! — сплюнул кто-то.
— Эта.
— Её муж пристроил, шателен у барона цур Фирмина.
— Жуткая баба! — с чувством пробурчал школяр, которому Врени только что выдернула зуб.
— Как глянет… — простонал тот, кому срезали мозоли на ногах.
— Нам пора, — прервала их излияния Врени. — Идём, монах.
Бедному брату Полди пришлось выслушать новый залп шуточек на тему того, что его связывает с цирюльницей, но на сей раз он едва обратил на это внимание. Едва они миновали университетские ворота, Врени крепко взяла монаха за руку.
— Держись ко мне поближе, — не то приказала, не то попросила она. — И молись.
— О чём? — споткнулся монах.
— О душе, — процедила цирюльница. — Неважно, главное, молись, монах.
Полди послушно молился, искоса поглядывая на свою странную спутницу. Она цеплялась за его руку как ребёнок за юбку матери и поминутно оглядывалась по сторонам.
— Ты так его боишься? — спросил он, едва прозвучало заключающее молитву слово.
Врени споткнулась.
— Я его ненавижу, — прошипела она. — Вампиры… они могут позвать тебя туда, где им удобно тебя съесть! Могут учуять то, что ты скрываешь. Просто оказавшись рядом! Могут прочитать твои мысли, просто вывернуть тебя наизнанку, посмотрев в глаза! Думаешь, как он нашёл тебя и мальчишку? Уверена, от меня несло вами! Нашими разговорами, моими мыслями… он чуял это. Проклятье! Теперь он от меня не отвяжется. Я просто не хотела смотреть ему в глаза. Просто не хотела делиться! И теперь всё. Он подкрадётся к нам так, что мы даже не увидим! Не почувствуем, пока не будет слишком поздно! Молись, монах! Слышишь! Молись!
— Ты же не веришь в Заступника, — мягко напомнил монах, понизив голос.
— Я верю в то, что твоя молитва защищает, — отрезала цирюльница. — Этого хватает.
— Хватает, — согласился монах. — У каждого свой путь к Заступнику.
Врени заскрежетала зубами.
— Молись, монах, — повторила она.
Брат Полди начал следующую молитву. Если предыдущая обращала мысли к Заступнику, эта призывала осветить душу против тьмы и Врага. То, что нужно. Привычно произнося священные слова, он рассеянно думал о раногском университете. Тот, конечно, отличался от всех остальных. Раног — город знаний и, если в других преподаватели читали свои лекции у себя дома, в церквях, на улице или даже в кабаке, то здесь университет имел собственное здание, где огромные залы, заполненные рядами скамеек, чередовались с уютными маленькими комнатами, где доктора и магистры могли принимать своих учеников лично. Раногский университет славился также тем, что не имел ограничений на получение степени. В других местах, как смутно знал брат Полди, если ты не проучился дюжину лет, не видать тебе докторской мантии, хоть бы ты прочёл все книги и мог переговорить на диспуте всех наставников, вместе или по отдельности. Здесь смотрели на суть. Это было неудивительно: раногский университет основан школярами и до сих пор содержался на средства города — и тех людей, которые, не стремясь к получению учёной степени, желали слушать лекции.
А вот скрипторий[11] в университете был не слишком хороший. Лучшие переписчики работали по монастырям, а в городе жили только простые ремесленники, способные переписать текст, но не создать книгу, украшенную виньетками, заставками и причудливыми зверями на полях, не говоря уже о подлинных миниатюрах. Это брату Полди рассказал какой-то начальственный чин, к которому монаха в итоге отправили. Чин прибеднялся и хвастался как крестьянин, который приехал просить о требах, но надеется улизнуть от уплаты десятины.
Потом мысли свернули в сторону.
— Ах, да, — сказал монах, свободной рукой залез за пазуху и достал увесистый кошель. — Возьми.
Врени отшатнулась.
— Что это?!
— Ты же хотела денег, — удивился Полди. Цирюльница вздрогнула так, как будто он её ударил.
— Забери, дурак!
— Ты хочешь больше? — уточнил монах.
— Не твоего ума дела, — огрызнулась Врени. — Лучше молись. Что тебе сказали в университете? Причём тут женщина?!
— Сказали, что у них нет людей, чтобы послать их на поиски Книги. Я хотел уйти, но меня удержали и сказали, что скоро приедет какая-то женщина, которая живёт в Фирмине. Её муж — рыцарь, который сражался рядом с бароном цур Фирмином и может отправиться за реликвией и найти её.
— Погоди… — насторожилась цирюльница. — Ты говоришь, жена шателена Ордулы? Замка барона цур Фирмина?
— Ну да. Мне так сказали. Только замок называли другой.
— Не Гандула?
— Да! — обрадовался монах. — Гандула.
Врени застонала. Как и все проклятые, она хорошо знала, какой такой был шателен у Гандулы и кто его жена.
— Когда, тебе сказали, она приедет?
— Через несколько дней… Мне сказали, что она судит испытания на получение звания бакалавра и что прочитает лекции… какой-то очень интересный предмет… о искусстве диспута… как-то… о том, как оно может спасти жизнь… Я плохо понял.
— Прекрасно, — прошипела цирюльница. — Монах, завтра в полдень мы уходим отсюда.
— Что? — споткнулся монах.
— Ты оглох?! Где ты был весь сегодняшний день?! За нами охотится вампир! Сколько времени ты продержишься, читая молитвы?!
— Я могу молиться трое суток, прерываясь только на то, чтобы испить воды, — скромно ответил монах.
— И справить нужду, — грубо дополнила Врени. — Ты плохо слушал! В баронстве Фирмин есть знахарь, который собрал травы, отгоняющие этих кровососов! Мы можем получить там защиту!
— Но эта женщина пойдёт сюда… мы можем разминуться…
«И слава Освободителю!» — подумала Врени. Оказаться под вниманием сразу двух вампиров ей вовсе не улыбалось.
— Не всё в жизни меряется деньгами, — отрубила цирюльница. — Монах, проводи меня до этого знахаря и, когда я получу травы, можешь идти на все четыре стороны.
Вампирша, конечно, учует, с кем он общался, но, быть может, не захочет её преследовать. Ходили слухи, что жена шателена Гандулы не пила крови, даже животной, и за это была изгнана собратьями.
— Но, Врени, ты же хотела денег…
— Больше не хочу. Только помоги мне!
— Воля твоя, но ты нужна мне. Может быть, я смогу уговорить тебя провожать меня и дальше?
— Что?! Зачем я тебе сдалась?!
— Ты много знаешь, умна и опытна. Я бы не нашёл сам слов для разговора с тем человеком из университета.
Что-то в его голосе звучало… неправильно, но Врени была слишком напугана, чтобы это различить.
— Прекрати, — отмахнулась цирюльница. — Таких ещё десяток найдёшь.
— Но я встретил тебя. Врени, пожалуйста. Пойдём к твоему знахарю, я помогу тебе, а потом ты поможешь мне.
— Ох… — простонала Врени.
— Трое суток, — напомнил Полди. — Я могу молиться трое суток.
— Трое суток и не надо, — вздохнула Врени. Ладно, будь по-твоему.
Они шли день и ночь и всю дорогу брат Полди непрерывно молился. Он ни разу не сбился, не допустил сомнений, не отвлёкся ни на что и Врени постепенно успокаивалась рядом с ним. Темноты она не боялась, только выломала посох, чтобы помогал нащупывать дорогу. Им сказочно повезло — они вышли не на жилище ведьмы, а на стоящий на отшибе деревни дом знахаря. Дом этот узнавался по едкой смеси запахов, которые издалека били в нос. В окнах горел свет. Врени, поколебавшись немного, постучала. В доме что-то звякнуло, но никто не отозвался. Врени постучала сильнее.
— Проваливайте! — прозвучал резкий голос.
— Мир тебе, добрый человек! — вмешался монах. — Отвори ради Заступника!
— Тут не кабак и не постоялый двор, — так же резко крикнул знахарь.
— Добрый человек, молва о тебе…
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял располневший на крестьянских подношениях красивый человек в заляпанной травами одежде.
— Чего надо? Говорите и проваливайте!
Врени вздохнула.
— Нам сказали, ты знаешь средство от вампиров.
— От вампиров? — хмыкнул знахарь. — А от клопов вам не надо?
— Добрый человек, наш интерес не праздный, — снова вмешался монах. — Нас преследует вампир…
— Мне-то что за дело?
Врени немного подумала.
— Пошли отсюда, монах. Разве не видишь, что мы не туда попали?
— А вот этого не надо, — нахмурился знахарь. — Не люблю. Что за вампир?
— Липп, — нехотя ответила Врени. — Возможно, ты его знаешь.
— А, Липп! — невесть чему обрадовался знахарь. — Как он поживает?
— Неплохо поживает, — буркнула цирюльница, невольно потирая шею.
— Вот мерзавец! — засмеялся знахарь. Врени была с ним согласна. Хотя и не видела в этом ничего смешного. Но дальше знахарь её удивил. — Мы с ним как-то на спор носки вязали[12], так он в три раза быстрее закончил! Если бы я знал, что он вампир, я бы на снадобья не отвлекался.
— Я думала, он вас обманывал, всю деревню, — не выдержала Врени.
— Ну да. Но мои травы ему не понравились.
Знахарь чему-то засмеялся.
— Я хотел проверить, как они на него действуют, но он сначала не признался, а потом сбежал. Встретишь его, скажи, пусть приходит. Мне интересно.
— Скажу, — пообещала цирюльница. Отчего не пообещать?.. — Ты отдашь нам травы?
Знахарь смерил их пристальным взглядом.
— Приходите завтра в кабак. На тавлею[13] кости кидать умеете? Сыграем. Выиграете — ваше счастье.
Он захлопнул дверь. Монах и цирюльница переглянулись.
— Пойдём в кабак, — пожала плечами Врени. — Может, нас туда пустят. Не ночевать же под открытым небом.
— А ты найдёшь дорогу?
— Сюда нашла. Туда найду. Я, Полди, как кошка. Всегда найду дорогу и всегда падаю на ноги.
Они дошли до кабака и постучались. Потом ещё. Потом обошли кабак и постучали с другой стороны.
— Кто там? — окликнул мужской голос.
— Добрый человек! — отозвался брат Полди. — Мы мирные путники и просим приюта. Пусти нас Заступника ради!
— Ночью разбойники ходят, — ответил мужской голос.
— Вот именно! — нашлась Врени. — Мы их боимся.
— Отопри им, Куно, — вмешалась женщина. Врени узнала голос.
— Хозяюшка! — обрадовалась она. — Я Большеногая Врени! Пусти нас!
— Открой, — приказала кабатчица.
— Вернуться вздумала? — спросила ещё сонная кабатчица. Врени устало вытянула ноги. Куно — высокий парень с красивым лицом, которое слегка портили юношеские прыщи — развёл огонь в очаге. Брат Полди, отвернувшись ото всех, молился.
— А это кто с тобой? — не отставала Рамона.
— На меня напал вампир, — пояснила Врени.
— Это?!
— Этот святой человек спас меня своими молитвами, — продолжила цирюльница. Кабатчица слегка смутилась. — Мы услышали, что когда-то в вашей деревне придумали травы, защищающие от вампиров, и пришли сюда. По дороге он непрерывно молился.
— В горле, поди, пересохло, — покачала головой кабатчица. — Сейчас принесу вина.
— Он не пьёт вина, — покачала головой Врени.
— Во искуплении, — не очень понятно объяснил монах, закончив свою молитву и усаживаясь рядом с Врени. Осенил священным знаком сперва себя, потом Врени, а после кабатчицу. — Да прибудет милость Заступника над всеми нами.
— Да прибудет, — отозвалась Рамона. — Вы тут ночуйте, а я спать пойду.
Она загасила светильник и ушла на кухню.
Врени скрипела зубами от злости.
Проклятый знахарь явился в кабак вскоре после завтрака и честно принёс с собой отвратительно пахнущий мешочек с травами. Положил на стол рядом с собой, из мешка побольше достал тавлею и фишки. Брат Полди покачал головой и сказал, что обеты мешают ему испытывать удачу.
В кабаке никто не остался, только Рамона скребла свободные столы. Здешние люди не раз видели, как их знахарь играет.
Врени уселась напротив знахаря и послушно встряхнула кости.
И проиграла.
Они расставили фишки снова.
И Врени снова проиграла.
Знахарь ухмылялся. На третий раз он начал давать советы и требовал, чтобы Врени меняла заведомо проигрышные ходы.
Это не помогло.
Знахарь убрал тавлею и разложил причудливую карту. Врени внимательно выслушала пояснения, о том, как ходит по волшебной стране Чёрный Рыцарь, что будет, если оказаться в Болоте Сновидений и зачем являться в Башню Черепов. Голова трещала. Она устала. Устала от ночи, проведённой в пути, устала от прошлой ночи, проведённой в страхе и молитвах.
Эту игру она тоже проиграла.
Потом была игра с какими-то шариками.
Потом — фишки, из которых надо было составлять фигуру.
Потом — что-то вроде строительства игрушечной башни.
Затем — перекладывание камешков из одной чашки в другую.
Проиграв и эту игру, Врени оценивающе оглядела знахаря. Если ударить его под челюсть и быстро схватить мешок… Брат Полди за ней не успеет. Ну и пёс с ним. Взяв травы, она не будет в нём нуждаться.
— Не советую, — мягко сказал знахарь, но в его голосе звенела сталь.
— Что?
— Далеко ты не уйдёшь, — предупредил знахарь.
Цирюльница передёрнула плечами.
— Не понимаю, о чём ты, — холодно ответила она.
— Думаешь, я не знаю, как выглядит человек перед тем, как ударить? — решил внести ясность знахарь и снова достал тавлею. Цирюльница застонала.
— Послушай, знахарь, неужели ты не принимаешь другую плату? Чего ты хочешь? Я дам тебе много денег.
Знахарь, не отвечая, достал из своего мешка причудливые фигурки и принялся расставлять их по тавлее.
Брат Полди, о котором Врени почти забыла, внезапно подошёл к столу.
— Битва двух воинств? — заинтересовался он.
— Ты знаешь эту игру? — поднял брови знахарь.
— Да, мы в мо… с моими братьями часто играли в неё. Её привезли паломники из святых земель.
— Прошу, — подвинул знахарь к нему тавлею.
Монах привычно расставил фигуры и сделал первый ход. Врени отсела. Когда монах проиграет, может быть, не поздно ещё ударить знахаря по голове… или даже… нет, до дверей слишком далеко. Если она убьёт человека, ей не дадут уйти. А если ударит?..
— Твой правитель под угрозой, — прервал её размышления монах.
— Как интересно… — почти пропел знахарь и что-то сдвинул. — А теперь твой.
Полди усмехнулся и передвинул свою фигуру. Врени заинтересовалась и подошла ближе, но ничего не поняла. Мужчины передвигали фигуры, изредка обмениваясь замечаниями.
— Ты победил, — признал знахарь.
Брат Полди спокойно взял мешочек и перебросил его цирюльнице, после чего снова принялся расставлять фигуры.
— Что поставишь на кон? — деловито спросил он.
Знахарь задумался.
— Не хочешь снадобье от почечуя?[14]
Полди чуть покраснел и покачал головой.
— Я совершенно здоров, — ответил он.
— Сколько дней вы тут пробудете? — спросил знахарь.
Полди оглянулся на Врени. Та тоже задумалась. Нужно переждать какое-то время, чтобы жена здешнего шателена уехала в Раног, побыла там и вернулась сюда так, чтобы они с ней снова разминулись. Почему в одной и той же деревне живут как вампиры, так и создатели чудодейственного сбора от вампиров?! Сбор, кстати, омерзительно пах. Надо будет разобраться, что это за травки такие.
— Пару дней задержимся, — отозвалась цирюльница. — Мы устали.
— Тогда я свяжу тебе носки, — пообещал знахарь. — Если выиграешь.
Ночной полёт вампира почти невозможно заметить, даже если на вас не действуют вампирские чары. Просто чёрная тень проносится над лесом, неотличимая от тени облаков, от сумрачной игры лунного света. Вы просто не успеете ничего заметить. Не успеете защититься. Слишком быстро и слишком тихо летит вампир.
Вейма неслась над лесом, торопясь к подруге. Она была переполнена тревогой и страхом и даже не стала принюхиваться к запахам из домика ведьмы. Её оглушало беспокойство, которое она принесла домой. Вампирше не требовалось приглашение. Едва долетев, она струйкой тумана проскользнула на кухню, склонилась над спящей на лавке ведьмой.
— Магда, просыпайся! Проснись скорее.
Шорох. Вампирша насторожилась и наконец-то принюхалась. Этот запах она знала, он был таким знакомым, таким естественным именно здесь… Ведь Вейма знала, что он тут бывал…
— Не подходи! — предупредила вампирша. — Магда, Магда, проснись!
— А, — отозвался из темноты батрак. — Это ты. Что стряслось? Толкни Маглейн посильнее, она вчера умаялась, не сразу проснётся.
— Что стряслось?! — прошипела вампирша. — Что ты здесь делаешь?! Что ты с ней сделал?!
— Живу я здесь, — неприятно засмеялся Виль. — Не шипи, девчонку разбудишь. Маглейн вчера заполночь вернулась. Роды принимала у мельничихи.
— Магда!
Ведьма, наконец, проснулась и сразу села.
— Вейма? Что случилось? Леон?!
Вампирша всхлипнула.
— У него та болезнь. Я ночью почуяла.
— Она ж несмертельная, — вмешался батрак, уже успевший наслушаться от Магды, чем там болеют дети в замке. Женщины пронзили его гневными взглядами.
— Ему хуже, чем им. Он горячий, хрипит страшно! Магда, надо торопиться.
— Ясно, — коротко бросила ведьма. Этот болезнью болели только дети, но чем младше, тем хуже они себя чувствовали. Пока она действительно была несмертельна, но такие маленькие ещё не заболевали.
Она откинула плащ, которым укрывалась, встала и, не стесняясь батрака, потянулась за платьем.
— Кто с ним остался?
— Вир, — всхлипнула Вейма. — И служанки.
— Полно реветь, — снова вмешался батрак. Ему никто не ответил.
— Зажги светильник, — приказала Магда батраку. Тот хмыкнул, но послушался.
— Что он тут делает? — нервно спросила Вейма, но ведьма отвечать не стала. Едва на кухне немного посветлело, она достала свою сумку, придирчиво перетряхнула содержимое и полезла на полки за другими снадобьями.
— Разбуди Эрну, — кинула ведьма через плечо. — Отнесёшь её в деревню, Рамона не откажется приютить и спрашивать ни о чём не будет.
— Надо спешить! — вскинулась вампирша.
— Зачем вам девчонку куда-то тащить среди ночи? — недружелюбно вмешался батрак.
— Не могу взять с собой, — коротко бросила ведьма. — Не хватало ещё ей заболеть. Давай, буди. Как жить будет с таким крепким сном…
— Вся в мамашу, — засмеялся батрак. — Дома оставь. Совсем спятила.
— На тебя?! Не смешно.
Виль закатил глаза.
— Брось, Маглейн. Куда я её потащу по-твоему?
— Не знаю и знать не хочу.
— Брось. Иди скорей, пусть тебя подружка твоя дотащит. Ничего с твоей девчонкой не сделается за день.
Магда задумалась. Вейма вгляделась в батрака и подозрительно принюхалась.
— Вроде не врёт, — неуверенно сказала вампирша.
— Давай-давай, проваливай.
— Ладно, — решилась ведьма. — Со двора не выходить, слышишь?! Я тут поколдую, один шаг за забор — и травы тебя задушат, понял?
— Ой, страшно, ой, запугала!
Магда топнула ногой.
— Да понял я, понял, — раздражённо ответил Виль. — Дура ты, Маглейн. Зачем мне куда-то твою девчонку тащить, когда ты её учить даже не начала? На кой мне ради пары фокусов стараться?
— Со двора не ходить. Кашу утром сваришь, молоком напои. Приду, проверю. И не вздумай её ничему учить, слышишь?! Научили уже такие.
— Да понял я всё, понял. Уймись уже.
— Да, заплетёшь ей косу с утра.
Она придирчиво оглядела батрака.
— Умеешь хоть?
— Лошадям заплетал, — пожал плечами Виль. — Зачем это?
— Ведьма распускает волосы только когда колдует, — пояснила Магда. — Даже маленькая. Даже будущая.
Батрак что-то пробурчал о всяких там хитрых, которые думали его обмануть, но Магда его не слушала, она наклонилась над крепко спящей девочкой.
— Эрна! Эрлейн, золотко!
— Ещё немножечко… — взмолилась девочка.
— Шла бы так, — буркнул батрак.
— Отстань. Эрна, хорошая моя! Проснись!
Девочка открыла глаза. Оглядела кухню, сонно уставилась на встревоженное лицо матери.
— Братик? — догадалась она.
— Умница! Золотко, маме надо спешить. Братик очень болен. Ты остаёшься за старшую. Кашу свари, посуду помой. Стол отскреби. Травки, помнишь, на чердаке сушатся, переверни. Мусор вымети. Справишься, родная?
— Я хочу с тобой! — запротестовала девочка.
— Нельзя, милая. Вдруг ты заболеешь?
— Ты говорила, к ведьмам зараза не липнет!
— Да, милая, но ты ещё маленькая.
— Мама, я хочу быть ведьмой!
— Станешь, милая, непременно станешь. А пока нельзя. Я могу на тебя дом оставить?
— А дядя Виль?
— Он тут тоже будет, поможет, если понадобится. Со двора с ним не ходи, слышишь? Учить чему будет, не слушай.
— Маглейн! — запротестовал батрак.
— А ножички кидать? — заныла девочка. — Он мне обещал!
Магда вздохнула.
— Ножички можно. Пригодится. Но смотри, узнаю, что вы в птичек там или в зверушек ножами кидали, тебя вицей вытяну, а его со двора прогоню, поняла?
— Да не буду я! — обиделась девочка. — Зачем мне! В птичек!
— Делать мне нечего, в зверюшек кидаться, — оскорблённо пробурчал батрак.
— Ну, будет-будет, милая. Прости, дорогая. Ты всё поняла?
— А Виля так оскорблять можно, — под нос себе проворчал убийца.
— Поняла, мамочка. Ты иди к братику.
— Да, слушай. Придут знакомые, дядя пусть спрячется. Ты со двора ни с кем не ходи, а травки, какие я обещала, отдай. Но не должны вроде прийти. От незнакомых спрячьтесь оба. Если в дом будут ломиться, через окошко тихонько выбирайся и беги лесом в то место, помнишь? Лесу скажи, как я тебя учила, пусть пропустит.
— Да кто сюда явится? — пробормотала Вейма.
— Пускай дойдут сначала, — фыркнул батрак.
— Она должна знать, — ответила Магда. Она огляделась, пытаясь сообразить, всё ли она учла.
— Иди, Маглейн, — подтолкнул её к выходу батрак. — Спеши к мальцу своему.
Магда схватила сумку и выбежала на улицу. Вейма метнулась туда. Она завизжала. Эрна зажала уши. Визг становился всё громче и громче, вампирша вскинула руки, завертелась. Эрна смотрела во все глаза, но всё-таки пропустила момент превращения. Огромная летучая мысль подхватила когтями её мать и скрылась в ночи. Девочка зевнула.
— Они ведь успеют? — спросила она батрака.
— Успеют, — пожал плечами Виль.
— А зачем тётя Вейма визжала?
— Дёрганная очень, вот и визжала.
— А ты знаешь, что она на лету тоже визжит? Тоненько так?
— Не знал. Иди спать, Эрлейн.
— А ты мне сказку расскажешь?
Вейма с утра злилась. Вчера ей принесли потрясающее в своих противоречиях письмо из раногского университета. Монах, который не то знает что-то, не то знает, не то мошенник, не то блаженный… всё юлил, всё врал, чушь какую-то нёс. И только когда его уже решили выставить за порог, признался. И в чём признался!
Конечно, ему не поверили.
Но нашлись краски, хоть скрипторий в университете был — одно название. Пока искали, пока несли, пока всё собрали в одной комнате, пока пришли университетские переписчики, монах терпеливо ждал и молился. А после поразил всех своим искусством. Ему дали денег — не очень много — и предложили прийти ещё раз.
А внизу приписка того лучше — про какую-то цирюльницу, которая устроила шум во дворе университета, а после ушла с монахом. По мнению брата-ключаря, это свидетельствовало о том, что дело здесь нечисто и госпожу доктора богословия и права приглашали разобраться — а также с пятёркой школяров, которые опять подрались с мясниками и теперь врали, будто бы никогда не носили длинных ножей, а что из мясников пятеро ранены и двое чуть ли не при смерти — так это школяры защищались и оружие добыли с боя. Надо было ехать в Раног, надо было выяснять, надо было разговаривать со школярами, с мясниками, с людьми, которые уверяли, будто присутствовали при драке (кто их знает, может, и впрямь присутствовали), что до монаха… Если он тот, за кого себя выдаёт… А ведь похоже, что тот. Вейма помнила, что Магда рассказывала ей о такой парочке. Надо же, они спелись. По словам ведьмы, сперва они ничем не были связаны… может, и врали.
Надо, надо, надо… до того ли ей?
Леон свалился к ночи, как-то очень внезапно и страшно. Сейчас всё было уже хорошо и Вейма не хотела вспоминать, какой ценой ей это досталось. Мальчик спит. Спит и его мать, она провела всю ночь у колыбельки. Глупо! После этого Львёнку уже ничего не грозило. Вейма…
После этого её трясло. Она проделала это третий раз в жизни. Болезнь распространялась и могло статься, что не в последний.
— Я — смерть… — звенели в ушах собственные слова. — … что ты отдашь, чтобы выкупить его жизнь и душу?
Это было ужасно. Её трясло, она рыдала. Это — как предательство.
Тогда она была не собой. Чем-то другим, древним и страшным. Отвратительным.
Вир увёл её, напоил горячим молоком. Обнял и прижал к себе.
И ещё до рассвета уехал из замка!
Осень — время охоты. Он примет участие в охоте, которую устраивает стая (ради него они не станут охотиться на людей, ради него и Арне), а после вернётся в Фирмин, где вассалы барона уже всё подготовят к загону оленей.
И он уехал, уехал, заявив, что он не может отказаться, что дела стаи нельзя отложить и что жизнь мальчика уже вне опасности!
Уехал, когда он был ей так нужен!
Вейма злилась.
В отсутствие мужа все донесения из деревни приносили ей. Даже когда он был дома, она требовала, чтобы ей докладывали. Отчасти — из принципа. Отчасти — чтобы скрыть то, что она может издалека почуять, что происходит в её владениях.
Её владения.
Эти владения принадлежали ей как вампиру. Хотя её и изгнали из клана, она сохранила права на территорию. Ради её мужа, который умудрялся влиять на политику людей так, как это было выгодно проклятым.
А ещё…
Она была женой шателена Ордулы, а это значит управление не только замком, но и ближайшей к нему деревней. Ещё до отъезда барон постепенно передал управление верному вассалу. А теперь…
Если барон не вернётся, Ордула и Латгавальд, ближайшая к замку деревня, останутся Виру и его наследникам. Это было частью той сделки, которую они заключили с Норой. По забавной иронии, наследник Вира был родным сыном барона. Вейму это устраивало. Главное — здесь будет их власть. Её и Вира. Надолго.
… может быть, барон и не вернётся…
Вампирша отогнала недобрые мысли.
Это всё усталость. Усталость и злость.
Она не поехала в Раног.
Как она могла оставить сына, не убедившись, что он поправился? Не убедившись, что болезнь взята под контроль и ей не придётся проводить тот страшный чёрный ритуал, который позволял вампирше посупить с жизнью ребёнка по своему усмотрению?
Что они будут делать, если заболеют взрослые?..
Долго университет будет сдерживать мясников? Как и во многих городах это была самая влиятельная гильдия и обижать их лишний раз не следовало. Но и уступать горожанам университет не мог себе позволить. Сегодня ты наказываешь школяров из-за мясников, а завтра твоих профессоров колотят мусорщики.
Надо было вмешаться, надо было отвлечь мясников…
Вейма поиграла с мыслью послать кого надо в Раног и устроить драку между мясниками и, скажем, кожевниками, желательно такую, чтобы им всем быстро стало не до университета.
Нет.
Не стоит лишний раз прибегать к таким мерам.
В конце концов, это подло.
… не самый хороший аргумент…
А к середине дня до замка дошли слухи про странную парочку — монаха и цирюльницу, которые взялись играть с Исваром-знахарем и монах выиграл у него лекарство в полотнянном мешочке, пару носков, какую-то особую настойку (которую тут же выпила женщина) и рукавицы.
Дело становилось ещё более странным.
Она должна была быть в Раноге. Если бы Львёнок не заболел, она бы выехала утром и не встретила бы этих людей. Что же они? Нарочно выманивали её из замка? Зачем? Женщина — конечно, Врени, проклятая. Убийца, на счету которой не одна человеческая жизнь. Другое дело, что унесённые ею жизни было совершенно не жалко.
В университете Вейму уважали и уважали не зря. Вампир, она замечала малейшую неполадку, клочок ткани, зацепившийся за гвоздь, криво закрытый ящик — и это помогло ей разоблачить трёх нечистых на руку метельщиков и даже одного декана, после чего факультет Свободных Искусств возглавил другой человек. Кроме этого Вейма чуяла ложь, чуяла и окутывающие человека чувства и обстоятельства… никто, конечно, не знал этого, но вампирша могла так посмотреть и так спросить, так ткнуть лжеца в малейшую несостыковку его вранья, что правда выходила наружу. Драчуны признавались в том, что носили длинные ножи — недопустимое преступление для школяра — воры в кражах, а те, кто пытался выехать на экзаменационных испытаниях за чужой счёт — в своём полном незнании предмета.
В университете Вейму не любили. Особенно школяры. Трудно хорошо относиться к женщине, которая сверлит тебя злым взглядом и равнодушно вытаскивает на свет все твои плутни и хитрости.
Но именно поэтому Вейме надо было туда приехать.
Надо.
Но зачем эти люди, монах и цирюльница, пытались выманить её из замка?
Надеялись повторить подвиг Виля и проникнуть внутрь?
Чтобы что?
Что они хотели украсть?
А, может, не украсть?
Отравить, убить, узнать какую-нибудь тайну?
Вампирша отворила окно и крикнула во двор:
— Менно! Эй! Менно!
Теперь кто-нибудь найдёт фенриха и скажет, что его звала госпожа.
А Вейма погрузилась в свои мысли, которые так и прыгали.
Львёнок… мальчик, которого Вейма назвала своим сыном. Именно поэтому она так нуждалась в подруге — настоящей матери — чтобы провести свой страшный ритуал. Вир не подходил, его связь с ребёнком была меньше, чем у приёмной матери и он просто не имел права выкупать у неё сына. Магда хотела, чтобы сын прожил обычную жизнь. Обычную жизнь обычного человека. Вейма говорила ей — опомнись. Вейма говорила — разумней или сбежать или скинуть плод, но не пытаться торговаться с властителем земли о судьбе его сына. Барон разочаровался в старших детях, он мог захотеть, чтобы сын унаследовал его титул и землю. В конце концов, он имел на это право — не только как властитель, но и как отец. Но Магда упёрлась. Она не хотела лгать, не хотела скрываться и тем более отказываться от ребёнка. Ведьмы всё видят как-то… не по-человечески. Для ведьмы дитя принадлежит матери. Это понятно, это древнее право, древнее, как сама земля, как лес, которому они поклонялись.
Но люди уже давно от него отказались.
Кем Магда была для барона? Служанкой, женщиной, живущей на его земле? Нечистой и проклятой ведьмой? Дочерью рыцаря? Равной, союзником?
Вейма не знала. Вряд ли дочерью рыцаря — барон ни разу не назвал ведьму настоящим именем. Но и не служанкой, о, нет. После несостоявшегося высшего посвящения Магда как будто нашла в себе что-то лишнее и безжалостно это выломала. Она стала сильнее. Сильная ведьма — это очень хорошо для земли. А что хорошо для земли, то хорошо и для людей. Она не раз и не два приводила людей в то место и поила там хорошим вином, смешанным с кровью козлёнка. Иногда чёрного, а иногда и белого. И лес защищал людей. Волки не трогали скот. Медведи не подходили к деревне. Даже дикие кабаны умудрялись пробегать мимо, не замечая ни грибников, ни пришедших по ягоды девок, ни даже охотников. Рыба ловилась, урожаю не угрожала ни засуха, ни град, ни затяжные дожди. Деревня процветала. В ней даже по-настоящему серьёзных болезней не случалось.
До недавнего времени.
Не приходилось удивляться.
Когда-нибудь это должно было произойти.
Барона не приглашали в лес. Для него Магда изобрела, вспомнила, а, может, у кого-то узнала другой ритуал.
Вейма мало знала о нём, только то, что ритуал проходил на старом перекрёстке с западной дорогой, ведущей в Корбиниан, к Гандуле, давным-давно разрушенному замку Старого Дюка. Магда передавала барону власть над его землёй — не ту, которую он получил по праву рождения, а ту, которую может дать только сама земля. Добровольно. Это был очень старый ритуал и утверждать своё владение землёй требовалось каждый год.
Вейма не хотела знать, что творилось на этом ритуале. Особенно под конец, когда Магда с бароном стали любовниками…
… может быть, именно это и творилось…
Что бы это ни было, люди Латгавальда были под защитой и неба и земли.
Были.
Пока барон не уехал в святую землю.
Магда была против.
Магда была в ярости.
Барон, как ни странно, согласился.
Он был рад сыну, но не хотел нарушать свои планы. Его дочь была принята советом баронов как наследница, но появление сына может смутить тех, кто не хочет подчиняться женщине, а другие, напротив, решат, что пащенок ведьмы — верный признак договора с Врагом и вовсе решат, что роду барона цур Фирмина нечего делать во главе союза. И они вместе придумали отдать ребёнка Виру и Вейме. Вампирша навела чары, беременность ведьмы никто не успел заметить, и всем казалось, что ребёнка ждёт жена шателена. Всё было хорошо.
А потом барон объявил, что идёт в святые земли.
Магда была в ярости.
Ведьмы не имеют дела с такими вещами. Святые места, реликвии, паломники… для ведьмы всё это — вредный и бессмысленный шум.
А ещё ведьмы никогда не отдают то, что считают своим.
Магда не стала его удерживать. О, нет, только не она!
Молча выслушала всё, что он мог сказать.
О том, что братья-заступники и без того поглядывают на него косо и всё надеются отыграться. Что рано или поздно кто-то да узнает правду — поэтому нужно защитить и ребёнка, и баронство от их происков. Что пора примириться со старыми врагами. Что теперь мальчик (а Магда с самого начала знала, что родится мальчик) будет в безопасности. Что он лучший и только он может привести людей Тафелона к победе.
Потом сказала только «Барон, ты нужен своей земле». И больше не желала ничего обсуждать.
Да и зачем?
Всё было решено.
Барон всегда был вежлив со своими вассалами и особенно с теми, кого он привлёк на свою службу. Это, а ещё непреклонная воля сюзерена, приводила к тому, что ему служили предано и безоглядно. Когда-то он заставил Магду пожертвовать собой ради его дочери. Теперь он жертвовал собой ради общего сына. Собой — и её любовью, потому что ведьма ушла и вернулась только чтобы тайно зашептать барону дорогу.
Потому что барон нужен своей земле.
И только.
Вейма тогда едва могла находиться рядом с подругой — так пахло от неё скрытым гневом и горечью. Но Магда ничего не желала обсуждать. От этого было ещё больнее.
А Леон унаследует Ордулу. И Латгавальд — тоже. Не совсем то, чего желала Магда, когда говорила, что он должен вырасти обычным человеком. Но всё же барону не удастся сломать душу своего последнего ребёнка так, как он сломал старших.
Особенно если он не вернётся.
Нет.
Барон нужен своей земле.
В том-то и дело, что землёй должен править человек. Обычный человек, не проклятый, не посвящённый и не оборотень.
В комнату, небрежно кланяясь, вошёл фенрих Менно.
Фенрих Вейму не любил. Иногда вампирше казалось, что он её на дух не переносит. Раньше этого не было. Раньше она была для него чем-то вроде ведьмы, воспитательницей дочери барона и просто испуганной девчонкой — тогда Менно относился к Вейме… спокойно. Но не тогда, когда настырная девица вдруг стала почти что хозяйкой замка — женой его хранителя. Это Вейма потребовала, чтобы кто-то из замка всегда заглядывал в деревню и после докладывал ей. Вернее, она сказала «его милости барону или шателену», но мужчины хором заявили, что у них есть дела поважнее, чем узнавать о всех случившихся в деревне мелочах. Вампирша лукавила. Пока Вир был дома, она чуяла всё, что происходит в округе. Пока он был рядом с ней. Чтобы не объяснять свои внезапные прозрения, она придумала это.
Хорошая идея.
Менно даже пришлось с ней согласиться — когда благодаря затее Веймы они поймали разбойников, напавших на мельницу. Согласиться. Но лучше он относиться к госпоже не стал.
А ещё у неё злые глаза и она подмечает каждую мелочь.
…не та черта, за которую будут любить…
— В деревню пришли монах и женщина, — сказала она фенриху.
— Да, госпожа, — кивнул Менно, пряча за вежливостью раздражение. Ещё бы, он сам послал к хозяйке замка мальчишку с донесением.
— Здесь, — помахала вампирша письмом, — говорится о двух мошенниках, которых видели в Раноге. Монах и женщина. Возможно, это те же люди.
— Да, госпожа.
— Я хочу их видеть.
— Как прикажете, госпожа.
Вейма усмехнулась.
— Пошли людей. Пусть их приведут. Сейчас же.
— Да, госпожа.
Вейма поиграла с мыслью потребовать, чтобы у посланных были самострелы.
Наверное, самострелы — это уже чересчур…
…зато надёжно…
— Если это мошенники, они постараются сбежать, — сообщила она фенриху.
— Да, госпожа, — непробиваемо ответил Менно, глядя в пол перед собой.
— Прикажи, чтобы их задержали, — потребовала вампирша. — Если это те мошенники, они могут быть опасны. Особенно женщина.
Менно вскинул брови, но промолчал.
Вампирша усмехнулась.
— Если это те, о ком я думаю, то опасность из них представляет именно женщина, — заверила она фенриха. — А если нет… кто знает?
— Да, госпожа.
— Тогда приведи их. Скажи, что я нуждаюсь в беседе со святым человеком.
— Да, госпожа, — кивнул фенрих и повернулся, чтобы идти.
— Менно, — окликнула его вампирша, когда он уже одной ногой шагнул за порог (фенрих не без основания полагал, что она делает это нарочно). — Если эти люди сюда не придут, я буду очень огорчена. Уверена, Вир тоже огорчится.
Спина фенриха напряглась, но он ухитрился сдержаться.
— Да, госпожа, — процедил Менно и ушёл, пока она не придумала ещё что-нибудь.
Вейма довольно улыбнулась.
Раньше такой разговор довёл бы её до слёз. От Менно буквально разило гневом, раздражением, презрением, негодованием…
Теперь вампирша скорее получала удовольствия, зная, что этот человек в её полной власти. Он вынужден подчиняться ей, быть вежливой с женой своего шателена (которого тоже не очень любил, но, по крайней мере, уважал и даже был предан — по-своему). Вынужден терпеть её нелепые выходки (особенно после того, как она самым наглым образом оказалась права). Даже не будь Вейма вампиром, способным подчинять себе людей, она всё равно обладала бы над ним властью.
А ещё она была вампиром.
Такие как Менно были лёгкой добычей. Само его негодование открывало путь в его душу. Не то чтобы Вейма часто этим пользовалась. Но она знала, что может. И что Менно — не знает.
Узнай он, был бы в ярости.
О, Освободитель, в какой он был бы ярости!
Это грело душу.
Менно быстро справился со своим заданием и, когда «гости» были ещё во дворе, Вейма поняла, что тяжело ошиблась.
От парочки разило проклятым зельем, которое изобрёл «деревенский алхимик», знахарь Исвар. Он даже порывался рассказать, что он туда намешал, но вампиршу расстраивала одна мысль об отвратительном зелье. И теперь они несли его сюда!
— Менно! — крикнула вампирша в открытое окно. — Прикажи, чтобы они все вещи и оружие оставили в зале и только потом поднимались наверх.
Женщина — крупная уродливая женщина с тяжёлой нижний челюстью — вскинула голову и встретилась взглядом с начавшими слезиться глазами вампирши.
Она знала.
Вейма не стала говорить фенриху, что он ведёт сюда проклятую и убийцу. Ей, пусть и отвергнутой кланом, даже не пришло в голову подставлять другую проклятую.
Без необходимости.
Вейма попыталась установить контроль над сознанием женщины, чтобы вынудить расстаться с опасным зельем, но она вцепилась в руку монаха, а тот, словно получил тайный сигнал, немедленно забормотал молитву.
Вейма усмехнулась — разочарованно и насмешливо.
Молитвы на неё не действовали.
Она не творила зла.
А вот зелье знахаря — действовало, и ещё как! Оно защищало даже мысли потенциальной жертвы.
Его надо было убить уже тогда.
…нет.
Да.
…нет, это невозможно.
Женщина чуть усмехнулась и отвела взгляд.
— Мы не причиним зла, госпожа, — сказала она хриплым голосом.
Вейма в раздражении отошла от окна.
…когда они вошли в комнату на втором этаже, где обычно сидела Вейма, трав при них не было. Правда, запах остался, но Вейма могла это терпеть.
Вампирша встретила их, стоя посреди комнаты. Глаза почти перестали слезиться.
Повезло, что они пришли сюда в день, когда заболел Леон. Когда слёзы так легко списать на переживания по поводу мальчика.
…повезло…
Нет. Так нельзя думать.
— Так-так-так, — зло процедила хозяйка замка. — Монах. И женщина. Каким ветром занесло вас в наши края?
Монах вскинул голову (вампирша была его выше), но женщина дёрнула его за рукав и прошипела «Не смотри ей в глаза!». У Веймы зло дёрнулся уголок рта.
— Здесь, — помахала она письмом из университета, — мне пишут о двух мошенниках. О монахе, который задурил брата ключаря, выудил у него кошель и ушёл в сопровождении женщины, никогда ранее благочестием не отличавшейся.
Вейма протянула руку и монах понятливо полез за пазуху и достал кошель. Женщина разочаровано застонала.
Врени не была жадной, но смотреть на то, как Полди отдаёт то немногое, что у него было! И теперь ей опять придётся платить за двоих!
Вейма прикинула кошель на ладони. Криво усмехнулась. А брат-ключарь не такой уж дурак. Распустив завязки, она демонстративно перевернула кошель и высыпала всё содержимое на пол перед собой. Кошель был доверху набит самой мелкой медной монеткой. Когда весёлый звон утих, вампирша демонстративно бросила поверх опустевший кожаный мешочек.
— Монах этот оказался великим мастером, которому нет разных не только в нашей стране, но и во всём мире, — заявила вампирша. — И не только мастером, но и вором.
— Добрая госпожа, — запротестовал монах. Вейма подняла руку и он замолкл.
— Выманив меня в Раног рассказом о краденой реликвии, вы направились сюда, — обвиняюще продолжила вампирша. — Меня интересует, какое преступление вы задумали во владениях барона цур Фирмина?
— Добрая госпожа! — снова вскинулся монах. На этот раз он не отвёл взгляда. Женщина рядом с ним застонала.
Вейма улыбнулась — широко, показывая… совершенно обычные человеческие зубы. Клыки у вампиров появляются только перед укусом или дракой. Женщина удивлённо моргнула.
— Добрая госпожа! — настойчиво повторил монах. — Мы не хотели ничего дурного. В Раноге мы узнали, что у вас было создано зелье против вампиров и…
Рукав рясы затрещал, так сильно за него потянула Врени.
Вейма негромко засмеялась.
— Так, значит, вы собираетесь охотиться на вампиров? — хмыкнула она.
— О, нет, добрая госпожа! — замотал головой монах. — Мы только хотели…
— О, да! — быстро перебила его вампирша, которой наскучило играть. — Я всё знаю. Беглый монах, укравший из монастыря Проклятую Книгу, и разбойница, присоединившаяся к нему ради наживы! И вы хотели сбыть эту Книгу — краденую! — университету?
— Всё не так, добрая госпожа! — простонал монах. Врени молча смотрела в пол и, кажется, старалась вообще ни о чём не думать. Она была вся пропитана страхом. Страхом перед вампирами, страхом перед их силой, страхом, что они выведают её тайны… она боялась так сильно, что в комнате становилось душно.
И было ещё кое-что.
Вейма еле заметно повела носом.
Липп. Надо же! Сколько лет о нём ничего не слышали — и вот он нашёлся!
Это может быть опасно. В Раноге она беззащитна и это не её территория.
— Лучшее, что я могу сделать — это приказать выгнать вас за пределы Фирмина, перед этим всыпав вам плетей за обман и дерзость, — продолжила вампирша.
Монах вздрогнул и провёл рукой по выбритому затылку[15]. Врени закаменела.
— Поэтому, — вкрадчиво продолжала вампирша, — самое время сказать правду.
Врени взвилась как ужаленая.
— Правду?! — со злостью отчаяния переспросила она. — Я могу сказать правду, но готова ли ты её услышать… сестра?
Вампирша довольно улыбнулась — как и в прошлый раз, скрывая клыки.
Для этих двоих безопасней было бы согласиться на изгнание. Даже плети не так опасны, как продолжение спора с разъярённым вампиром. Быть может, им бы стоило поныть, пожаловаться на злую судьбу… в надежде, что их отпустят непобитыми. Но нет. Что удержало Большеногую? Гордость? Страх? Она в жизни переживала и не такое. О, нет, тут что-то другое.
Вейма перехватила взгляд монаха. Повела рукой и он застыл, невидяще глядя перед собой.
— Что ты с ним сделала?! — с нескрываемым отчаянием и злостью завопила цирюльница.
Как интересно…
— Говори, Большеногая, — предложила вампирша. — Говори свою правду. Ты же веришь в Освобождение, а?
— А ты?! — бросила ей в лицо проклятая.
Как забавно… страх за этого юношу погасил её ужас перед вампирами.
Вампирша покачала головой.
— Я вас не трону, — вдруг пообещала она. — Не бойся. Я только ненадолго его… усыпила, если тебе так понятней. Не надо ему слышать наш разговор.
— Освободи его, — скрестив руки на груди, потребовала Врени.
— Позже, Большеногая, позже. Я хочу знать, кто он для тебя. Не любовник — я это вижу. Но и не подельник. Ты не взяла его деньги. Кстати, подними, мне чужого не надо.
Она перехватила взгляд женщины. Так собираются перед ударом.
— Не советую. Успокойся и рассказывай. Потом я его освобожу и послушаю его рассказ.
— Усыпив меня? — криво усмехнулась цирюльница.
— Разве что у него есть от тебя тайны. А они наверняка есть, а, Большеногая? Рассказывай, пока я добрая.
Цирюльница вздохнула.
— Я могу прочесть твои мысли, — напомнила вампирша. — Мне это будет неприятно, но я могу. Решайся скорее. Когда мне неприятно, я становлюсь… не очень доброй. Ну же!
— Ладно, будь по-твоему, — ещё сильнее вздохнула Врени. — Слушай. Когда я… поссорилась с Ржаным Пнём, ко мне на встрече подошёл… человек.
— Кто такой? — отрывисто спросила Вейма.
Врени покачала головой.
— Я не видела его лица и он не назвал имени. Он сказал, что прозревшие зашли в тупик. Что они погрязли в житейских дрязгах. Что превращаются в оружие богатых и сильных. И что это надо менять. Мы… мы верим в Освобождение, но… иначе. Мы считаем, что Создатель послал нас сюда… в наказание. Если мы будем творить зло, то он будет возвращать нас сюда снова и снова, пока мы не поймём. Освободитель не может требовать от нас… этого. Если мир есть зло, то мы должны его исправить.
Цирюльница говорила быстро, выплёскивая давно и трудно передуманные мысли. Вейма молча кивала.
Как интересно…
— Он сказал мне тайные знаки, по которым я могу узнать других освобождённых. Некоторые знают все. Но на них необязательно откликаться. Другие — только он и его ученики. Я согласилась. Я дала обет никогда не извлекать корысти из смерти, зарабатывать на жизнь честным трудом и всегда защищать тех, кто не может защитить себя сам.
— Как благородно, — засмеялась вампирша. — Как по-рыцарски.
— Смейся, — пожала плечами Врени. — Я не проповедница.
— И кого вы принимаете к себе? — против воли заинтересовалась Вейма.
— Людей, — ответила цирюльница, глядя вампирше прямо в глаза. — Тех, для кого Освобождение — не оправдание своим порокам. Ты не сможешь от меня узнать о моих товарищах, я знаю только немногих и мне неизвестны их имена. Мы не знаем ни нашего общего старшего брата, ни других. Мы получаем распоряжения и выполняем их.
— Вас можно распознать по мягкотелости, — хмыкнула Вейма. — Раз вы такие добренькие.
— Мы не хвастаемся своими делами, — коротко ответила цирюльница.
— Это прекрасно, — раздражённо отозвалась Вейма. — При чём тут монах? Он тоже один из вас?
Врени заколебалась.
— Отвечай! — прикрикнула Вейма. Врени невольно посмотрела на неё… на мгновение женщина потеряла способность двигаться. — Да. Я могу заставить тебя отвечать. Лучше не зли меня.
— Я не знаю. Ко мне подошёл один из нас, показал знак и сказал, что разбойники напали на этого человека. Он смог их прогнать, но помогать раненому не умел. Это должна была сделать я.
— Помочь ему — и всё?
— Нет.
Врени и не хотела говорить, но чёрные глаза словно вытягивали из неё слова.
— Он что-то украл, — призналась она. — Не Книгу. Что-то другое. У разбойников этого не было, как и Книги. Там, где мы его нашли и вокруг него — тоже. Надо это найти.
— Вас нанял его монастырь? Или братья-заступники?
— Я не знаю.
— Откуда разбойники знали о книге?
— Я не знаю.
— Хм… как интересно…
Она снова повела рукой. Врени застыла, как и монах, невидяще глядя перед собой.
Брат Полди парил в полной темноте. Не было ничего. Ничего не звучало. Он казался себе духом в предвечном ничто. Было пусто и он принялся молиться.
Потом появился голос. Чистый и ясный, он звучал как голос небесного посланца.
— Полди! Брат Полди! — звал он.
Голос как будто источал свет и монах двинулся следом, не переставая шептать молитвы.
Свет превратился в дневной и внезапно Полди обрёл тело. Он снова видел, слышал, осязал. Рядом с ним застыла его спутница. Она смотрела перед собой и, кажется, ничего не осознавала. А перед ним, скрестив руки на груди, стояла хозяйка замка.
— Что с ней? — заволновался монах.
— Надо же, — дёрнула уголком рта хозяйка. — Как трогательно. Значит, ты беспокоишься за неё?
— Она спасла меня. Конечно, я о ней беспокоюсь. Это ты с ней так сделала? Освободи её.
Хозяйка покачала головой.
— Не сейчас. Сперва отвечай мне — честно и без утайки. Ты украл Книгу в монастыре. Где стоит твой монастырь?
— Под Сюдосом, — ответил монах. Вейма на мгновение прикрыла глаза, вспоминая карту. Сюдос… мелкий городок на юго-востоке… почти деревня… но в последнее время он на слуху… через него шла дорога в святые земли. Не все шли там… крупные армии проходили южнее… но говорили… да, говорили, что через Сюдос проходили некоторые бумаги Ордена Камня — вместе с паломниками.
— Зачем ты украл Проклятую Книгу?
— Она моя, — с вызовом ответил монах. Вейма вскинула брови. — Я испугался, что братья-заступники её уничтожат. Они особо требовали, чтобы я пришёл к ним вместе с ней.
Вампирша усмехнулась.
— Магистр Эрвин… — задумчиво произнесла она. Монах вскинулся, а после рванулся к ней всем телом.
— Ты что-то знаешь о нём, добрая госпожа?! Прошу тебя, открой мне!
Вейма поморщилась. Самое отвратительное, он был непрошибаемо искренен, хотя и не говорил всего. Магда говорила, что от монаха смердит тем, что он принёс с собой в её лес. Но покачала головой.
— Откровенность за откровенность, монах. Говори.
— Я хочу знать, — угрюмо ответил брат Полди, уставившись на носки своих ветхих сандалий. — Наш орден хотят уничтожить и я должен понять, кто и почему.
— Как похвально, — ухмыльнулась вампирша. — А Книгу ты хочешь продать?
— Я хочу отдать её тем, кто будет её хранить, — упрямо ответил брат Полди. — Когда Врени предложила университет, я обрадовался. Добрая госпожа! Прошу, поверь мне! Это не кража! Я могу выбрать сам хозяев Книги! Клянусь, в этом не будет греха!
— Вот как, — неприятным голосом отозвалась Вейма. — Хочешь сказать, твой настоятель благословил тебя на эту… кражу?
— Нет, — сник монах. — Не хочу.
— Но я права? — вкрадчиво спросила вампирша.
— Добрая госпожа…
Вейма хлопнула в ладоши и Врени заморгала глазами.
— Возвращайтесь в деревню, — приказала Вейма. — Не вздумайте сбежать. Я подумаю, что с вами делать.
— А как же плети и изгнание? — язвительно спросила Врени, которой было столь же противно от того, какую власть над ней имела вампирша, сколь и стыдно своей недавней откровенности.
— В другой раз, — пообещала Вейма. — У меня сейчас нет настроения.
Магда сидела за столом, тупо глядя на огонь в очаге. На этот раз она ничего в нём не видела. Просто огонь.
Шателен «за спасение сына» пожаловал ей кур и сразу двух коз. Вейма вышла проводить подругу, не позволив помочь никому из немногочисленной челяди замка, поэтому до леса Магде пришлось нести в руках две здоровенные корзины. В одной сидели две нахохлившиеся курицы, в другой — здоровенный петух. Жену шателена считали странной, поэтому её желание лично проводить ведьму никого не удивило. В лесу вампирша отняла у подруги тяжёлые корзины. Курицы спали, усыплённые вампрскими чарами, козы послушно бежали за двумя женщинами. Подруги почти не разговаривали. Вейма была отчего-то раздражена, Магда — просто устала. Она бы не брала подарок, но Вир резонно заметил, что на крестьянские подношения, рассчитанные на женщину с ребёнком, они втроём с батраком не прокормятся, а брать припасы из замка нельзя. Замковый ключарь был удивительно нудный и аккуратный человек, который переписывал, кажется, каждую соломинку. Пропажу он непременно бы заметил.
Подарку обрадовался батрак, который небрежно кивнул Вейме и пошёл заниматься животными. Магда обречённо подумала, что в скором времени у неё во дворе будет стоять хлев и курятник. Вот не было печали… Эрна вдоволь наобнималась с матерью, выспросила всё о братике и убежала играть с козочками. Вейма ушла.
Магда осталась смотреть на огонь.
Вир заговорил о том, о чём следовало заговорить уже давно.
Сразу же.
Как она собирается скрывать Виля? Кровля, забор, подправленная лавка, дровяной сарай, куча всего перечиненного в доме… Это не скроешь, не спишешь на чары. Это значит только одно. В доме есть кто-то, кто делает мужскую работу. Кто-то, кого ведьма скрывает. Кто бы это мог быть, а?
Только любовник.
Что она скажет, когда всё вскроется?
Что на неё напал разбойник и насильно поправил кровлю?
Что разбойник силой добился права воспитывать её дочь?
Что он спас ей жизнь и рука не поднимается ни убить, ни выдать на смерть и пытку?
А уж что скажет барон, когда вернётся домой…
Он был умным человеком. Умным и… понимающим, может быть. Это качество заменяло ему доброту. Но никакого понимания не хватит, если ему скажут, что его любовница привела к себе — из всех мужчин на земле! — разбойника и висельника по кличке Медный Паук.
Она не обещала его ждать.
Да, но это не значит, что барон простит ей измену.
Да ещё такую.
Будет ли он слушать её? Поверит ли, что измены не было? Станет ли она оправдываться?
Только сумасшедшая будет верить мужчинам.
Только безумная станет доверять баронам.
Когда барон вернётся — он повесит её и её дочь. И Виля — если поймает.
Может быть, он повесит даже собственного сына…
И будет в своём праве.
А если он не вернётся?
Нет.
Так нельзя думать.
Барон нужен своей земле.
Виль когда-то сказал, что она всё делает через задницу.
Идея связать барона и его землю, древний обряд, который давал вождю удачу, а его владениям силу… Это казалось разумным. Естественным. Правильным.
И вот теперь барон тратит полученную силу в святой земле, истощая собственные владения.
Он должен вернуться.
Должен.
Даже если погибнет она сама.
А если умрёт не она?
Если умрёт Виль?
Убить его — и не надо ни перед кем оправдываться.
Убить его — и Эрна будет спасена. Над ней перестанет висеть чёрная тень жуткого ремесла, которое навязывает ей этот человек.
Так просто…
Виль, конечно, её к себе не подпустит. У неё будет только одна попытка и действовать надо наверняка.
Отрава?
Нет, он есть и пьёт с ними за одним столом, из одной миски.
Тогда нож. Его нож, заговоренный когда-то ведьмой… но как?
Усыпить.
Мысли рождались легко.
Нет, не то зелье, которым она избавилась от него тогда, в лесу, семь лет назад.
Он узнает запах.
Нет, есть и другие.
Конечно, им всем придётся принять его. Эрна поспит. Это не очень хорошо, с её-то крепким сном, но один раз придётся рискнуть. А Магде надо будет принять противоядие. Есть, есть у неё корешок — страшно горький, такой, который добровольно никто не станет жевать. А Виль уснёт. Уснёт, а проснуться ему уже не придётся.
Ножом.
Прямо в сердце.
…это лучше всего сделать на алтаре…
Нет, до алтаря его не дотащить, а сам он не пойдёт. Придётся резать здесь, в доме.
Нет.
Да.
Нет, это осквернит её дом.
Это спасёт её, а, значит, и дом тоже.
Нет, этот человек просил её приюта.
Да, он вторгся сюда как враг, он угрожал ей.
Нет.
Да.
Не…
Стукнула дверь, на кухню вошёл Виль. Привычно взял висящий над кадушкой ковш, зачерпнул и выпил. В кадушке настаивался сладковато-кислый настой на травах, которым Магда любила утолять жажду.
Ведьма невидяще уставилась на своего страшного жильца.
Так просто…
Его даже не придётся уговаривать выпить…
— Чего ты, Маглейн? — засмеялся батрак. — Смотришь на меня, будто думаешь, как половчей кишки выпустить папаше Вилю.
Нет.
Она молча встала и вышла во двор. Обняла подбежавшую дочь, прижала к себе.
Один удар — и девочка будет свободна.
— Собирайся, доченька, — тихо сказала она, — я отведу тебя в деревню, к Рамоне.
— Ну, мааам! — заныла девочка. — Ты же только пришла! Я хочу с тобой остаться!
— Куда ты девчонку тащишь? — немедленно заворчал вышедший следом за ведьмой батрак.
Магда сердито на него посмотрела.
— Перестань принимать её сторону в спорах со мной! — потребовала она. — Ты что же, нарочно это делаешь, чтобы нас поссорить?
— Я нарочно это делаю, потому что нечего девчонку туда-сюда таскать, — насупился батрак.
Магда потрепала приникшую к ней дочь по светлым волосам. Косу батрак сплёл вполне пристойную.
— Я собираюсь варить провидческое зелье, — пояснила она. — Нельзя на одном огне варить это зелье и еду. Мы перебьёмся, а ребёнку надо есть горячее. Эрна…
— Мааам! Я тоже!..
Виль посмотрел на ведьму как на сумасшедшую.
— Умишком своим пораскинь, Маглейн, — язвительно посоветовал он, — огонь можно и во дворе развести, не догадывалась?
— Мне некогда будет готовить, — раздражённо бросила ведьма.
Взгляд Виля преисполнился брезгливой жалости.
— Сготовлю я нам поесть. Совсем ум баба потеряла.
— Не смей так с мамой! — вмешалась девочка.
Ведьма прижала её к себе. Батрак хозяйственно оглядел двор.
— Вон там тебе очаг сделаю, а опосля и навес сооружу. Поможешь дяде, а, Эрлейн?
Обрадованная девочка козлёнком запрыгала вокруг него.
— Ты нарочно это делаешь, да? — тихо спросила Магда.
— Что делаю, а, Маглейн? — удивился батрак, но Магде его удивление показалось наигранным.
— Это, — с нажимом произнесла ведьма, кивая на починенный забор, на дровяной сарай и на лошадку-качалку, которую батрак действительно сколотил для её дочери. — Ты бы ещё сходил в кабак и там прокричал, что теперь живёшь у меня!
— Да ладно тебе, Маглейн, — засмеялся Виль, — а ты надеялась, что от меня будет просто избавиться? Нет, теперь ты никуда не денешься. Ты ведь принимала помощь, а? И охотно.
— Скотина, — с чувством произнесла Магда.
Виль отвесил ей шутовской поклон.
— Убила бы, — в сердцах вырвалось у ведьмы.
Батрак внезапно стал серьёзен.
— Ну так убей, — спокойно предложил он.
Эрна остановилась и уставилась на взрослых широко открытыми глазами. Магда поманила её и девочка послушно спряталась за спину матери. Виль достал нож и протянул женщине. Магда не сдвинулась с места. Виль насильно пихнул ей в руку нож, отступил на шаг и развёл руки.
— Ну же! — приказал он. — Убей! Ты ведь давно хотела?
— Мама… — жалобно протянула Эрна.
Магда стояла, не двигаясь.
Так просто…
— Боишься, что я нападу? — «догадался» батрак. — Так скажи своей девчонке меня ослепить. Она ведь умеет. Ну, Эрлейн, помоги матери!
— Эрна, не смей! — резко крикнула ведьма. Девочка прижалась к ней и зарылась лицом в юбку матери. — Брось свои игры, Виль, и забери нож. Другую дуру ищи — нападать на тебя!
Виль засмеялся и забрал нож.
— Тогда не болтай попусту, — наставительно произнёс он. — Слышишь, Эрлейн? Никогда не обещай убить, если не готова. А то получится как у твоей мамаши.
Эрна робко выглянула из-за матери.
— Вы ведь шутили, да? — робко спросила она.
— Нет, — резко ответила ведьма. — Мы не шутили.
Виль снова засмеялся.
— Мааам, — протянула девочка, — а почему ты его не убила? Он же плохой, ты сама говорила! Он тебе не нравится!
— Ведьмы не убивают людей только потому, что они плохие, — резко ответила Магда. — И тем более за то, что кто-то им не нравится.
— Этим занимаюсь я, — пояснил Виль. — Убиваю тех, кто мне не нравится… и ещё кое-кому.
— Но ты плохой? — настойчиво спросила девочка.
— Очень, — с чувством ответил батрак. — Маглейн, где у тебя нормальная лопата?
— Я должна буду тебя убить? — не отставала девочка.
— А это ты сама решай, — очень серьёзно ответил Виль. — Маглейн, так где?
— В сарае поищи, — неохотно отозвалась ведьма. — И прекрати морочить ребёнку голову.
— Ну, мааам!
Магда поймала девочку за плечи и развернула спиной к себе, лицом к проклятому.
— Смотри, золотко, — приказала она. — Вот — Виль. Он убийца, его никто не любит, у него нет ни друзей, ни родных, ни крыши над головой. Он всегда готов убивать и всегда готов умереть. Смотри на него внимательней!
— Смотри-смотри, — подхватил Виль, вытаскивая из сваленной в самой глубине сарая груды инструментов лопату. — Глядишь, умней вырастешь, не будешь, как старый Виль, по чужим дворам-то околачиваться. Маглейн, ты когда здесь последний раз порядок наводила? Кто так с вещами обращается?
— Ты же прозревший, Виль, — рассердилась ведьма, — какое тебе до вещей дело?
— Обычное дело, — рассердился в ответ батрак. — Ты инструмент запустила, а мне копать!
— Не мои они, — махнула рукой Магда. — Риг принёс и сюда свалил, когда я ему снадобье от почечуя приготовила. У Исвара-то он так и не выиграл. А мне такая лопата без надобности, ей корни не выкопаешь.
— Хозяйка называется, — заворчал батрак. — Во что двор превратила — сказать стыдно! И ещё ругается — Виль, не то делаешь, Виль, зачем дому развалиться не дал, Виль, зачем порядок навёл?.. Стараешься тут, стараешься…
— А зачем ты стараешься? — заинтересовалась Эрна, которая успела немного успокоиться, слушая мирную перебранку матери с Вилем.
— Чтобы порядок был, — солидно объяснил батрак. — Чтобы тут жить можно было.
— А зачем? Мы и так жили?
— Да тут всё на соплях держалось! — снова рассердился Виль.
— Не развалилось же, — холодно отозвалась ведьма.
— Небось, поколдовала, — поддел её батрак, — потому и не развалилось.
— А если и так?
— Тьфу ты! Сама не умеешь, так позвала бы кого! Рухнул бы тебе домишко на голову!
— Нечего тут чужим делать! — заворчала Магда.
— Тогда меня терпи, — отрезал Виль. — Эрлейн, поможешь дяде? Мамка-то твоя ворожить будет, ей не до нас.
Девочка с недоверием поглядела на батрака.
— Иди-иди, — «подбодрил» её Виль. — Не бойся. Хотел бы убить, ты бы даже пикнуть не успела.
— Прекрати запугивать девочку!
— А ты разве не этого хотела? — «удивился» разбойник. — Сейчас твою девчонку запугаю, вот она со мной никуда и не пойдёт, а?
— Чтоб ты провалился, — с чувством произнесла ведьма и ушла в дом.
Магда смотрела на огонь и думала. Нет. Она не сможет убить человека. И не сможет убить именно Виля.
Однажды она огреет его чем-нибудь потяжелее…
Надо было смешивать травы, надо было варить зелье.
Но чтобы задать вопрос, надо его знать…
Она не сможет убить. Но жить так, как она живёт — невозможно.
Сбежать?
Забрать девочку, забрать осколок камня с алтаря, уйти куда-нибудь, где её никто не знает… Эрну переодеть мальчиком, отвести людям глаза… да, это будет не её земля, но она сделает её своей, она может!
Сбежать — подальше и от Виля с его помощью и планами, и от барона, который рано или поздно вернётся и потребует ответа…
Но Виль найдёт её даже там…
Если бы он не стал её искать…
Если бы он забыл…
Забыл…
Если бы он забыл о ней…
Вейма может заставить человека забыть о чём угодно, но Виль больше не станет смотреть ей в глаза…
А если…
Если…
Магда смешала травы и поставила котелок на огонь. Едва вода закипела, ведьма начала помешивать её и засыпать травы.
Два круга посолонь, два противосолонь…
Скрипнула дверь.
— Мааам, — нерешительно потянула Эрна.
— Не мешай ей, — одёрнул её батрак. — Видишь, колдует.
И тут же сам себя опроверг:
— Маглейн? Ты с ума сошла, весь день в своё зелье пялишься!
— А? — с опозданием отозвалась ведьма. — А, это вы…
Она дунула на почти остывший огонь в очаге и пламя разгорелось дальше.
— Мамочка, а дядя Виль кашу сварил! Ты будешь кашу есть?
— Буду, деточка, — отозвалась Магда. Она шагнула назад, пошатнулась, ухватилась за стол и ощупью уселась на лавку.
— Хорошо поколдовала, а, Маглейн? — спросил батрак, внося в дом наполовину полный котелок. Эрна захлопотала вокруг матери. — Что ты искала? Как болезнь остановить?
— Болезнь? — непонимающе переспросила Магда. — Какую… а… болезнь… А чего её останавливать, сама пройдёт. В деревне только Аццо и ребёнок мельника, может, ещё заболеют.
— А о чём ты ворожила? — не отставал батрак.
— О себе. Об Эрне.
Она благодарно взяла ложку и принялась хлебать кашу, не чувствуя вкуса.
— Золотце, пора, я думаю. Сегодня пойдём.
— Куда пойдёте? — насторожился батрак.
Магда невидяще посмотрела на него, потом моргнула, будто пытаясь узнать.
— Тебя это не касается, Медный Паук, — отрезала она.
— Сбежать вздумала? — не отставал Виль.
— Сбежать? — не поняла ведьма. — Ах, да. Нет, Виль, не сбежать.
Она обняла девочку и принялась распускать её светлые волосы.
— Ты же хотел, чтобы она дар приняла.
— Сегодня?! — задохнулась от счастья Эрна.
— А тебе не надо ждать полнолуния? — недоверчиво спросил батрак.
— Не надо, — отрезала ведьма. — Полнолуние — для тех, кто не понимает землю. Она не нуждается в свете луны.
— Врёшь небось, — пробормотал батрак.
— А, вот почему ты Эрну от себя не отпускаешь! — догадалась ведьма. — Боишься, что я побег подготавливаю?
— Я боюсь, что ты меня без неё зарежешь, — засмеялся Виль. — При дочке-то не станешь.
— Ты же не боишься, — недоверчиво уставилась на него Эрна.
— Дурак пусть твою мамку не боится, — отозвался батрак. — Ты смотри, Эрлейн, вот пока твоя мамка кричит, ругается, она нестрашная. А когда она вот так вот замолкает — ух, какая она опасная!
— Дурак ты, Виль, — вздохнула ведьма. — Никуда мы сегодня не сбежим, не бойся. А тебе с нами нельзя. И вслед нам не смотри, понял?
— А то что?
— Ты не захочешь узнать, что тогда будет, — в упор посмотрела на него Магда. Виль пожал плечами.
— Ладно, Маглейн, иди куда хочешь, — махнул рукой батрак.
Магда шла босиком, в одной сорочке, и босиком вела дочь. Было холодно, осень не позволяла так раздеваться, но этот путь можно было проделать только так. Впрочем, она прихватила с собой тёплый плащ.
Пригодится.
Всё необходимое было приготовлено заранее, хотя Магда и не знала, что оно понадобится. Просто на всякий случай.
Магда шла и старалась слить свои мысли с лесом. Старалась обратить разум к предстоящему.
Болезнь её и правда не волновала. Всё было просто. Наверное, были какие-то… обыденные причины. Эти дети плохо питались в детстве, а Леон слишком много с ними играл. Но дело-то не в этом. Просто они чужие этой земле. Она ещё не приняла их и потому не защищала. Леон же… против Львёнка было то, что он был сыном барона. Непризнанным сыном барона. Это отнимало у него положенную защиту. Это ставило его под удар. Это у него отнимал удачу барон, когда подставлялся под мечи и стрелы в святой земле.
Но Львёнок уже вне опасности. Остальные… их Магда тоже сумеет защитить — если понадобится.
Это было неважно.
А важным было то, что Магда собиралась сделать.
Она никогда такого ещё не делала…
Она даже не знала, что такое возможно.
Но…
Это возможно.
Провидческое зелье смешало для Магды прошлое, настоящее и будущее. Ведьма на время потеряла представление о том, где и когда она находится. Она варила новое зелье, выдумывала его и уже давно использовала. Это было что-то… очень простое. Надо было только дать жертве выпить некий напиток, а потом допить за ним остатки. Это позволяло прочесть мысли, при должном умении — увидеть нужные воспоминания. Это-то было несложно. Магда слышала о таком колдовстве. Ей придётся самой вырезать чашу — так надёжней, но не это было трудным.
Трудным было — сварить суп, в который надо вылить остатки напитка и омыть чашу. Это было долгое и сложное колдовство, но в конце… в конце него ведьма должна была получить власть над любыми воспоминаниями. Можно их изменить, да так, что человек никогда не поймёт, в чём дело. Забрать. Добавить новые. Можно было сделать всё. А после вылить суп в яму и никогда не давать над ней ничему прорасти.
Это было долгое, трудное колдовство.
Но его не обязательно было делать сразу.
А если не чашу? Если флягу? Тогда допить остатки можно и после, не привлекая ничьего внимания.
Виль и раньше пил с ней из одной фляги и никогда не спрашивал, что она туда налила.
Правда, у зелья очень странный вкус…
Но его можно разбавить вином.
Это будет непросто. Но Виль забудет о них и уйдёт.
Или убьёт их, не вспомнив, что их связывало. Просто чтобы не оставлять лишних свидетелей.
Тогда надо, чтобы он забыл, как это делается. Забыл, что был убийцей. Что он — прозревший и высший посвящённый. Пусть он останется… останется просто… батраком. Обычным невезучим человеком. Пусть маска прирастёт к лицу.
Это будет трудно.
Но только так Магда сможет почувствовать себя в безопасности.
Для Виля это будет горше смерти.
Но это она сможет сделать, а убить — нет.
Тогда можно будет его и не прогонять…
Магда успела привыкнуть к тому, что теперь ей… есть на кого положиться?
Нет. Это опасно.
Ведьмы никогда не отдают то, что считают своим.
Нет. Пусть он забудет всё. Уйдёт, забудет о том, где родился и вырос. Забудет её, девочку, забудет не только своё ремесло. Всё. И уйдёт. Лес пропустит его, если она попросит, и он никогда не найдёт дорогу назад. Просто человек без прошлого. У него изменится взгляд, голос, он научится жить честным трудом, никто не узнает в нём висельника Медного Паука.
Так будет лучше.
Для всех.
Если он исчезнет, она сможет внушить людям, что дом починила магия.
В каком-то смысле так оно и было, ведь правда?
Люди будут сомневаться, судить да рядить, но в конце концов поверят в легенду. Людям нравится думать, что их ведьма может то, чего не могут другие.
Если он исчезнет, всё забудется само собой.
И он не умрёт. Её руки будут чисты.
Почему на душе так паршиво? Почему во рту горечь смерти и предательства?
Она не убьёт его. Её руки чисты.
Но для него эта участь хуже смерти.
Он даже не поймёт, что случилось.
Но это останется предательством.
Она ничего ему не обещала.
Он спас ей жизнь.
Нет.
Да.
Нет…
Было и ещё кое-что, что надо было сделать.
Говорят, что сначала дети пожирают своих родителей, а после родители пожирают своих детей.
Ребёнок ещё до рождения питается матерью.
Это не красивые слова.
Это не шутки.
Это — то, что древнее и магии, и договоров, и заклятий.
Это — основа всего.
И поэтому у Магды получится то, что она задумала.
Они дошли до алтаря. Кусты, ветки и травы, расступающиеся при их появлении, сомкнулись. Никто не смог бы сейчас найти дорогу сюда. Никто — даже Исвар, которого лес пускал почти всюду. Не сейчас. Сейчас это место принадлежит только им.
Над алтарём заклубился туман. Магда не видела, но словно кожей чувствовала, как расширяются глаза дочери и раскрывается в удивлении рот.
— Ничего не говори, — тихо шепнула ведьма. — Садись вот сюда…
Она постелила плащ прямо на алтарь и, усадив девочку, сбросила сорочку.
— Мааам, а зачем?..
— Тш-ш!
Сначала танец. Танец, в котором ведьма раскрывается лесу. Танец, в котором она сливается со своей землёй. Потом… потом будет самое сложное.
Она никогда этого не делала.
Но она попробует.
Справится.
Сделает.
Она должна.
Ради будущего.
Ради земли и своей девочки.
Виль не верил ни в сон, ни в чох, но ему было неспокойно. Если бы он привык задаваться такими вопросами, он бы сказал, что волнуется, какое колдовство затеяла ведьма, но он никогда не волновался заранее и никогда не задумывался.
И всё-таки ему было тревожно. Словно что-то мешало спать, мешало сидеть на месте. Беспокойство началось не сразу. Не тогда, когда ушли женщины. А после, когда до рассвета оставалось всего ничего.
Батрак пожал плечами и вышел во двор. Беспокойство отступило и накатило снова. Он вышел за калитку. Было темно, но тропинка немного виднелась и вела куда-то в сторону, куда-то не туда, куда он привык. Виль сделал несколько шагов, потом шорох заставил его оглянуться. Позади тропы не было.
— Маглейн? — раздражённо позвал он. — Твои шуточки?
Лес равнодушно шумел. Никто не отзывался, только ветер задувал всё сильнее и сильнее.
Батрак выругался и хотел уже сесть на землю, чтобы дождаться рассвета, который уж наверное прекратит это наваждение. Но не успел. Сквозь вой ветра послышался топот детских ног, шум раздвигаемых ветвей. Виль поймал Эрну, которая мчалась, не разбирая дороги и не замечая, как лес спешит убраться с её пути.
— Пусти! — закричала она и изо всех сил пнула неожиданного врага. Виль крепко держал девочку на вытянутых руках. Потом встряхнул её.
— Эрлейн! — резко окликнул он.
Девочка подняла на него зарёванное лицо, уже видное в предрассветных сумерках.
— Пусти! — завизжала она. — Мне в замок надо!
— Зачем?
— Мне надо! Там мама! Пусти! Она сказала Вейму позвать! И Вира! Пусти!
Виль ещё раз встряхнул девочку.
— Уймись, Эрлейн. Никуда ты не побежишь. Рассказывай.
— Там мама! Она лежит! Ей плохо! Пусти же!
Виль развернул девочку туда, откуда она примчалась, и подтолкнул в спину.
— Веди.
— Она сказала не тебя звать, — насупилась девочка. — Она сказала Вейму звать. Она сказала, что ей самой не встать.
— Не добежишь ты до замка, вон, запыхалась уже. Веди, пока я добрый. И рассказывай.
— Но ты ей поможешь? Ты же плохой! Ты честно поможешь?
— Сказал, помогу. Больше слушай свою мамашу. Наколдовала опять…
— Она не нарочно!
— Знаю я твою мамашу.
— Она сказала мне сесть на камушек. Я села. Она сняла сорочку. А зачем она голая танцевала?
— Надо, значит. А дальше что?
— Я уснула, — захлопала глазами девочка. — Это колдовство, да?
— Наверное, — пожал плечами батрак.
— А когда проснулась, — всхлипнула девочка, — там… там…
— Не реви! — резко оборвал её Виль. Девочка сердито засопела носом, но слёзы сдержала. Она уверено, как по нитке, шла по лесу, даже не замечая, как идёт. Если раньше лес пропускал только её саму, то теперь он расступался и перед её спутником.
— Она рядом лежала. И на животе у неё пирог пёкся! Она возле алтаря жаровню прятала. Ей больно было! А она мне и говорит, чтобы я не визжала, а съела всё до крошечки. Я не хотела, а она сказала, что так надо!
— И ты съела? — уточнил батрак.
— Так же мама велела!
— И как?
— Я съела, мама жаровню в сторону поставила, хотела встать, и не смогла. Лежит там! Я испугалась, а она велела Вейму звать! Я и бежать! А тут ты! А ты плохой!
— Очень плохой, — проворчал Виль. Он и раньше замечал, что от успешного колдовства ведьма на время слабела. Что же она такое вытворяла сегодня, что теперь позвала на помощь?
Вопреки рассказу девочки, ничего особенно интересного их на поляне не ждало. Ведьма сумела кое-как натянуть сорочку и даже закутаться в плащ и теперь лежала на алтаре вся какая-то перекошенная, как кукла уличного жонглёра[16], у которой обрезали нити. Услышав шаги, она с трудом приподняла голову.
— Пришёл, — зло произнесла она.
— Мамочка! — подбежала к ней девочка. — Ты прости, я не успела, а он там стоял, а я бежала, а он сказал, что поможет, а я хотела. А он всё равно не отпустил, а я подумала, что нельзя же, а он сказал, что поможет, мамочка, ты прости, я не…
— Цыц! — прикрикнул на неё батрак. Подошёл к алтарю и присел на корточки, заглядывая ведьме в лицо. — Лежишь, Маглейн?
— Не… надейся… — с трудом не то прошептала, не то прошипела Магда. — Не… в этот раз… не попрошу… лучше сдохнуть…
— Мама! — отчаянно закричала Эрна. — Мама, мамочка, не надо, пожалуйста, не умирай, мамочка!
— Цыц, я сказал!
Эрна замолчала, заливаясь слезами. На востоке сквозь лес пробивались первые солнечные лучи.
— Не помрёт твоя мамаша, — заверил батрак.
— Откуда ты знаешь? — сквозь слёзы спросила Эрна.
— Да уж знаю.
Магда молчала. Она лежала, закрыв глаза и, казалось, не дышала. Батрак тронул жилку на шее ведьмы, ловя биение сердца.
— Жива, — проворчал он. — Вечно она так. Намудрит чего, а Виль потом разгребай. Что стоишь? Прибери тут и пошли. Давай, дорогу к дому показывай.
Он, крякнув, подхватил бесчувственную ведьму на руки. Эрна утёрла слёзы и шагнула к краю поляны. Ветер задул сильнее. Девочка шагнула к кустам и они послушно расступились.
Когда Магда проснулась, день уже клонился к вечеру. За окном было темно, завывал ветер и хлестал дождь. Когда Виль принёс ведьму домой, он сгрузил её на лавку как была, закутанную в плащ, а Эрна подсунула под голову матери подушку и укрыла одеялом.
Ведьма попыталась приподняться. Голова была тяжёлая и с трудом отрывалась от подушки. У очага сидел Виль, который казался зловещим в алых отсветах огня, и чинил сапог.
— Очнулась? — неприветливо спросил он.
Магда попыталась оглядеться, но не хватило сил.
— Да здесь твоя девчонка, спит, — сжалился над ней батрак. — Уревелась, умаялась и уснула.
Прислушавшись, ведьма уловила спокойное детское дыхание и немного успокоилась.
— Воды подай, — надтреснутым голосом велела она.
Виль встал и, ворча, поднёс ей ковшик с ледяной водой. Собравшись с силами, ведьма сумела сесть.
— Ничего рассказать не хочешь?
— Отстань, — буркнула Магда. — Хватит, наиздевался. Надоело.
— Угу, — поддакнул батрак. — Как что-то надо, Виль туда, Виль, сюда, подай, принеси, почини, спаси, достань… А как не надо, так — пошёл прочь, батрак.
— Я тебя здесь не держу, — огрызнулась Магда. Обеими руками поднеся ко рту ковшик, она пила и пила воду большими жадными глотками. Силы постепенно прибавлялись. — Проваливай, если что не нравится.
— Я бы ушёл, ты бы так и осталась в лесу лежать.
— Я Эрну не за тобой посылала.
— Не добежала бы твоя девчонка до замка. Даже если бы дорогу нашла.
— Не нашла бы, значит, я зря старалась, — отрезала Магда.
— А, так у вас получилось? — оживился батрак.
Магда помолчала, глядя на огонь и слушая, как дождь хлещет по крыше.
— Получилось, — признала она. — Вот так у неё детство и закончилось.
— Непохоже. Малявкой была, малявкой осталась.
— Увидишь, — посулила Магда.
Она снова замолчала.
Говорить было трудно, сидеть было трудно, болел обожжённый живот. Надо было вставать, надо было будить дочь, учить её как нанести лечебные мази, наложить повязку, зашептать рану… Надо было выгнать Виля… хотя бы из кухни. Вместо этого она сидела и смотрела на огонь. Думать о том, что она сегодня сделала, не хотелось. Как и о том, что предстояло дальше.
— Что она может? — не отставал от неё батрак.
— Ничего, — пожала плечами Магда. — Сквозь лес ходить. Травы подбирать. Зашептать может что надо… Этому я быстро научу. Другому… другому учить долго. Другому, Виль, жизнь учит, а она злой учитель.
— Мудришь, Маглейн.
— Ведьма — это выбор. Это граница. Ворота. Ось. Каждый свои выборы делает сам. И жизнь свою живёт тоже сам. Я открыла ей путь. А пройти его только она сама может. Или ты про фокусы, которым её Лонгин с Виринеей научили? Я такому учить не стану. Хочешь — иди в Серую пустошь. Там на всякое натаскивают.
Она хмыкнула, вспоминая пропитанное колдовством болото, ночные полёты над дорогой, нападения на обозы, в которых принимала участие без зазрения совести… битвы белых магов с охранявшими ведьм и колдунов чёрными магами… как мало из этого ей пригодилось…
— Мудришь, — повторил батрак.
Ведьма пожала плечами.
— Не жди благодарности, — сказала она, возвращая ему ковш. — Я тебя ни о чём не просила. Помирать буду — больше не попрошу.
— Злопамятная ты, Маглейн, — засмеялся батрак.
— Подай ещё.
Виль зачерпнул воду в бочонке у дверей и сел рядом, не выпуская ковш из рук.
— Рассказывай, Маглейн. Что ты натворила?
— Или воды не дашь? — хрипло рассмеялась ведьма. — Пытать вздумал?
— Брось, Маглейн, ты настоящих пыток не видела.
— Ну, да, тогда меня только пугали, — согласилась Магда.
— Если бы не папаша Виль, ты бы сейчас здесь не шутила, — напомнил батрак.
— А где угрозы? — делано удивилась Магда и потянулась за ковшом. Батрак отвёл руку. — Где «давай, рассказывай, иначе зарежу»?
— Брось.
— Дай воды! — разозлилась Магда.
Виль молча сунул ей в руки ковш. Вода возвращала силы, но вместе с силами всё прибывала и прибывала боль. Прогнать бы этого паскудного батрака, заняться, наконец, раной…
— Мне надо было кое-что понять, — медленно проговорила она. — Найти. Есть вещи, которые приходят на грани. Мне надо было выйти на грань. Я видела в зелье, как Эрна становится ведьмой. Сегодня была хорошая ночь: луна растёт. Вместе с ней будут прибывать её силы, пока не укоренятся.
— А говорила, полнолуние не нужно, — хмыкнул Виль.
— Разве я обманула? — в тон ему ответила ведьма.
— На что ты отдала силы? — снова спросил батрак.
— Не твоего ума дело, — огрызнулась Магда.
— Ты могла умереть, — не то сказал, не то спросил батрак.
— Могла, — пожала плечами Магда. — Чего ты хочешь, а, Виль? Сейчас я больше не ведьма. Снова. Как тогда, помнишь? До самого полнолуния силы ко мне не вернутся, они ушли к Эрне все, без остатка. Только когда луна постареет, я снова смогу колдовать. Я больше не ведьма, ты сильнее. Этого признания ты хотел? Давай, попробуй забрать Эрну, ты же хотел. Я не смогу тебе помешать.
— Дура ты, Маглейн, — рассердился батрак. Забрал у неё опустевший ковш, повесил на место и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью.
Ведьма глубоко вздохнула и вздох перешёл в протяжный стон. Боль сделалась уже нестерпимой.
Надо было сразу его выгнать…
— Эрна, золотко, проснись, — позвала она, стараясь, чтобы боль не слишком искажала голос.
Врени пробиралась по лесу. Жена шателена велела им ждать в деревне — и они послушно ждали. В общем-то, этому способствовали кнехты[17] барона, которые непринуждённо прогуливались по деревне и не слишком старательно делали вид, что их совершенно не интересует, не собираются ли пришлые сбежать. Но в конце концов терпение цирюльницы лопнуло и она скрылась в лесу. Сбегать она, положим, не собиралась, но надеялась, что ничего с братом Полди без неё не случится. Когда она уходила, он вовсю играл со знахарем, осваивал какую-то игру с шариками, где не требовалось бросать кости. Обмануть кнехтов было несложно: они знали, что пришлые пришли вдвоём. Врени не первый раз уходила от слежки. Конечно, она рисковала. Сумасшедшая вампирша могла бы найти её быстрей, чем собака, и страшно подумать, что ей взбредёт в голову. Врени долго думала, брать ли с собой волшебные травы, но в конце концов решила этого не делать — как знак мирных намерений. Брат Полди остался там, а в милосердие кровососов цирюльница не верила.
Обычно она легко находила дорогу — хоть в темноте, хоть в тумане, хоть как, но на этот раз ей всё время приходилось останавливаться и вспоминать, как она шла в прошлый раз. Как будто что-то пыталось ей помешать, не пропустить через лес — но не слишком сильно старалось. Потом дорога и вовсе сошла на нет и Врени пришлось пробираться между деревьями — а они как будто переползали с места на место, загораживая ей дорогу. Цирюльница пожалела, что не взяла с собой монаха. Кто знает, может, его молитва здесь бы помогла…
А, может, и нет.
Наваждение закончилось неожиданно. Вдруг перед женщиной вырос забор — так внезапно, что она едва не разбила лоб. Прислушалась. Из-за забора не доносилось ни единого звука. Врени пошла вдоль забора, отыскивая щель… или калитку.
Виль достраивал навес над очагом во дворе, Эрна вертелась рядом с ним, послушно подавая инструменты.
— Дядя Виль! А ты ёжика мне поймаешь?
— Новое дело! — заворчал батрак. — Теперь уже ёжики ей понадобились. Пошла бы лучше коз покормила. Доить поучись. Только и умеешь, что у тебя козы смирно стоят, а за соски тянешь, как в колокола звонишь.
— Но я хочу ёжика! — пропустила его воркотню мимо ушей девочка. — Поймай, а?
— Зачем тебе ежи понадобились?
— Они забавные! Я ёжику норку вырою, он будет у нас во дворе жить! А потом мы с ним ёж-траву искать пойдём. Она знаешь какая полезная?
— Что за ёж-трава ещё?
— Её только ёжики найти могут!
— Ну и пусть её ежи и жрут.
— Ёжики не едят траву! — искренне удивилась Эрна. — Мне она самой нужна. Мама сказала, если её на железо бросить, оно затупится, и замки откроются и оковы сорвутся! Ёж-трава очень нужна.
— А! Слышал. А знаешь, как её носят?
— Нееет.
— Руку вот так надрезают, — показал батрак, проведя черту поперёк ладони, — и в ранку эту твою траву вкладывают. Потом дают зажить — и трава всегда с тобой, никто не найдёт и не отберёт. Хочешь — замки ломай, хочешь, оковы отмыкай.
Эрна скривилась.
— Фу! А мама сказала, что научит меня так свистеть, чтобы верёвки разрезать! А зачем? Можно же ножиком!
Батрак хмыкнул.
— Ножик не всегда под рукой есть.
— А вы с мамой поссорились, да? А почему?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— А мама говорит — ведьма и должна много знать!
— Тогда у мамаши своей спрашивай.
— Она тебя обидела, да? А зачем ты ей помог?
— Дурак потому что.
— А за что она на тебя злится?
— Дура она.
— Не говори так про мою маму!
— Тогда не спрашивай.
— А ты мне сказку расскажешь?
Скрипнула калитку. Медленно, с трудом опираясь на палку, вырезанную для неё Вилем, во двор вошла Магда. Она казалась растолстевшей из-за повязки, наложенной на живот под платьем. Ожог болел, но меньше, чем мог бы, если бы Эрна вчера не зашептала рану. Несмотря на уговоры дочери и ворчание Виля, ведьма отправилась в лес. Для того, что она собиралась сделать сегодня, магическая сила была не нужна, даже мешала бы.
Как удачно всё складывалось…
Последние слова она услышала.
— Ещё одна такая сказка — ночевать будешь во дворе, — пригрозила она.
Батрак ухмыльнулся.
— Ладно тебе, Маглейн, разве я плохие сказки рассказываю?
— Особенно та, про чудовище, которое пожирало людей какого-то древнего вождя, — сердито бросила ведьма, — а потом ему оторвали лапу.
— Они ему спать не давали! — вмешалась девочка. — Шумели по ночам рядом с его домом!
Она неожиданно всхлипнула.
— А его убили и маму его убили! Так нечестно!
— Они были чудовища, — напомнила Магда.
— А чудовищам спать не надо? — засмеялся батрак. — Там ещё продолжение будет, про дракона.
— Его тоже убили? — насупилась девочка.
— А как же! Для этого ведь и нужны герои, так ведь? Они убивают чудовищ.
Магда собиралась что-то сказать, но тут девочка насторожилась и посмотрела куда-то ей за спину. Магда медленно обернулась.
Врени не нашла щелей в заборе и не дошла до калитки, но обнаружила место, где колья были немного пониже и у неё получилось заглянуть во двор.
Картина, которую она застала, была до омерзения мирная… и тревожащая.
Уставшая, какая-то постаревшая и растолстевшая ведьма. Медный Паук, мирно сооружающий что-то во дворе. Маленькая девочка, доверчиво расспрашивающая о какой-то ерунде. Цирюльница прислушалась к разговору — когда она смогла заглянуть во двор, она смогла и услышать, что там происходит, а до того звуки как будто не вылетали за пределы круга. Но тут её заметили.
Девочка широко раскрыла глаза и попятилась, отступая за спину взрослых. Медный Паук отложил инструменты и выпрямился, нехорошо глядя на цирюльницу. Магда держалась спокойно, но в её глазах застыла тревога.
Это неприятно задело Врени. Когда она была здесь в прошлый раз, она была гостьей — не самой, может быть, желанной, но гостьей, по доброй воле впущенной в дом. А Медный Паук был врагом, коварным и подлым захватчиком, который собирался отобрать у ведьмы самое дорогое.
А сейчас они все смотрят на неё так, как будто она враг, а они если и не друзья, то хотя бы сообщники.
— Здравствуй, Большеногая, — приветствовал её Медный Паук. — С чем пожаловала?
Врени тихонько выдохнула. Не очень хорошая идея — незваной приходить в дом ведьмы и совсем плохая идея — натыкаться на этого сумасшедшего убийцу там, где он не ждал встречи.
— Да вот, шла мимо, думаю, дай заверну, проведаю Магду, — небрежно ответила женщина.
— Я велела тебе убираться вместе с твоим монахом, — нахмурилась ведьма.
— Мы и убрались, — заверила цирюльница. — А потом вернулись.
— Понравилось? — хмыкнул батрак, возвращаясь к работе.
— За лекарством от вампиров пришли, — отозвалась цирюльница, решив, что здесь врать — себе дороже. — В Раноге к нам Липп привязался. Вас вспоминал, кстати.
— Замечательно, — проворчала Магда.
— А я думаю, чем от тебя воняет, — засмеялся Медный Паук.
— Никто не знает, что я сюда пошла, — добавила Врени.
— Вот и хорошо, — зло обрадовался Медный Паук. — Меньше работы.
— Виль! — строго произнесла ведьма.
Батрак рассердился.
— Опять?! — рявкнул он.
— Она никому не скажет, — заверила ведьма, пристально глядя на цирюльницу. Та кивнула, не очень понимая, что они пытаются скрыть.
— Я видела твоего сына, — произнесла Врени. Магда пожала плечами. Она ещё в тот разговор поняла, что цирюльница догадалась, чьим ребёнком был усыновлённый Веймой и Виром мальчик. Знала и промолчала, не желая выдавать эту тайну Вилю. Но тот не дурак и догадался сам.
Виль не дурак.
Сделать с ним что-то будет непросто…
Для него это будет хуже смерти…
Он догадается. Он настороже.
У неё будет только одна попытка.
— Видела — и помалкивай, — проворчал Медный Паук.
— Я кое-что узнала, — проговорила Врени, пристально глядя на убийцу. — Для тебя. Интересно?
Виль покосился на Магду и девочку.
— Идите в дом, — коротко приказал он.
Девочка насупилась.
Магда помедлила, смерила взглядом проклятых, пожала плечами и увела девочку за собой. В глазах у неё что-то мелькнуло. Не то жалость, не то стыд, не то грусть… к кому это относилось, Врени понять не смогла.
— Мааам, а кто это? — донеслось до Врени. Ответа она не услышала. — Мааам, а она хорошая или плохая? А зачем она пришла?
— Верю в Освобождение, брат, — проговорила проклятая.
Батарк усмехнулся и подошёл к забору.
— Жду Освобождение, сестра, — лениво отозвался он.
— Хорошая девочка. Чья она?
— Ослепла, Большеногая? Мамашу не заметила?
— А кто отец?
— В капусте нашли, — пожал плечами батрак. — Нечего тебе тут выспрашивать. А пойдёшь языком трепать — пожалеешь.
Врени пожала плечами.
— Что узнала-то?
Врени назвала имена, которые ей перечислил Липп.
— Ржаной Пень — пустой человек, — пояснила она. — Глиняный Лоб — дурак. Кривой Пёс — болтун. Им сказали, они и подхватили. А вот Земляная Тыква — может, она и знает. Говорят, у неё один из общих старших братьев в любовниках ходит.
Медный Паук ничего не ответил. Он задумчиво поглядывал на Врени и под его взглядом цирюльнице сделалось совсем уж нехорошо.
— Ржавого Ножа знаешь? — спросил проклятый.
Врени поморщилась.
— Та ещё крыса.
— Рассказывай.
— Крыса, — с чувством повторила Врени. — Мелкий и гаденький человечишко. Монахом иногда притворялся, пока его в какой-то деревне не отлупили. Девку соблазнил или похуже чего. Тогда перестал. Говорят, недавно снова начал. Лицо-то ему подправили тогда. Теперь под капюшоном прячет. Сначала не мешало, теперь мешает. Вроде за ум взялся, к посвящению готовится. А кто его старший брат — не знаю.
Медный Паук хмыкнул.
— Бывай тогда, Большеногая. Не ищи меня здесь больше, слышишь? И из деревни поскорее проваливай.
Врени поспешила воспользоваться этим предложением. Стоило ей отойти от забора, как она увидела тропинку, прямую и широкую, которая вела прямо к деревне.
Виль вернулся в дом. Магда помешивала суп, попутно объясняя дочери, как надо кидать в зелье травы, чтобы прочувствовать момент, не поторопиться и не опоздать.
— Когда, говоришь, к тебе силы вернутся, а, Маглей? — спросил батрак.
Магда напряглась, прижала к себе девочку.
— В полнолуние, — ровным голосом ответила она.
— Вот и славно. Тогда-то я от вас и отправлюсь.
Ведьма изумлённо заморгала. Эрна смешно сморщила нос.
— Ты уходишь? — спросила девочка. — А почему?
— Дела есть, — коротко ответил батрак. — Не смотри на меня так, Маглейн, я ещё вернусь, ты и соскучиться не успеешь.
Дюк — то же самое, что и герцог. Здесь: верховный правитель. Подробней см. «Ведьмина дорога».
Шателен — управляющий замком феодала в его отсутствие. Чаще всего принадлежал к низшим ступеням благородного сословия.
Таблиний — в древности часть дома, отгороженная от садика с одной стороны и общей залы с другой занавесками, в которой хозяин дома занимался делами и хранил документы на досках-таблицах. Здесь — кабинет.
Фенрих — то же, что и знаменщик или прапорщик, только в войске барона. Самый низший командный чин в бою.
«…держался за священный знак» священный знак — здесь — знак договора верующих с Заступником, который миряне носят на теле, а духовенство — поверх одежды
«…осенил себя священным знаком» священный знак — здесь — движение руки, обводящее фигуру священного знака, символизирует договор верующего с Заступником.
Скрипторий — мастерская по переписке рукописей, преимущественно в монастырях.
В старину вязание было мужской работой.
Тавлея — расчерченная доска для игры. Речь идёт об игре, родственной нардам, где от броска костей зависит, на сколько ходов игрок может передвинуть фишки. Игра требует как логики и расчёта, так и слепой удачи.
Почечуй — неприличная болезнь, поражающая как мужчин, так и женщин, возникает по разным причинам, как от безделья, так и от тяжёлой работы
Выбритый затылок — один из вариантов тонзуры. Братья камня выбривают не макушку, а затылок, оставляя волосы спереди такими же, как у мирян.
Жонглёр — уличный артист, певец, танцор, акробат и шут.
Кнехт — простой боец феодальной армии, самый низший, некомандный чин